Повернувшись в сырой, прохладной темноте, голова Джоджо провалилась в дыру в грязном полу. Рыхлая земля сыпалась ему в уши и нос — суглинистая, теплая и сочная. Он всхлипнул и закашлялся, дернул плечами, чтобы освободиться из дыры, и острая боль вспыхнула в голове, шее и спине. Над ним поработали во многих отношениях. Мир будто сдвинулся с места, и он сдвинулся с места заодно с ним, не в силах отличить верх от низа, просто падая из дыры в открытое пространство, пока не наткнулся на что-то стальное, лязгающее и пахнущее бензином. Тихий стон слетел с его губ. Он поднял руки к больному лицу — впервые за много лет это была собачья морда, скрытая грубой спутанной шерстью. Он снова застонал, на этот раз громче.

Джоджо с некоторым отчаянием подумал о том, как долго пробыл там, внизу. Верно, больше недели, раз его волосы стали такими длинными, если только это не очередной трюк фокусника, Зазывалы Дэвиса, антрепренера, который снова посадит его в ту жуткую клетку…

Снова?

Джоджо уперся ладонями в грязный пол и с трудом встал на колени. Голова тут же пошла кругом, череп будто налился хлюпающей жижей. Сильным жаром скрутило живот — он пошатнулся, и его вырвало в дыру в полу.

Видит Бог, я не на коне в эти деньки, уныло подумал он.

Возьми себя в руки, Уокер, мысленно выругался он. Шевелись, мать твою.

Он сплюнул желчь на пол, вытер лицо рукавом рубашки, на миг задумавшись, куда делся его пиджак, и, пошатываясь, принял сгорбленное, но стоячее положение. Пол накренился, и Джоджо растопырил ноги, ища опоры. Что-то зазубренное царапнуло по голове, и он схватился за это: оказалось — разбитая лампочка в патроне без абажура свисает на проводе прямо с потолка. Он шарахнулся от нее, выпростав руки, и наткнулся на пыльную сухую полку. Ощупал ее край и поверхность, нашел что-то вроде ржавой садовой утвари и каких-то банок. А вот и холщовый мешок под клубком потертой бечевки — видимо, он в сарае или чьем-то гараже. Загадка разрешилась в следующее мгновение, когда Джоджо услышал скрипучие шаги в нескольких футах над собой — пыль дождем сыпалась с потолка под чьей-то поступью. Он пригнул голову, чтобы пыль не попала в глаза, и сунул руку в карман брюк. С его губ сорвался тихий смешок: на сей раз у него была-таки спичечная коробка.

Чиркнув спичкой по абразиву на торце, Джоджо взял ее за кончик и поднял вверх крошечное колеблющееся пламя. Невеликий источник света и идущий от пола аромат солярки нервировал, но он все равно подошел ближе к полкам с разным содержимым. Что было в банках, не понять — какие-то древние консервы, судя по всему, — а вот лопату и садовые ножницы Джоджо узнал безошибочно. Имелась и книга в кожаном переплете — коричневом, покоробленном. Спичка обожгла кончики пальцев, и он помахал ею, прежде чем зажечь другую.

Книга представляла собой тонкий том, страницы которого пошли волнами от влаги и старости. Однако переплет оказался прочным, несмотря на кажущийся возраст. Протянув руку, Джоджо взял книгу с полки. В отличие от всего остального в подвале, она не была покрыта пылью — ею совсем недавно пользовались.

На мгновение он испугался, что книга рассыплется у него в руках. Поднес спичку поближе, рассматривая обложку, на которой не было ни текста, ни названия — только некий символ, тисненный выцветшей позолотой. Что символ значит, Джоджо не знал. Он сунул книгу под мышку и уронил погасшую спичку на пол.

Следующая помогла ему обнаружить шаткие деревянные ступеньки, ведущие наверх, к запертой двери. Быстрый осмотр окружающих стен не выявил никаких других путей выхода. Джоджо направился к лестнице и стал подниматься.

На полпути ему показалось, что за дверью кто-то плачет. Оказавшись наверху, он в этом убедился. Попробовал повернуть ручку — такую же ржавую, как инструменты на полках, но та не двигалась с места. А плакали все горше, — очевидно, это мужчина, решил Джоджо. Он задул спичку и щелчком отправил ее себе за спину, в темноту.

— Но почему же? — спросил плачущий человек кого-то… или самого себя.

Стиснув зубы, Джоджо покрепче сжал книгу и изо всех сил вдарил плечом по двери. Трухлявое дерево треснуло, и ручка отошла, громко стукнувшись о косяк. По глазам тут же ударил яркий свет, лишая зрения.



Теодора и Марджи беседовали о куклах, пока шли по главной улице на запад. Чарльз не понимал и половины из того, что они говорили, а во вторую половину просто не верил, но старался от них не отставать.

— Как думаешь, твой папа сделал куклу моего Раса? — спросила Теодора. Она успела рассказать девочке обо всем, что касалось странного артефакта, — о том, что нашла внутри, и о совместных с Джоджо догадках касательно того, что кукла могла сотворить.

— Не знаю, — ответила Марджи. — Насколько мне известно, он никогда их не делал. И то, что я видела в том фильме, — разве это не предназначалось мне умышленно? Я это вот к чему — возможно, кто-то хочет, чтобы я думала, что куклы делает папа, но это ведь ничего не значит, так?

— Но это единственная зацепка, которая у нас есть.

— Зацепка? Вы говорите совсем как детективы в фильмах, миссис Кевинью.

— Зови меня просто Нора Чарльз.

— Ну а я тогда — Аста[27].

Они обе засмеялись — немножко испуганные, немножко замученные.

Теодора мельком взглянула на Чарльза, и тот мягко улыбнулся в ответ. Их смех слегка успокоил его, но он понимал, что впереди их не ждет ничего хорошего. Что ж, пусть. Бросать друзей Джоджо, когда они в нем нуждались, он не собирался, поэтому утер пот с лица и, сняв красную куртку коридорного и бросив ее на руку, продолжил упорно шагать вперед. Его рубашка промокла до нитки.

До церкви было еще далеко, и это дало Чарльзу возможность собраться с духом — однако он был совершенно не готов к звуку марширующих ног, несущемуся с Франклин-стрит. Теодора и Марджи все еще смеялись и потому не заметили, как из переулка вдруг выступили силуэты, двигавшиеся слаженно, как на военных учениях. Он открыл рот и попытался что-то сказать, но из горла вылетел лишь слабый сип. Не сводя глаз с надвигающегося дюжинного отряда, он подбежал к Теодоре и тронул ее за плечо.

Она замолкла на полуслове и обернулась, во все глаза уставившись на безумный марш.

— Кто они такие? — тихо спросил Чарльз.

Марджи сделала еще несколько шагов, прежде чем тоже остановилась посмотреть, что происходит. Многоголовая процессия, плавно раскачиваясь вверх-вниз, надвигалась. Облака отхлынули с луны, и луч белого света высветил несколько лиц. Марджи узнала среди них Филлис Гейтс — волосы, собранные в высокую прическу, выдавали ее.

— Филлис?

Потихоньку узнавались и остальные. Чарльз оторопел, увидев Джейка в толпе — тот вырядился в белый «докторский» халат. Теодора ахнула, поняв, что возглавляет процессию ее муж. Рванувшись к переднему краю трехместной фаланги, она схватила Раса за руку.

— Рассел Кевинью! — прогремела она, впервые за последние десять лет обращаясь к мужу в таком тоне. — С чего это ты бродишь по улицам в такой поздний час да с такими людьми?

— И что же ты увидела? — прошипел он сквозь стиснутые оскаленные зубы.

— И что же ты увидела? — переспросила Филлис, не сводя остекленевшего взгляда с Марджи.

Чарльз отступил назад, свирепо глядя на Джейка.

— Что же ты видел, Чарльз? — спросил Джейк.

— Эй, парень, меня там даже не было! — крикнул коридорный, сжимая руки в кулаки.

Теодора напряглась, ее лицо превратилось в маску ярости и страха одновременно. Свита продолжила свой путь, шаркая к ним. Рас шел первым.


— И что же ты увидела? — повторял он снова и снова. — Что же ты увидела?

— Миссис Кевинью! — испуганно пропищала Марджи, дрожа всем телом.

— Чарльз, — резко бросила Теодора. — Беги и принеси куклу.

— Ту куклу?

— Да, скорее!

Взволнованный Чарльз помчался назад по улице туда, откуда они пришли. Когда ночь поглотила его, Марджи прижалась к спине Теодоры.

— Что им нужно?

— Не знаю, — ответила Теодора. — И не думаю, что хочу знать.

— Они… они это серьезно?

— Тише, милая.

Она потянулась назад, схватила Марджи за талию и отступила на несколько шагов вместе с ней. К тому времени неуклонно приближающаяся группа была уже достаточно близко, чтобы Теодора могла ясно различить разводы крови, запятнавшие почти каждого.

— Мы меняемся, — сказал толстый мужчина, которого Марджи знала как владельца аптеки.

Рас вопросительно уставился на жену, словно она, а не он была перемазана кровью. Он склонил голову набок, и его жестокие черные глаза блеснули в слабом свете.

— Мы меняемся, Теодора, — тихо сказал он, и за ним эти слова отрывисто повторили чьи-то голоса.

— Ну и меняйся! — крикнула она в ответ. — А меня оставь в покое!

Филлис покинула процессию, вышла перед Расом и оскалила зубы, видимо пытаясь изобразить улыбку.

— Смотри, что могу! — обратилась она к Марджи и закинула обе руки за спину. Кости плеч хрустнули, позволив ей вывернуть руки почти на триста шестьдесят градусов. Она связала их узлом за собой, будто пару гибких ремней, и подалась вперед, выпячивая ребра и поднимая одну из своих ног все выше и выше, даже выше уровня головы, — под совсем невозможным углом. Филлис выглядела так, словно ее на полном ходу сбил груженный до отказа товарняк; притом, искореженная и сломанная, она умудрялась прыгать по кругу и хихикать. От пронзительных трелей ее веселья у Марджи мурашки побежали по коже.

Кожа Теодоры тоже покрылась пупырышками, но виной тому был главным образом усиливающийся холод. Обхватив себя руками, она еще немного попятилась, не сводя глаз с извивающейся змеёй девушки. Отвести взгляд не получилось, даже когда по правую сторону от нее раздались шлепающие звуки. Филлис продолжала извиваться и принимать все более угрожающие позы, но, по крайней мере, остальные прекратили наступление, выжидая, чем кончится ужасное представление. Рас, казалось, следил за ней пристальнее, чем кто-либо другой. Тонкая струйка слюны текла по его нижней губе.

— Может, дадим деру? — слабым голосом предложила Марджи.

— Мы должны дождаться Чарльза, — напомнила ей Теодора.

— Я здесь! — прохрипел он, задыхаясь. — Нашел куклу!

Он протянул ее Теодоре, и та взяла ее с явным отвращением. Эта, новая, ни капельки не отличалась от той, что обнаружилась в кармане у Раса, по крайней мере внешне. Что до набивки фетиша, ее только предстояло увидеть.

Теодора крепко ухватила куклу за ручки и дернула изо всех сил. Грубая ткань тут же порвалась, и набивка посыпалась на тротуар. В тот же миг Джейк отчаянно закричал.



Дерево заскрежетало о кафель, и что-то разбилось, когда хриплый от рыданий голос выкрикнул:

— Пресвятые небеса, кто здесь?

Джоджо потер глаза костяшкой большого пальца и вслепую пошел вперед, ожидая, что придется сражаться. Но плачущий мужчина отпрянул от него как от огня, опрокидывая все, что было на пути.

— Что… что ты такое? — завопил он.

— А ты сам не видишь? — простонал Джоджо. — Я человек-волк[28], мать твою!

Мужчина захныкал. Джоджо вздохнул.

— Ладно-ладно, шучу. А ты кем будешь? Как звать тебя? — Привалившись спиной к стене, он пошел вдоль нее, туда, где свет не бил прямо в лицо. Его легкая слепота рассеялась, и он начал различать очертания человека, съежившегося перед ним.

— Не надо… не надо, — всхлипывал тот.

— Да успокойся! Пошутил я, говорю же! Я тебя не трону. У меня просто дрянное врожденное расстройство — вот и все…

Расплывчатая фигура плакальщика рухнула на пол. Когда глаза Джоджо привыкли к свету, он бросился вперед и опустился на колени рядом с мужчиной.

— Преподобный? — удивленно вопросил он.

— Я не знаю, почему это сделал! — пробормотал Шеннон. — Никогда бы не подумал… я решил так: раз Бога нет, значит, всего остального — тоже?..

— Ты несешь околесицу, преподобный, — сказал Джоджо, проводя рукой с меховой опушкой по своему лохматому лицу.