По привычке она сделала контрольный вдох-выдох и поняла, что и в самом деле чувствует себя хорошо. Ни одно лекарство не давало ей такого облегчения после приступа, да еще так быстро, как…
– Кто вы? – Варя настороженно нахмурилась.
– Арина. – Красивая аккуратная голова на лебединой шее изящно наклонилась. – Так меня зовут.
– Как няню Пушкина?
– В точку! Выпьем с горя, где же кружка! – засмеялась Арина. – Хочешь чаю? У меня хороший чай, на травах. Успокаивающий. Тебе не помешает успокоиться…
Арина бросила колючий взгляд на окно, рывком задернула шторы. Жесты более чем красноречивые. Арина деликатничала, хотя все знала и понимала. Память тут же выплюнула уродливый коллаж свежих воспоминаний: совиные глаза-плошки, перекушенный поводок, свернутая маленькая шея. Варю затрясло.
– Чаю! – театрально произнесла Арина. – Нам срочно нужен чай!
Горячий, обжигающий губы чай действительно оказался что надо. Ароматный пар щекотал переносицу, а терпкий вкус незнакомых ягод и трав пощипывал язык. Варя оттаивала, в кипятке растворялась противная дрожь. Пряча подрагивающие губы за краем фарфоровой чашки, девочка украдкой разглядывала свою спасительницу и ее квартиру.
Они сидели на кухне, на угловом диване из протертого красного кожзама. Комнатка едва вмещала стол, застеленный белоснежной скатертью, газовую плиту, мойку и посудный шкаф. Ни холодильника, ни микроволновки, ни тостера. Зато много вязаных кружевных салфеток, куколок из соломы и банок с закатанными соленьями, с виду вовсе не декоративными. С потолка свисал старый абажур, похожий на перевернутое цинковое ведро. На подоконнике, над старой гармошкой радиатора, расположилась целая кактусовая роща. Кухня больше напоминала вотчину бабушки, нежели красивой молодой женщины.
Ресницы у Арины были густыми, как в рекламе новой устойчивой туши, а глаза еще черней, чем волосы. Задумчиво сдвинув тонкие брови, она водила указательным пальцем по ободку чашки и, кажется, даже не притронулась к чаю. Ее тонкоскулое лицо, чертами напоминающее античные статуи из учебников истории, гипнотизировало Варю, погружало в вязкое оцепенение. Завитки белого пара застилали глаза, и девочка начинала клевать носом. Опираясь на локти, Арина перегнулась через стол, приблизив свое лицо близко-близко к Вариному.
– Здесь тебе нечего бояться, – шепнула она. – Никто со Двора не зайдет в мою квартиру. Никто. Даже она. Запомни это, когда в следующий раз придешь играть во Двор в темноте.
– Я за-пом-ню… – заплетающийся язык с трудом, но справился с невероятно сложным, тяжелым, таким длииииииинным словом.
Воздушный шарик, сидящий на плечах вместо головы, попытался взмыть под потолок, но вместо этого откинулся назад. Веки закрылись, утягивая Варю в темное, мягкое, безопасное место. Она заворочалась, устраиваясь поудобнее, пока наконец не поняла, что лежит в своей кровати, в своей комнате, в их с мамой новой квартире. На удивление уже не осталось сил.
Во сне Варя блуждала по мрачному бетонному погребу. С низкого потолка срывались холодные капли и свисали трубы, по которым бегали пищащие серые комки. В темноте за плечами пылали желтые глаза-фары, а впереди, невидимая, но ощущаемая каждым напряженным нервом, раскинулась бездонная пропасть, которая пугала куда больше хищных совиных плошек.
Потом откуда-то издалека донеслось клацанье замка, а за ним щелчок выключателя. В прихожей колыхнулся свет, проник сквозь сомкнутые веки, на мгновение разогнав подземный мрак вместе с его обитателями. Только на мгновение. Заметив спящую дочь, мама быстро прикрыла дверь в комнату. Но Варе больше не было страшно. Сон ее стал глубоким, а дыхание ровным. Ей снился снег. Белый кружащийся снег, и ничего больше.
* * *
Утром Варю одолевала сонливость. Голова не желала отрываться от подушки, глаза норовили закрыться, мышцы тянуло как после хорошей тренировки. Словно она в самом деле полночи бродила по бетонным катакомбам. Завтракая, Варя клевала носом и едва не пролила на себя горячий чай.
Уроки прошли как в тумане. Варя слушала рассеянно, отвечала невпопад, не выходила с одноклассницами на переменах, пропустила полдник и обед. Кажется, Аня звала ее к себе. Кажется, Варя отказалась. Кажется, Аня обиделась. За пеленой тумана, окутавшего разум, все было кажущимся, зыбким, неясным.
По пути домой Варя спотыкалась, налетала на прохожих и трижды уронила рюкзак. Сонливость прошла, но мысли по-прежнему путались, наползали друг на друга, как нетерпеливые черепашки, спешащие к воде. Варя раз за разом прокручивала в голове события вчерашнего вечера, пыталась понять, что из этого было реальным, а что нет. Может ли быть такое, что и сестрички Ярвинен, и желтоглазая баба Тоня, и Арина всего лишь ей приснились?
Ноги по привычке чуть было не унесли ее к съемной квартире, но Варя вовремя спохватилась, свернула на Пушкина. Проходя мимо Национальной библиотеки, остановилась и стояла несколько минут, нервно покусывая губы. Хотелось зайти к маме, рассказать ей все, что не получилось рассказать утром. Мама выслушает, серьезно покивает, заправит за ухо выбившуюся прядь… Вот только… поймет ли она? Впервые в жизни Варя не была в этом уверена на сто процентов. Даже на пятьдесят не была уверена. Это означало, что теперь у нее есть своя тайна, секрет, неведомый маме, и это немножко пугало. Раньше у Вари не было от мамы секретов.
Во дворе парковалась канареечного цвета «Веста». Стайка голубей важно курлыкала, снисходительно принимая хлебное подношение от сутулой старушки. На противоположном конце дома шарахнулся неуклюжий силуэт. Варе показалось, что это дядя Андрей, бывший хозяин квартиры, но он уже скрылся за углом, и сказать наверняка было нельзя.
Погруженная в размышления, Варя обошла «Весту», из которой выбирался тучный лысый дяденька. Голуби, методично подбирающие крошки, сходили с пути нехотя, делая одолжение. Варя автоматически поздоровалась и ничуть не удивилась, когда старушка не ответила. К своему возрасту девочка уже знала, что все пожилые люди требуют вежливости от подростков, но далеко не каждый из них считает нужным быть вежливым в ответ. Старушка проводила Варю равнодушным взглядом и швырнула голубям горсть хлебных крошек.
На крыльце Варя резко остановилась. Что-то не давало ей покоя. Какая-то маленькая деталь, царапучая, как колючка кактуса, цеплялась, не давала войти в подъезд. Варя обернулась, внимательно разглядывая двор. Воздух на вдохе встал комом в горле, а рука сама потянулась к баллончику с вентолином. Стало холодно, очень-очень холодно, от кончика носа, испуганно сопящего над пушистым шарфом, до пальцев ног в теплых зимних сапогах. Это оказалась она.
Очки сбили Варю с толку, но ошибки быть не могло. Толстые линзы отвлекали на себя внимание, но не могли скрыть крючковатый нос, седые кудри, завитушками обрамляющие узкий лоб, тонкие бескровные губы, лишенные цвета. Морщинистые птичьи руки-лапки с грубыми желтыми ногтями шуршали в полиэтиленовом пакете, выгребая крошки и корочки, и веером рассыпали их перед важными птицами. Вполоборота к Варе стоял ночной кошмар – баба Тоня.
Слыша, как скрипят шейные позвонки, Варя поглядела по сторонам. На мгновение ей почудилось, что вокруг тот, заоконный Двор, без машин, со старыми фонарями. Вот сейчас с площадки ей синхронно помашут сестрички Ярвинен… Но вокруг ни души. Даже тучный дяденька куда-то исчез.
Пятясь, Варя скрылась в подъезде и уже оттуда, со смутным дежавю, наблюдала за страшной старухой сквозь приоткрытую дверь. Баба Тоня как ни в чем не бывало кормила голубей. Скрипучим голосом подзывала их – «гули-гули». Криво улыбалась некрасивыми изжеванными губами. Ничто не выдавало в ней вчерашнее чудовище. Разве что глаза… но их Варя не могла разглядеть из-за огромных толстых линз в роговой коричневой оправе.
Варя поймала себя на мысли, что больше думает о том, как бы увидеть эти страшные глаза, найти подтверждение своим догадкам, чем о том, как бы побыстрее драпануть домой, чтобы закрыться на все замки. Паника улеглась, едва начавшись. Баллончик в нагрудном кармане остался нетронутым.
Остаток дня прошел как во сне. Домашка по алгебре. Домашка по русскому и литературе. Стихотворение наизусть. По истории – прочесть два параграфа. Наскоро перекусить бутербродами с колбасой. Намазывая майонез на хлеб, Варя смотрела в окно, нормальное, обычное окно, с пластиковой рамой и наклейкой в левом верхнем углу. За окном ходили люди, приезжали и уезжали машины, укутанные снегом деревья нервно подрагивали в летаргическом сне. Закат отражался в окнах дома напротив, колебался багровыми отблесками. Мир был обычным, привычным, в чем-то невыносимо скучным, но относительно безопасным. В нем не было места чудовищам из страшилок.
Но в комнате окно показывало совсем другую реальность. Варя замирала над раскрытым учебником истории, глядя, как падает снег, бесконечный, пушистый, равнодушный. Как зажигаются причудливые фонари и как озираются случайные прохожие. Чай остывал, бутерброды черствели, заданные параграфы не перебирались со страниц в голову.
Детская площадка сегодня пустовала. Без сестричек Ярвинен она казалась необитаемой, как лунная поверхность. Варя смотрела во двор битый час, но так и не увидела ни бабы Тони, ни Арины, ни даже хмурого мальчишки Егора. Лишь к семи часам на тротуаре выросла угрюмая фигура дворника. Высотой под два метра, в длинном фартуке и шапке-ушанке, он словно выпал из другого столетия. Дворник упирал лопату в асфальт и шел, очищая широкую полосу, невозмутимый, как трактор, до самого конца дорожки. Там разворачивался и пер в обратную сторону. Длинные руки легко откидывали выпавший за день снег, и в механических движениях не было видно и следа усталости.
В полвосьмого в прихожей коротко тренькнул звонок, выводя Варю из транса. К тому времени Двор оказался очищен до асфальта, а фигура в сером фартуке размахивала метлой у крылечек. Варя встрепенулась и вприпрыжку помчалась открывать. За дверью, конечно же, оказалась мама с двумя полными пакетами еды в руках. Растрепанная, взмокшая, она готовилась второй раз нажать носом на кнопку звонка.
Тяжеленные пакеты оттягивали руки. Тонкие ручки больно врезались в ладони, пока Варя волокла покупки на кухню. Мама что-то раздраженно выговаривала ей в спину. Варя слушала вполуха. Куда больше ее занимал сгорбленный образ бабы Тони, существующий по обе стороны окна. Варя корила себя, что так беспечно распахнула дверь, даже не заглянув в глазок. А что, если в следующий раз там будет стоять желтоглазое нечто и во рту его, среди кривых, покрытых налетом зубов найдется много места для одной рассеянной девочки?..
Мама, не переодеваясь, принялась за готовку. Закатав рукава мешковатого свитера, она дольками нарезала куриную грудку, крупно шинковала болгарский перец, крошила зелень. Варя суетилась рядом, подавала, мыла, убирала – и украдкой любовалась мамой. Усталая, замученная, с собранными в пучок волосами и съехавшими на кончик носа очками, мама оставалась самой красивой женщиной в мире… Если не считать Арины, пожалуй.
Жгучая тайна вертелась на кончике языка, разъедала, дразнила, рвалась наружу. Расскажи обо мне, молила она. Покажи окно, покажи Двор! Мама поверит, не сможет не поверить, а ты будешь знать, что не сошла с ума.
– Мам, а как ты думаешь, бывает что-нибудь такое, чего нельзя объяснить? – в третий раз моя одну и ту же чашку, не выдержала Варя.
– Конечно! – Мама сердито сдула с лица выпавшую прядь. – Вот, например, сотрудница моя сегодня опоздала на час. Я в окно видела, во сколько она пришла. А она утверждает, что пришла вовремя, и даже на десять минут раньше. И коллеги ее говорят, что так и есть. Вот как такое объяснить? Магия, не иначе!
Варя недоверчиво хмыкнула. Не верилось, что взрослые люди могут вести себя настолько по-детски.
– Ну, мам, я серьезно! А если в самом деле есть инопланетяне всякие или… чудовища там… Вот живут они рядом с нами, а мы их просто не замечаем, потому что заняты уроками или работой.
На слове «чудовища» голос Вари ощутимо дрогнул, но мама вроде ничего не заметила.
– Забавно, что ты спросила. Сегодня разговаривала с местным фантастом, договаривались устроить ему встречу с читателями. Так вот он что-то такое примерно в своих книгах и пишет. Чушь, конечно, невероятная, но, знаешь, он так убедительно об этом говорит, что я ему даже поверила.
– А если бы тебе близкий человек сказал, что видел что-то необычное, ты бы поверила?
– Кто-то близкий? – Мама задумчиво помешала курицу деревянной лопаткой. – Ты, например?
– Я, например, – кивнула Варя.
– И что же такого необычного ты видела?
– Ммммм… ну, чудовище, например. – Варя очень постаралась, чтобы ее голос звучал невинно.
– Нет, тебе бы не поверила. – Мама решительно тряхнула головой и накрыла сковороду крышкой.
– Значит, какому-то незнакомому писателю ты бы поверила, а родной дочери – нет?
Варя не ожидала, что ее это настолько заденет. От обиды захотелось расплакаться. Она поспешно отвернулась, делая вид, что рассматривает что-то за окном, однако мама все прекрасно поняла.
– Ну, не дуйся! – Она ласково погладила дочь по спине. – В конце концов, он взрослый мужчина, хоть и со своими тараканами в голове. У него три высших образования, книг несколько десятков. Он множество стран объездил, собирал этнографический материал, изучал предания, легенды. У него огромнейший опыт, поэтому я не могу исключать, что он мог видеть нечто подобное…
– А я? – Варя шмыгнула носом.
– А ты у меня фантазерка, – улыбнулась мама, доставая из сушилки две тарелки. – Ужин готов!
– Спасибо, я что-то не голодная, – буркнула Варя и под недоумевающим взглядом мамы ушла в свою комнату.
Есть и в самом деле расхотелось. Уроки не учились. Книжки не читались. Сериалы не смотрелись. Переписываться с друзьями тоже не было желания. Погасив свет, оставив один лишь ночник, Варя наблюдала за детской площадкой: не мелькнет ли в темноте оранжевый комбинезон?
Наконец среди растопыренных веток вспыхнуло оранжевое пламя, а за ним еще одно. Не раздумывая, Варя открыла окно и спрыгнула вниз. Снег моментально набился в тапочки, но холодно не было. Пробираясь через сугробы, Варя все ближе подходила к играющим сестрам. Ее больше не удивляло, что девочки гуляют одни так поздно. Мир за окном существовал по своим правилам, и Варя твердо решила выучить их как самый важный урок.
Несмотря на темень, видела она вполне ясно. Могла даже различить тусклый блеск собачек на «молниях» и черные заклепки на капюшонах. Сестрички Ярвинен играли в… «классики». На утоптанном пятачке пролегли глубокие борозды, складывающиеся в знакомые квадраты. По ним скользил обкатанный черный голыш, похожий на вороний глаз, а следом за ним на одной ножке прыгала Яна.
Раз – малыш покинул дом.
Два – и скрылся за углом.
Три, четыре – вдоль дороги.
Промочил в фонтане ноги…
Оля хлопала ладонью по бедру, выбивая ритм. Звук получался звонкий, словно нога под штаниной была полая. Слетающая с бледных губ считалочка казалась таинственным заклинанием:
Пять – под горку укатился.
Шесть – за кустик зацепился.
Семь – пересчитал отмычки.
Восемь – побежал за птичкой.
Ритм ускорялся. Камешек прыгал с квадрата на квадрат. Яна улыбалась все шире и шире. Рот разъехался к самым ушам, а в распахнутом арбузном полумесяце сверкали маленькие округлые семечки зубов. Варя подошла поближе и вдруг впервые поняла, что на ней надеты только домашняя футболка и шорты. На плечах, на голове, даже на носу – всюду лежал снег, а она по-прежнему не чувствует холода.
Девять – в яму с головой
Десять – …
– Кто вы? – Варя настороженно нахмурилась.
– Арина. – Красивая аккуратная голова на лебединой шее изящно наклонилась. – Так меня зовут.
– Как няню Пушкина?
– В точку! Выпьем с горя, где же кружка! – засмеялась Арина. – Хочешь чаю? У меня хороший чай, на травах. Успокаивающий. Тебе не помешает успокоиться…
Арина бросила колючий взгляд на окно, рывком задернула шторы. Жесты более чем красноречивые. Арина деликатничала, хотя все знала и понимала. Память тут же выплюнула уродливый коллаж свежих воспоминаний: совиные глаза-плошки, перекушенный поводок, свернутая маленькая шея. Варю затрясло.
– Чаю! – театрально произнесла Арина. – Нам срочно нужен чай!
Горячий, обжигающий губы чай действительно оказался что надо. Ароматный пар щекотал переносицу, а терпкий вкус незнакомых ягод и трав пощипывал язык. Варя оттаивала, в кипятке растворялась противная дрожь. Пряча подрагивающие губы за краем фарфоровой чашки, девочка украдкой разглядывала свою спасительницу и ее квартиру.
Они сидели на кухне, на угловом диване из протертого красного кожзама. Комнатка едва вмещала стол, застеленный белоснежной скатертью, газовую плиту, мойку и посудный шкаф. Ни холодильника, ни микроволновки, ни тостера. Зато много вязаных кружевных салфеток, куколок из соломы и банок с закатанными соленьями, с виду вовсе не декоративными. С потолка свисал старый абажур, похожий на перевернутое цинковое ведро. На подоконнике, над старой гармошкой радиатора, расположилась целая кактусовая роща. Кухня больше напоминала вотчину бабушки, нежели красивой молодой женщины.
Ресницы у Арины были густыми, как в рекламе новой устойчивой туши, а глаза еще черней, чем волосы. Задумчиво сдвинув тонкие брови, она водила указательным пальцем по ободку чашки и, кажется, даже не притронулась к чаю. Ее тонкоскулое лицо, чертами напоминающее античные статуи из учебников истории, гипнотизировало Варю, погружало в вязкое оцепенение. Завитки белого пара застилали глаза, и девочка начинала клевать носом. Опираясь на локти, Арина перегнулась через стол, приблизив свое лицо близко-близко к Вариному.
– Здесь тебе нечего бояться, – шепнула она. – Никто со Двора не зайдет в мою квартиру. Никто. Даже она. Запомни это, когда в следующий раз придешь играть во Двор в темноте.
– Я за-пом-ню… – заплетающийся язык с трудом, но справился с невероятно сложным, тяжелым, таким длииииииинным словом.
Воздушный шарик, сидящий на плечах вместо головы, попытался взмыть под потолок, но вместо этого откинулся назад. Веки закрылись, утягивая Варю в темное, мягкое, безопасное место. Она заворочалась, устраиваясь поудобнее, пока наконец не поняла, что лежит в своей кровати, в своей комнате, в их с мамой новой квартире. На удивление уже не осталось сил.
Во сне Варя блуждала по мрачному бетонному погребу. С низкого потолка срывались холодные капли и свисали трубы, по которым бегали пищащие серые комки. В темноте за плечами пылали желтые глаза-фары, а впереди, невидимая, но ощущаемая каждым напряженным нервом, раскинулась бездонная пропасть, которая пугала куда больше хищных совиных плошек.
Потом откуда-то издалека донеслось клацанье замка, а за ним щелчок выключателя. В прихожей колыхнулся свет, проник сквозь сомкнутые веки, на мгновение разогнав подземный мрак вместе с его обитателями. Только на мгновение. Заметив спящую дочь, мама быстро прикрыла дверь в комнату. Но Варе больше не было страшно. Сон ее стал глубоким, а дыхание ровным. Ей снился снег. Белый кружащийся снег, и ничего больше.
* * *
Утром Варю одолевала сонливость. Голова не желала отрываться от подушки, глаза норовили закрыться, мышцы тянуло как после хорошей тренировки. Словно она в самом деле полночи бродила по бетонным катакомбам. Завтракая, Варя клевала носом и едва не пролила на себя горячий чай.
Уроки прошли как в тумане. Варя слушала рассеянно, отвечала невпопад, не выходила с одноклассницами на переменах, пропустила полдник и обед. Кажется, Аня звала ее к себе. Кажется, Варя отказалась. Кажется, Аня обиделась. За пеленой тумана, окутавшего разум, все было кажущимся, зыбким, неясным.
По пути домой Варя спотыкалась, налетала на прохожих и трижды уронила рюкзак. Сонливость прошла, но мысли по-прежнему путались, наползали друг на друга, как нетерпеливые черепашки, спешащие к воде. Варя раз за разом прокручивала в голове события вчерашнего вечера, пыталась понять, что из этого было реальным, а что нет. Может ли быть такое, что и сестрички Ярвинен, и желтоглазая баба Тоня, и Арина всего лишь ей приснились?
Ноги по привычке чуть было не унесли ее к съемной квартире, но Варя вовремя спохватилась, свернула на Пушкина. Проходя мимо Национальной библиотеки, остановилась и стояла несколько минут, нервно покусывая губы. Хотелось зайти к маме, рассказать ей все, что не получилось рассказать утром. Мама выслушает, серьезно покивает, заправит за ухо выбившуюся прядь… Вот только… поймет ли она? Впервые в жизни Варя не была в этом уверена на сто процентов. Даже на пятьдесят не была уверена. Это означало, что теперь у нее есть своя тайна, секрет, неведомый маме, и это немножко пугало. Раньше у Вари не было от мамы секретов.
Во дворе парковалась канареечного цвета «Веста». Стайка голубей важно курлыкала, снисходительно принимая хлебное подношение от сутулой старушки. На противоположном конце дома шарахнулся неуклюжий силуэт. Варе показалось, что это дядя Андрей, бывший хозяин квартиры, но он уже скрылся за углом, и сказать наверняка было нельзя.
Погруженная в размышления, Варя обошла «Весту», из которой выбирался тучный лысый дяденька. Голуби, методично подбирающие крошки, сходили с пути нехотя, делая одолжение. Варя автоматически поздоровалась и ничуть не удивилась, когда старушка не ответила. К своему возрасту девочка уже знала, что все пожилые люди требуют вежливости от подростков, но далеко не каждый из них считает нужным быть вежливым в ответ. Старушка проводила Варю равнодушным взглядом и швырнула голубям горсть хлебных крошек.
На крыльце Варя резко остановилась. Что-то не давало ей покоя. Какая-то маленькая деталь, царапучая, как колючка кактуса, цеплялась, не давала войти в подъезд. Варя обернулась, внимательно разглядывая двор. Воздух на вдохе встал комом в горле, а рука сама потянулась к баллончику с вентолином. Стало холодно, очень-очень холодно, от кончика носа, испуганно сопящего над пушистым шарфом, до пальцев ног в теплых зимних сапогах. Это оказалась она.
Очки сбили Варю с толку, но ошибки быть не могло. Толстые линзы отвлекали на себя внимание, но не могли скрыть крючковатый нос, седые кудри, завитушками обрамляющие узкий лоб, тонкие бескровные губы, лишенные цвета. Морщинистые птичьи руки-лапки с грубыми желтыми ногтями шуршали в полиэтиленовом пакете, выгребая крошки и корочки, и веером рассыпали их перед важными птицами. Вполоборота к Варе стоял ночной кошмар – баба Тоня.
Слыша, как скрипят шейные позвонки, Варя поглядела по сторонам. На мгновение ей почудилось, что вокруг тот, заоконный Двор, без машин, со старыми фонарями. Вот сейчас с площадки ей синхронно помашут сестрички Ярвинен… Но вокруг ни души. Даже тучный дяденька куда-то исчез.
Пятясь, Варя скрылась в подъезде и уже оттуда, со смутным дежавю, наблюдала за страшной старухой сквозь приоткрытую дверь. Баба Тоня как ни в чем не бывало кормила голубей. Скрипучим голосом подзывала их – «гули-гули». Криво улыбалась некрасивыми изжеванными губами. Ничто не выдавало в ней вчерашнее чудовище. Разве что глаза… но их Варя не могла разглядеть из-за огромных толстых линз в роговой коричневой оправе.
Варя поймала себя на мысли, что больше думает о том, как бы увидеть эти страшные глаза, найти подтверждение своим догадкам, чем о том, как бы побыстрее драпануть домой, чтобы закрыться на все замки. Паника улеглась, едва начавшись. Баллончик в нагрудном кармане остался нетронутым.
Остаток дня прошел как во сне. Домашка по алгебре. Домашка по русскому и литературе. Стихотворение наизусть. По истории – прочесть два параграфа. Наскоро перекусить бутербродами с колбасой. Намазывая майонез на хлеб, Варя смотрела в окно, нормальное, обычное окно, с пластиковой рамой и наклейкой в левом верхнем углу. За окном ходили люди, приезжали и уезжали машины, укутанные снегом деревья нервно подрагивали в летаргическом сне. Закат отражался в окнах дома напротив, колебался багровыми отблесками. Мир был обычным, привычным, в чем-то невыносимо скучным, но относительно безопасным. В нем не было места чудовищам из страшилок.
Но в комнате окно показывало совсем другую реальность. Варя замирала над раскрытым учебником истории, глядя, как падает снег, бесконечный, пушистый, равнодушный. Как зажигаются причудливые фонари и как озираются случайные прохожие. Чай остывал, бутерброды черствели, заданные параграфы не перебирались со страниц в голову.
Детская площадка сегодня пустовала. Без сестричек Ярвинен она казалась необитаемой, как лунная поверхность. Варя смотрела во двор битый час, но так и не увидела ни бабы Тони, ни Арины, ни даже хмурого мальчишки Егора. Лишь к семи часам на тротуаре выросла угрюмая фигура дворника. Высотой под два метра, в длинном фартуке и шапке-ушанке, он словно выпал из другого столетия. Дворник упирал лопату в асфальт и шел, очищая широкую полосу, невозмутимый, как трактор, до самого конца дорожки. Там разворачивался и пер в обратную сторону. Длинные руки легко откидывали выпавший за день снег, и в механических движениях не было видно и следа усталости.
В полвосьмого в прихожей коротко тренькнул звонок, выводя Варю из транса. К тому времени Двор оказался очищен до асфальта, а фигура в сером фартуке размахивала метлой у крылечек. Варя встрепенулась и вприпрыжку помчалась открывать. За дверью, конечно же, оказалась мама с двумя полными пакетами еды в руках. Растрепанная, взмокшая, она готовилась второй раз нажать носом на кнопку звонка.
Тяжеленные пакеты оттягивали руки. Тонкие ручки больно врезались в ладони, пока Варя волокла покупки на кухню. Мама что-то раздраженно выговаривала ей в спину. Варя слушала вполуха. Куда больше ее занимал сгорбленный образ бабы Тони, существующий по обе стороны окна. Варя корила себя, что так беспечно распахнула дверь, даже не заглянув в глазок. А что, если в следующий раз там будет стоять желтоглазое нечто и во рту его, среди кривых, покрытых налетом зубов найдется много места для одной рассеянной девочки?..
Мама, не переодеваясь, принялась за готовку. Закатав рукава мешковатого свитера, она дольками нарезала куриную грудку, крупно шинковала болгарский перец, крошила зелень. Варя суетилась рядом, подавала, мыла, убирала – и украдкой любовалась мамой. Усталая, замученная, с собранными в пучок волосами и съехавшими на кончик носа очками, мама оставалась самой красивой женщиной в мире… Если не считать Арины, пожалуй.
Жгучая тайна вертелась на кончике языка, разъедала, дразнила, рвалась наружу. Расскажи обо мне, молила она. Покажи окно, покажи Двор! Мама поверит, не сможет не поверить, а ты будешь знать, что не сошла с ума.
– Мам, а как ты думаешь, бывает что-нибудь такое, чего нельзя объяснить? – в третий раз моя одну и ту же чашку, не выдержала Варя.
– Конечно! – Мама сердито сдула с лица выпавшую прядь. – Вот, например, сотрудница моя сегодня опоздала на час. Я в окно видела, во сколько она пришла. А она утверждает, что пришла вовремя, и даже на десять минут раньше. И коллеги ее говорят, что так и есть. Вот как такое объяснить? Магия, не иначе!
Варя недоверчиво хмыкнула. Не верилось, что взрослые люди могут вести себя настолько по-детски.
– Ну, мам, я серьезно! А если в самом деле есть инопланетяне всякие или… чудовища там… Вот живут они рядом с нами, а мы их просто не замечаем, потому что заняты уроками или работой.
На слове «чудовища» голос Вари ощутимо дрогнул, но мама вроде ничего не заметила.
– Забавно, что ты спросила. Сегодня разговаривала с местным фантастом, договаривались устроить ему встречу с читателями. Так вот он что-то такое примерно в своих книгах и пишет. Чушь, конечно, невероятная, но, знаешь, он так убедительно об этом говорит, что я ему даже поверила.
– А если бы тебе близкий человек сказал, что видел что-то необычное, ты бы поверила?
– Кто-то близкий? – Мама задумчиво помешала курицу деревянной лопаткой. – Ты, например?
– Я, например, – кивнула Варя.
– И что же такого необычного ты видела?
– Ммммм… ну, чудовище, например. – Варя очень постаралась, чтобы ее голос звучал невинно.
– Нет, тебе бы не поверила. – Мама решительно тряхнула головой и накрыла сковороду крышкой.
– Значит, какому-то незнакомому писателю ты бы поверила, а родной дочери – нет?
Варя не ожидала, что ее это настолько заденет. От обиды захотелось расплакаться. Она поспешно отвернулась, делая вид, что рассматривает что-то за окном, однако мама все прекрасно поняла.
– Ну, не дуйся! – Она ласково погладила дочь по спине. – В конце концов, он взрослый мужчина, хоть и со своими тараканами в голове. У него три высших образования, книг несколько десятков. Он множество стран объездил, собирал этнографический материал, изучал предания, легенды. У него огромнейший опыт, поэтому я не могу исключать, что он мог видеть нечто подобное…
– А я? – Варя шмыгнула носом.
– А ты у меня фантазерка, – улыбнулась мама, доставая из сушилки две тарелки. – Ужин готов!
– Спасибо, я что-то не голодная, – буркнула Варя и под недоумевающим взглядом мамы ушла в свою комнату.
Есть и в самом деле расхотелось. Уроки не учились. Книжки не читались. Сериалы не смотрелись. Переписываться с друзьями тоже не было желания. Погасив свет, оставив один лишь ночник, Варя наблюдала за детской площадкой: не мелькнет ли в темноте оранжевый комбинезон?
Наконец среди растопыренных веток вспыхнуло оранжевое пламя, а за ним еще одно. Не раздумывая, Варя открыла окно и спрыгнула вниз. Снег моментально набился в тапочки, но холодно не было. Пробираясь через сугробы, Варя все ближе подходила к играющим сестрам. Ее больше не удивляло, что девочки гуляют одни так поздно. Мир за окном существовал по своим правилам, и Варя твердо решила выучить их как самый важный урок.
Несмотря на темень, видела она вполне ясно. Могла даже различить тусклый блеск собачек на «молниях» и черные заклепки на капюшонах. Сестрички Ярвинен играли в… «классики». На утоптанном пятачке пролегли глубокие борозды, складывающиеся в знакомые квадраты. По ним скользил обкатанный черный голыш, похожий на вороний глаз, а следом за ним на одной ножке прыгала Яна.
Раз – малыш покинул дом.
Два – и скрылся за углом.
Три, четыре – вдоль дороги.
Промочил в фонтане ноги…
Оля хлопала ладонью по бедру, выбивая ритм. Звук получался звонкий, словно нога под штаниной была полая. Слетающая с бледных губ считалочка казалась таинственным заклинанием:
Пять – под горку укатился.
Шесть – за кустик зацепился.
Семь – пересчитал отмычки.
Восемь – побежал за птичкой.
Ритм ускорялся. Камешек прыгал с квадрата на квадрат. Яна улыбалась все шире и шире. Рот разъехался к самым ушам, а в распахнутом арбузном полумесяце сверкали маленькие округлые семечки зубов. Варя подошла поближе и вдруг впервые поняла, что на ней надеты только домашняя футболка и шорты. На плечах, на голове, даже на носу – всюду лежал снег, а она по-прежнему не чувствует холода.
Девять – в яму с головой
Десять – …