* * *


– Привет, я Варя! – выпалила она, хотя на языке вертелись совсем другие слова.

«Что это за место? Как такое возможно? Куда подевалось мое окно? Кто вы такие? И почему постоянно торчите на детской площадке? Вы что, в школу не ходите?» Лишь природная вежливость, подпитанная маминым примером, не давала Варе сразу наброситься с расспросами.

– Я Оля, – сказала та, что была повыше. – А это Яна. – Девочка толкнула сестру в плечо, и та хихикнула.

Вблизи они оказались никакими не близняшками. Угадывались общие черты, как у всех близких родственников, но не до полного сходства. Торчали из-под красных шапок льняные волосы. Розовели впалые щеки. Бледные губы складывались в одинаковые полуулыбки-полуусмешки. Но у Оли рот был большой, лягушачий, а у Яны аккуратный, маленький. У Оли широкие скулы, а у Яны точеные, тонкие. И хотя Варя не знала их родителей, она явно видела, что одна из сестер пошла в папу, а вторая в маму.

Девчонки оказались болтливыми и смешливыми. Они охотно рассказывали Варе все еще до того, как она спрашивала. Их фамилия Ярвинен. Да, финская. Это от папы. А у папы от дедушки. Они живут в этом доме. В третьем подъезде. Ну чего ты врешь, во втором! А в школу они не ходят, потому что живут в Финляндии, а в Финляндии сейчас каникулы. Нет, не врем! А во втором подъезде живет их бабушка. Они приехали к ней на каникулы.

Они шутили и заливались хохотом, и Варя смеялась вместе с ними. Ей казалось, что разговор стремительно убегает куда-то не туда, но, подхваченная потоком безудержного сестринского веселья, она покорно плыла, куда несло течение.

Двор оказался как двор, ничего необычного. Разве что фонари тут были фигурные, витиеватые, как в старых сказках, а в остальном все привычное, знакомое. Окна светились теплой желтизной. Кое-где уже перемигивались гирлянды – какие-то торопыги готовились к Новому году. Машин здесь не было из-за слишком узких проездов – припарковаться негде. Людей тоже почти не было. Лишь раз из первого подъезда выскочил мальчишка, чуть старше Вари, в одном лишь спортивном костюме с наброшенным на голову капюшоном. Он бросил на девчонок хмурый взгляд, пробежал вдоль дома и скрылся в четвертом подъезде. Двор жил тихой размеренной петрозаводской жизнью, и Варя даже порадовалась, что не начала сразу задавать странные вопросы.

– Знаешь, что здесь хуже всего? – Олин носик смешно сморщился.

– Зима? – попыталась угадать Варя.

– Ну ты чего?! – Оля улыбнулась, захлопала длинными ресницами. – Мы же не из Африки и не из Америки. Мы тут родились, в Петрозаводске.

– У нас раньше квартира была в твоем доме, – поддакнула Яна.

Оля пнула ее в лодыжку, а когда сестра вскрикнула и попыталась пнуть ее в ответ, проворно отпрыгнула и показала язык.

– В Финляндии тоже зима, – потирая ушибленную ногу носком сапога, сказала Яна. – Там, может, даже еще холоднее.

Варя прыснула в кулачок. Ей вдруг показалось, что Яна сейчас скажет как Карлсон: «Продолжаем разговор!» – но та молчала, хмуро поглядывая на сестру.

– Здесь скуууууучноооо! – жалобно протянула Оля и натурально зевнула.

– Мы никого не знаем, а во дворе, кроме нас, детей вообще нет! – подхватила Яна.

– А мальчик? – Варя указала на четвертый подъезд, где скрылся мальчишка в спортивном костюме.

– Это Егор, – фыркнули сестрички в унисон. – Егор бука. Он с нами даже не здоровается.

Дверь четвертого подъезда хлопнула. На крыльцо вышла высокая стройная женщина в одном лишь длинном платье, чем-то неуловимо напоминающая маму. Только волосы кудрявые, черные, непослушными буйными завитками торчащие из высокого хвоста, никак не походили на мамины, прямые и светлые. Улыбаясь, женщина разглядывала девочек и, кажется, чего-то ждала.

– Мама ваша? – спросила Варя.

Сестрички Ярвинен переглянулись и разочарованно выдохнули:

– Неееет…

– А где ваша мама?

– На работе, – сказала Оля.

– В гостях, – выпалила Яна.

Варя ожидала очередного взрыва смеха, но сестрички посмотрели друг на друга колюче и промолчали. Странные они были, эти девочки. Варя никак не могла взять в толк, нравятся они ей или нет. Обычно она быстрее разбиралась со своими симпатиями, но в этот раз природный компас, указывающий на хороших людей, дал сбой. Сестрички Ярвинен оказались веселыми и компанейскими, и шутки у них были незлые, хоть и немного специфические. Но в том, как иногда блестели их глаза, как застывали улыбки, Варе чудилось что-то недоброе.

– Кстати, о мамах. – Оля ловко съехала с неудобной темы. – Тебе домой не пора?

Варя с удивлением поняла, что двор освещает не продрогшее зимнее солнце, а фонари, в сумерках похожие на электрические свечки. Темнота вновь накрыла мир внезапно. С черного неба повалили пушистые хлопья, закружились вокруг кованых фонарных опор.

Из глубины двора вылетело звонкое, заливистое тявканье. В ответ недовольно каркнула ворона. Во тьме тяжело захлопали крылья. Резкое истеричное тявканье приближалось, а с ним вместе приближался раздраженный женский голос, ведущий бесконечный монолог.

– Ого! Смотри, смотри! – возбужденно запрыгала Яна. – Вот сейчас потеха будет! Давно такого не было!

Сестры подхватили Варю под руки и поволокли с площадки ближе к дому. Прижимаясь к голым кустам, они гуськом двигались на шум. Варя поймала себя на мысли, что хочет прочистить ухо мизинцем, чтобы выковырять оттуда мерзкий тонкий лай.

– Занесло дуреху! – злорадно потирая варежками, неожиданно по-взрослому шепнула Оля. – Вот пусть теперь на себя пеняет.

Скорчившись в полуприседе, она напряженно всматривалась в густеющий снегопад, похожая то ли на разведчика, то ли на воришку. Ее сестра, прижимаясь к Варе плечом, напряженно терла друг о друга промокшие варежки.

– Ой, что будет, что будет! – полушепотом причитала она.

Из-за поворота вырулила дама в мехах, ведущая на поводке мелкое четвероногое недоразумение. В розовом комбинезоне, с чубчиком, перехваченным резинкой, собачка казалась игрушечной. Водя по сторонам острой мордочкой, она злобно облаивала все, на что падал ее взгляд, – стены, двери, ограду, кусты и падающие снежинки. Изредка она начинала рваться вперед, натягивая поводок, захлебываясь хрипом. Тогда хозяйка, не прекращая болтать по телефону, резко дергала поводок на себя.


– Понятия не имею! – кричала она в дорогой телефон. – Вы такси или что? Это вы должны адреса знать, а не я!

Она была без шапки, и снежинки путались в крашеных платиновых локонах. Короткая шубка расстегнулась, открывая голубую блузку и намотанный на шею легкий шарф. Юбка ее была слишком тесной, а каблуки слишком высокими, отчего женщина не шла, а семенила, как японка в традиционном наряде.

– Нет, это вы послушайте! – Женщина остановилась и, поднеся трубку к лицу, не закричала даже – завизжала: – Или вы мне присылаете машину, или…

Какие кары должны рухнуть на нерасторопных таксистов, Варя так и не узнала. Из-за спины женщины выпрыгнула черная тень. Угловатая, взлохмаченная, она тем не менее двигалась очень плавно и быстро. Сверкнули кристаллики льда в спутанной шерсти, вспыхнули отраженные глазами огни фонарей. Розовый комбинезончик испуганно тявкнул в последний раз. Что-то хрустнуло, и черная тень исчезла. Ошарашенная женщина стояла, потерянно прижимая к груди перекушенный поводок.

Варя несколько раз моргнула, пытаясь понять, не привиделось ли ей ночное существо, похожее на волкодава с глазами совы. По плечам пробежали мурашки. Волосы под шапкой шевелились как живые. Над ухом гнусно захихикали сестрички. В темноте детской площадки раздался глухой рык вперемежку с хрустом костей. Обрывок поводка выпал из дрожащих пальцев с длинными ухоженными ногтями. Женщина заорала дурным голосом и со всех ног ринулась туда, откуда пришла. Послышался громкий треск порванной юбки.

– Аха-ха! Вот ржака! – Оля схватилась за живот, согнулась в приступе искреннего злого хохота.

– Ржака-собака! – поддержала сестру Яна.

Варя смотрела на них как на сумасшедших, не в силах поверить, что это с ними она так весело проводила время каких-то пять минут назад. Как будто подкравшиеся сумерки украли девочек, оставив взамен злобных колючих карликов.

– По-моему, это не смешно… – сказала Варя и удивилась своему голосу – взрослому, рассудительному. Как у мамы.

Смех как топором обрубило. Сестрички выпрямились, зыркнули на Варю исподлобья, точно впервые увидели. Казалось, они стали выше ростом, шире в плечах. В крохотных девчачьих фигурках появилось что-то каменное, коренастое. Варя сглотнула набежавшую слюну, сделала шаг назад. В спину ей уткнулись корявые ветви кустов, заставив испуганно подпрыгнуть. Оля шагнула вперед, протянула нереально широкую ладонь в кроваво-красной рукавице… Варя сжалась, зажмурилась…

– Ой-ей! – протянул тонкий голосок Яны. – Баба Тоня возвращается!

Варя распахнула глаза. Наваждение схлынуло. Сестрички остались совершенно нормальными девочками-подростками, без длинных обезьяньих рук, без темных овалов вместо лиц. Они держались за руки и явно были чем-то встревожены.

– Вот дура старая! – Оля поджала губы. – Шляется туда-сюда…

– Бежим? – неуверенно пискнула Яна.

– Поздно…

Свободной рукой Оля схватила Варю и поволокла девочек за собой, к приоткрытой двери подъезда. Втолкнула в тамбур, прикрыла створку, оставив лишь узенькую щель, к которой прильнула глазом. Лампочка в тамбуре не горела, но света с улицы хватало, чтобы различать друг друга. Варя осторожно придвинулась, надеясь разглядеть таинственную бабу Тоню, напугавшую сестричек, но увидела его.

Живот свело от ужаса. Коленки утратили твердость, размякли как студень. Черный зверь с желтыми совиными глазами неспешно шел по двору, неся в зубах окровавленную добычу. Размером он был, пожалуй, с кавказскую овчарку. Такой же массивный, словно вытесанный из камня; с широкой грудью и лапами. Грязная шерсть свалялась колтунами, уши стояли торчком, мохнатый хвост не закручивался веселым колечком, а по-волчьи свисал до самой земли, заметая следы. Вывернутая под неестественным углом, из пасти свисала песья голова с перехваченным резинкой чубчиком, и от потухшего взгляда остекленевших глаз Варю пробрал ужас.

– Заметит, – горячо зашептала Яна. – Заметит, точно говорю! Если уже не заметила…

– Тссссс! – зашипела на сестру Оля. – Не будешь пищать – не заметит!

Варя прижалась ко второй двери, подергала ручку. Конечно же, закрыто! От ее прикосновения ненадолго проснулся домофон, подсветил неживым зеленоватым светом ряд цифр и снова улегся спать. Судя по тому, что сестрички почти перестали дышать, жуткий зверь подошел совсем близко. Смотреть на него совершенно не хотелось, но стоять вот так, в темноте, не понимая, что происходит, было еще хуже. Варя взяла себя в руки и, потеснив сестричек, прильнула к щели.

Зверь пропал. Посреди двора, ярко освещенная желтым конусом фонаря, в ореоле легкого снегопада сгорбилась старуха. Из комка ветоши, заменявшего ей одежду, торчали морщинистые руки. Костлявые пальцы сплетались змеями, еле слышно клацали друг о друга грубые толстые ногти. Седые букли закрывали плечи, спадали на грудь, мелкими завитушками вились возле узкого лба, чуть-чуть не доставая до огромных желтых глаз. Варя старательно избегала смотреть на ее рот. Она всеми силами пыталась отвести взгляд, но его упрямо тянуло туда, под бородавчатый нос, где, зажатая острыми зубами, повисла несчастная голосистая шавка.

Варя вскрикнула, отпрянула и упала. Сестрички завизжали, но не испуганно, а, как показалось Варе, неискренне. Словно это не взаправду, а какая-то комната ужасов в городском парке. Вот только Варе было страшно, страшно по-настоящему. Наверное, именно поэтому она не смогла подняться, когда Ярвинен, как две птички, наигранно крича, выскочили на улицу и задали стрекача.

Ноги не держали, руки дрожали, не слушались. Глаза защипало от несправедливой обиды. Ее бросили! Один на один с этим… с этой… «баба Тоня возвращается», – вспомнились слова Яны, и Варю заколотила крупная дрожь. Горло перехватило спазмом. Запертый в легких воздух выходил обратно тяжело, с чудовищным свистом. Варя захлопала руками по карманам, леденея с каждой секундой. Баллончика не было.

Сил хватило только на то, чтобы отползти к двери. Кричать Варя боялась. Все еще надеялась, что это косматое, жуткое увяжется за сестричками… Но в приоткрытую дверь неслось тихое шарк-шарк-шарк по свежему снегу, и стелилась по земле, вытягиваясь, разрастаясь, всепоглощающая тень. Она подползала все ближе и ближе, пока наконец ее уродливая макушка не скользнула в тамбур.

Задыхаясь, Варя все же подобрала ноги. Отчего-то ей не хотелось, чтобы уродливая тень ее коснулась. Дыхание вырывалось с хрипом, перед глазами плыли фиолетовые круги. Варя вжалась в стену и едва ли услышала, как возле уха пискнул домофон и негромко клацнул магнитный замок.

За секунду до того, как страшная старуха появилась на пороге, чьи-то легкие руки подхватили Варю под мышки и втянули внутрь, в теплый, пахнущий мокрым камнем и пылью подъезд.





* * *


– Дыши.

Что-то коснулось груди, обжигая даже сквозь куртку, свитер и майку. Варя надсадно закашлялась, и воздух потек из горящих огнем легких наружу. Будто шарик прокололи. Лиловые круги поблекли, рассосались. За ними угадывались небольшая комната и похожий на гигантскую амфору силуэт.

– Вооот так! Дыши-дыши! Ничего не бойся, все в порядке.

Ручки амфоры отклеились от боков, протянулись к Вариному лицу. Мягкие пальцы погладили по щекам, заботливо помассировали за ушами, холодная ладонь легла на лоб. Прикосновения снимали боль, изгоняли страх. Они были настолько мамиными, что Варя не выдержала – разревелась, как маленькая.

Остатки фиолетового марева смыло слезами. Перед ней стояла никакая не амфора, а та самая молодая женщина, которая наблюдала за их с сестричками игрой. Она протянула Варе платок и вновь уперла руки в бока, похожая одновременно и на манекенщицу с подиума, и на повариху из школьной столовой. На ней было элегантное синее платье, совершенно недомашнее, но Варе это не показалось странным. Эльфийские принцессы не должны ходить в старых халатах и меховых тапочках.

Женщина улыбнулась, открыто блеснув жемчугом ровных зубов, точно уловила Варины мысли.

– Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? – участливо поинтересовалась она.

– Хорошо, – ответила Варя.