– Что вы имеете в виду?
– Акселя Тране нашли мертвым на вилле его матери на Бюгдей совсем недавно, – серьезно сказала Кафа.
– Нет…
Фредрик никак не мог понять, что не так в этом человеке. Не в его поведении, он достаточно много видел таких высокомерных чиновников, а что-то во внешности. И вот сейчас Фредрик увидел что. Этот худой, хорошо одетый мужчина, с плавными движениями и искрой в глазах, которая обычно бывает у человека, привыкшего, что его слушают, был просто-напросто необычайно бледен. Какого-то землистого цвета.
– Что вы такое говорите? – Эгон Борг непонимающе покачал головой и посмотрел на Фредрика, будто бы пытаясь получить подтверждение. – Этого не может быть. Аксель мертв уже… больше двадцати лет.
Следователи рассказали о том, что нашли на вилле на Бюгдей. О том, как Аксель Тране жил жизнью своей матери почти десять лет, о Герде Тране и неопознанной женщине, закопанной в могиле в саду. Взгляд Борга метался от Фредрика к Кафе. Он, казалось, не верил своим ушам и впитывал каждое слово.
– Это… – начал он. – Вы должны меня извинить. Это несколько неожиданно для меня, все это.
Эгон достал из внутреннего кармана платок и вытер лоб.
– Так что теперь вы понимаете наш интерес к Акселю Тране, – констатировала Кафа.
– От чего… он умер?
– Возможно это убийство.
– Ох, вашу мать.
Эгон Борг рассказал, что они с Акселем были друзьями с пеленок. Соседи на Бюгдей, ходили в один класс и вместе записались в армию. Они любили ту жизнь.
– Мы хорошо учились в школе и росли в благополучных семьях. Наши родители…
Он кашлянул.
– Наши отцы больше всего хотели, чтобы мы пошли в военное училище и стали офицерами, но… Знаете, каково это, слушать, когда все другие военные думают про тебя, что ты маменькин сынок с богатого запада Осло? И мы решили показать им, кто мы такие.
Через три недели после начала службы Эгон Борг и Аксель Тране спросили своего командира, какое обучение в Вооруженных силах самое крутое. И получили ответ – курс морских егерей.
– Но вы должны понимать, что сегодняшние морские егеря – это нечто совершенно иное, чем в те времена. Ведь Советский Союз тогда еще был врагом. Важнее всего было количество, а не качество.
У Норвегии была мощная оборона, подготовленная для масштабной войны против массивной советской военной машины. А специальные солдаты считались глазурью на торте.
– Обучали нас исключительно хорошо, но всего нас было не больше пятнадцати или двадцати человек. Лейтенант был высшим чином на базе. Лейтенант! – простонал Борг. – У некоторых парней был опыт в Ливане. Но наше отделение никогда не участвовало в боях. Нам не перепадало опасных заданий. Должно быть, мы были лучшими солдатами армии, в которых стреляли только холостыми.
– А Аксель Тране?
– Что-то случилось во время тренировки. Погиб в результате несчастного случая. По крайней мере, так нам рассказали.
– Вас там не было?
Эгон Борг положил руки на гладко выбритые щеки. Его узкое лицо было правильных пропорций, с ярко очерченными скулами и вытянутой ямкой на подбородке. Фредрик предположил, что Кафа сочла бы его красивым.
– Об этом я говорить вообще-то не могу. Я связан присягой о неразглашении. Это может показаться вам малозначимым обстоятельством, но для нас, существующих в этой системе, присяга о неразглашении неприкосновенна.
– Мы понимаем это, – кивнула Кафа. – Но если командование отменит эту присягу?
– Тогда я, конечно же, расскажу. Единственное, что могу сказать – меня не было там, когда Аксель… когда Аксель якобы погиб.
Морщины на лбу Борга расправились.
– Но ведь тогда должен быть тот, кто знает об этом больше меня?
– Микаэль Морениус. Вам знакомо это имя?
Глубокая морщина между бровей Эгона Борга говорила, что имя ему знакомо. Но он хранил молчание.
– Если для вас так будет проще, то добавлю, что он тоже мертв, – сказал Фредрик. – Убит. Очень жестоко.
Сколько раз приходилось Фредрику стоять вот так, в чьем-то дверном проеме или сидеть в чьей-то гостиной и сообщать о смерти. Это особенное переживание. Когда принимаешь такое известие, тонко настроенные, чувствительные струны души человека испытывают колоссальную перегрузку. Но очень мало кто выглядит сломленным, это только в кино. В жизни у людей обычно невозможно ничего прочитать по лицу. Они не знают, куда деть руки. Колени обмякают, плечи сникают, легкие хотят наполниться, а пузырь – опустошиться, и странный звук, смесь слез и смеха вырывается из горла.
Эгон Борг положил руки на колени и ссутулился. Фредрик ощутил некоторое удовлетворение, увидев лысину в темно-седых волосах на макушке. Борг два раза глубоко вздохнул, откинулся обратно на спинку кресла и потряс головой, словно боксер после полученного удара.
– Я просто не знаю, что и сказать, – вымолвил он наконец.
– Можете начать рассказ с того, откуда вы узнали друг друга, – сказал Фредрик.
– Микаэль Морениус… Микаэль тоже служил в отряде морских егерей. Только был офицером. Младший лейтенант, насколько я помню. Он не был моим… Мы не были такими же друзьями, как с Акселем. Я не знал Микаэля до того, как поступил на службу, и я не общался с ним после. Но мы все же были товарищами. Ведь, как я уже говорил, нас было не так много.
– Чем он занялся после?
– Думаю, остался в армии. В…
Фредрик заметил, что Борг решил не пускаться в детали.
– Какой-то разведке. Но… Я не тот, кто может рассказать вам больше о нем.
Глава 37
Кафа и Фредрик вышли из комнаты, когда Эгон Борг набрал номер своего начальника в министерстве, чтобы предупредить, что процедура займет больше времени, чем ожидалось. Фредрик вошел в маленькое помещение рядом и стал внимательно следить за Боргом через двустороннее зеркало. Борг поднялся с кресла и смотрел на темный стеклянный шар на потолке, шар с камерой на удаленном управлении.
Закончив разговор, бывший морской егерь постучал по зеркалу. Необычная манера поведения. Как правило, все, кто попадал в эту комнату, с опаской относились к этой холодной зеркальной поверхности. Независимо от того, были ли это свидетели, подозреваемые или виновные. Ведь никому не нравится осознавать, что за ним наблюдают.
– Я бы хотела показать вам несколько фотографий, – сказала Кафа, когда все трое уселись. И она положила на стол школьный снимок маленькой девочки с серьезным лицом. Борг наклонился и отрицательно покачал головой.
– Мы нашли это дома у Акселя Тране.
– В коридоре? – вдруг спросил он.
– Она могла висеть там, да?
– Мать Акселя, Герда, постоянно развешивала там фотографии. Семейные портреты. Школьные фото. Снимки класса. Это была какая-то… – он помедлил, прежде чем продолжить, – … мания. Аксель считал это глупостями. А что такого особенного в этой девочке?
– Это советское фото, – сказала Кафа, покосившись на Фредрика. – Бумага была произведена в Советском Союзе, вероятно примерно в восьмидесятых, на фабрике под названием «Калипсо», которой больше не существует.
– Калипсо, – пробормотал Борг. – Нет. Мне это ни о чем не говорит.
– Еще есть вот эти… – продолжила Кафа.
Его реакция поразила их обоих. Когда Кафа придвинула Боргу фотографии с его собственной свадьбы, он всхлипнул. Громко и без тени смущения.
– Бог мой. Я никогда не видел их раньше.
– Не видели фото своей свадьбы?
– Она… мы попали в аварию. По пути со свадьбы. Сюзанна получила обширные травмы головы. Она была беременна. Всего пару месяцев, но ребенок не выжил. Девочка. – он вытер слезы тыльной стороной ладони. – Я был за рулем. Прошу прощения. Я не из тех, кто плачет, – сказал он и поднял глаза на Кафу. – Просто…
Он тяжело вздохнул.
– Да. Ну вы, наверное, понимаете.
– Конечно, – сказал Фредрик. – Извините, что приходится ворошить прошлое, но ваша жена, Сюзанна…
– Она живет у меня. Она парализована, лежачая, в общем-то она… странствует. Пребывает в своей реальности. Машина перевернулась и угодила на пень. Удар пришелся Сюзанне в грудь и голову.
Его зрачки расширялись, когда он говорил о ней.
– Но Сюзанна жива. Иногда она улыбается. Напевает. Любит слушать музыку. Любит слушать мой голос. Любит, как я… рассказываю ей ложь о нашей дочери. Не знаю, понимает ли она что-то из моих рассказов, но… – Он крепко вцепился руками в подлокотники.
Неудивительно, что Борг так бледен. Фредрик представил себе его жизнь, работа с утра до вечера, а дома жена, требующая постоянного ухода. Смог бы он, Фредрик, делать что-то подобное для Беттины?
– Нашей дочери было бы сейчас двадцать четыре года. Вы только подумайте. Взрослая женщина. Старше чем… – он сделал короткую паузу… – представьте, мне раньше и в голову это не приходило. Если бы она выжила, то была бы сейчас старше, чем Сюзанна, когда мы с ней поженились.
– Кто был фотографом? – спросила Кафа.
Эгон Борг снова откинулся на спинку. Стукнул рукой по ножке кресла и закрыл глаза.
– Нет…
– Фото АУ, как указано на копиях.
Борг кашлянул.
– Ах. Да. Агнес. Она тогда была девушкой Акселя. Агнес Усе.
– Она была фотографом?
– Акселя Тране нашли мертвым на вилле его матери на Бюгдей совсем недавно, – серьезно сказала Кафа.
– Нет…
Фредрик никак не мог понять, что не так в этом человеке. Не в его поведении, он достаточно много видел таких высокомерных чиновников, а что-то во внешности. И вот сейчас Фредрик увидел что. Этот худой, хорошо одетый мужчина, с плавными движениями и искрой в глазах, которая обычно бывает у человека, привыкшего, что его слушают, был просто-напросто необычайно бледен. Какого-то землистого цвета.
– Что вы такое говорите? – Эгон Борг непонимающе покачал головой и посмотрел на Фредрика, будто бы пытаясь получить подтверждение. – Этого не может быть. Аксель мертв уже… больше двадцати лет.
Следователи рассказали о том, что нашли на вилле на Бюгдей. О том, как Аксель Тране жил жизнью своей матери почти десять лет, о Герде Тране и неопознанной женщине, закопанной в могиле в саду. Взгляд Борга метался от Фредрика к Кафе. Он, казалось, не верил своим ушам и впитывал каждое слово.
– Это… – начал он. – Вы должны меня извинить. Это несколько неожиданно для меня, все это.
Эгон достал из внутреннего кармана платок и вытер лоб.
– Так что теперь вы понимаете наш интерес к Акселю Тране, – констатировала Кафа.
– От чего… он умер?
– Возможно это убийство.
– Ох, вашу мать.
Эгон Борг рассказал, что они с Акселем были друзьями с пеленок. Соседи на Бюгдей, ходили в один класс и вместе записались в армию. Они любили ту жизнь.
– Мы хорошо учились в школе и росли в благополучных семьях. Наши родители…
Он кашлянул.
– Наши отцы больше всего хотели, чтобы мы пошли в военное училище и стали офицерами, но… Знаете, каково это, слушать, когда все другие военные думают про тебя, что ты маменькин сынок с богатого запада Осло? И мы решили показать им, кто мы такие.
Через три недели после начала службы Эгон Борг и Аксель Тране спросили своего командира, какое обучение в Вооруженных силах самое крутое. И получили ответ – курс морских егерей.
– Но вы должны понимать, что сегодняшние морские егеря – это нечто совершенно иное, чем в те времена. Ведь Советский Союз тогда еще был врагом. Важнее всего было количество, а не качество.
У Норвегии была мощная оборона, подготовленная для масштабной войны против массивной советской военной машины. А специальные солдаты считались глазурью на торте.
– Обучали нас исключительно хорошо, но всего нас было не больше пятнадцати или двадцати человек. Лейтенант был высшим чином на базе. Лейтенант! – простонал Борг. – У некоторых парней был опыт в Ливане. Но наше отделение никогда не участвовало в боях. Нам не перепадало опасных заданий. Должно быть, мы были лучшими солдатами армии, в которых стреляли только холостыми.
– А Аксель Тране?
– Что-то случилось во время тренировки. Погиб в результате несчастного случая. По крайней мере, так нам рассказали.
– Вас там не было?
Эгон Борг положил руки на гладко выбритые щеки. Его узкое лицо было правильных пропорций, с ярко очерченными скулами и вытянутой ямкой на подбородке. Фредрик предположил, что Кафа сочла бы его красивым.
– Об этом я говорить вообще-то не могу. Я связан присягой о неразглашении. Это может показаться вам малозначимым обстоятельством, но для нас, существующих в этой системе, присяга о неразглашении неприкосновенна.
– Мы понимаем это, – кивнула Кафа. – Но если командование отменит эту присягу?
– Тогда я, конечно же, расскажу. Единственное, что могу сказать – меня не было там, когда Аксель… когда Аксель якобы погиб.
Морщины на лбу Борга расправились.
– Но ведь тогда должен быть тот, кто знает об этом больше меня?
– Микаэль Морениус. Вам знакомо это имя?
Глубокая морщина между бровей Эгона Борга говорила, что имя ему знакомо. Но он хранил молчание.
– Если для вас так будет проще, то добавлю, что он тоже мертв, – сказал Фредрик. – Убит. Очень жестоко.
Сколько раз приходилось Фредрику стоять вот так, в чьем-то дверном проеме или сидеть в чьей-то гостиной и сообщать о смерти. Это особенное переживание. Когда принимаешь такое известие, тонко настроенные, чувствительные струны души человека испытывают колоссальную перегрузку. Но очень мало кто выглядит сломленным, это только в кино. В жизни у людей обычно невозможно ничего прочитать по лицу. Они не знают, куда деть руки. Колени обмякают, плечи сникают, легкие хотят наполниться, а пузырь – опустошиться, и странный звук, смесь слез и смеха вырывается из горла.
Эгон Борг положил руки на колени и ссутулился. Фредрик ощутил некоторое удовлетворение, увидев лысину в темно-седых волосах на макушке. Борг два раза глубоко вздохнул, откинулся обратно на спинку кресла и потряс головой, словно боксер после полученного удара.
– Я просто не знаю, что и сказать, – вымолвил он наконец.
– Можете начать рассказ с того, откуда вы узнали друг друга, – сказал Фредрик.
– Микаэль Морениус… Микаэль тоже служил в отряде морских егерей. Только был офицером. Младший лейтенант, насколько я помню. Он не был моим… Мы не были такими же друзьями, как с Акселем. Я не знал Микаэля до того, как поступил на службу, и я не общался с ним после. Но мы все же были товарищами. Ведь, как я уже говорил, нас было не так много.
– Чем он занялся после?
– Думаю, остался в армии. В…
Фредрик заметил, что Борг решил не пускаться в детали.
– Какой-то разведке. Но… Я не тот, кто может рассказать вам больше о нем.
Глава 37
Кафа и Фредрик вышли из комнаты, когда Эгон Борг набрал номер своего начальника в министерстве, чтобы предупредить, что процедура займет больше времени, чем ожидалось. Фредрик вошел в маленькое помещение рядом и стал внимательно следить за Боргом через двустороннее зеркало. Борг поднялся с кресла и смотрел на темный стеклянный шар на потолке, шар с камерой на удаленном управлении.
Закончив разговор, бывший морской егерь постучал по зеркалу. Необычная манера поведения. Как правило, все, кто попадал в эту комнату, с опаской относились к этой холодной зеркальной поверхности. Независимо от того, были ли это свидетели, подозреваемые или виновные. Ведь никому не нравится осознавать, что за ним наблюдают.
– Я бы хотела показать вам несколько фотографий, – сказала Кафа, когда все трое уселись. И она положила на стол школьный снимок маленькой девочки с серьезным лицом. Борг наклонился и отрицательно покачал головой.
– Мы нашли это дома у Акселя Тране.
– В коридоре? – вдруг спросил он.
– Она могла висеть там, да?
– Мать Акселя, Герда, постоянно развешивала там фотографии. Семейные портреты. Школьные фото. Снимки класса. Это была какая-то… – он помедлил, прежде чем продолжить, – … мания. Аксель считал это глупостями. А что такого особенного в этой девочке?
– Это советское фото, – сказала Кафа, покосившись на Фредрика. – Бумага была произведена в Советском Союзе, вероятно примерно в восьмидесятых, на фабрике под названием «Калипсо», которой больше не существует.
– Калипсо, – пробормотал Борг. – Нет. Мне это ни о чем не говорит.
– Еще есть вот эти… – продолжила Кафа.
Его реакция поразила их обоих. Когда Кафа придвинула Боргу фотографии с его собственной свадьбы, он всхлипнул. Громко и без тени смущения.
– Бог мой. Я никогда не видел их раньше.
– Не видели фото своей свадьбы?
– Она… мы попали в аварию. По пути со свадьбы. Сюзанна получила обширные травмы головы. Она была беременна. Всего пару месяцев, но ребенок не выжил. Девочка. – он вытер слезы тыльной стороной ладони. – Я был за рулем. Прошу прощения. Я не из тех, кто плачет, – сказал он и поднял глаза на Кафу. – Просто…
Он тяжело вздохнул.
– Да. Ну вы, наверное, понимаете.
– Конечно, – сказал Фредрик. – Извините, что приходится ворошить прошлое, но ваша жена, Сюзанна…
– Она живет у меня. Она парализована, лежачая, в общем-то она… странствует. Пребывает в своей реальности. Машина перевернулась и угодила на пень. Удар пришелся Сюзанне в грудь и голову.
Его зрачки расширялись, когда он говорил о ней.
– Но Сюзанна жива. Иногда она улыбается. Напевает. Любит слушать музыку. Любит слушать мой голос. Любит, как я… рассказываю ей ложь о нашей дочери. Не знаю, понимает ли она что-то из моих рассказов, но… – Он крепко вцепился руками в подлокотники.
Неудивительно, что Борг так бледен. Фредрик представил себе его жизнь, работа с утра до вечера, а дома жена, требующая постоянного ухода. Смог бы он, Фредрик, делать что-то подобное для Беттины?
– Нашей дочери было бы сейчас двадцать четыре года. Вы только подумайте. Взрослая женщина. Старше чем… – он сделал короткую паузу… – представьте, мне раньше и в голову это не приходило. Если бы она выжила, то была бы сейчас старше, чем Сюзанна, когда мы с ней поженились.
– Кто был фотографом? – спросила Кафа.
Эгон Борг снова откинулся на спинку. Стукнул рукой по ножке кресла и закрыл глаза.
– Нет…
– Фото АУ, как указано на копиях.
Борг кашлянул.
– Ах. Да. Агнес. Она тогда была девушкой Акселя. Агнес Усе.
– Она была фотографом?