— Врёшь! — взъярился Лисицын.

— Кровь! — поспешно сообщил дядя Стёпа.

— А Глеб? — продолжал добиваться Лисицын.

— Нет, Глеба я не видел. Хотя машина его была в наличии.

— Как думаешь, где Глеб?

Дядя Степа замялся.

— А мог он утонуть? — осведомился Станислав Георгиевич.

— Это запросто! — с готовностью воспользовался подсказкой собеседник. — У нас тут тонут каждый год. И по пьяни, и по неумению.

— Ты гостям это тоже рассказал? И про кровь, и про то, что Глеб исчез, и про его машину…

— Рассказал, — признал дядя Стёпа с обречённым видом.

Виноват, мол, наболтал я много лишнего, но попробовали бы вы сами отбояриться от таких назойливых гостей.

Он боялся, что его снова будут бить, поэтому решил рассказать ещё что-нибудь, не дожидаясь ни расспросов, ни рукоприкладства.

— Ещё я им сказал, что там был поп.

— Где? — насторожился Лисицын.

— На речке.

— В тот раз?

— Ага.

— Что за поп? — хмурился Лисицын.

— Этого не знаю, — честно признался дядя Стёпа. — Я даже в тот раз не понял, что он поп. Издалека узрел. Видно, что чёрный. Только щас прояснилось про ево. К ему приехали — точно, поп.

— Кто приехал?

— Я и… эти.

— Когда? Сейчас? Ты с ними ездил?

— Ага.

— Поп видел рыбаков?

— Должен видать, — кивнул дядя Стёпа. — Недалече стоял.

— И что — он потом туда пошёл, где были рыбаки? — все сильнее нервничал Лисицын.

— Про то не знаю.

Лисицын решил, что собеседник опять хитрит. Дал знак. Бедняге отвесили оплеуху.

— Я не видал! — заторопился объяснить дядя Стёпа. — Я ушёл, потому что клёва не было!

— Куда ушёл, если машина Глеба потом оказалась у тебя! — заподозрил несоответствие Лисицын.

— Это на другой день! Глядю — стоит! А чаво стоит? Ну, я полюбопытствовал.

— Значит, ты ушёл, а поп остался? — всё больше мрачнел Станислав Георгиевич.

— Точно так!

— Ты про попа вчера рассказывал гостям. И они, как только услышали, что поп видел прошлогоднюю рыбалку, сразу помчались к нему?

— Ага!

Лисицын выматерился, не сдержавшись. Загадка, которая мучала его много месяцев, разгадалась, кажется, и разгадка эта была такой нежелательной и даже страшной для него, что он впал в ступор на какое-то время. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуться в день сегодняшний.

— Поедешь с нами, — сказал Лисицын. — Покажешь, где поп живет.


Шварц, закованный в наручники, всё это время просидел в углу, боясь пошевелиться. Ему казалось, что он всё глубже погружается в какую-то трясину. Пропадёт он. Сгинет без следа. Не пощадят.





* * *


На поиски священника отправились на двух машинах. Лисицын побрезговал находиться бок о бок со скверно выглядевшим и до сих пор не протрезвевшим дядей Стёпой.

Того усадили в машину Глеба, туда же затолкали Шварца, вместе с ними ехали и оба охранника. Их машина шла первой. Следом ехал Станислав Георгиевич.

Мороз был сильный, большая редкость для последних чисел ноября. Дым из труб деревенских домов поднимался вертикально в небо. Солнце светило ярко, отражаясь от прикрывшего осеннюю грязь снега. Но Лисицын красоты не замечал. Он извёлся, пока они приехали на место. На нервах был.

Дядя Стёпа указал дорогу прямо к дому священника. Лисицын сам в дом заходить не стал, отправил туда одного из своих охранников. Тот вернулся скоро. Доложил:

— Дома его нет. Сказали, что в отъезде.

— Куда уехал? — зло спросил Лисицын.

— Не сказали.

— С кем разговаривал?

— С его женой.

— Кто ещё в доме есть?

— Дети, — ответил охранник. — Много.

— Когда вернётся поп?

— Не знают они.

— Но хоть сегодня? — сжал кулаки Лисицын.

Со стороны могло показаться, что у него руки застыли на морозе, и он их таким способом пытается согреть. На самом деле его душила злоба.

— Сегодня приедет или завтра — они не в курсе, — пробормотал охранник, который видел состояние шефа и знал по опыту, что добром это не кончится.

Лисицын повёл окрест злым взглядом. Увидел дядю Стёпу. Тот пригрелся в тёплом салоне машины и уже клевал носом. Ещё немного — и заснёт.

— Закачай водки в эту каланчу! — распорядился Станислав Георгиевич. — Чтобы из ушей лилось! До невменяемого состояния чтоб! А дальше слушай… Он когда заснёт, вы его за деревню отвезите и сбросьте где-нибудь в кювет.





* * *


Шварц видел, как растолкали дядю Стёпу и как поили его водкой. Обращались с дядей Стёпой вежливо и даже почти сердечно, и пьяный всё принимал за чистую монету. Но Шварц был трезв, как стёклышко, и осознавал, как неправдоподобна доброжелательность этих быкастых пацанов. В том, что он не ошибается в своих подозрениях, Шварц убедился очень скоро. Дядя Стёпа вдруг ни с того ни с сего пьяно заартачился. То ли почувствовал, что эта водка уже лишняя ему, то ли просто каприз на него такой нашёл, но он попытался воспротивиться. Тогда ему безо всяких церемоний ткнули в рот стакан с водкой. Шварц отчетливо слышал, как звякнули о стекло зубы дяди Стёпы. И дальше уже бедолагу поили насильно, пока бутылка не опустела. После этого пьяного оставили в покое. Вскоре он заснул. Охранники Лисицына нет-нет, да и бросали на дядю Стёпу оценивающие взгляды. Шварц это видел и чутьё ему подсказывало, что всё здесь делается не без злого умысла, и вопрос только в том, пострадает один дядя Стёпа, или Шварцу тоже головы сегодня не сносить.

Потом куда-то поехали, а Лисицын остался. Шварц испугался по-настоящему.

— Далеко мы, братва? — спросил он.

Голос у него срывался. Ему не удосужились ответить. Шварц ужаснулся. Дядя Стёпа был мертвецки пьян, а Шварц в наручниках. Оба беспомощны.

Отъехали не слишком далеко. Скрылось из виду село. Пустынная дорога. Ни людей, ни машин, ни жилья. Охранники вышли из машины. Шварц заметался. Но начали не с него, а с дяди Стёпы. Выволокли из тёплого салона на мороз бесчувственное тело, взяли за руки-ноги, раскачали, как бревно, и швырнули под откос. С дороги и не видно, куда упал. Вернулись к машине. Шварц трясся от страха. Кричать не было сил. Но эти двое к нему даже не подступились, сели в машину, развернулись на узкой дороге, поехали обратно в село.

Они убили дядю Стёпу, понял Шварц. Он вдрызг пьяный и не проснётся. На таком морозе замёрзнет к едрёной фене насмерть. А он, Шварц, всё это видел. На его глазах происходило. Не поосторожничали. Не побоялись. Это ему, Шварцу, приговор. Он не жилец. В живых они его не оставят.





* * *


В разговоре дядя Стёпа упоминал, что Китайгородцев и Потёмкин от него уехали в Калугу.

Лисицын, осознав, что священника они могут прождать до поздней ночи, решил срочно ехать в Калугу.