– Что посмотрим?

– Как обстоят дела. С твоими корешами.

Выйдя из квартиры Роксты, Линус отправил сообщение Алексу: Пересечемся? Ответ пришел, когда лифт остановился на первом этаже: 20 мин. Линус пошел в рощу с перекладинами для ковров и стал ждать.





4




Линус отодвинул печенье к краю пакета, расстелил его на земле и сел на него по-турецки, прислонившись к опоре, к которой четыре года назад привязали парня с татуировкой в виде кролика. Он задумался о разных веществах.

Выходит, и Рокста по-своему барыжит. Таблетки для стояка. Невероятно, сколько в обороте веществ и препаратов. Бетти принимает три таблетки: от сердца, от давления и еще какую-то. Отцу делают уколы и дают микстуры, чтобы поддерживать в нем жизнь против его воли. И все это легальная шняга.

Добавить к этому все остальное, что не попадает под радары и продается из-под полы. Есть средства на все случаи жизни: словить кайф, расслабиться, обеспечить стояк, нарастить мышцы или просто отключиться. В системе циркулирует хренова туча бабла – все для того, чтобы желающие могли заполучить вещества, которые их изменят. Вот и вся бизнес-идея, если задуматься.

Линус испытал приступ гордости и мысленно похлопал себя по плечу. Кроме водки, у него не было потребности в веществах, которые могли бы вынудить его склонить голову перед продавцом. И это несмотря на то, что в глазах социума он не в себе и нуждается в лекарствах. Он уделал этих уродов. Обломал их.

Его ненависть к обществу была сильной и расплывчатой. Кроме Юханны, учительницы в младших классах, он никогда не встречал взрослого в авторитетной позиции, который ему нравился или на которого можно было положиться. Некоторые пытались ему помочь, но делали это неправильно, другие хотели лишь принизить и указать на его место. Полиция относилась ко второй группе. После СИЗО и исправительного центра Линус испытывал отвращение к легашам, и оно сидело в нем настолько глубоко, что походило на аллергию. Стоило только увидеть униформу или полицейскую машину, как тело начинало чесаться и сводило живот.

– Че как?

Линус не слышал, как в роще появился Алекс. Он вскочил на ноги, поскольку продолжать сидеть казалось неуважительным, и сказал:

– Норм. Есть вопрос.

– Как дела?

– Путем.

– О’кей.

Алекс произносил свои реплики механически, словно на автопилоте и без настоящего интереса. Его занимало что-то другое.

– Так вот, – начал Линус. – Можно толкать товар за пределами Сарая?

– Можешь толкать где тебе вздумается. Но сделаешь неверный шаг, и это твоя проблема. За пределами Сарая у нас нет глаз.

Линус с благодарностью принял возможность задать следующий вопрос:

– А вообще они есть?

– Всегда. Следят они за тобой или нет, зависит от того, как ты себя ведешь.

– То есть у меня есть крыша?

– В чем дело? У тебя паранойя или что?

Да, Линус параноил насчет Сердито, но решил, что лучше в этом не признаваться, чтобы не выглядеть слабым, поэтому сказал:

– Да нет. Все норм.

– Все норм?

– Угу.

Алекс продолжал стоять, как будто хотел сказать еще что-то, и в возникшей тишине Линус воспользовался моментом и спросил:

– Просто интересно. Почта. Посылать товар почтой.

Впервые за весь разговор в темных глазах Алекса загорелся огонек интереса или скорее насмешки:

– Думаешь, ты первый в истории придумал такой гениальный ход?

– Просто спросил.

– У них есть собаки и выборочные проверки. Хочешь просрать партию за несколько тысяч штук – на здоровье. Лишь бы смог покрыть расходы.

– Я не говорю, что я…


Алекс положил руку ему на плечо.

– Линус, по мне, так хоть на шоссе встань с табличкой на шее, если хочешь. Только бы приносил бабло и никогда…

– Знаю, знаю, знаю.

Алекс сжал ему плечо так сильно, что Линус запыхтел.

– Решил меня перебить?

– Нет, просто… прости. Я знаю.

– Что ты знаешь?

– Что мне этого никто не давал. Я сам нашел.

– Где?

– В подвале. В велосипедной сумке.

Алекс кивнул и отпустил плечо. Снова возникла та самая тишина. Лицо Алекса приняло непроницаемое выражение, а Линус стоял и смотрел на логотип «Найки» у него на груди. Уйти без разрешения Алекса он не мог. Шли секунды. С балкона что-то прокричали по-фински, в кустах вздрогнул какой-то зверек. Когда Алекс наконец заговорил, его взгляд был устремлен вдаль, словно он наблюдал за каким-то местом далеко за корпусами Сарая:

– Я все ближе.

– Ближе… к чему?

Алекс как будто не слышал вопроса:

– Сегодня вечером. Я встречаюсь с ним. Сегодня вечером.

– С кем?

– С ним.

В его голосе не осталось и следа от обычного жесткого тона, ему на смену пришло почти блаженство, а взгляд Алекса теперь пугал по-новому; он посмотрел на Линуса и сказал:

– Может, мне дадут… попробовать.

Он продолжал таращиться на Линуса, и тот смог только выдавить из себя: «Поздравляю…», и это вернуло Алекса к действительности настолько, что он развернулся и ушел.

Линус остался наедине с собственной растерянностью и печеньем. Если, передавая сто грамм, он чувствовал, словно заплыл в глубокую часть бассейна, где не достать до дна, то сейчас он оказался в море. В бездонном океане, где, в какую сторону ни посмотри, виден только горизонт.





5




Дома Линуса ждала худшая из возможных ситуаций. Сиделке Катарине не терпелось уйти, а Бетти еще не вернулась. Наверное, выиграла какой-нибудь подарочный сертификат или еще какую фигню и застряла в букмекерской конторе. Катарина встала с кресла и сказала, как будто во всем виноват Линус:

– А, вот ты и дома. Отлично. Тогда я пошла.

Линус с радостью бы предложил ей те две тысячи, которые лежали у него в заднем кармане, чтобы она осталась, но он знал, что это вызовет неприятные вопросы. Он беспомощно наблюдал, как квадратное тело Катарины маневрирует к входной двери, а затем остался наедине с отцом. Из гостиной донеслось хлюпанье, в котором можно было распознать его имя.

Линус неторопливо, словно в замедленной съемке, снимал верхнюю одежду и обувь, прислушиваясь к лифту и шагам на лестнице. Бетти была игроманкой, фанаткой бинго, и, если ей перло, могла засидеться до закрытия в десять вечера и вернуться домой, проиграв все деньги, которых у них и так не было.

Снова послышалось хлюпанье, и Линус пошел на кухню, налил стакан воды и неспешно выпил, словно дорогой виски. Это не очень помогло. Больше всего Линуса потрясал не вид отца, а его осознанность и мысли.

Линус чувствовал, как мысли отца наполняют квартиру, хоть и понимал, что это как минимум нерационально, чтобы не сказать безумно. Они проникали везде, словно запах паленых волос. Если мама или соцслужба иногда вывозили папу на улицу, Линус знал об этом в ту же секунду, как переступал порог квартиры. Тогда мыслей не было, а значит, он может передохнуть, пока папу снова не втащат в его угол, а мысли опять не начнут клубиться.

Линус, конечно, не слышал, что папа думает, настолько больным на голову он не был, но ощущал, как вертятся эти мысли в голове, ощущал их как давление или вездесущий дым, который он, находясь в квартире, не мог не вдыхать. Так что он с тем же успехом мог устроить спектакль и немного поболтать с тем, кто произвел его на свет.

Телевизор был выключен, гостиную освещал лишь слабый свет торшера. Сидя в темном углу, папа был похож на персонажа фильма ужасов, урода, который скоро восстанет, схватит пилу и начнет все крушить. Эта мысль Линуса не пугала, напротив, он находил ее утешительной, потому что она придавала папе извращенное достоинство, которого у него не было.

Линус сел на диван рядом с отцом, взял пульт и включил телевизор. Показывали музыкальное шоу. Бородатый полный парень взял длинную финальную ноту в какой-то песне Адели[33], а потом со смятенной улыбкой ждал решения жюри.

Линус не понимал, как можно добровольно на такое пойти. Вечер за вечером тебя либо превозносят, либо низвергают на глазах у миллионов людей, и все лишь затем, чтобы получить шанс прокатиться по торговым центрам, раздавая автографы детям. Участники обычно говорят, что все было как во сне, и они наверняка правы. Бессвязно, бессмысленно и чаще всего пугающе. Выступление парня жюри не впечатлило. Слишком наигранно. Папа забурчал – значит, недоволен. Линус это знал.

– Переключить? – спросил он. Папа едва заметно помотал головой. Линус все равно переключил на другой канал. Что-то общественно-политическое. Люди стоят за длинным столом и высказывают свое мнение. Папа забурчал еще громче. Лица в телевизоре Линус не узнавал. Двое были лидерами политических партий, но Линус не знал, ни каких именно, ни какую точку зрения они отстаивают. Ему было совершенно наплевать. Независимо от того, какое из этих лиц принимает решения, для Линуса ничего не поменяется. Среди нечленораздельных звуков, которые издавал папа, Линус различил «Убери! Убери!».

– Точно, – сказал Линус. – Просто убрать все это дерьмо.