И уже в следующий миг поняла, что это всего лишь чеканка на металле. Потускневшая выцветшая морда смотрела влажными тёмными глазами со старого сломанного фрагмента щита, который висел на стене, как трофей.
– Что это? – спросила Вайолет.
– Щит Рассалона, – ответил Джастис.
Это имя необъяснимо отзывалось в ней, обращаясь к чему-то сокрытому внутри. Казалось, лев смотрел прямо на девушку. Она протянула руку и коснулась стены, на которой висел щит. На камне были вырезаны странные письмена, полустёртые временем.
Пальцы Вайолет скользнули по буквам, очерчивая узор по холодному камню, и сердце забилось сильнее.
– Что здесь написано?
– Мы, Хранители, почти утратили знание древнего языка, – ответил Джастис. – Но мне поведали, сия надпись гласит: «Рассалон, Первый Лев».
Вайолет резко отдёрнула руку, как будто обожглась, и посмотрела на изображение животного с пышной гривой и живыми блестящими глазами. Кровь стучала в висках.
Первый Лев…
– У Хранителей сохранилось мало предметов с той древней войны, – добавил Джастис, – но это – один из них. Здесь Щит Рассалона был расколот.
Девушка не могла отвести взгляд от льва, а её разум наполнился сотней вопросов. Кем был этот Рассалон? Почему Хранители сражались с ним? Почему он когда-то решил воевать на стороне Тёмного Короля?
Вайолет вспомнила, как Джастис и Том бились на борту «Охотника». И теперь, глядя на этот сломанный щит, она вдруг поняла, что Хранители и Львы сражались между собой ещё со времён древних битв старого мира.
«Этот щит… он ведь часть того же, чем являюсь и я сама? Во что же я ввязалась?»
Казалось, лев тоже смотрел на Вайолет. Она представила, как Хранители с копьями окружили истекавшего кровью зверя с пронзённым боком. Девушка отвела взгляд от щита, но теперь мысли всё время возвращались к древним сражениям, не давая сосредоточиться на том, что говорил Джастис. Она никак не могла перестать думать о Рассалоне и его роли в древней битве. Гадать, кем он был и как стал Первым Львом?
– Простите, что прерываю, – раздался голос Грейс, адепта, которая вчера проводила гостей в их комнаты. – Старейшина Хранителей готова принять Уилла.
Эти слова нарушили поток мыслей Вайолет. Она так сосредоточилась на Рассалоне, что даже не слышала, как Грейс подошла к ним.
– Уилл? – окликнул Джастис.
Взгляд юноши был прикован к Вайолет, словно безмолвно спрашивая: «Ты в порядке?» Он медлил, не желая оставлять её одну. Тень Рассалона нависла над ними.
«Всё нормально», – так же без слов попыталась ответить девушка, хотя внутри всё сжималось.
– Мы же проследуем дальше, – сказал Джастис, когда Уилл удалился с Грейс, – и оставим позади эти мрачные истории о Львах.
Глава 11
Уилл шагал за Грейс по длинному переходу в глубь Чертога.
Архитектура вокруг менялась, словно они приближались к более древней части цитадели. Арки становились ниже и у́же, стены – толще, а узор резьбы выглядел по-иному. Здесь царило безмолвие, словно никто и никогда не бывал в этих старинных помещениях Чертога.
В конце коридора виднелись двустворчатые двери. Уилл не мог избавиться от ощущения, что вот-вот окажется в гробнице, где не было ничего, кроме серого камня – точно лес с ковром опавших листьев и голыми скелетами деревьев, вечно тянущихся к небу.
Уилл помедлил на пороге, не желая заходить внутрь, но Грейс распахнула двери, и юноша нехотя шагнул в круглое помещение – самые древние покои Чертога с куполообразным потолком, похожие на заброшенный город или выжженные и усыпанные пеплом бесплодные поля. Серый камень выглядел таким древним, словно стены сложили не вручную, а вырубили в скале. Даже воздух казался застывшим.
В центре помещения располагалось касавшееся потолка каменное древо. Возможно, зал был построен вокруг него. Оно не выглядело красивым, живым, а скорее наоборот – мёртвым, иссохшим и почерневшим, точно когда-то росло, но окаменело.
Уилл почувствовал невольный трепет и ужас, будто хорошо помнил это место, только почему-то все знания исчезли, и остался лишь мёртвый камень и пустота.
Старейшина Хранителей ждала юношу возле древа – величественная фигура в белом. Рядом с ней стоял Верховный Адепт Янник, сверливший вошедшего тяжёлым взглядом, неприятным и мертвенным, как камень. Синие одеяния мужчины казались здесь неуместными, как яркая вспышка цвета в серой комнате или жизнь, тревожившая покой мёртвых. Двери за Уиллом закрылись, и он остался наедине со Старейшиной и Верховным Адептом.
С каждым шагом чувство узнавания росло. Перед глазами точно стояла нечёткая картина того, что здесь находилось раньше, но видение было призрачным, недосягаемым.
– Что это за место?
– Это – Зал Древа-Камня, – ответила Старейшина. – Самое древнее и самое сильное место во всём Чертоге. Но это также место великой печали, и Хранители редко приходят сюда.
Уилл видел, что Старейшина и Верховный Адепт наблюдали за ним, но не мог отвести взгляд от Древа-Камня. Юноша знал его, помнил его – или почти помнил, ощущение на кончиках пальцев, вот только образ из памяти отличался от того, что было перед ним теперь…
– Ты чувствуешь что-то рядом с Древом, не правда ли? – проговорила Старейшина.
Верховный Адепт презрительно хмыкнул. Уилл едва слышал его, сосредоточив всё внимание на Древе, и будто оказался в темноте, где на самом деле должен был быть…
– Свет. Оно не должно быть мёртвым. Здесь должен быть свет…
– Древо Света, – сказала Старейшина, внимательно глядя на Уилла. – Так его когда-то называли.
– Всего лишь догадка, – возразил Верховный Адепт Янник. – Он не знал наверняка – просто догадался.
– Или же на самом деле чувствует, – парировала Старейшина.
Да, Уилл чувствовал, но это ощущение было сродни тому, когда смотришь на что-то, чего больше нет, смотришь на пустошь, зная, что прежде здесь стоял лес… и она бродила среди деревьев…
– Она ведь была здесь, да? – Уилл повернулся к Старейшине, чувствуя, как сильно бьётся сердце. – Давным-давно Госпожа была здесь, и Древо было живым…
Не просто живым – сияющим.
Но кем была та женщина? Как он сумел увидеть её в зеркале? Она казалась такой настоящей, а это место уже давным-давно мертво. Юноша невольно коснулся медальона под туникой. Древо Света было боярышником, а висевший на шее амулет изображал этот цветок. Который являлся символом Госпожи. Откуда Уилл знал, что однажды каменный ствол светился?
– Древо умерло вместе с ней, – кивнула Старейшина. – Говорят, её прикосновение может вернуть его к жизни, снова заставить сиять. – Уилл поднял взгляд на мёртвые ветви, похожие на голые кости. – Положи на кору ладонь.
Внутри всё сжалось. Юноша совсем не испытывал уверенности, что хочет касаться омертвевшего камня. Старейшина Хранителей и Верховный Адепт Янник смотрели на Уилла, словно это было каким-то испытанием.
Он протянул руку и дотронулся до одной из холодных серых ветвей, ощутив под ладонью камень, сглаженный временем – ни света, ни искры таящейся внутри жизни. Древо было мертво, как и всё в этом месте.
– Видите? Ничего, – проговорил Верховный Адепт Янник, глядя на Уилла со смесью насмешки и презрения.
– Не обращай на него внимания, – сказала Старейшина. – Я хочу, чтобы ты попытался.
– Попытался? – переспросил Уилл.
– Закрой глаза и попытайся найти Свет.
Юноша не знал, что именно Старейшина хотела от него, но чувствовал тяжесть её взгляда, полного ожидания, а потому сделал глубокий вздох и закрыл глаза. Ощутил холодный, потрескавшийся от времени гранит под ладонью и про себя пожелал, чтобы дерево вновь засияло. Но это было похоже на попытку заставить камень летать. Попросту невозможно.
Старейшина выступила вперёд и проговорила мягко, словно Уилл не так понял:
– Нет. Ты смотришь не туда. Госпожа могла заставить Древо-Камень сиять, но сам свет был заключён не в камне. Свет был заключён в ней самой.
Уилл снова закрыл глаза. Он напрягся, так как чувствовал, насколько важно происходящее для Старейшины Хранителей и Верховного Адепта, затем попытался представить, как что-то пробуждается внутри, но лишь всколыхнул воспоминания. Перед мысленным взором возникла женщина из отражения. И лицо матери, побледневшее от страха. «Дай мне слово, Уилл…»
Он не хотел вспоминать, не хотел раскапывать прошлое – боль, пронзившую ладонь, сбившееся дыхание, долгий бег…
Уилл открыл глаза. Света не появилось – ни малейшей искорки. Верховный Адепт был прав. Древо оставалось мёртвым и холодным, и Уилл явно не обладал тем, что бы могло пробудить камень к жизни.
– Он – не тот, кого мы ищем, – проговорил Верховный Адепт Янник. – У мальчишки нет силы. Это пустая трата времени.
– И всё же Госпожа дала обещание, – грустно улыбнулась Старейшина.
– Госпожа? – Верховный Адепт покачал головой с мрачной насмешкой. – Где она была, когда забрали Маркуса? Когда моя жена погибла? Когда мой сын… – он побледнел и осёкся, не в состоянии закончить предложение.
– Янник, – мягко проговорила Старейшина.
– Госпожа мертва, Юфимия. Остались только мы – те, кто должен сражаться. А не этот мальчик, у которого нет ни талантов, ни подготовки. Я не буду тратить время на фантазии, – отрезал Верховный Адепт, развернулся и вышел.
Уилл остался наедине со Старейшиной в безмолвном зале. Длинные седые волосы женщины обрамляли доброе лицо, испещрённое морщинами. Имя Юфимия удивительно ей подходило, хоть раньше юноша не слышал, чтобы к ней так обращались.
Стоя здесь, рядом с тёмным мёртвым древом, Уилл чувствовал себя так, словно подвёл её.
– Твоей вины тут нет, – сказала Старейшина. – Янник – хороший человек. Он усыновил Киприана и Маркуса, когда они больше всего нуждались в отце, и вырастил их как собственных детей. Но Верховный Адепт не доверяет чужакам. С тех самых пор, как шесть лет назад погиб его первый сын.
– Мне очень жаль, – проговорил Уилл, переводя взгляд обратно на Древо-Камень. – Я пытался, просто…
– Янник прав, – сказала Старейшина. – Ты не обучен. Не готов, – она посмотрела в глаза юноши, словно искала что-то в нём. – Но кто из нас по-настоящему готов к тому, с чем доведётся столкнуться по воле судьбы? Мы не выбираем правильный миг. Он приходит сам, хотим мы того или нет, мы же можем лишь готовиться.
– Готовиться к чему?
Некоторое время Старейшина просто смотрела на собеседника.
– Джастис ведь рассказал тебе часть истории, – проговорила она наконец.