Я покачал головой.
— А разве это не вымысел? — удивился Андрюха. — Живущих в облаках никто не видел, Угрх. Зачем ты пугаешь нас мифом?
— Миф? — медведь зарычал. — Если их не видели люди, то это не значит, что их нет! Ответ прост — люди, которые их видели, не выжили. Встретившись с живущими в облаках можно быть уверенным, что уйти живым они не позволят. Живущие в облаках существуют. Их не видели мои глаза, но их видели глаза моих предков. Всё ещё сомневаешься в существовании живущих в облаках, человек?
— Да кто они такие? — не выдержал я. — И почему опасны? Они что, призраки?
— Призраки, если ты говоришь о неупокоенных душах, не опасны, потому что нематериальны, — ответил Угрх. — Живущие в облаках материальны. Они опасны, в отличии от призраков.
— А разве они существуют? — удивился Андрюха. — Я думал, что это миф…
— Я не видел призраков. — Угрх снял с камня полоску мяса и вручил Стенли. — В моей памяти есть фрагменты потустороннего. Неточная информация. Возможно, что призраки это всего лишь миф. Никто из моих предков не встречал их.
— А драконы? — тут же спросил Андрюха — Что ты скажешь о летающих ящерицах, которые дышат огнём? Это тоже миф, Угрх?
Медведь засмеялся. Мы уже привыкли к его рычанию-смеху. Весьма странные у разумных медведей эмоции. Нечеловеческие, я бы сказал.
— Драконы миф и всегда были мифом, — ответил Угрх. — Это ваш, человеческий, миф. Вы принесли его в наш мир.
— Ты не прав, Угрх, — тихо сказал я. — Драконы в нашем мире существуют. Их называют самолётами и вертолётами. Они способны плеваться огнём. Они опасны. В нашем мире драконы давно не миф. Мы сами создали их. Но, давай вернёмся к живущим в облаках. Кто они такие?
Угрх подбросил в огонь немного дров и начал рассказывать:
— Живущие в облаках похожи как на нас, медведей, так и на вас, людей. Они ходят на двух ногах и никогда не используют руки для передвижения. Ни к вам, людям, ни к нам, медведям, живущие в облаках не имеют никакого отношения. У живущих в облаках нет когтей. Их ноги и руки пятипалы, как и ваши, человеческие. Размеров они таких же, как мы. От двух метров до трёх с лишним в высоту. С ног до головы покрыты белой, как снег, шерстью. Голова круглой формы, с широкой челюстью, небольшим носом, маленькими глазами и не такой, как на всём теле, длинной и густой шерстью. В отличии от нас, медведей, живущие в облаках не имеют разума. Они почти разумны. Живут племенами, строят себе жилища, но речи так и не освоили. Что-то помешало живущим в облаках обрести разум. В моей памяти нет других сведений. Мой предок, встретивший живущих в облаках, погиб.
Я впал в ступор. Угрх рассказал про существо, которое в земных мифах зовут снежным человеком. Ещё меня смутила гибель предка. Каким образом медведь узнал всё это, если его предок погиб?
— Угрх, твой предок погиб, но его память всё равно передалась тебе? — спросил я. — Или мы что-то не понимаем?
— Мы наследуем память всех предков, — ответил медведь. — Не важно, погибли мои предки, или умерли от старости — их память пришла ко мне. Вы этого не поймёте. И даже не пытайтесь понять. Мы, медведи, ничего не забываем.
В том, что разумные медведи обладают феноменальной памятью, я уже убедился. Они помнят всё. Абсолютно всё. Плохо, что людям такое не под силу.
— Никита, ты понял, что живущие в облаках похожи на йети? — спросил Андрюха.
Я кивнул.
— Понял, хотя ни разу в жизни не видел йети. И не горю желанием увидеть. Я тех то видеть не хочу. Тех, что преследуют нас. Йетих видеть подавно не хочется…
Фрагмент 14
Иногда хочется покопаться в памяти и промотать отрывки из жизни, которые изменили тебя. В тот момент, когда эти отрывки происходили, ты даже не представлял, что они повлияют на тебя в дальнейшем. Всего лишь эпизод.
Дима Вилисов был прапорщиком. Старше меня на целых двенадцать лет. Тогда мне было двадцать семь, а ему тридцать девять. Через одиннадцать дней Диме исполнялось сорок. Нас отправили в отпуск на целый месяц, который обещал быть хмельным и развратным.
Ожидая самолёта, я сидел в тени склада ГСМ и смолил сигаретку. Тогда ещё не бросил. Баловался, если говорить правду. По-настоящему курить не довелось.
— Табличка тебе ни о чём не говорит? — прапорщик Вилисов сел рядом и тоже закурил. В Сирию он прилетел чтобы подзаработать. Как и все мы. Кто станет воевать за нечестное спасибо? Никто не станет.
— Не говорит, — ответил я. — Асар, этот поганый сириец, смолит трубку каждую секунду. Что ты докопался до меня, прапор? Если складу суждено взорваться, то это случится по вине Асара.
Я хотел послать прапора куда подальше, но решил стерпеть. Почему-то мне нравилось это место. Тихое, освобождённое от суеты, которая захлестнула остальную часть базы. За последние два дня приехало много народу. Сегодня вечером нас должны перебросить в Хмеймим, а завтра утром мы полетим домой.
— Ты ведь в Новосибе живёшь, Никита? — спросил прапорщик Вилисов.
Выдохнув дым, я кивнул. Курю не в себя. Так, чтобы время убить. С сигареткой это намного проще.
— А я в Братске, — зачем-то рассказал Дима. — И это… у меня через одиннадцать дней день рождения.
— Поздравляю, — безразлично сказал я. — Хотя, вроде, рановато.
— Ну, да, — согласился Дима. — Рановато. Я, собственно, не это хотел сказать. Ты ведь тоже в отпуск летишь, Никита? Хочу предложить тебе отметить мою денюху. Как на это смотришь?
Я медленно повернул голову и посмотрел на прапорщика Вилисова. Почему он решил пригласить именно меня? Мы не друзья. Мы даже вместе не пили ни разу. В разных местах служим. Встречались раз пять за всё время. Может шесть.
— Вроде в Новосиб собирался, — ответил я. — А потом в Крым думал слетать. Оттуда уже на службу.
Зачем я это рассказываю? Проще было ответить «нет».
— Просто я думал, что ты согласишься. Сыну обещал с товарищем приехать… Никто не соглашается из товарищей. У всех семьи. Ты вроде один адекватный из несемейных.
— Получается, что я буду играть твоего товарища? — с ухмылкой спросил я.
Дима как-то виновато кивнул и ответил:
— Да, товарищ старший прапорщик.
— Ради сына поеду. Сколь ему?
— Четырнадцать…
Спустя семь дней мы были в частном секторе города Братск у добротных железных ворот, за которыми кроется просторный участок, двухэтажный дом, баня и гараж. С первого взгляда понятно, что мужской руки тут не хватает. Димы вечно нет дома. Я знаком с этим не по наслышке. Работа у нас такая.
За семь дней, потраченных на дорогу, мы успели подружится. Пили не просыхая, радуясь началу отпуска. Дима оказался славным дядей.
— В том году жене подарил, — с гордостью сказал Дима, показав на новый кроссовер марки Рено серого цвета. — Полный привод, автомат. Больше ляма за него отвалил…
— Ты неблагодарная тварь! Да как ты посмела? Я растила тебя! Я потратила на тебя всю жизнь! Этим добром ты мне отплатила? Да я убью тебя! Убью тебя и твоего ублюдка! Я убью вас обоих!
Окно открыто в режиме проветривания и ругань слышно просто отлично. Раздался удар и звук разбившегося стекла. Дима уменьшился в размере и замер. Я пробормотал:
— Картина называется «не вовремя».
Жене Димы тридцать семь и зовут её Таня. Дочери семнадцать. Кажется, Аня. Сыну четырнадцать. Зовут Вовой. Большего мне не известно.
— Дим, — я кивком указал на ворота. — Может я снаружи подожду?
— Ты чего? — удивился он. — Пошли. Всё нормально.
Не понравилось мне это «нормально». В дом заходить не стал. Поставил сумку на лавочку, сел рядом, закурил и отправил хозяина дома в «объятия» родных.
Окно было закрыто и дальнейших разбирательств я не слышал. Знаю, что есть некая неблагодарная тварь. Что она сделала мне пока не известно…
Вечером я сидел за столом и ел запечённую в духовке курицу с картошкой, не забывая вливать в желудок стопку за стопкой. Разговоры были, так сказать, не о чём. Когда мы вышли на улицу покурить, Дима предложил прогуляться. Стоило ему начать рассказывать, и он тут же разревелся. Через пятнадцать минут я был в курсе случившегося.
Можно использовать мягкие слова, но я не стал. Если кратко — дочь Димы, Аня, семнадцати летняя, вполне сформировавшаяся, девица, ничего такая из себя, залетела. Кто папа она не знает. Предполагает, но точного ответа дать не способна. Кандидатов на эту роль аж семеро. Самому младшему кандидату двадцать два. Самому старшему тридцать шесть. Девица не из робкого десятка оказалась. Не дал правильное воспитание папочка. Или мамочка, потому что папочка вечно не дома. Работа у папочки такая.
Дима в итоге накушался. Пришлось тащить его домой. Уложив спать, я вышел на улицу и сел покурить на лавку. Тёплая ночь и ни одной кусающе-летающей твари. Наслаждаюсь спокойствием гражданской жизни.
Спасть я отправился в четвёртом часу ночи, когда допил пол литровую бутылку коньяка. Зашёл на террасу, разложил старенький диван, укрылся пледом и уснул.
Жуткий истошный вопль дочери Димы разбудил меня. Когда ты пил до утра и проснулся с адской головной болью — такой вопль можно сравнить с разрывной пулей, попавшей прямо в лоб.
Не понимая, о чём мне пытается сказать будущая мать, я вошёл в дом, прошёл до спальни, в которой вечером уложил спать Диму, открыл дверь и оцепенел.
Прапорщик Вилисов Дмитрий повесился стоя на коленях. Бельевую верёвку он примотал к оконной ручке, которая, будто заколдованная, вопреки всему выдержала нагрузку.
Оцепенение спало, и я попытался спасти человека. Я спасал, зная, что Вилисов Дмитрий уже мёртв. Он провисел минут десять, прежде чем его обнаружила дочь. Десять минут боле чем достаточно, чтобы задушиться. Для этого нужно намного меньше времени. Даже на коленях.
Я приехал отметить день рождения, но побывал на похоронах. Последующие два дня я помогал Диме отправится в последний путь. Путь, что заканчивается на глубине двух метров. Я оплатил большую часть расходов. Я устроил всё в лучшем виде. Я узнал всё, что был способен узнать. Я не был обязан это делать, но совесть сказала надо.
За час до суицида у Димы был разговор с женой. Его голова болела, а желудок отчаянно избавлялся от содержимого путём рвотного рефлекса. Жена заявила Диме, что уходит от него. Что не любит. Что никогда не любила. И что у неё уже давно есть другой.
Вот такая вот семья. Таня, жена Димы, жила в своём маленьком и уютном мирке. Поженились они по одной причине — Таня залетела. Дима на момент свадьбы уже служил по контракту. У них родилась дочь. Позже, через три года, родился сын. Дима работал и бывал дома редко. Таня воспитывала детей, жалея о потерянной жизни. У каждого был свой мир. Маленький, уютненький, мир. Когда этот мир рухнул — Дима не выдержал. Почему он решил проблему суицидом я не понял. Пытался понять, но не смог. Мне, человеку у которого никогда не было семьи, это сложно понять. Я не видел в случившемся великих проблем. Ломал голову, но не понял. Почему человек так легко согласился всё разрушить? Нет, не Дима. Он тут не при чём. Всё разрушила Таня, его жена. О том, что их дочь Аня сделала аборт, я не узнал. И не узнал о всём остальном. Аня стала бесплодной и впоследствии начала работать в эскорт услугах. Вова, сын Димы, связался с плохими ребятами, подсел на иглу и в восемнадцать лет получил первый срок. Жена Димы прожила с новым гражданским мужем три года, а затем начала спиваться и лишилась всего. Четыре жизни разрушилась на моих глазах меньше, чем за сутки. А ведь всё можно было изменить. Нужно было просто поговорить. Нужно было просто выслушать.
Прямо с поминок меня забрал товарищ и мы поехали домой. В Новосибирск. Чуть позже, через пять дней, я улечу в Крым, а затем, когда закончится отпуск, снова полечу в Сирию…
Я накрылся шкурой с головой, не забыв оставить отверстие для продыху и, расслабившись, уснул. Всё, что вспомнил, мне в который раз приснилось. Не желает моя память забывать те неприятные моменты…
Фрагмент 15
Не стоило забивать голову перед сном плохими воспоминаниями. Всю ночь мне снилась ересь. Бред, в который вряд ли поверит даже человек с психическими отклонениями. Просыпался раз семь за ночь, проветривал спальник-шкуру и снова засыпал. Последний раз проснулся с рассветом и понял, что сильно потею. Неужели погода решила порадовать?
Наш лагерь молчалив и угрюм. Костёр давно потух. Андрюха и Стенли спят рядом. Угрх лежит прямо на снегу, свернувшись клубком. Вчерашний ветер отступил, но температура держится на прежнем уровне. Минус десять-пятнадцать по ощущениям. Вчера и с ветром они чувствовались как все тридцать. Солнце выглядывает из-за скалы. Не буду вставать и полежу, пока не проснутся остальные.
— А разве это не вымысел? — удивился Андрюха. — Живущих в облаках никто не видел, Угрх. Зачем ты пугаешь нас мифом?
— Миф? — медведь зарычал. — Если их не видели люди, то это не значит, что их нет! Ответ прост — люди, которые их видели, не выжили. Встретившись с живущими в облаках можно быть уверенным, что уйти живым они не позволят. Живущие в облаках существуют. Их не видели мои глаза, но их видели глаза моих предков. Всё ещё сомневаешься в существовании живущих в облаках, человек?
— Да кто они такие? — не выдержал я. — И почему опасны? Они что, призраки?
— Призраки, если ты говоришь о неупокоенных душах, не опасны, потому что нематериальны, — ответил Угрх. — Живущие в облаках материальны. Они опасны, в отличии от призраков.
— А разве они существуют? — удивился Андрюха. — Я думал, что это миф…
— Я не видел призраков. — Угрх снял с камня полоску мяса и вручил Стенли. — В моей памяти есть фрагменты потустороннего. Неточная информация. Возможно, что призраки это всего лишь миф. Никто из моих предков не встречал их.
— А драконы? — тут же спросил Андрюха — Что ты скажешь о летающих ящерицах, которые дышат огнём? Это тоже миф, Угрх?
Медведь засмеялся. Мы уже привыкли к его рычанию-смеху. Весьма странные у разумных медведей эмоции. Нечеловеческие, я бы сказал.
— Драконы миф и всегда были мифом, — ответил Угрх. — Это ваш, человеческий, миф. Вы принесли его в наш мир.
— Ты не прав, Угрх, — тихо сказал я. — Драконы в нашем мире существуют. Их называют самолётами и вертолётами. Они способны плеваться огнём. Они опасны. В нашем мире драконы давно не миф. Мы сами создали их. Но, давай вернёмся к живущим в облаках. Кто они такие?
Угрх подбросил в огонь немного дров и начал рассказывать:
— Живущие в облаках похожи как на нас, медведей, так и на вас, людей. Они ходят на двух ногах и никогда не используют руки для передвижения. Ни к вам, людям, ни к нам, медведям, живущие в облаках не имеют никакого отношения. У живущих в облаках нет когтей. Их ноги и руки пятипалы, как и ваши, человеческие. Размеров они таких же, как мы. От двух метров до трёх с лишним в высоту. С ног до головы покрыты белой, как снег, шерстью. Голова круглой формы, с широкой челюстью, небольшим носом, маленькими глазами и не такой, как на всём теле, длинной и густой шерстью. В отличии от нас, медведей, живущие в облаках не имеют разума. Они почти разумны. Живут племенами, строят себе жилища, но речи так и не освоили. Что-то помешало живущим в облаках обрести разум. В моей памяти нет других сведений. Мой предок, встретивший живущих в облаках, погиб.
Я впал в ступор. Угрх рассказал про существо, которое в земных мифах зовут снежным человеком. Ещё меня смутила гибель предка. Каким образом медведь узнал всё это, если его предок погиб?
— Угрх, твой предок погиб, но его память всё равно передалась тебе? — спросил я. — Или мы что-то не понимаем?
— Мы наследуем память всех предков, — ответил медведь. — Не важно, погибли мои предки, или умерли от старости — их память пришла ко мне. Вы этого не поймёте. И даже не пытайтесь понять. Мы, медведи, ничего не забываем.
В том, что разумные медведи обладают феноменальной памятью, я уже убедился. Они помнят всё. Абсолютно всё. Плохо, что людям такое не под силу.
— Никита, ты понял, что живущие в облаках похожи на йети? — спросил Андрюха.
Я кивнул.
— Понял, хотя ни разу в жизни не видел йети. И не горю желанием увидеть. Я тех то видеть не хочу. Тех, что преследуют нас. Йетих видеть подавно не хочется…
Фрагмент 14
Иногда хочется покопаться в памяти и промотать отрывки из жизни, которые изменили тебя. В тот момент, когда эти отрывки происходили, ты даже не представлял, что они повлияют на тебя в дальнейшем. Всего лишь эпизод.
Дима Вилисов был прапорщиком. Старше меня на целых двенадцать лет. Тогда мне было двадцать семь, а ему тридцать девять. Через одиннадцать дней Диме исполнялось сорок. Нас отправили в отпуск на целый месяц, который обещал быть хмельным и развратным.
Ожидая самолёта, я сидел в тени склада ГСМ и смолил сигаретку. Тогда ещё не бросил. Баловался, если говорить правду. По-настоящему курить не довелось.
— Табличка тебе ни о чём не говорит? — прапорщик Вилисов сел рядом и тоже закурил. В Сирию он прилетел чтобы подзаработать. Как и все мы. Кто станет воевать за нечестное спасибо? Никто не станет.
— Не говорит, — ответил я. — Асар, этот поганый сириец, смолит трубку каждую секунду. Что ты докопался до меня, прапор? Если складу суждено взорваться, то это случится по вине Асара.
Я хотел послать прапора куда подальше, но решил стерпеть. Почему-то мне нравилось это место. Тихое, освобождённое от суеты, которая захлестнула остальную часть базы. За последние два дня приехало много народу. Сегодня вечером нас должны перебросить в Хмеймим, а завтра утром мы полетим домой.
— Ты ведь в Новосибе живёшь, Никита? — спросил прапорщик Вилисов.
Выдохнув дым, я кивнул. Курю не в себя. Так, чтобы время убить. С сигареткой это намного проще.
— А я в Братске, — зачем-то рассказал Дима. — И это… у меня через одиннадцать дней день рождения.
— Поздравляю, — безразлично сказал я. — Хотя, вроде, рановато.
— Ну, да, — согласился Дима. — Рановато. Я, собственно, не это хотел сказать. Ты ведь тоже в отпуск летишь, Никита? Хочу предложить тебе отметить мою денюху. Как на это смотришь?
Я медленно повернул голову и посмотрел на прапорщика Вилисова. Почему он решил пригласить именно меня? Мы не друзья. Мы даже вместе не пили ни разу. В разных местах служим. Встречались раз пять за всё время. Может шесть.
— Вроде в Новосиб собирался, — ответил я. — А потом в Крым думал слетать. Оттуда уже на службу.
Зачем я это рассказываю? Проще было ответить «нет».
— Просто я думал, что ты согласишься. Сыну обещал с товарищем приехать… Никто не соглашается из товарищей. У всех семьи. Ты вроде один адекватный из несемейных.
— Получается, что я буду играть твоего товарища? — с ухмылкой спросил я.
Дима как-то виновато кивнул и ответил:
— Да, товарищ старший прапорщик.
— Ради сына поеду. Сколь ему?
— Четырнадцать…
Спустя семь дней мы были в частном секторе города Братск у добротных железных ворот, за которыми кроется просторный участок, двухэтажный дом, баня и гараж. С первого взгляда понятно, что мужской руки тут не хватает. Димы вечно нет дома. Я знаком с этим не по наслышке. Работа у нас такая.
За семь дней, потраченных на дорогу, мы успели подружится. Пили не просыхая, радуясь началу отпуска. Дима оказался славным дядей.
— В том году жене подарил, — с гордостью сказал Дима, показав на новый кроссовер марки Рено серого цвета. — Полный привод, автомат. Больше ляма за него отвалил…
— Ты неблагодарная тварь! Да как ты посмела? Я растила тебя! Я потратила на тебя всю жизнь! Этим добром ты мне отплатила? Да я убью тебя! Убью тебя и твоего ублюдка! Я убью вас обоих!
Окно открыто в режиме проветривания и ругань слышно просто отлично. Раздался удар и звук разбившегося стекла. Дима уменьшился в размере и замер. Я пробормотал:
— Картина называется «не вовремя».
Жене Димы тридцать семь и зовут её Таня. Дочери семнадцать. Кажется, Аня. Сыну четырнадцать. Зовут Вовой. Большего мне не известно.
— Дим, — я кивком указал на ворота. — Может я снаружи подожду?
— Ты чего? — удивился он. — Пошли. Всё нормально.
Не понравилось мне это «нормально». В дом заходить не стал. Поставил сумку на лавочку, сел рядом, закурил и отправил хозяина дома в «объятия» родных.
Окно было закрыто и дальнейших разбирательств я не слышал. Знаю, что есть некая неблагодарная тварь. Что она сделала мне пока не известно…
Вечером я сидел за столом и ел запечённую в духовке курицу с картошкой, не забывая вливать в желудок стопку за стопкой. Разговоры были, так сказать, не о чём. Когда мы вышли на улицу покурить, Дима предложил прогуляться. Стоило ему начать рассказывать, и он тут же разревелся. Через пятнадцать минут я был в курсе случившегося.
Можно использовать мягкие слова, но я не стал. Если кратко — дочь Димы, Аня, семнадцати летняя, вполне сформировавшаяся, девица, ничего такая из себя, залетела. Кто папа она не знает. Предполагает, но точного ответа дать не способна. Кандидатов на эту роль аж семеро. Самому младшему кандидату двадцать два. Самому старшему тридцать шесть. Девица не из робкого десятка оказалась. Не дал правильное воспитание папочка. Или мамочка, потому что папочка вечно не дома. Работа у папочки такая.
Дима в итоге накушался. Пришлось тащить его домой. Уложив спать, я вышел на улицу и сел покурить на лавку. Тёплая ночь и ни одной кусающе-летающей твари. Наслаждаюсь спокойствием гражданской жизни.
Спасть я отправился в четвёртом часу ночи, когда допил пол литровую бутылку коньяка. Зашёл на террасу, разложил старенький диван, укрылся пледом и уснул.
Жуткий истошный вопль дочери Димы разбудил меня. Когда ты пил до утра и проснулся с адской головной болью — такой вопль можно сравнить с разрывной пулей, попавшей прямо в лоб.
Не понимая, о чём мне пытается сказать будущая мать, я вошёл в дом, прошёл до спальни, в которой вечером уложил спать Диму, открыл дверь и оцепенел.
Прапорщик Вилисов Дмитрий повесился стоя на коленях. Бельевую верёвку он примотал к оконной ручке, которая, будто заколдованная, вопреки всему выдержала нагрузку.
Оцепенение спало, и я попытался спасти человека. Я спасал, зная, что Вилисов Дмитрий уже мёртв. Он провисел минут десять, прежде чем его обнаружила дочь. Десять минут боле чем достаточно, чтобы задушиться. Для этого нужно намного меньше времени. Даже на коленях.
Я приехал отметить день рождения, но побывал на похоронах. Последующие два дня я помогал Диме отправится в последний путь. Путь, что заканчивается на глубине двух метров. Я оплатил большую часть расходов. Я устроил всё в лучшем виде. Я узнал всё, что был способен узнать. Я не был обязан это делать, но совесть сказала надо.
За час до суицида у Димы был разговор с женой. Его голова болела, а желудок отчаянно избавлялся от содержимого путём рвотного рефлекса. Жена заявила Диме, что уходит от него. Что не любит. Что никогда не любила. И что у неё уже давно есть другой.
Вот такая вот семья. Таня, жена Димы, жила в своём маленьком и уютном мирке. Поженились они по одной причине — Таня залетела. Дима на момент свадьбы уже служил по контракту. У них родилась дочь. Позже, через три года, родился сын. Дима работал и бывал дома редко. Таня воспитывала детей, жалея о потерянной жизни. У каждого был свой мир. Маленький, уютненький, мир. Когда этот мир рухнул — Дима не выдержал. Почему он решил проблему суицидом я не понял. Пытался понять, но не смог. Мне, человеку у которого никогда не было семьи, это сложно понять. Я не видел в случившемся великих проблем. Ломал голову, но не понял. Почему человек так легко согласился всё разрушить? Нет, не Дима. Он тут не при чём. Всё разрушила Таня, его жена. О том, что их дочь Аня сделала аборт, я не узнал. И не узнал о всём остальном. Аня стала бесплодной и впоследствии начала работать в эскорт услугах. Вова, сын Димы, связался с плохими ребятами, подсел на иглу и в восемнадцать лет получил первый срок. Жена Димы прожила с новым гражданским мужем три года, а затем начала спиваться и лишилась всего. Четыре жизни разрушилась на моих глазах меньше, чем за сутки. А ведь всё можно было изменить. Нужно было просто поговорить. Нужно было просто выслушать.
Прямо с поминок меня забрал товарищ и мы поехали домой. В Новосибирск. Чуть позже, через пять дней, я улечу в Крым, а затем, когда закончится отпуск, снова полечу в Сирию…
Я накрылся шкурой с головой, не забыв оставить отверстие для продыху и, расслабившись, уснул. Всё, что вспомнил, мне в который раз приснилось. Не желает моя память забывать те неприятные моменты…
Фрагмент 15
Не стоило забивать голову перед сном плохими воспоминаниями. Всю ночь мне снилась ересь. Бред, в который вряд ли поверит даже человек с психическими отклонениями. Просыпался раз семь за ночь, проветривал спальник-шкуру и снова засыпал. Последний раз проснулся с рассветом и понял, что сильно потею. Неужели погода решила порадовать?
Наш лагерь молчалив и угрюм. Костёр давно потух. Андрюха и Стенли спят рядом. Угрх лежит прямо на снегу, свернувшись клубком. Вчерашний ветер отступил, но температура держится на прежнем уровне. Минус десять-пятнадцать по ощущениям. Вчера и с ветром они чувствовались как все тридцать. Солнце выглядывает из-за скалы. Не буду вставать и полежу, пока не проснутся остальные.