– Абсолютно! Некоторой группе весьма влиятельных людей позарез надо было, чтобы именно сейчас «утопленник» «молчал».
– Тогда мне уже жаль тебя, Серега. Ты же так его, – палец Милецкого опять потыкал в палубу, – подковырнул, что он во весь голос завопил. Думаешь, это понравится тем влиятельным людям?
– Ты, Вовка, со своей логикой всегда умел быстро разглядеть суть проблемы. Еще бы и решение предложил.
– Да запросто!
– И какое?
– А сплаваем!
– Не понял. Давай сначала по пять капель для прояснения мозгов, – Сергей налил по полстакана, они молча чокнулись, выпили практически одновременно и тут же вернулись к прерванному разговору.
– Так чего ты там, Миля, предложил?
– Не-е-е-е… Предложил сначала ты!
– Ну и чего это я предложил?
– Пульс у покойника пощупать. Благо теперь есть чем.
– А ты что на это ответил?
– Не смог отказать в милосердии усопшему.
Редин вытащил сигарету, и, пока он прикуривал, Владимир сказал:
– Я исключительно на своем личном, но немалом опыте общения с людьми вывел непреложную закономерность: человек практически не меняется в течение всей жизни. Он не перевоспитывается, не поддается влиянию космических сил. Я имею в виду его характер, нравственные устои, мораль… В общем, подлец таким и умрет. Наглость, трусость, самодовольство, как и честность, порядочность, интеллигентность, могут лишь менять оттенки, но навсегда остаются движущими силами конкретной особи.
– Володя-я-я! – Сергей пощелкал пальцами перед самым носом Милецкого. – Это ты с кем сейчас разговаривал?
– Да ладно тебе. Я вот с училища запомнил Сережку Редина как неподкупного борца за справедливость. И по сей день не сомневаюсь, что он никогда не окажется на неправедной стороне.
– Справедливость – мое ремесло!
– А я вот трусоват, – на это Сергей громко хмыкнул, – карьерист, правда, не очень удавшийся, и тайный авантюрист.
– О таком командире можно только мечтать. А мы справимся с этой штуковиной, – Редин имел в виду АПИС.
– Ты думаешь, я тебе роль камикадзе предлагаю? Я хоть и авантюрист, но тайный, а не безрассудный, – Милецкий посмотрел на часы, – все-все, Серега, давай закругляться, и вперед на работу по нашему вновь утвержденному плану!
– А ты экипаж еще не вызвал.
– Здесь экипаж. Я, ты и механик. Кое-кого я уже спать отправил, как не совсем надежный элемент, других не хочу втравливать в такое дело. А в нас полностью уверен.
– Да-а-а, авантюризм попер наружу.
– Вот уж нет! Здоровая предусмотрительность, да и нежелание портить свою будущую службу. О нашей «экскурсии», надеюсь, никто не догадается.
– А вахтенный журнал, записывающая аппаратура, контроль приборов, а?
– Михалыч, помнишь, как на ПЛ еще лейтенантами мы перед проверкой два дня на всех самописцах линии от руки рисовали? Проскочило ведь! Вот примерно то же самое и сейчас будет. Этим я займусь.
– А вахтенный у входа в отсек?
– Мы ж не на полдня исчезаем. Я уже поговорил с ним, предупредил о ночных работах и возможных испытаниях в «слегка притопленном» состоянии.
– Миля, когда же ты это все просчитал?
– Да как только вообще твою мрачную физиономию первый раз в центральном посту АПИСа увидел. Давай-давай, торопись. Обо всей конкретике поговорим уже в пути. Ты возьмешь на себя, кроме обязанностей старпома, работу оператора, техника и контроль за приборами…
– А с механиком-то поговорить? И стаканчик поднести не мешало бы…
– Это все моя забота. А стаканчиков у нас и там хватит. Хотя бы на старте должен кто-то быть наиболее трезвым?! Пусть это будет он.
Они чокнулись.
– Пусть будет!!!
Как ни растягивал свой завтрак Талеев, но так и не смог дождаться в кают-компании появления Сергея. Обеспокоенный журналист прогулялся на корму и спустился в отсек, где находился АПИС. Однако там все было закрыто, а дежурный мичман рассказал ему, что монтажные работы продолжались всю ночь, и теперь экипаж, разумеется, заслуженно отдыхает. Телефон в каюте Редина не отвечал.
Предел терпению наступил через два часа. Нарушив им же установленный порядок, Гера подошел к каюте Сергея и вежливо постучал. Затем подергал ручку и, убедившись, что замок закрыт изнутри, постучал громче и требовательнее. Еще через минуту к стуку добавились призывные обращения: «Сергей Михайлович! Господин Казаков!!!»
Не прошло и пяти минут, как такие настойчивые усилия были вознаграждены. После щелчка открываемого замка дверь широко распахнулась, и стоящий на пороге в одних трусах Редин сделал широкий приглашающий жест. Глаза при этом он не раскрывал. Талеев, предпочитая не вдаваться в объяснения на пороге, проскользнул внутрь и остановился посередине каюты, наблюдая за Сергеем.
Хриплым со сна голосом тот спросил:
– Ну, чего смотришь? Сядь куда-нибудь, дай мне спокойно привести себя в порядок.
Гера демонстративно постучал пальцем по циферблату наручных часов.
– Ой! Прекрати шуметь! Ведь как молотом по голове. К тому же я не припоминаю, что назначал кому-то аудиенцию в столь ранний час. Или нас кто-то ждет?
– Да вообще-то уже через час обед начнется. Вот, зашел пригласить.
– Спасибо тебе, добрый человек.
Нашарив на столе сигареты, Сергей закурил и опустился на койку.
– Еще у меня есть две новости, – начал Гера.
– Давай только хорошую!
– Тогда мне придется молчать.
– Господи! Что ж это за черная полоса пошла?! Выкладывай!
– Мой разговор вчера с Феклистовым по поводу вертолета закончился ничем. Синоптики предупредили об ухудшении метеоусловий в районе побережья, объявили штормовое предупреждение.
– Может, оно и к лучшему…
– А может, тебя больше заинтересует вторая новость? Те двое, очень молчаливых наших вчерашних вертолетных попутчика, – это представители Особого отдела флота.
– Они тебе сами представились?
– Об этом сейчас на «Свияге» даже уборщицы знают.
– Слушай, Гера, какой-то у нас слишком нервный разговор получается.
– Да это ты после затянувшихся ночных работ как-то неадекватно воспринимаешь действительность.
Сергей только пожал плечами.
– А ты ее намеренно драматизируешь.
Талеев встал, давая понять, что разговор закончен:
– Ты тут мойся-брейся, а я на палубе погуляю. Погода-то, несмотря на все прогнозы, просто замечательная.
Когда Сергей появился на верхней палубе, Талеев подхватил его под локоть и увлек подальше от иллюминаторов жилых кают, к самому леерному ограждению борта.
– Вот здесь, пожалуй, можно поговорить спокойно.
– Гера, а мания преследования – это не заразно?
– То, что вся корабельная АТС прослушивается, я знал и раньше, а вот «жучков» в своей каюте обнаружил только вчера. Значит, это уже первая реакция на наши «подводные достижения».
– А что ты с ними сделал?
– Конечно, ничего. Я их «не заметил». Иначе, мало того что новые навтыкают, так еще и задумаются, как это простой журналист столь быстро и успешно со всем разобрался.
– А действительно, как?
Руками, лицом и всей фигурой Талеев изобразил крайнее недоумение.
– Я не стал специально ковыряться в твоей каюте. Если захочешь, поройся там на досуге для развлечения. То, что они есть и у тебя, я ни секунды не сомневаюсь. Так что любые разговоры на «интересные» темы лучше вести на свежем воздухе. Не думаю, что здесь они станут применять направленные микрофоны.
– Нам нечего скрывать! – громко и отчетливо провозгласил Сергей.
– Да, винные пары еще не выветрились окончательно.
– Гера, родной! Ты даже сам еще не представляешь, насколько прав насчет винных паров. Пожалуй, действительно я смогу тебе много удивительного и неожиданного поведать после обеда. В этом ты тоже прав. Но поговорить после обеда им не удалось: по корабельной трансляции объявили, что капитана третьего ранга Казакова просят зайти к заместителю начальника экспедиции.
– Ты, когда освободишься, звякни мне по телефону в каюту, пойду прилягу на часок, – журналист, не дожидаясь Сергея, встал из-за стола и вышел.
В каюте Феклистова находились еще двое мужчин, расположившихся на узком диванчике. Редин узнал в них вчерашних попутчиков.
– Проходите, Сергей Михайлович, – адмирал рукой указал ему на стул у стола рядом с собой. – Вот, товарищи… э… – Феклистов намеренно выдерживал паузу, давая возможность гостям представиться самостоятельно. Однако оба продолжали молчать. – Хотели бы задать вам несколько вопросов.
– Тогда мне уже жаль тебя, Серега. Ты же так его, – палец Милецкого опять потыкал в палубу, – подковырнул, что он во весь голос завопил. Думаешь, это понравится тем влиятельным людям?
– Ты, Вовка, со своей логикой всегда умел быстро разглядеть суть проблемы. Еще бы и решение предложил.
– Да запросто!
– И какое?
– А сплаваем!
– Не понял. Давай сначала по пять капель для прояснения мозгов, – Сергей налил по полстакана, они молча чокнулись, выпили практически одновременно и тут же вернулись к прерванному разговору.
– Так чего ты там, Миля, предложил?
– Не-е-е-е… Предложил сначала ты!
– Ну и чего это я предложил?
– Пульс у покойника пощупать. Благо теперь есть чем.
– А ты что на это ответил?
– Не смог отказать в милосердии усопшему.
Редин вытащил сигарету, и, пока он прикуривал, Владимир сказал:
– Я исключительно на своем личном, но немалом опыте общения с людьми вывел непреложную закономерность: человек практически не меняется в течение всей жизни. Он не перевоспитывается, не поддается влиянию космических сил. Я имею в виду его характер, нравственные устои, мораль… В общем, подлец таким и умрет. Наглость, трусость, самодовольство, как и честность, порядочность, интеллигентность, могут лишь менять оттенки, но навсегда остаются движущими силами конкретной особи.
– Володя-я-я! – Сергей пощелкал пальцами перед самым носом Милецкого. – Это ты с кем сейчас разговаривал?
– Да ладно тебе. Я вот с училища запомнил Сережку Редина как неподкупного борца за справедливость. И по сей день не сомневаюсь, что он никогда не окажется на неправедной стороне.
– Справедливость – мое ремесло!
– А я вот трусоват, – на это Сергей громко хмыкнул, – карьерист, правда, не очень удавшийся, и тайный авантюрист.
– О таком командире можно только мечтать. А мы справимся с этой штуковиной, – Редин имел в виду АПИС.
– Ты думаешь, я тебе роль камикадзе предлагаю? Я хоть и авантюрист, но тайный, а не безрассудный, – Милецкий посмотрел на часы, – все-все, Серега, давай закругляться, и вперед на работу по нашему вновь утвержденному плану!
– А ты экипаж еще не вызвал.
– Здесь экипаж. Я, ты и механик. Кое-кого я уже спать отправил, как не совсем надежный элемент, других не хочу втравливать в такое дело. А в нас полностью уверен.
– Да-а-а, авантюризм попер наружу.
– Вот уж нет! Здоровая предусмотрительность, да и нежелание портить свою будущую службу. О нашей «экскурсии», надеюсь, никто не догадается.
– А вахтенный журнал, записывающая аппаратура, контроль приборов, а?
– Михалыч, помнишь, как на ПЛ еще лейтенантами мы перед проверкой два дня на всех самописцах линии от руки рисовали? Проскочило ведь! Вот примерно то же самое и сейчас будет. Этим я займусь.
– А вахтенный у входа в отсек?
– Мы ж не на полдня исчезаем. Я уже поговорил с ним, предупредил о ночных работах и возможных испытаниях в «слегка притопленном» состоянии.
– Миля, когда же ты это все просчитал?
– Да как только вообще твою мрачную физиономию первый раз в центральном посту АПИСа увидел. Давай-давай, торопись. Обо всей конкретике поговорим уже в пути. Ты возьмешь на себя, кроме обязанностей старпома, работу оператора, техника и контроль за приборами…
– А с механиком-то поговорить? И стаканчик поднести не мешало бы…
– Это все моя забота. А стаканчиков у нас и там хватит. Хотя бы на старте должен кто-то быть наиболее трезвым?! Пусть это будет он.
Они чокнулись.
– Пусть будет!!!
Как ни растягивал свой завтрак Талеев, но так и не смог дождаться в кают-компании появления Сергея. Обеспокоенный журналист прогулялся на корму и спустился в отсек, где находился АПИС. Однако там все было закрыто, а дежурный мичман рассказал ему, что монтажные работы продолжались всю ночь, и теперь экипаж, разумеется, заслуженно отдыхает. Телефон в каюте Редина не отвечал.
Предел терпению наступил через два часа. Нарушив им же установленный порядок, Гера подошел к каюте Сергея и вежливо постучал. Затем подергал ручку и, убедившись, что замок закрыт изнутри, постучал громче и требовательнее. Еще через минуту к стуку добавились призывные обращения: «Сергей Михайлович! Господин Казаков!!!»
Не прошло и пяти минут, как такие настойчивые усилия были вознаграждены. После щелчка открываемого замка дверь широко распахнулась, и стоящий на пороге в одних трусах Редин сделал широкий приглашающий жест. Глаза при этом он не раскрывал. Талеев, предпочитая не вдаваться в объяснения на пороге, проскользнул внутрь и остановился посередине каюты, наблюдая за Сергеем.
Хриплым со сна голосом тот спросил:
– Ну, чего смотришь? Сядь куда-нибудь, дай мне спокойно привести себя в порядок.
Гера демонстративно постучал пальцем по циферблату наручных часов.
– Ой! Прекрати шуметь! Ведь как молотом по голове. К тому же я не припоминаю, что назначал кому-то аудиенцию в столь ранний час. Или нас кто-то ждет?
– Да вообще-то уже через час обед начнется. Вот, зашел пригласить.
– Спасибо тебе, добрый человек.
Нашарив на столе сигареты, Сергей закурил и опустился на койку.
– Еще у меня есть две новости, – начал Гера.
– Давай только хорошую!
– Тогда мне придется молчать.
– Господи! Что ж это за черная полоса пошла?! Выкладывай!
– Мой разговор вчера с Феклистовым по поводу вертолета закончился ничем. Синоптики предупредили об ухудшении метеоусловий в районе побережья, объявили штормовое предупреждение.
– Может, оно и к лучшему…
– А может, тебя больше заинтересует вторая новость? Те двое, очень молчаливых наших вчерашних вертолетных попутчика, – это представители Особого отдела флота.
– Они тебе сами представились?
– Об этом сейчас на «Свияге» даже уборщицы знают.
– Слушай, Гера, какой-то у нас слишком нервный разговор получается.
– Да это ты после затянувшихся ночных работ как-то неадекватно воспринимаешь действительность.
Сергей только пожал плечами.
– А ты ее намеренно драматизируешь.
Талеев встал, давая понять, что разговор закончен:
– Ты тут мойся-брейся, а я на палубе погуляю. Погода-то, несмотря на все прогнозы, просто замечательная.
Когда Сергей появился на верхней палубе, Талеев подхватил его под локоть и увлек подальше от иллюминаторов жилых кают, к самому леерному ограждению борта.
– Вот здесь, пожалуй, можно поговорить спокойно.
– Гера, а мания преследования – это не заразно?
– То, что вся корабельная АТС прослушивается, я знал и раньше, а вот «жучков» в своей каюте обнаружил только вчера. Значит, это уже первая реакция на наши «подводные достижения».
– А что ты с ними сделал?
– Конечно, ничего. Я их «не заметил». Иначе, мало того что новые навтыкают, так еще и задумаются, как это простой журналист столь быстро и успешно со всем разобрался.
– А действительно, как?
Руками, лицом и всей фигурой Талеев изобразил крайнее недоумение.
– Я не стал специально ковыряться в твоей каюте. Если захочешь, поройся там на досуге для развлечения. То, что они есть и у тебя, я ни секунды не сомневаюсь. Так что любые разговоры на «интересные» темы лучше вести на свежем воздухе. Не думаю, что здесь они станут применять направленные микрофоны.
– Нам нечего скрывать! – громко и отчетливо провозгласил Сергей.
– Да, винные пары еще не выветрились окончательно.
– Гера, родной! Ты даже сам еще не представляешь, насколько прав насчет винных паров. Пожалуй, действительно я смогу тебе много удивительного и неожиданного поведать после обеда. В этом ты тоже прав. Но поговорить после обеда им не удалось: по корабельной трансляции объявили, что капитана третьего ранга Казакова просят зайти к заместителю начальника экспедиции.
– Ты, когда освободишься, звякни мне по телефону в каюту, пойду прилягу на часок, – журналист, не дожидаясь Сергея, встал из-за стола и вышел.
В каюте Феклистова находились еще двое мужчин, расположившихся на узком диванчике. Редин узнал в них вчерашних попутчиков.
– Проходите, Сергей Михайлович, – адмирал рукой указал ему на стул у стола рядом с собой. – Вот, товарищи… э… – Феклистов намеренно выдерживал паузу, давая возможность гостям представиться самостоятельно. Однако оба продолжали молчать. – Хотели бы задать вам несколько вопросов.