Витя сидит на камушке и грызёт сухари, предварительно вымачивая их в кружке с водой. Наше появление он встретил в виде статуи — замер, так и не закинув в открытый рот маленький сухарик.
Угрх тоже сидит на камне, и вид у него такой, будто не медведь он, а получивший от начальства выговор с последующим увольнением рабочий, всё осознал и теперь горюет от этого, не зная, как быть дальше.
Берсерк не снял, а именно скинул Урхарера. Плюхнувшись на камни, тот коротко взвизгнул и принял сидячее положение, не забыв потереть ушибленный бок.
Мне участь досталась попроще, можно сказать, что был осторожно поставлен на ноги и недовольно отпихнут в сторону. Витя, наконец-то закинувший сухарь в рот, заработал носом, видимо, уловив аромат, исходящий от меня и Урхарера. Недовольно скривившись, продолжил жевать.
— Чтобы не утруждать вас переводом, я буду говорить на человеческом языке, — пробасил всадник, смотря на Угрха. — И первый мой вопрос таков: изгои, кто дал вам право вернуться?
— Права вернуться у нас не было, но мы нашли его. — Угрх говорит, не поднимая головы, нашёл себе занятие, сверлит взглядом скалу. — Человек, которого зовут Никита, ключ к Основе. Мы обязаны доставить его к старейшинам, потому что права принимать решения самостоятельно не имеем. Наше возвращение — начало войны, которая впоследствии вернёт нам свободу. Ту свободу, изначальную, которую забрала Основа.
— Ключ к Основе? Родич, кто тебе сказал, что нам нужен ключ? И кто дал тебе право решать за нас? Война, ты говоришь? Ты забыл прошлое, родич? Забыл своё место? Ты изгой! Почему я должен напоминать об этом? Моё право позволяет мне совершить суд над изгоями прямо здесь и сейчас, а затем просто передать воспоминания старейшинам. Убеди меня, родич, в собственной значимости, либо я буду вынужден поступить так, как велят правила. Не хочу лишать вас жизни, но если посчитаю, что это необходимо, то знайте, я смогу.
Берсерк стал похож на воду, которая только что была статуей, восседающей на спине урлоока, а затем одним движением сбежала на землю, чтобы вновь стать статуей, но уже стоящей. Изящно получилось, гибкость просто великолепная, при его-то размере!
Витя, который на всё смотрит с неописуемым восторгом на роже, воскликнул:
— Ник, слушай, если мы с тобой скоро сдохнем, то знай, я ни капли не в обиде на тебя и очень рад, что согласился на это путешествие. Впечатлений, которые получил и продолжаю получать, на тысячи людей многовато. Круто, безупречно круто! Мы — свидетели истории!
Жестами показав Вите, что рот лучше держать закрытым, я снова посмотрел на берсерка. Тот слегка кивнул, тем самым поблагодарив меня — переключаться на инвалида, чтобы попросить его помолчать, в его планы не входило.
— Моё имя Угрх! Назови и ты своё, родич!
— Рагхар — так моё имя звучит на языке людей. Родич, способный читать разум, назовись и ты.
Урхарер, пытающийся быть при его размере кем-то не больше мыши, почти неслышно сказал:
— Повелитель Разума — так моё имя звучит в переводе на язык человека. Можно более просто, Урхарер.
— Повелитель разума? — удивлению нет места в речи берсерка. Максимум спокойный интерес. — Серьёзное имя, значит, и способности должны быть серьёзными. Насколько силён твой дар, Урхарер? Воздействуй на меня, подави волю, я хочу понять твою силу.
Толстяк посмотрел на берсерка. Сперва надменно, с волевым напряжением во взгляде и отлично читающейся в нём мощью, а затем с удивлением и растерянностью.
Берсерк, по-человечески пожав плечами, сказал:
— Достаточно, не насилуй себя, меня тебе не продавить. Слабый дар, не соответствует имени, у нас таких, как ты, множество, каждый второй. Изгои, вы деградировали, признайте это.
— Мы не имели права развиваться! — Угрх злиться и злости не скрывает. — Тысячи лет прошли, это закономерно! Сколько ещё ты собираешься издеваться над нами, Рагхар?
— Я не издеваюсь. Всё, что говорю, известные вам факты. Вы заставили меня проделать длинный путь, много суток мчался вам навстречу, чтобы понять причину беспокойства собственного разума. Вы издевались надо мной, и я могу вас за это наказать. — Голос Рагхара начал повышаться. Почти взревев, он спросил: — Где остальные? Я знаю, что вас было больше! Вы уничтожили последнего вакши, которому совет старейшин дал право на жизнь. Вы нарушители, вас будут судить, судить как изгоев! Где Харрор, запах которого я чувствую даже здесь?! Где он?
— Часть берсерков погибла. — Угрх снова сел и уставился на камни. — Орх, Хорг…
— Старина Орх ещё жив? — впервые Рагхар показал удивление. Достаточно много времени я провёл среди мохнатых и научился различать их эмоции и интонации. Можно сказать, что свой в доску.
Урхарер рассказал:
— До боя с вакши нас было больше. Старший среди нас по праву, Ущхам, настаивал уйти, но окончательное решение убить вакши принял берсерк Орх. Ценой победы стала смерть нескольких берсерков. Орх был среди них. Харрор выжил, но сильно пострадал, потому что побывал в пасти вакши…
— Ты издеваешься надо мной? — спросил Рагхар. — Урхарер, мне не нужны твои скудные слова, мне нужны твои воспоминания. Передай мне их! Воспоминания Угрха и людей тоже нужны, возьми их.
Ощущение, что в голову забрался маленький паук, и сейчас он бегает по мозгу, слегка щекоча его. Урхарер без разрешения забрался в мои воспоминания и взял то, что нужно. Обидно, однако, мог ведь не забывать про банальную вежливость. Или настолько боится берсерка, что на остальное плевать?
— Старина Орх — единственный, кто известен мне по воспоминаниям предков. — Рагхар низко поклонился. — Великое почтение великому воину прошлого, он смог уйти по собственной воле, не каждому это дано.
— Ты посмотрел нашу память? — спросил Угрх.
— Да, я посмотрел всё и вижу множество ошибок, которые вы все совершили. Можно было действовать иначе, но вы выбрали сложнейший путь и, по сути, сами себя наказали. Я принял решение, и противиться ему не в ваших силах. Вам придётся пойти со мной…
* * *
Встреча с берсерком изменила только одно — мы выжили. Если бы не он, то пауки бы уже давно переварили и меня, и Урхарера. В остальном, по сути, никаких изменений, потому что хоть мы и находимся под конвоем Рагхара, но остаёмся такими же свободными, как раньше. Что с берсерком, что без него, место назначения прежнее, таинственный город разумных медведей. Жаль, что доберёмся до него ещё не скоро.
Что я понял из разговора Угрха и Урхарера с Рагхаром? Можно сказать, что ничего не понял, одни загадки. Прошло уже три дня, но других разговоров так и не было. Пытаюсь разговорить мишек, но не получается, полный игнор с их стороны. О чём-то спрашивать восседающего на урлооке Рагхара банально боюсь, потому что не знаю, к чему это может привести.
Горы наконец-то закончились. Совсем! Больше не нужно взбираться на вершины и спускаться с них, рискуя на каждом шагу свернуть шею. Началась огромная равнина, сплошь и полностью покрытая Мёртвым лесом. Он, как я понял, в этой части материка тоже растёт и ничем не отличается от того, который есть возле посёлков, за исключением площади. Нет ему конца и края…
— Хорошее место, чтобы устроиться на ночлег. — Рагхар спрыгнул с урлоока, который тут же умчался добывать еду. Послушная скотина, без каких-либо команд знает, что от него требуется. — Угрх, на тебе разведение огня. Люди и Урхарер могут отдыхать…
Раздав команды, берсерк подошёл к дереву и начал взбираться по лишённому веток стволу с проворством кошки. Каждый раз делает это, все уже привыкли. Чем занимается там, на высоте, среди гигантских крон, даже Угрх и Урхарер не знают. А может, знают, но не говорят.
— Хорошее место для ночлега… — пробурчал Витя и возмущенно заявил: — Древолаз хренов, место хорошее он нашёл, да тут весь лес одно сплошное хорошее место! — С мечтанием посмотрев наверх, крикнул: — Чтобы ты брякнулся оттуда!
— Угрх, может, ты уже скажешь, что происходит? — попросил я.
Медведь покачал головой и продолжил расчищать площадку для костра. Посмотрев на Урхарера, я попытал счастья во второй раз:
— Толстый, может, ты что-нибудь скажешь?
Ответом также стало качание головой.
— Ну и ладно. — Я махнул рукой. — Хотите молчать — молчите!
Урлоок появился, как всегда, неожиданно и, как всегда, с добычей, принёс в пасти ещё живого поросёночка. Судя по крови, в которой измазана вся пасть, до этого было съедено множество других поросят. О себе хищник не забывает.
— Кыш, псина! — Витя ткнул палкой в проходящего рядом с ним урлоока, но тот никак на это не отреагировал.
— Чего такой нервный? — поинтересовался я и занялся «интересным» делом, собиранием коры и веток для костра.
— Жрать хочу, потому и психую. Устал, надоело на спине Угрха ехать, хочется комфорта. Урлоок большой, нам с тобой бы там место нашлось, если бы берсерк проявил хоть каплю заботы… А ещё я поговорить хочу, нормально поговорить, для меня это важно! Достало ваше постоянное молчание!
Глухой удар известил о том, что берсерк приземлился. Спрыгнуть с тридцати метров, как мы уже не раз убедились, для него не проблема.
— Ну что, древолаз, как успехи? — поинтересовался Витя. — Нашёл, что искал?
Впервые за всё время Рагхар снизошёл до ответа:
— Правильнее будет сказать «учуял», потому что запах Харрора я ни с чем не спутаю. С ним ещё пятеро, все берсерки, утром следующего дня они будут здесь…
* * *
— Почему мне дали заднюю ногу? — Витя недовольно отодвинул деревянную тарелку с увесистым шматком жареной на костре свинины и воскликнул: — Это что, намёк на мою инвалидность? Я хочу шею, там больше жировых прослоек, которые мне нравятся! И вообще, что за дискриминация? Ермаку, вон, рёбра достались, я тоже хочу рёбер!
Берсерк Рагхар прекратил жевать, осторожно положил на землю вторую заднюю ногу, которую оторвал от туши сам, и, ни к кому, по сути, не обращаясь, сказал:
— Писк, который я слушаю уже достаточно долго, начинает надоедать. Если пищалка не собирается затыкаться, то ей нужно знать, что терпение Рагхара имеет предел. После преодоления предела радиус смертельных исходов вокруг Рагхара начинает увеличиваться столь быстро, что остановить его уже невозможно. Тишина и покой — мои излюбленные спутники во время ужина. Так было раньше, и так должно оставаться сейчас.
— Слышь, годзила, ты что, угрожаешь мне? — Витя достиг нового уровня, оскорбляет Рагхара, глядя ему в глаза. — Инвалида убить собрался, псих ненормальный? Что, только слабых трогать умеешь? Вот придёт Харрор, с ним и выясняй, кто круче. Самоутверждаться нужно на сильных противниках, а не на тех, кто по большому без посторонней помощи не всякий раз нормально ходит. Понял ты меня, крахмал?
Местная кровососущая тварь, этакая уменьшенная копия стрекозы с функциями комара, села на нос Вити и попыталась вонзить в него свой микроскопический хоботок. Единственная рука инвалида резко устремилась к лицу, и «комар» погиб, так и не отведав кровушки. Рагхар, усмехнувшись совсем по-человечески, спросил:
— Ты сейчас самоутвердился?
— Не понял? — Витя свёл брови вместе. — Ты это про комара, что ли?
— Про него, ведь он всего лишь сел на твой нос и хотел испить самую малость твоей крови, чуть меньше одного грамма. В тебе её гораздо больше, не убыло бы, но ты не позволил, убил.
— Убил, потому что достали эти кровопийцы! — резко ответил Витя. — Самоутверждаться на комарах, блин… Нет, более тупого бреда я не слышал в своей жизни!
— Меня тоже достал один кровопийца, но вместо крови он пьёт моё терпение. Если я прихлопну его, то в этом не будет самоутверждения, ведь это бред. Хочешь, чтобы я прихлопнул его?
Похлопав Витю по спине, я сказал:
— Остынь, друган, потому что ты проиграл. Сам на свои же грабли встал, прими это.
— Да понял, понял… — Витя перевёл взгляд на свиную ногу. — Остыл уже, и еда остыла, можно и поесть…
Остаток ужина прошёл в молчании. Поросёночек, приготовленный Угрхом, был вкусным, и все остались довольными. Кроме поросёночка, конечно же, потому что всё, что от него осталось, это кучка костей, которые чуть позже с громким хрустом умял урлоок. Зверюге, как я понял, пофиг, что жрать, главное, чтобы хрустело…
Витя уснул самым первым, завернулся в шкуру и засопел. Следом за ним задремал Урхарер, выбрав местом для сна пространство между огромными корнями дерева-гиганта. У костра остались самые «стойкие» — я, Рагхар и Угрх. Ездовая зверюга, зовущаяся урлооком, тоже не стала спать, но и от посиделки у ночного костерка отказалась, отчалила в лишь ей известном направлении и с хорошо известными мне целями — добыть чего-нибудь съестного. Уверен, что дичь в Мёртвом лесу урлоок способен найти даже ночью, когда её при всём желании не сыщешь.
— Мёртвый лес — явление уникальное. Мы давно наблюдаем за ним, пытаемся понять, изучаем. — Рагхар набрал в лапу сухих иголок и начал по одной бросать в костёр. — Деревья-гиганты, которые окружают нас, начали расти ещё в те времена, когда отец моего отца не родился. Некоторые, живущие поныне, хоть и осталось их единицы, помнят Мёртвый лес прежним, обычным. Я знаю нескольких стариков и не раз слушал их рассказы про то, как зарождался новый вид разума, нам пока не известный и ни с кем на контакт не идущий. Угрх, мой дальний родич, изгой без права вернуться домой, что ты знаешь про Мёртвый лес?
— Знаю, что он становится разумным. Старожилы среди изгоев рассказывали нам про то время, когда он был обычным, но затем начал меняться. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в родовую память. В ней нет места Мёртвому лесу, его там не существует. Момента, когда всё изменилось, в памяти нет.
— В моей он есть, можно хорошо проследить все изменения, обычные хвойные деревья устремились ввысь, подавив всю остальную растительность. Тысячи лет длилось изменение, а затем остановилось, и сейчас мы видим всё таким же, как и в конце изменения. Мёртвый лес сам остановил своё развитие, остановил в физическом плане, уйдя в ментальный. Он копит силы, развивается, осознаёт себя. Это будет новый вид разума, с которым нам придётся либо подружиться, либо вступить в смертельную схватку. Наученный памятью предков, я выбираю дружбу. И тебе, Угрх, советую того же, потому что война — зло. Зло, которое съедает разум. Ты согласен со мной, изгой? Расскажи мне, что ты выбрал, когда люди пришли и уничтожили остатки твоего когда-то великого племени. Нам известно многое, но не всё. Детали, вот чего всегда не достаёт той информации, которую получаем от разведчиков.
— Мне не хочется говорить об этом, Рагхар. — Угрх медленно встал и ушёл в темноту. Уже оттуда долетело его тихое рычание: — Старейшины, только с ними буду говорить…
Угрх тоже сидит на камне, и вид у него такой, будто не медведь он, а получивший от начальства выговор с последующим увольнением рабочий, всё осознал и теперь горюет от этого, не зная, как быть дальше.
Берсерк не снял, а именно скинул Урхарера. Плюхнувшись на камни, тот коротко взвизгнул и принял сидячее положение, не забыв потереть ушибленный бок.
Мне участь досталась попроще, можно сказать, что был осторожно поставлен на ноги и недовольно отпихнут в сторону. Витя, наконец-то закинувший сухарь в рот, заработал носом, видимо, уловив аромат, исходящий от меня и Урхарера. Недовольно скривившись, продолжил жевать.
— Чтобы не утруждать вас переводом, я буду говорить на человеческом языке, — пробасил всадник, смотря на Угрха. — И первый мой вопрос таков: изгои, кто дал вам право вернуться?
— Права вернуться у нас не было, но мы нашли его. — Угрх говорит, не поднимая головы, нашёл себе занятие, сверлит взглядом скалу. — Человек, которого зовут Никита, ключ к Основе. Мы обязаны доставить его к старейшинам, потому что права принимать решения самостоятельно не имеем. Наше возвращение — начало войны, которая впоследствии вернёт нам свободу. Ту свободу, изначальную, которую забрала Основа.
— Ключ к Основе? Родич, кто тебе сказал, что нам нужен ключ? И кто дал тебе право решать за нас? Война, ты говоришь? Ты забыл прошлое, родич? Забыл своё место? Ты изгой! Почему я должен напоминать об этом? Моё право позволяет мне совершить суд над изгоями прямо здесь и сейчас, а затем просто передать воспоминания старейшинам. Убеди меня, родич, в собственной значимости, либо я буду вынужден поступить так, как велят правила. Не хочу лишать вас жизни, но если посчитаю, что это необходимо, то знайте, я смогу.
Берсерк стал похож на воду, которая только что была статуей, восседающей на спине урлоока, а затем одним движением сбежала на землю, чтобы вновь стать статуей, но уже стоящей. Изящно получилось, гибкость просто великолепная, при его-то размере!
Витя, который на всё смотрит с неописуемым восторгом на роже, воскликнул:
— Ник, слушай, если мы с тобой скоро сдохнем, то знай, я ни капли не в обиде на тебя и очень рад, что согласился на это путешествие. Впечатлений, которые получил и продолжаю получать, на тысячи людей многовато. Круто, безупречно круто! Мы — свидетели истории!
Жестами показав Вите, что рот лучше держать закрытым, я снова посмотрел на берсерка. Тот слегка кивнул, тем самым поблагодарив меня — переключаться на инвалида, чтобы попросить его помолчать, в его планы не входило.
— Моё имя Угрх! Назови и ты своё, родич!
— Рагхар — так моё имя звучит на языке людей. Родич, способный читать разум, назовись и ты.
Урхарер, пытающийся быть при его размере кем-то не больше мыши, почти неслышно сказал:
— Повелитель Разума — так моё имя звучит в переводе на язык человека. Можно более просто, Урхарер.
— Повелитель разума? — удивлению нет места в речи берсерка. Максимум спокойный интерес. — Серьёзное имя, значит, и способности должны быть серьёзными. Насколько силён твой дар, Урхарер? Воздействуй на меня, подави волю, я хочу понять твою силу.
Толстяк посмотрел на берсерка. Сперва надменно, с волевым напряжением во взгляде и отлично читающейся в нём мощью, а затем с удивлением и растерянностью.
Берсерк, по-человечески пожав плечами, сказал:
— Достаточно, не насилуй себя, меня тебе не продавить. Слабый дар, не соответствует имени, у нас таких, как ты, множество, каждый второй. Изгои, вы деградировали, признайте это.
— Мы не имели права развиваться! — Угрх злиться и злости не скрывает. — Тысячи лет прошли, это закономерно! Сколько ещё ты собираешься издеваться над нами, Рагхар?
— Я не издеваюсь. Всё, что говорю, известные вам факты. Вы заставили меня проделать длинный путь, много суток мчался вам навстречу, чтобы понять причину беспокойства собственного разума. Вы издевались надо мной, и я могу вас за это наказать. — Голос Рагхара начал повышаться. Почти взревев, он спросил: — Где остальные? Я знаю, что вас было больше! Вы уничтожили последнего вакши, которому совет старейшин дал право на жизнь. Вы нарушители, вас будут судить, судить как изгоев! Где Харрор, запах которого я чувствую даже здесь?! Где он?
— Часть берсерков погибла. — Угрх снова сел и уставился на камни. — Орх, Хорг…
— Старина Орх ещё жив? — впервые Рагхар показал удивление. Достаточно много времени я провёл среди мохнатых и научился различать их эмоции и интонации. Можно сказать, что свой в доску.
Урхарер рассказал:
— До боя с вакши нас было больше. Старший среди нас по праву, Ущхам, настаивал уйти, но окончательное решение убить вакши принял берсерк Орх. Ценой победы стала смерть нескольких берсерков. Орх был среди них. Харрор выжил, но сильно пострадал, потому что побывал в пасти вакши…
— Ты издеваешься надо мной? — спросил Рагхар. — Урхарер, мне не нужны твои скудные слова, мне нужны твои воспоминания. Передай мне их! Воспоминания Угрха и людей тоже нужны, возьми их.
Ощущение, что в голову забрался маленький паук, и сейчас он бегает по мозгу, слегка щекоча его. Урхарер без разрешения забрался в мои воспоминания и взял то, что нужно. Обидно, однако, мог ведь не забывать про банальную вежливость. Или настолько боится берсерка, что на остальное плевать?
— Старина Орх — единственный, кто известен мне по воспоминаниям предков. — Рагхар низко поклонился. — Великое почтение великому воину прошлого, он смог уйти по собственной воле, не каждому это дано.
— Ты посмотрел нашу память? — спросил Угрх.
— Да, я посмотрел всё и вижу множество ошибок, которые вы все совершили. Можно было действовать иначе, но вы выбрали сложнейший путь и, по сути, сами себя наказали. Я принял решение, и противиться ему не в ваших силах. Вам придётся пойти со мной…
* * *
Встреча с берсерком изменила только одно — мы выжили. Если бы не он, то пауки бы уже давно переварили и меня, и Урхарера. В остальном, по сути, никаких изменений, потому что хоть мы и находимся под конвоем Рагхара, но остаёмся такими же свободными, как раньше. Что с берсерком, что без него, место назначения прежнее, таинственный город разумных медведей. Жаль, что доберёмся до него ещё не скоро.
Что я понял из разговора Угрха и Урхарера с Рагхаром? Можно сказать, что ничего не понял, одни загадки. Прошло уже три дня, но других разговоров так и не было. Пытаюсь разговорить мишек, но не получается, полный игнор с их стороны. О чём-то спрашивать восседающего на урлооке Рагхара банально боюсь, потому что не знаю, к чему это может привести.
Горы наконец-то закончились. Совсем! Больше не нужно взбираться на вершины и спускаться с них, рискуя на каждом шагу свернуть шею. Началась огромная равнина, сплошь и полностью покрытая Мёртвым лесом. Он, как я понял, в этой части материка тоже растёт и ничем не отличается от того, который есть возле посёлков, за исключением площади. Нет ему конца и края…
— Хорошее место, чтобы устроиться на ночлег. — Рагхар спрыгнул с урлоока, который тут же умчался добывать еду. Послушная скотина, без каких-либо команд знает, что от него требуется. — Угрх, на тебе разведение огня. Люди и Урхарер могут отдыхать…
Раздав команды, берсерк подошёл к дереву и начал взбираться по лишённому веток стволу с проворством кошки. Каждый раз делает это, все уже привыкли. Чем занимается там, на высоте, среди гигантских крон, даже Угрх и Урхарер не знают. А может, знают, но не говорят.
— Хорошее место для ночлега… — пробурчал Витя и возмущенно заявил: — Древолаз хренов, место хорошее он нашёл, да тут весь лес одно сплошное хорошее место! — С мечтанием посмотрев наверх, крикнул: — Чтобы ты брякнулся оттуда!
— Угрх, может, ты уже скажешь, что происходит? — попросил я.
Медведь покачал головой и продолжил расчищать площадку для костра. Посмотрев на Урхарера, я попытал счастья во второй раз:
— Толстый, может, ты что-нибудь скажешь?
Ответом также стало качание головой.
— Ну и ладно. — Я махнул рукой. — Хотите молчать — молчите!
Урлоок появился, как всегда, неожиданно и, как всегда, с добычей, принёс в пасти ещё живого поросёночка. Судя по крови, в которой измазана вся пасть, до этого было съедено множество других поросят. О себе хищник не забывает.
— Кыш, псина! — Витя ткнул палкой в проходящего рядом с ним урлоока, но тот никак на это не отреагировал.
— Чего такой нервный? — поинтересовался я и занялся «интересным» делом, собиранием коры и веток для костра.
— Жрать хочу, потому и психую. Устал, надоело на спине Угрха ехать, хочется комфорта. Урлоок большой, нам с тобой бы там место нашлось, если бы берсерк проявил хоть каплю заботы… А ещё я поговорить хочу, нормально поговорить, для меня это важно! Достало ваше постоянное молчание!
Глухой удар известил о том, что берсерк приземлился. Спрыгнуть с тридцати метров, как мы уже не раз убедились, для него не проблема.
— Ну что, древолаз, как успехи? — поинтересовался Витя. — Нашёл, что искал?
Впервые за всё время Рагхар снизошёл до ответа:
— Правильнее будет сказать «учуял», потому что запах Харрора я ни с чем не спутаю. С ним ещё пятеро, все берсерки, утром следующего дня они будут здесь…
* * *
— Почему мне дали заднюю ногу? — Витя недовольно отодвинул деревянную тарелку с увесистым шматком жареной на костре свинины и воскликнул: — Это что, намёк на мою инвалидность? Я хочу шею, там больше жировых прослоек, которые мне нравятся! И вообще, что за дискриминация? Ермаку, вон, рёбра достались, я тоже хочу рёбер!
Берсерк Рагхар прекратил жевать, осторожно положил на землю вторую заднюю ногу, которую оторвал от туши сам, и, ни к кому, по сути, не обращаясь, сказал:
— Писк, который я слушаю уже достаточно долго, начинает надоедать. Если пищалка не собирается затыкаться, то ей нужно знать, что терпение Рагхара имеет предел. После преодоления предела радиус смертельных исходов вокруг Рагхара начинает увеличиваться столь быстро, что остановить его уже невозможно. Тишина и покой — мои излюбленные спутники во время ужина. Так было раньше, и так должно оставаться сейчас.
— Слышь, годзила, ты что, угрожаешь мне? — Витя достиг нового уровня, оскорбляет Рагхара, глядя ему в глаза. — Инвалида убить собрался, псих ненормальный? Что, только слабых трогать умеешь? Вот придёт Харрор, с ним и выясняй, кто круче. Самоутверждаться нужно на сильных противниках, а не на тех, кто по большому без посторонней помощи не всякий раз нормально ходит. Понял ты меня, крахмал?
Местная кровососущая тварь, этакая уменьшенная копия стрекозы с функциями комара, села на нос Вити и попыталась вонзить в него свой микроскопический хоботок. Единственная рука инвалида резко устремилась к лицу, и «комар» погиб, так и не отведав кровушки. Рагхар, усмехнувшись совсем по-человечески, спросил:
— Ты сейчас самоутвердился?
— Не понял? — Витя свёл брови вместе. — Ты это про комара, что ли?
— Про него, ведь он всего лишь сел на твой нос и хотел испить самую малость твоей крови, чуть меньше одного грамма. В тебе её гораздо больше, не убыло бы, но ты не позволил, убил.
— Убил, потому что достали эти кровопийцы! — резко ответил Витя. — Самоутверждаться на комарах, блин… Нет, более тупого бреда я не слышал в своей жизни!
— Меня тоже достал один кровопийца, но вместо крови он пьёт моё терпение. Если я прихлопну его, то в этом не будет самоутверждения, ведь это бред. Хочешь, чтобы я прихлопнул его?
Похлопав Витю по спине, я сказал:
— Остынь, друган, потому что ты проиграл. Сам на свои же грабли встал, прими это.
— Да понял, понял… — Витя перевёл взгляд на свиную ногу. — Остыл уже, и еда остыла, можно и поесть…
Остаток ужина прошёл в молчании. Поросёночек, приготовленный Угрхом, был вкусным, и все остались довольными. Кроме поросёночка, конечно же, потому что всё, что от него осталось, это кучка костей, которые чуть позже с громким хрустом умял урлоок. Зверюге, как я понял, пофиг, что жрать, главное, чтобы хрустело…
Витя уснул самым первым, завернулся в шкуру и засопел. Следом за ним задремал Урхарер, выбрав местом для сна пространство между огромными корнями дерева-гиганта. У костра остались самые «стойкие» — я, Рагхар и Угрх. Ездовая зверюга, зовущаяся урлооком, тоже не стала спать, но и от посиделки у ночного костерка отказалась, отчалила в лишь ей известном направлении и с хорошо известными мне целями — добыть чего-нибудь съестного. Уверен, что дичь в Мёртвом лесу урлоок способен найти даже ночью, когда её при всём желании не сыщешь.
— Мёртвый лес — явление уникальное. Мы давно наблюдаем за ним, пытаемся понять, изучаем. — Рагхар набрал в лапу сухих иголок и начал по одной бросать в костёр. — Деревья-гиганты, которые окружают нас, начали расти ещё в те времена, когда отец моего отца не родился. Некоторые, живущие поныне, хоть и осталось их единицы, помнят Мёртвый лес прежним, обычным. Я знаю нескольких стариков и не раз слушал их рассказы про то, как зарождался новый вид разума, нам пока не известный и ни с кем на контакт не идущий. Угрх, мой дальний родич, изгой без права вернуться домой, что ты знаешь про Мёртвый лес?
— Знаю, что он становится разумным. Старожилы среди изгоев рассказывали нам про то время, когда он был обычным, но затем начал меняться. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в родовую память. В ней нет места Мёртвому лесу, его там не существует. Момента, когда всё изменилось, в памяти нет.
— В моей он есть, можно хорошо проследить все изменения, обычные хвойные деревья устремились ввысь, подавив всю остальную растительность. Тысячи лет длилось изменение, а затем остановилось, и сейчас мы видим всё таким же, как и в конце изменения. Мёртвый лес сам остановил своё развитие, остановил в физическом плане, уйдя в ментальный. Он копит силы, развивается, осознаёт себя. Это будет новый вид разума, с которым нам придётся либо подружиться, либо вступить в смертельную схватку. Наученный памятью предков, я выбираю дружбу. И тебе, Угрх, советую того же, потому что война — зло. Зло, которое съедает разум. Ты согласен со мной, изгой? Расскажи мне, что ты выбрал, когда люди пришли и уничтожили остатки твоего когда-то великого племени. Нам известно многое, но не всё. Детали, вот чего всегда не достаёт той информации, которую получаем от разведчиков.
— Мне не хочется говорить об этом, Рагхар. — Угрх медленно встал и ушёл в темноту. Уже оттуда долетело его тихое рычание: — Старейшины, только с ними буду говорить…