Машина остановилась.
Хлопнула дверь.
Я нащупала панель – кусок закрытого ковролином пластика – и потянула. Пальцы наткнулись на провода.
Я за них дернула.
Что-то отломилось.
– Джейн?
– Он идет, – прошептала я. Все тело ужасно тряслось, я едва держала телефон.
От рыданий мама не могла произнести ни слова, отчего мне стало только хуже. Ведь именно мама должна была заверить меня, что все будет хорошо, что сейчас она бросится в бой и придет мне на помощь, как и всегда.
Ключ со скрежетом повернулся в замке.
– Не дай ему тебя забрать, – вмешался папа. – Пинайся, кусайся, царапайся, бей…
– Мы почти дома, – раздался хриплый голос парня.
Мороз продрал по коже.
– Не смей ее трогать! – закричал папа. – Я тебя найду. Я найду ее.
Что-то влажное прижалось к моему лицу – опять та тряпка. Знакомый сладкий запах наполнил рот, ноздри, обволок чувства. Я старалась не вдыхать, знала, что отключусь, но голова уже кружилась, а конечности тяжелели. В ушах нарастал звон.
Где телефон? В руке больше нет. Я повесила трубку? Или мама все еще на линии?
Какой-то противный писк донесся из моего рта – тряпка проехалась по зубам, скрипя, как пенопласт. Из самой глубины груди вырвался вопль – жуткий, животный.
По крайней мере, мне так показалось. Я ничего не услышала. Может, тряпка его заглушила? Он затерялся в слоях ткани? Язык снова стал огромным, слишком большим для рта. Может, поэтому звук и не прошел?
Я попыталась отмахнуться, глотнуть воздуха, принялась мотаться из стороны в сторону, но из-за кляпа видела совсем немного.
Каштановые волнистые волосы.
Проблеск светлой кожи.
И множество черных точек.
Пальцы наткнулись на что-то мягкое, кажется, на грудь похитителя. Вот бы добраться до глаз, как советовала нам мисс Ромер.
– Пять уязвимых точек, – говорила она. – Глаза, нос, горло, пах и колени. Пинайте туда, где это ощутимо. Бейте туда, где больно. Всерьез, без шуток.
Парень все зажимал тряпкой мое лицо, старался удержать на месте, ждал, пока я отключусь. В моем воображении я сражалась, пиналась, изворачивалась.
Кажется, даже сумела повернуться на спину.
И вроде бы врезала коленом ему по бедру.
Парень принялся доставать меня из багажника, обхватив за плечи. Я выгнулась. Верх спины ударился обо что-то твердое, и слепящая боль прокатилась по телу до самых ног.
– Не надо сопротивляться. – Его голос больше не хрипел, а казался медленным и тягучим, звуковой эквивалент патоки. – Будет только…
Хуже?
Больнее?
Он продолжал говорить, но я уже не могла разобрать слов. Я словно дрейфовала в океане: привязанные к ногам якоря тянули на дно, а я отчаянно барахталась, стараясь удержаться на плаву. Вот только все время ныряла под поверхность, куда не проникали звуки.
Парень потянул меня вперед – вверх, из океана. Подбородок уткнулся во что-то твердое. Его челюсть? Ключицу? Я впилась зубами, не глядя.
Мне показалось – или кто-то взвыл? Он или я? А может, это мама все еще всхлипывала по телефону?
Музыка продолжала играть. Замолкала ли она хоть на миг? Мотор по-прежнему работал? Мы были на лодке?
«Милая, не уходиии… Спрячемся от всех вдалиии… Так свободны мы теперь… Верь, родная, только верь».
Тогда
6
Когда я вновь пришла в себя, то первыми увидела пару глаз – насыщенного шоколадного цвета с изогнутыми ресницами – и родинку у нижнего века. Мне хотелось ткнуть в эти глаза, но руки не двигались. Я даже пальцем шевельнуть не могла. Тело казалось ужасно большим.
И тяжелым.
И медлительным.
И теплым.
Губы парня зашевелились, но я ничего не расслышала. В ушах гудело, а мозг отказывался работать.
Кажется, парень положил что-то мне на лицо. Я почти уверена, что он натянул одеяло до моего подбородка. Потом запел – хит из «Звуков музыки». У него что, белые лыжные перчатки на руках?
Я моргнула – или на какое-то время прикрыла глаза? – потому что когда вновь открыла веки, парень оказался ближе. Я чувствовала, как его дыхание обдает мою щеку.
Он что-то держал – чью-то руку. Не сразу я поняла, что именно мою – но да, на ней было мое кольцо из стерлингового серебра, моя родинка в форме листа клевера и мой недельный французский маникюр.
Уголки рта парня опустились, как у грустного клоуна. Что-то было не так. Он наморщил лоб, и кожу прорезали глубокие горизонтальные линии.
Парень перевернул мою ладонь и пощупал пульс. А у меня всегда были такие синие вены? И такая бледная кожа? Может, я вообще уже мертва? Но мертвые девушки не улыбаются, а именно улыбка расползлась по моим губам – и растянула щеки. Я смотрела в эти полные тревоги карие глаза и любовалась твердой челюстью. Его рот зашевелился, произнося какие-то слова. Будто смотришь фильм из первого ряда, только непонятно, где именно сидишь и сколько уже пропустил.
Я все еще в багажнике? Это кульминация? Или скоро пойдут титры, и его глаза будут последним, что я увижу?
Тогда
7
Я проснулась в светлой комнате с ослепительно-белыми стенами. Мебель тоже была белой – стол, стул, шкаф, мини-холодильник.
Я села. Голова пульсировала, словно кто-то пытался ее просверлить. В воздухе витал до тошноты знакомый запах – ни с чем не спутать, вроде гниющего дерева или преющих листьев. То был запах восковых свечей из магазина Нормы. Они где-то горели.
Я огляделась в попытках установить источник вони и внезапно поняла, что опять лежу. Ослепительно-белая простыня, две квадратные подушки. Что это за место? Почему я здесь?
Дыши.
Дыши.
– Делайте что угодно, только не паникуйте, – всплыл в памяти голос мисс Ромер. – Включите мозги. Оцените ситуацию. Подумайте, что и как из оказавшегося под рукой можно использовать.
Помещение было не меньше моей спальни в поэтическом лагере, только без окон и ручки на двери. Это подвал? Дверь раздвижная? Свечей не наблюдалось, но они определенно горели где-то неподалеку.
Я проверила карман – телефон исчез. Кровь заледенела в жилах. Нет, это все не по-настоящему.
Этого.
Просто.
Не может.
Быть.
С потолка светили две яркие лампы. Их закрывали запертые на замок металлические решетки.
Я встала. Ноги ощущались ужасно тяжелыми. Ступни кололо. Пол тоже был белым – окрашенный цемент. Я прошаркала к выходу и ощупала дверь. Не из дерева. Сталь? Или железо?
Я зажала ладонью рот. Слезы полились по щекам.
«Делайте что угодно, только не паникуйте. Включите мозги. Оцените ситуацию. Подумайте, что и как из оказавшегося под рукой можно использовать».
Итак. Справа от меня стоял высокий узкий шкаф, привинченный к стене толстыми стальными болтами, еще и закрепленный цепью. Та же история с холодильником, столом, стулом, кроватью и туалетным столиком – все надежно фиксировалось к стенам или полу.
Я прошлась по комнате. Ужасно чесались руки, сзади шеи и внутри ушей. Побочный эффект от наркотика? И поэтому же рот, по ощущениям, будто ватой набили, а меня знобило?
Хлопнула дверь.
Я нащупала панель – кусок закрытого ковролином пластика – и потянула. Пальцы наткнулись на провода.
Я за них дернула.
Что-то отломилось.
– Джейн?
– Он идет, – прошептала я. Все тело ужасно тряслось, я едва держала телефон.
От рыданий мама не могла произнести ни слова, отчего мне стало только хуже. Ведь именно мама должна была заверить меня, что все будет хорошо, что сейчас она бросится в бой и придет мне на помощь, как и всегда.
Ключ со скрежетом повернулся в замке.
– Не дай ему тебя забрать, – вмешался папа. – Пинайся, кусайся, царапайся, бей…
– Мы почти дома, – раздался хриплый голос парня.
Мороз продрал по коже.
– Не смей ее трогать! – закричал папа. – Я тебя найду. Я найду ее.
Что-то влажное прижалось к моему лицу – опять та тряпка. Знакомый сладкий запах наполнил рот, ноздри, обволок чувства. Я старалась не вдыхать, знала, что отключусь, но голова уже кружилась, а конечности тяжелели. В ушах нарастал звон.
Где телефон? В руке больше нет. Я повесила трубку? Или мама все еще на линии?
Какой-то противный писк донесся из моего рта – тряпка проехалась по зубам, скрипя, как пенопласт. Из самой глубины груди вырвался вопль – жуткий, животный.
По крайней мере, мне так показалось. Я ничего не услышала. Может, тряпка его заглушила? Он затерялся в слоях ткани? Язык снова стал огромным, слишком большим для рта. Может, поэтому звук и не прошел?
Я попыталась отмахнуться, глотнуть воздуха, принялась мотаться из стороны в сторону, но из-за кляпа видела совсем немного.
Каштановые волнистые волосы.
Проблеск светлой кожи.
И множество черных точек.
Пальцы наткнулись на что-то мягкое, кажется, на грудь похитителя. Вот бы добраться до глаз, как советовала нам мисс Ромер.
– Пять уязвимых точек, – говорила она. – Глаза, нос, горло, пах и колени. Пинайте туда, где это ощутимо. Бейте туда, где больно. Всерьез, без шуток.
Парень все зажимал тряпкой мое лицо, старался удержать на месте, ждал, пока я отключусь. В моем воображении я сражалась, пиналась, изворачивалась.
Кажется, даже сумела повернуться на спину.
И вроде бы врезала коленом ему по бедру.
Парень принялся доставать меня из багажника, обхватив за плечи. Я выгнулась. Верх спины ударился обо что-то твердое, и слепящая боль прокатилась по телу до самых ног.
– Не надо сопротивляться. – Его голос больше не хрипел, а казался медленным и тягучим, звуковой эквивалент патоки. – Будет только…
Хуже?
Больнее?
Он продолжал говорить, но я уже не могла разобрать слов. Я словно дрейфовала в океане: привязанные к ногам якоря тянули на дно, а я отчаянно барахталась, стараясь удержаться на плаву. Вот только все время ныряла под поверхность, куда не проникали звуки.
Парень потянул меня вперед – вверх, из океана. Подбородок уткнулся во что-то твердое. Его челюсть? Ключицу? Я впилась зубами, не глядя.
Мне показалось – или кто-то взвыл? Он или я? А может, это мама все еще всхлипывала по телефону?
Музыка продолжала играть. Замолкала ли она хоть на миг? Мотор по-прежнему работал? Мы были на лодке?
«Милая, не уходиии… Спрячемся от всех вдалиии… Так свободны мы теперь… Верь, родная, только верь».
Тогда
6
Когда я вновь пришла в себя, то первыми увидела пару глаз – насыщенного шоколадного цвета с изогнутыми ресницами – и родинку у нижнего века. Мне хотелось ткнуть в эти глаза, но руки не двигались. Я даже пальцем шевельнуть не могла. Тело казалось ужасно большим.
И тяжелым.
И медлительным.
И теплым.
Губы парня зашевелились, но я ничего не расслышала. В ушах гудело, а мозг отказывался работать.
Кажется, парень положил что-то мне на лицо. Я почти уверена, что он натянул одеяло до моего подбородка. Потом запел – хит из «Звуков музыки». У него что, белые лыжные перчатки на руках?
Я моргнула – или на какое-то время прикрыла глаза? – потому что когда вновь открыла веки, парень оказался ближе. Я чувствовала, как его дыхание обдает мою щеку.
Он что-то держал – чью-то руку. Не сразу я поняла, что именно мою – но да, на ней было мое кольцо из стерлингового серебра, моя родинка в форме листа клевера и мой недельный французский маникюр.
Уголки рта парня опустились, как у грустного клоуна. Что-то было не так. Он наморщил лоб, и кожу прорезали глубокие горизонтальные линии.
Парень перевернул мою ладонь и пощупал пульс. А у меня всегда были такие синие вены? И такая бледная кожа? Может, я вообще уже мертва? Но мертвые девушки не улыбаются, а именно улыбка расползлась по моим губам – и растянула щеки. Я смотрела в эти полные тревоги карие глаза и любовалась твердой челюстью. Его рот зашевелился, произнося какие-то слова. Будто смотришь фильм из первого ряда, только непонятно, где именно сидишь и сколько уже пропустил.
Я все еще в багажнике? Это кульминация? Или скоро пойдут титры, и его глаза будут последним, что я увижу?
Тогда
7
Я проснулась в светлой комнате с ослепительно-белыми стенами. Мебель тоже была белой – стол, стул, шкаф, мини-холодильник.
Я села. Голова пульсировала, словно кто-то пытался ее просверлить. В воздухе витал до тошноты знакомый запах – ни с чем не спутать, вроде гниющего дерева или преющих листьев. То был запах восковых свечей из магазина Нормы. Они где-то горели.
Я огляделась в попытках установить источник вони и внезапно поняла, что опять лежу. Ослепительно-белая простыня, две квадратные подушки. Что это за место? Почему я здесь?
Дыши.
Дыши.
– Делайте что угодно, только не паникуйте, – всплыл в памяти голос мисс Ромер. – Включите мозги. Оцените ситуацию. Подумайте, что и как из оказавшегося под рукой можно использовать.
Помещение было не меньше моей спальни в поэтическом лагере, только без окон и ручки на двери. Это подвал? Дверь раздвижная? Свечей не наблюдалось, но они определенно горели где-то неподалеку.
Я проверила карман – телефон исчез. Кровь заледенела в жилах. Нет, это все не по-настоящему.
Этого.
Просто.
Не может.
Быть.
С потолка светили две яркие лампы. Их закрывали запертые на замок металлические решетки.
Я встала. Ноги ощущались ужасно тяжелыми. Ступни кололо. Пол тоже был белым – окрашенный цемент. Я прошаркала к выходу и ощупала дверь. Не из дерева. Сталь? Или железо?
Я зажала ладонью рот. Слезы полились по щекам.
«Делайте что угодно, только не паникуйте. Включите мозги. Оцените ситуацию. Подумайте, что и как из оказавшегося под рукой можно использовать».
Итак. Справа от меня стоял высокий узкий шкаф, привинченный к стене толстыми стальными болтами, еще и закрепленный цепью. Та же история с холодильником, столом, стулом, кроватью и туалетным столиком – все надежно фиксировалось к стенам или полу.
Я прошлась по комнате. Ужасно чесались руки, сзади шеи и внутри ушей. Побочный эффект от наркотика? И поэтому же рот, по ощущениям, будто ватой набили, а меня знобило?