– Из опасения, что тот воспользуется силой во зло, а не во благо, – ответила Старейшина. – Из страха, что он станет чем-то таким, что нельзя будет ни остановить, ни взять под контроль.

При мысли о том, что Саймон обучал Джеймса, что-то внутри сжалось. А теперь сам Уилл словно следовал по его стопам, только с опозданием на годы, но очень хотел наверстать упущенное время, несмотря на то, что мысль о прекрасном золотоволосом Перерождённом вызывала тревогу, смешанную с восхищением.

– Книги в наших библиотеках рассыпа́лись, переписывались и снова приходили в негодность. Не осталось больше ничего на древнем языке, что ты мог бы прочитать. Есть лишь отрывки на арабском, древнегреческом и старофранцузском. – Старейшина жестом пригласила ученика следовать за ней в другой конец комнаты к каменному столу с двумя стульями. – Вместе мы пройдём этими древними тропами, на которые вот уже много веков никто не ступал. Сегодня мы начинаем путешествие. Когда-то это место было полно магии, так пусть отсюда она и возродится.

Уилл посмотрел на мёртвое Древо – такое большое, что его ветви, протянувшиеся над головой, казались чёрными трещинами, рассекавшими сами небеса. Оно словно было молчаливым свидетелем всего того, что было не по силам юноше – осколком мёртвого мира, который он не мог вернуть к жизни. Уилл прикоснулся к камню и не ощутил даже искры – ни в Древе, ни в себе самом.

– Не обращай пока внимания, – Старейшина поставила свечу на невысокий стол и села, кивнув ученику, чтобы он занял место напротив. – Мы начнём оттуда, где свет уже есть. С пламени. – Уилл медленно опустился на стул, однако не мог перестать думать о ветвях мёртвого дерева, раскинувшихся над головой. – В тебе заключена сила, способная остановить Тёмного Короля, – произнесла Старейшина. – Но ты прав насчёт Джеймса. Прежде чем добраться до главного врага, придётся сразиться с его военачальником.

Наставница говорила уверенно, тогда как сам юноша не чувствовал ничего, кроме сомнений, сбивавших его с толку. Джеймсу, казалось, не требовалось ничего – просто сосредоточиться, и воздух вокруг него уже начинал искрить. А вот Уилл если и обладал магией, та была явно вне его досягаемости.

«А если у меня не получится? – подумал он, вспомнив, как Джеймс выбросил руку вперёд, и огромный контейнер завис в воздухе. – Что, если у меня нет такой силы?»

Уилл глубоко вздохнул.

– Как?

– С помощью света, – ответила Старейшина. – Посмотри на свечу и попытайся сдвинуть её пламя.

Уилл сидел напротив гладкой, кремовой, отлитой из пчелиного воска, а не из жира свечи. Яркий язычок огня горел ровно. Юноша посмотрел на него и подумал: «Сдвинься». Ничего не произошло, как бы сильно ни хотелось. Пару раз возникала безумная надежда – неужели получилось? Но пламя едва шевельнулось, и то из-за воздушных потоков, а не по воле Уилла.

– Как и в тот раз, с Древом-Камнем, – произнесла Старейшина, – тянись не к тому, что лежит на поверхности, а загляни в глубину.

В глубину. Уилл пристально смотрел на пламя свечи, повелевая ему пошевелиться. Ощущение было глупое: глаза едва не выскакивали из орбит, а затылок болел от напряжения.

Уилл не сумел заставить Древо светиться. А сейчас перед ним была всего лишь искра. Огонь. Юноша зажмурился и попытался представить пламя, воссоздать не просто образ, а настоящее воплощение. Его затрясло. Если бы только…

Уилл открыл глаза, хватая ртом воздух. Ничего. Свеча горела всё так же ровно – огонёк даже не дрогнул.

Старейшина Хранителей смотрела прямо на ученика.

– На корабле был меч – оружие, извергавшее чёрный огонь. Джастис сказал, ты призвал клинок в руку. Что именно произошло тогда? – мягко спросила она.

– Я не хотел, чтобы те люди погибли.

– И ты заставил Осквернённый Клинок повиноваться.

– Я не пытался призвать его. – Уиллу не хотелось говорить об этом. – Он просто… словно пришёл ко мне сам.

– На ножнах того меча вырезаны слова древнего языка. Ты помнишь, что там написано?

– Я… – Уилл вспомнил отметины на чёрных как смоль ножнах, резные символы под ладонями, почти стёртые временем и прикосновением сотен рук. – Я не сумел прочесть письмена. Буквы было не разобрать.

– Этот Клинок не всегда был осквернён, – сказала Старейшина. – Когда-то это был Меч Защитника.

– Защитника? – переспросил Уилл.

– Кузнец Тан Рема выковал Эхталион как оружие, способное сразить Тёмного Короля, – произнесла Старейшина. Её лицо приобрело более теплый оттенок в отблесках свечи, а седина и белое облачение выглядели золотистыми. – Говорили, что великий защитник света вышел на бой с древним врагом, но сумел пролить лишь каплю его крови. Этого оказалось достаточно, чтобы осквернить клинок. Ты сам видел его злое пламя. Такова сила, заключённая в единственной капле крови Тёмного Короля. – Создавалось впечатление, что само Древо, сами камни этого зала прислушивались к истории. Старейшина подалась вперёд и чуть тише добавила: – Но есть и другая история. Тот, в ком бьётся сердце защитника, сумеет поднять Эхталион и очистить его от тёмного пламени. Если бы ты успел прочесть надпись, то увидел бы слова, горевшие серебром, прежде чем лезвие почернело: «Меч Защитника дарует силу Защитника».

– Я – не защитник, – возразил Уилл. – Я не очистил клинок.

– И всё же он отозвался тебе.

– А теперь меч у Саймона.

– Чтобы победить тьму, тебе не нужен Эхталион, – проговорила Старейшина, затем откинулась назад, и, к своему изумлению, юноша увидел, что она чуть улыбнулась. – Даже те, кто считает себя бессильными, могут сражаться и самыми малыми своими деяниями. Добротой. Состраданием.

– Хранители сражаются мечами, – заметил Уилл.

– Но не оружие дарует нам силу, – ответила мудрая женщина. – Истинное могущество сокрыто не в наших клинках, не в нашей физической мощи, а в том, что мы помним, – в её взгляде отразилось нечто совсем древнее. – Когда прошлое оказывается забыто, оно может вернуться. Лишь у тех, кто хранит знания, есть шанс дать ему отпор. Ибо на самом деле тьма никогда не исчезает, а лишь ждёт своего часа, чтобы восстать снова, – Старейшина серьёзно посмотрела на ученика. – Я думаю, в тебе заключена великая сила, Уилл. И когда ты научишься владеть ею, то должен будешь выбирать сам. Будешь ли ты сражаться с силой или с состраданием? Убьёшь ли или проявишь милосердие?

Эти слова всколыхнули что-то в глубине души, хотя разум и пытался сопротивляться. Уилл не хотел заглядывать внутрь, но всё же заставил себя посмотреть и увидел – не силу, нет. Нечто иное.

– Дверь, – проговорил он, когда это понимание захлестнуло его. – Внутри меня словно есть дверь, которую я никак не могу открыть.

– Попробуй, – сказала Старейшина Хранителей.

Юноша заглянул глубоко себе в душу и очутился перед гигантской каменной створкой. Он попытался надавить, но та не сдвинулась. Каким-то образом он чувствовал, что дверь была запечатана. И что-то находилось там, с другой стороны…

Но что? Уилл совершил ещё одну бесплодную попытку. Затем вспомнил о битве Хранителей, о том, как много зависело от неё, и мысленно крикнул, направив все свои силы на то, чтобы получилось приотворить створку хоть немного. – «Откройся! Откройся же!»

– Я не могу, – выдохнул он наконец, до глубины души разочарованный своей неудачей. Казалось, дверь насмехалась над ним, как бы он ни стучал в неё, как бы ни толкал, сколько бы ни прикладывал сил… – Не получается.

– На сегодня достаточно, – произнесла Старейшина, когда Уилл вынырнул из своих видений, хватая ртом воздух и не представляя, сколько прошло времени, а потом заметил, что свеча догорела почти полностью. – Думаю, твоему разуму нужно что-то для концентрации. Завтра я начну учить тебя песнопениям Хранителей. Мы прибегаем к ним, чтобы умерить переживания и обрести сосредоточение.


Наставница поднялась, и Уилл последовал её примеру, думая о мелодичных хоровых упражнениях Хранителей, которые слышал каждое утро. Юноша знал, что они важны, но прежде не понимал их цели.

– Эти песнопения передавались из поколения в поколение, – пояснила Старейшина. – За века они менялись, но когда-то к ним прибегали те, кто владел магией старого мира. И я верю, что даже теперь в них заключена особая сила. Пойдём.

Она подошла к столу с другой стороны и взяла подсвечник, но в следующий миг пошатнулась, будто силы словно оставили её, и свеча упала. Уилл поспешно поднял огарок и поддержал Старейшину. Она с благодарностью оперлась на локоть ученика.

На мгновение его охватило странное чувство – казалось, свеча не выпала из руки наставницы, а словно прошла сквозь.

– С вами всё хорошо?

– Просто устала, – с улыбкой ответила она. Ладонь на локте Уилла снова была крепкой и тёплой. – Так бывает, когда стареешь.





* * *


– Уилл! – окликнул Эмери и помахал им с Вайолет, приглашая к своему столу в трапезной.

Послушники начинали песнопения на рассвете, а первый колокол прозвенел за час до того. Уилл с Вайолет проснулись от громкого звука и вышли на серо-голубой рассвет. В трапезной послушники сидели за длинными столами, накрытыми для раннего завтрака. Новички заняли места, которые показал им Эмери. На столе стояли тарелки с белым сыром, дикими финиками и очищенными фруктами, для которых был явно не сезон. Уилл вдруг понял, что ужасно голоден – вчерашние упражнения со Старейшиной пробудили аппетит.

Вайолет отломила кусок тёплой лепёшки и протянула приятелю. Тот взял апельсин, уже разделённый на блестящие дольки, аккуратно разложенные в завитке кожуры, надкусил и поразился сладкому освежающему вкусу. Фрукт оказался намного сочнее всего, что Уиллу доводилось пробовать ранее.

Несколько послушников за соседними столами бросали на Эмери странные взгляды, точно осуждали дружелюбное отношение к чужакам, однако того, похоже, совершенно не беспокоило подобное внимание. Новый знакомый подвинулся, чтобы освободить место рядом с ним, Беатрис и Карвером.

– Ты сегодня одет по-другому, – сказал Уилл.

Сегодня Эмери и его друзья были не в своих обычных туниках послушников, а в одеяниях, которое Хранители носили под доспехами.

– Мы отправляемся за врата, – ответила Беатрис с возбуждением, словно речь шла о чём-то необычным. – В патруль с отрядом.

– Послушники нечасто выходят за стены? – спросил Уилл.

– Да, почти никогда, – добавил Эмери. – В смысле… иногда лучшим дозволяют.

«Как Карверу, – подумал Уилл. – Или Киприану». Как в том отряде Хранителей, с которым столкнулся беглец.

– Ну а для нас это – следующая ступень обучения. Мы поедем верхом по болоту до самой реки Ли, а потом отправимся на север, до рощиц на равнине.

Забавно было слышать, что Эмери говорил о притоке Темзы, будто описывал экзотическое путешествие. Пожалуй, послушникам, выросшим в стенах Чертога, внешний мир и правда казался странным местом. Уилл попытался представить собеседников на улицах Лондона и не сумел.

– Ты знаешь, почему вас посылают именно сейчас?

Эмери покачал головой, а потом подался вперёд и проговорил тихо, почти доверительно:

– Ходят слухи, все Хранители готовятся к какому-то значительному событию. И хотят натренировать послушников, насколько это возможно. Вот почему испытания Карвера перенесли.

– Ты сам говорил, – вступила в беседу Беатрис. – Власть Саймона растёт. А Перерождённый обрёл полную силу. Ну и…

– Ну и – что? – уточнил Уилл.

– Ну и ты здесь, – добавила Беатрис.

Он покраснел, почувствовав на себе все взгляды. Беглец явился в Чертог, только чтобы получить ответы на вопросы о своём происхождении и причинах преследования. Хранители считали Уилла потомком Госпожи и думали, что он может убить Тёмного Короля. Но при мысли о том, что предстояло совершить, вспоминались лишь мёртвое Древо и неподвижное пламя свечи.

– Прямо как союзы древности, – проговорил Эмери. – Все мы сражаемся вместе.

Что-то внутри Уилла сжалось. «Я не могу, – думал он. – Не могу стать тем, кто вам нужен…» Не хотелось произносить это вслух, тем более сейчас, когда все смотрели на него.

Юноша почувствовал, как Вайолет чуть прижалась к нему плечом, мысленно поблагодарил её за этот безмолвный жест поддержки и глубоко вздохнул.

– Когда должно начаться твоё испытание? – обратилась Вайолет к Карверу.

– Через шесть дней.

– И оно пройдёт раньше срока?

– Мне девятнадцать. Как правило, послушники проходят испытание на год позднее. Кроме тех случаев, когда их кровь очень сильна.

Тихая серьёзная манера поведения Карвера отличалась от твёрдой уверенности Беатрис и застенчивой наивной доброжелательности Эмери. Их троица выглядела дружной и сплочённой, но казалось, что их объединял именно старший товарищ.

– Кто будет твоим братом или сестрой по оружию? – спросила Вайолет.