Позже? Через два дня? Через вечность?
Почему-то мне кажется, что сейчас это именно так. Доминик отгородится от меня стеной, и Хантер с Одри добьются своего.
— Я останусь с тобой, — говорю я.
— Нет. Оуэн.
Доминик кивает подошедшему вервольфу, а на меня не смотрит. Я же, наоборот, смотрю ему в спину, мысленно прошу обернуться.
Не оборачивается. Уходит в одну сторону, а Оуэн уводит меня в другую, к черному лимузину.
— Магазин! — вспоминаю я уже на заднем сиденье автомобиля.
— Все в порядке, — отвечает вервольф. — Я приказал, чтобы за ним присмотрели до возвращения Рэбел.
Чтобы я забыла про магазин, такого не было. Но всего случившегося сегодня тоже раньше не было. И рядом никого, кто мог бы выслушать.
— Я могу заглянуть к родителям?
— Нет, мы возвращаемся домой. Приказ альфы.
Приказ. Скоро в моей жизни будут одни приказы. Либо лес и чистый воздух.
Либо можно уйти.
Но что делать с тем, что я действительно не хочу уходить?
Я откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза и так сижу до самого поселения. Мысли прыгают с одной на другую, но я чувствую себя уставшей. Опустошенной. Нет сил даже на то, чтобы разозлиться. На Хантера. На Одри. На Доминика или на себя.
На себя особенно.
— Тебе что-нибудь нужно? — интересуется Оуэн, когда мы входим в холл.
Мне нужно с кем-то поговорить, выплеснуть все это, иначе взорвусь или скачусь в истерику. Но не с ним. А Венера и Рэбел тоже остались в Крайтоне.
— Нет. У меня все есть.
Точнее, было все. А сейчас?
Оуэн не смотрит мне в глаза, и я чувствую себя еще более ужасно. Но, возможно, есть та, кто может меня успокоить. Стянув пальто, иду в теплицу в надежде отыскать Клару рядом с ее «малышами», и облегченно вздыхаю, когда вижу волчицу, которая склонилась над горшочками с зеленью.
— Клара, хорошо, что ты здесь!
Она оборачивается, и я понимаю, что это не Клара.
Передо мной мать Дэнвера.
Только ее мне не хватало. До полного комплекта случившегося за этот день.
Я ведь могу просто уйти?
— Добрый день, Шарлин.
Не могу.
— Добрый день, Анна. Прошу прощения, я искала Клару.
— Она сегодня в Крайтоне. Могу я чем-то тебе помочь?
К чему эта вежливость?
— Вряд ли.
— Тогда, может, ты поможешь мне?
— Сейчас не лучшее время. Тем более я ничего не смыслю в садоводстве.
Анна растягивает губы в холодной улыбке.
— Речь не о садоводстве. Я хочу поговорить о своем сыне.
— Зачем? — Я складываю руки на груди. — Я больше не имею никакого отношения к Дэнверу. И дело не в том, что его больше нет. Мы расстались задолго до его смерти.
— Не имеешь, — соглашается Анна. — Но именно знакомство с тобой привело его туда, где он сейчас.
Начинается!
— Он мой любимый мальчик, всегда был им. Добрый, светлый, справедливый. Дэнвер мог стать альфой Морийского леса.
— Не мог. Он бы не стал хорошим альфой, потому что всегда думал только о себе.
Анна сверкает взглядом, но мне все равно. Я устала объяснять, что я не зло. Я просто устала.
— Стал бы, если бы не ушел из стаи. Его место занял убийца, — последнее слово она будто выплевывает.
— Убийца?
— Я смотрела новости. Доминик подстроил аварию моего сына.
Бесы! Я уже и забыла про те обвинения.
Доминику незачем было убивать Дэнвера. В отличие от Дэна, у него есть все.
Взгляд Анны холодный и острый настолько, что об него можно порезаться.
— Кроме тебя.
— И вы в это верите? — У меня вырывается нервный смешок. — Я что, переходящий приз? Доминик годами меня не вспоминал, пока я к нему не пришла. Из-за вашего сына, между прочим, который взял у очень плохих парней много денег и забыл вернуть. А разгребать все это пришлось мне!
Я почти кричу, Анна же, наоборот, отвечает спокойно:
— Ничего бы не было, если бы ты оставила его в покое. Выбрала бы Доминика.
«Нужно было никого не выбирать», — думаю с горечью.
— Я любила Дэнвера.
А теперь любишь Доминика. Как удобно любить того, кто готов сделать для тебя все. Дэнвер любил тебя, и эта любовь его уничтожила.
Что она знает про любовь?!
— Уничтожил себя только он сам.
— Он это знает, и все исправит.
Исправит?
— Когда у моего мальчика появится второй шанс, он своего не упустит.
Она безумная.
Теперь я это понимала по блеску во взгляде, по сжатым пальцам, по тому, какой бред он несет.
— Анна, Дэнвер умер.
— Нет, — качает она головой. — К счастью, нет.
— Хорошо, — соглашаюсь я. С больными людьми или вервольфами нужно соглашаться. Так ведь? — Не умер. Я уйду, хорошо? Но скоро вернусь. Мне нужно позвонить доктору.
Не знаю, специализируется ли доктор Милтон на психических заболеваниях, но, возможно, сможет кого-то посоветовать.
Я киваю ей и тяну дверь на себя. Быстро, но не так, чтобы можно было что-то заподозрить. Шорох раздается совсем рядом, а потом нечто острое вонзается мне в шею. Я успеваю заметить шприц, прежде чем мои ноги превращаются в желе, а я сама сползаю на пол.
— Никогда не поворачивайся к волку спиной, — цедит Анна, отбрасывая шприц в сторону. Это последнее, что я вижу относительно четко, потому что пол, столики с рассадой, стеклянные стены начинают расплываться перед глазами.
— Что ты со мной сделала? — Мой голос слабый и тихий и изучит будто издалека.
— Просто усыпила. Чтобы ты мне не мешала.
— Не мешала?
— Перевезти тебя к Дэн веру. Как он изначально и планировал. Но ты все испортила, обратившись к Доминику. Пришло время это исправить.
Нет!
Мне хочется это крикнуть, но губы меня не слушаются. И не только губы — все тело будто неподъемное.
— Ты тоже скоро станешь матерью и поймешь меня.