Я кладу вилку на стол, вроде бы спокойно, но она все равно противно звякает о камень.
— Я наелась и возвращаюсь к себе в комнату.
Поднимаюсь, и Доминик поднимается за мной следом. Я не успеваю и шага ступить, как он оказывается рядом и всем телом прижимает меня к столешнице.
— Ты даже не попробовала десерт, — шепчет он мне в губы, и меня ведет.
— Малышке не нравятся сладости.
— Эта сладость ей точно понравится.
Он хочет меня поцеловать или это я хочу его поцеловать?
— Доминик, не нужно, — упираюсь ладонями ему в грудь, и тут же понимаю свою ошибку: прикосновение кожи к коже обжигает.
Наши взгляды встречаются, и я замечаю, как меняет цвет его радужка. От светлого медового до ярко-желтого и обратно. Вижу, как яростно бьется жилка на лбу. Как гулко отзывается сердце волка под моей ладонью.
— Я ничего не знаю про имани, — говорит он, — но в тебе явно живет волчица, которую ты все время подавляешь. Маленькая альфа, которая так мне нравится.
Он подается вперед и касается щекой моей щеки.
— Что ты делаешь со мной, Шарлин? Ты разрушаешь все мои барьеры. Заставляешь переступать через все принципы.
Делаю я?! Да я бы вообще ничего с ним не делала!
— Вроде тех, когда ты привез меня в дом альфы и представил стае?
— И это тоже, — соглашается он. — Ты имеешь надо мной власть. Ты — моя слабость. Я не могу отпустить тебя, сколько раз ни пытался. Не могу забыть. Убеги ты от меня на край света, я нашел бы тебя по следам. Так, может, хватит этому сопротивляться?
Последнее, что мне сейчас хочется, — сопротивляться. Хочется податься вперед, целовать его, зализать все царапины и синяки. Вместе с этим принять все, что Доминик говорит. Без условий и условностей. Быть счастливой. Быть счастливыми втроем.
Я поддаюсь этому наваждению и тянусь к Доминику, но тихая мелодия разрушает момент.
Вервольф рычит и в мгновение оказывается возле панели коммуникатора, вмонтированной возле двери.
— Альфа, приехал прим Конелл. Говорит: что-то срочное.
Отец Одри?
— Пропустите.
— Хорошо.
Охрана отключается, Доминик поворачивается ко мне.
— Если хочешь десерт, он в холодильнике. Я присоединюсь к тебе позже.
Доминик уходит, а я выдыхаю и, прикрыв глаза, прислоняюсь к столу.
Не знаю, чего во мне больше: облегчения или разочарования. Этот разговор между нами — лишний. И его признание тоже. Они заставляют меня терять разум, самостоятельно разрушать границы, которые я так старательно выстраиваю между мной и им.
Доминик прав лишь отчасти. Я боюсь не того, что он прекратит заботиться обо мне или о малышке, я сама способна о ней позаботиться. Я не хочу, чтобы он снова разбил мне сердце. Сердце, которое никак не восстановит свой нормальный ритм, несмотря на то что вервольф давно ушел.
Я делаю вдох-выдох в попытке успокоиться.
Еще.
На третий раз бросаю это дело и решаю вернуться в спальню. Электронные часы на панели показывают половину девятого, поэтому ложиться спать еще рано, но я могу попробовать написать главу или осмотреться и выяснить, где в этом доме ванная.
Интересно, что понадобилось отцу Одри в такое позднее время? Заскочил в гости по пути домой? Ага, в закрытое поселение далеко за городом! Я бы сейчас половину магазина отдала за то, чтобы послушать, о чем они говорят! Но даже если предположить, что я узнаю, где они с Домиником разговаривают, то вряд ли мне удастся подойти незаметно и подслушать хотя бы слово. Я, конечно, благодаря беременности овервольфилась, или правильнее будет — обиманилась, но не настолько, чтобы двигаться бесшумно.
Поэтому мне остается только смириться с этим фактом и думать о книге. А еще о более короткой дороге в спальню. Должна же тут быть более короткая дорога! Или о том, чтобы на моем месте сделала книжная героиня? Наверняка не стала бы отказываться от идеи узнать хоть что-нибудь.
Я возвращаюсь уже знакомым путем, но в холле притормаживаю, потому что натыкаюсь взглядом на двух вервольфов, застывших столбами по обе стороны от парадного входа, и смутно знакомую рыжую девицу в длинной белой шубе.
Отступить назад я не успеваю: вервольфы синхронно поворачивают головы в мою сторону, рыжая тоже оглядывается.
— Шарлин? Привет!
Только теперь я узнаю в ней любовницу прима Конелла, с которой мы познакомились в клубе альф. Тогда она была без шубы и улыбалась искренней. Но вот то, что шуба до сих пор на ней, — знак хороший. Значит, отец Одри не собирается задерживаться надолго.
— Добрый вечер, Элис.
Рыжая снова улыбается, но как-то натянуто, и продолжать разговор явно не спешит. Я по клубу помню, что Элис — любительница поговорить и пораздавать всем советы, так что изменилось сейчас?
Развлекать гостей в мои обязанности не входит, но, может, Элис все-таки расскажет что-то интересное. Поэтому я вежливо интересуюсь:
— Вы с примом Конеллом к нам по делам?
— К нам?! — хмыкает любовница. — Ричард приехал к Доминику. Из-за тебя.
Интересный поворот!
— Из-за меня? — переспрашиваю.
— Да, из-за твоей беременности и ее невозможности.
— Невозможности?
Чувствую себя глупо, повторяя за ней слова, но ничего не могу с собой поделать. Не знаю, злиться мне или смеяться.
Элис нервно поправляет волосы.
— Ты не можешь быть беременна от вервольфа.
— Но я беременна. — Я складываю руки на животе. — От Доминика.
— Ты человек.
— Это чудо, — повторяю я слова Доминика из его речи перед стаей.
Элис качает головой.
— Не важно. Старейшины уже потребовали тест ДНК, так что правда все равно выйдет наружу.
— Мне скрывать нечего. — Я хмурюсь, хотя какой, к бесам, тест ДНК? — Какое отношение старейшины имеют к моему ребенку?
Взгляд Элис становится сочувствующим.
— Самое прямое. Рождение этого ребенка нарушит все столетиями устоявшиеся законы вервольфов. Если любовницы начнут рожать от вервольфов, то надобность в волчицах отпадет. А с появлением на свет полукровок их раса начнет вырождаться.
— Какой бред!
Какие-то вервольфы, которых я в глаза не видела, требуют от меня анализы. Да пошли они!
Память подсказывает слова Хантера о том, что он не подчиняется ни одному альфе.
— Мой ребенок не полукровка, но так как я не состою ни в одной стае, то волчьи законы ни на меня, ни на него не распространяются.
— Тебе придется выбрать стаю, если хочешь, чтобы он вырос среди волков. Не эту, конечно.
— Почему не эту? — Я приподнимаю брови. — Это стая его отца.
— Именно поэтому придется отдать его на воспитание в другую стаю. Чтобы избежать соперничества.
— Чьего соперничества?
— Детей и женщин конечно же. Доминик слишком тобой увлекся, но такой сильный альфа должен оставить после себя сильное потомство, а значит, ему нужно жениться на Одри. В любой стае статус женщины альфы принадлежит жене. Волчице. Жены должны оставаться женами, любовницы — любовницами. Одни для продолжения рода, другие для души и удовольствия. Так сохранится порядок.
Кто вообще рассказал о моей беременности этим старейшинам? Сомневаюсь, что Одри, иначе ее отец приехал бы гораздо раньше, а не в день моего знакомства со стаей Доминика. Значит, кто-то из желающих устроить вечеринку. Вот тебе и стая! Сама преданность и честность. Очень надеюсь, на праздник в мою честь старейшин не позовут, потому что им я точно не буду рада.
Мне хочется рычать. Хочется послать всех куда подальше, но вместо этого я холодно интересуюсь:
— Значит, прим Конелл приехал, чтобы удостовериться, что Доминик не передумал насчет свадьбы?
— Ричард не хочет, чтобы его дочь чувствовала себя третьей лишней.
Бедняжка!
— Зря он так. Из нас троих получится замечательная семья.
У Элис приоткрывается рот, она даже не сразу находится с ответом. А потом делает шаг ко мне и переходит на драматично-доверительный тон:
— Ты не понимаешь, Шарлин. Ты теперь для них как кость в горле. Если Доминик нарушит закон, поставит тебя на один уровень с Одри, то нарушать можно будет всем остальным. А старейшины этого не хотят. Я тебе советовала, и еще раз повторю: лучше соглашайся на все их условия, и у тебя не будет проблем.
Согласиться на условия? Интересно, на какие? Чтобы у меня забрали малышку и отдали ее чужим вервольфам? А мне что прикажете делать?! Расслабиться и вычеркнуть этот период из своей жизни? Как будто мне мало проблем с Кампалой и сложной беременностью, теперь еще вервольфы-старейшины на голову свалились.
Поняла, что меня трясет, и резко себя осадила.