ТРИНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ. ТРИ ДНЯ ДО УБИЙСТВА




Китайгородцев проснулся от шороха. Вскинулся, озираясь. Слабый утренний свет пробивался из-за замёрзшего окна. В комнате никого не было. И не должно быть. Прошедшей ночью Китайгородцев устроился на ночлег в этой комнате, задвинув входную дверь громоздкой лавкой. Сейчас за дверью слышались какие-то звуки. Ничего особенного. Похоже на звон пустой посуды. Китайгородцев открыл дверь. Дядя Стёпа действительно изучал содержимое кружек на столе. Нигде ни капли водки. Дядя Стёпа был мрачнее тучи. Увидел Китайгородцева и расстроился ещё сильнее. Неприятные воспоминания будил в нем этот непонятный гость.

— Водка есть, — подсластил пилюлю Китайгородцев. — В машине. Мы с тобой сейчас опохмелимся, но только по чуть-чуть. По капельке. Потому что у нас сегодня гости…

А почему он сказал — «гости»? Почему во множественном числе?

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ:

«Почему я сказал «гости»? Потёмкин едет. Он один. Один? На чём он едет? На машине. Он сказал, что не на поезде. Я на машине буду. Вот как он сказал. У него разве есть машина? У него машины нет. И водить он не умеет, это точно. Почему же тогда на машине? На чьей? Такси нанял? Дороговато ему встанет в Калужскую область за свой счёт прокатиться. Он бы мне сказал: вези в Москву этого клиента. И я бы дядю Стёпу к нему привёз. А он сам сюда собрался, к нам. И это точно не такси. И ещё он всё время за мной повторял — когда я рассказывал, как к нам приехать. Он каждую фразу повторял. Когда так делают? Когда рядом есть кто-то, кто тоже должен знать. С ним кто-то рядом был. Тот, кто везёт его на машине. Поэтому я и сказал: гости. Я что-то такое уже заподозрил, только не понял сначала. Теперь надо вспомнить, что я успел сказать Потёмкину. Борщёвка. Дядя Стёпа. Моя машина будет во дворе, легко увидеть. Так легко найдут. Какие варианты? Уехать. Это отпадает. Мне нужен Потёмкин, потому что я без него не разберусь. А шестнадцатое всё ближе. Сегодня какое число? Тринадцатое. Чёрт побери, уже тринадцатое. Уезжать нельзя. Надо дождаться Потёмкина».





* * *


Они подъехали, не таясь. На своей «Ауди», которая была знакома Китайгородцеву. Её они поставили так, что перекрыли выезд, и Китайгородцев не мог бы воспользоваться своей машиной. Вышли на мороз, прихватив с собой Потёмкина. Гипнотизёр было замешкался, и его выдернули из машины грубо, нисколько не церемонясь с ним. Дядя Стёпа наблюдал за происходящим через окно. Эти гости ему как-то сразу не понравились.

Потёмкин и его сопровождающие вошли в дом. Без стука. Просто распахнули дверь, которая не была заперта. Дядя Стёпа уже сидел на лавке, как красна девица на выданье.

— Где он? — спросил Шварц.

— Ушёл, — бесхитростно сообщил дядя Стёпа, даже не поинтересовавшись, о ком речь.

— Куда? — спросил Шварц, поняв, что они не ошиблись и пришли по адресу.

— Мне не докладывал, — сказал дядя Стёпа.

Это было сущей правдой. Китайгородцев проинструктировал его, как следует отвечать, но не сказал, где будет сам. В эти минуты Китайгородцев прятался в сарае рядом с домом. Это он для себя избрал такой путь отступления. Там хранились «Жигули» Глеба и Китайгородцеву достаточно было только распахнуть ворота, чтобы выехать прямиком на расчищенную от снега улицу. У него был выбор: уехать или остаться. Когда он увидел, с кем приехал Потёмкин, понял, что уезжать не будет. Китайгородцев посчитал, что сможет справиться.

Он покинул своё убежище, приоткрыв створку ворот, обогнул сарай, чтобы никто не смог увидеть его от дома, дом обошёл, нашёл окно той комнаты, где провёл ночь и где он шпингалеты заблаговременно выдвинул из гнёзд, так что теперь достаточно было толкнуть легонько створки, и они распахнулись. Китайгородцев через окно проник в комнату. В соседней, за дверью, были слышны голоса. Невежливые гости напористо допытывались у хозяина, куда подевался Китайгородцев. Китайгородцев шагнул через порог. Здесь был Потёмкин. Был дядя Стёпа. И были двое бандитов. Третьего Китайгородцев не увидел и это его насторожило. Он встал к стене, чтобы никто не смог оказаться у него за спиной.

Появление Китайгородцева из комнаты, которую гости уже успели осмотреть, неприятно их поразило. Они синхронно достали ножи.

— Стоять! — велел им Китайгородцев и вскинул руку с травматическим пистолетом, который он отнял у одного из охранников Лисицына.

Бандит, который стоял ближе к Потёмкину, рванул к себе гипнотизёра, прикрылся им, будто щитом, а острием ножа ткнул Потёмкину в шею.

— Будем базарить, — сказал Китайгородцеву второй бандит. — Ты видишь — расклад не твой.

Словно в подтверждение его слов и третий их подельник, наконец, объявился. Вошёл в комнату и встал в дверях. Похоже, что он был в засаде на входе в дом. Теперь, когда Китайгородцев видел их всех троих, ему было проще. Мог действовать, не опасаясь, что ударят в спину. Он выстрелил в того бандита, который удерживал Потёмкина. Резиновая пуля врезалась бандиту в лоб, от сильнейшего удара тот опрокинулся навзничь и уже не встал. Он был без сознания. Китайгородцев прицелился в лицо тому, который стоял в дверном проёме. Тот трусливо отступил, но скрыться не успел. Пуля попала ему в грудь. Удар был сильный, как хук профессионального боксёра. Бандит не удержался на ногах и рухнул, как подкошенный. Оставался ещё третий и у него был нож, но он был деморализован видом такой быстрой и такой безжалостной расправы, и теперь уже он Китайгородцеву был не соперник.

— На пол! — крикнул Китайгородцев. — Лежать! Стреляю!

Кричал это бандиту, а они все трое одновременно бросились на пол: и бандит, и гипнотизёр Потёмкин, и дядя Стёпа. Страх был силён. И никто не хотел быть следующей жертвой.

— Вставайте, Иосиф Ильич¸ — предложил Китайгородцев.

Гипнотизёр осмелился только приподнять голову. Выглядел он испуганным.

— Вы могли меня, — пробормотал он. — Чуть-чуть мимо, и не ему, а мне… Меня… Да?

— Да, — не стал кривить душой Китайгородцев.

Был бы настоящий пистолет, он, возможно, не решился бы стрелять. А из травматического выстрелил, не задумываясь. Потому что даже в случае ошибки он бы Потёмкина не убил. Травма — это возможно. Но не гибель. Стоило рискнуть.





* * *


Китайгородцев осмотрел травмированных им людей, после чего сказал их более везучему подельнику:

— Займись своими дружбанами! Грузи в машину, дуй в Москву! Ничего с ними, кажется, страшного. У одного сотрясение мозга как максимум. У другого ушиб. Жить будут.


Шварц смотрел настороженно.

— Но врачам их покажи, — посоветовал Китайгородцев. — Есть знакомые? Такие, что не сдадут?

Шварц неуверенно пожал плечами.

— В обычный травмпункт лучше не лезь, — сказал Китайгородцев. — Оттуда могут позвонить в милицию. Начнётся разбирательство — я не буду молчать о том, как вы тут ножиками махали. Так что думай.

Под присмотром Китайгородцева Шварц усадил своих друзей в машину и укатил. Китайгородцев возвратился в дом.

— Я под принуждением, — сказал ему Потёмкин, стараясь не смотреть в глаза. — Они заставили меня. Они собирались меня убить. Я перед вами виноват.

— Не надо об этом, — остановил Потёмкина Китайгородцев. — Мне нужна ваша помощь. Помогите мне.





* * *


Про гипноз — это дяде Стёпе было в диковинку. Потёмкин очень быстро сообразил, что с этим человеком надо быть проще. Ни про Фрейда не заикаться, ни про гипнотический транс, ни про раппорт.

— Сейчас будем вспоминать, — приговаривал Потёмкин, усаживая дядю Стёпу на скамье спиной к стене. — Сейчас всё вспомнится, надо только очень захотеть. Руки на колени! Кисти рук — на колени!

Дядя Стёпа подчинился, хотя и не понимал, чего от него хотят. Потёмкин приподнял кисти рук своего подопечного, тут же отпустил, кисти шлёпнулись обратно на колени.

— Расслабьтесь, — попросил Потёмкин. — Я хочу, чтобы руки падали свободно. Расслабьтесь!

Несколько раз поднимал и отпускал руки дяди Стёпы. С каждым следующим разом тот выглядел всё более безвольным. Руки уже существовали отдельно от него. Потёмкин понял, что с внушаемостью у этого человека всё в порядке. Мягким кошачьим движением он вдруг извлёк из кармана блестящий шарик, подвешенный на нитке.

— Смотрите на шарик, только на шарик, вы всё время будете смотреть на него, — заунывным голосом затянул Потёмкин. — Вы расслабились, вы никого здесь не замечаете, вы слышите только мой голос. Вы голос слышите, вам хорошо, вам спокойно, вы расслабились ещё, и вы смотрите, смотрите на шарик. Веки становятся тяжёлыми. Тяжёлыми. Тяжёлыми. Глаза сами закрываются, но вы ещё можете удержать их открытыми, вы смотрите на блестящий шарик, глаза держать открытыми, пока я не разрешу закрыть их.

Дядя Стёпа старательно таращился на шарик, но было заметно, что ему всё труднее делать это, он уже едва справлялся с охватывающей его дремотой, и только голос гипнотизёра удерживал его, не позволяя окунуться в тёплые объятия сна.

— Глаза устают. Веки тяжелеют. Хочется закрыть глаза. Сонливость, сильная сонливость. Из последних сил вы держитесь, невозможно сопротивляться, хочется спать. Веки тяжёлые, веки слипаются, так приятно спать! Спать! Спать! Можно спать!

Дядя Стёпа смежил веки. Он спал. Потёмкин ещё стоял над ним какое-то время, потом спрятал в карман выполнивший свою задачу шарик.

— Вы рыбак. Вы любите рыбачить, — сказал Потёмкин. — Вы любите рыбу ловить?

— Да, — ответил дядя Стёпа, но глаз не открыл.

— Чем вы пользуетесь, когда рыбу ловите? Удочкой?

— Да.

— А чем ещё? Сетями пользуетесь?

— Да.

— Получается, вы браконьер. Вы понимаете, что вы — браконьер?

— Понимаю, — невозмутимо ответил дядя Стёпа.

— Вы здесь знаете все рыбные места, — сказал Потёмкин. — К вам, наверное, иногда обращаются за помощью другие рыбаки. Многие к вам приезжают?

— Многие.

— Глеб приезжал?

— Глеб приезжал, — подтвердил дядя Стёпа.

— Сколько раз?

— Я не считал.

— А последний раз вы помните, когда видели его?

— Весной.

— Вместе рыбачили?

— Поврозь.