— Стоит-стоит. Это было… грубо.
— Всё в порядке.
Она зажала переносицу между указательным и большим пальцами и застонала.
— Мне нужно найти кого-нибудь с машиной, — сказал он, глядя в неподвижную даль.
— Да вы не беспокойтесь обо мне, — сказала она с некоторым напряжением в голосе. — Я, может, немного вздремну прямо тут…
— Не думаю, что выдюжу нести вас две мили кряду.
— Ничего страшного.
Джоджо встал и потянулся. Солнце еще висело прямо над горизонтом, будто шестеренки в ворочающей его вверх-вниз машине застряли. Он подумал было лечь прямо на дорогу и прижать ухо к земле, как всегда делали индейцы, но потом решил, что это, скорее всего, не сработает и он будет выглядеть нелепо. Вместо этого некоторое время всматривался в один конец дороги, затем в другой, задерживая дыхание и прислушиваясь к тишине пустошей.
Никто не проезжал мимо.
Пока Джоджо взвешивал все варианты — сводившиеся к тому, чтобы оставить женщину в ирригационной канаве, а самому побежать за помощью, и к тому, чтобы остаться с ней на неопределенное время, — его взгляд нашарил кроваво-красный сарай напротив, и в голову пришла неожиданная идея.
— Как насчет отступить в тень?
— Будете держать надо мной зонтик?
— Отнесу вас вон туда, в сарай Лероя Данна.
— Танцы начнутся только в субботу, — заметила она. — И, кроме того, мне кажется, что я пока не готова к линди-хопу[15].
— Ну, насчет танцев не знаю, но думаю, там будет не так жарко, да и шансов угодить под колеса какому-нибудь пьяному в дым фермерскому сынку, что гоняет сейчас по округе на папашином самосвале в полтора центнера весом, — не в пример меньше.
Она решилась довольно быстро. Джоджо снова спустился в канаву, взял ее на руки и понес к дороге.
— Кроме того, — проворчал он, осторожно подступая к полю с другой стороны дороги, — может, Лерой где-то здесь ошивается, вот мы его и застанем.
— А если не застанем?
Джоджо напряг плечи, приноравливаясь к своей ноше и сходя на противолежащую обочину.
— Что ж, тогда подождем кого-нибудь.
Хотя в душном воздухе еще витал вездесущий запах лошадиного навоза, внутри амбара все уже было готово к предстоящему празднеству: пол утрамбовали сеном, тюки сложили у стен в башенки по восемь-девять футов высотой. В дальнем от дверей конце зала был установлен подиум, а пара деревянных столов расставлены в ряд, чтобы дочери Конфедерации могли подкрепиться тем, что захватили. Джоджо воспринял все с долей благоговения; слишком часто ему попадались дома, которые для жизни годились куда меньше, чем этот сарай.
Стащив пару тюков сена, он соорудил временное ложе и осторожно устроил на него свою Девицу-в-Беде. Та поморщилась — не бог весть как удобно, очевидно, — но выражать недовольство вслух не стала. Сделала глубокий вдох и резко выдохнула; Джоджо почти ожидал увидеть, как вместо воздуха из нее польется наружу пламя. Осмотрев каждый угол сарая, он подбежал к открытым дверям и поглазел снаружи.
— Никого, — посетовал он.
— Похоже на то, — согласилась она.
— А ведь есть места, где ты никогда не одинок, даже если хочешь, — протянул он. — В больших городах, например. Даже если сидишь один в комнате — кто-то есть с тобой рядом. Прямо за стенкой. Угодил в беду — постучись и крикни: эй, там, помощь нужна.
Издав коротенький смешок, женщина сказала:
— Я Теодора. Теодора Кевинью.
Джоджо вернулся в сарай, стащил шляпу и пригладил волосы.
— О, так вы — жена хозяина кинотеатра?
— Совершенно верно.
— Будь я проклят! Я ведь как раз во «Дворец» направлялся.
— Надеюсь, не за этим ужасным новым фильмом.
— Ну, не совсем… я уже на него ходил. Просто хочу кое-что выяснить.
— Я думала, вы больше не помощник шерифа.
— Старые привычки дают о себе знать, надо думать.
— У Раса какие-то неприятности, да?
— Вряд ли. Просто творится какая-то чертовщина, вот и все. Давит, значит, мне на любопытство. А я не могу спать спокойно, когда мне любопытно.
Теодора слабо улыбнулась. Джоджо похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Он совсем забыл, что те закончились.
— Черт побери, — проворчал он, когда память вернулась. — У вас, наверное, сигаретку не выйдет стрельнуть?
— Увы. Я не курю.
— Ух, холера!
— Но так даже лучше — вы же спалите этот сарай ненароком. Тут тонны сухого сена.
— Все равно — ух, холера…
— А вы жесткой закалки человек, я посмотрю?
— В смысле — жесткой? — спросил он, иронично сощурившись.
— Ну, не знаю. Вы выглядите как парень, по которому жизнь топчется без жалости.
— Так оно и есть, думаю. Но мне не на что жаловаться.
— Видите ли, я помню этот скандал — если вы не возражаете, что я его так называю, — но не могу вспомнить ваше имя.
— Джоджо, — сказал он.
— Такое бы я запомнила.
— Правильнее — Джордж Уокер, но все зовут меня Джоджо.
— Но почему?
— Есть две причины.
Теодора развела руками и оглядела сарай.
— Пристраивайтесь и рассказывайте, — сказала она. — Уйма места, уйма времени.
— Хорошо, одну причину я вам таки назову.
— Для начала и одна сойдет.
— У моей младшей сестренки в детстве были проблемы с речью. Как говорится, длинные слова ее только огорчали. Ну не могла она их выговаривать, и все тут. Кончилось это тем, что у нее появился особый язык, и слова она произносила на свой лад. Если не знать ее — нипочем не смекнешь, о чем речь.
— Например? — заинтересованно спросила Теодора.
— Ну, дайте-ка подумать… Прачечную она называла «рачна», а «простыни» — «осты». Все в таком духе.
— Как мило!
— Кто-то и впрямь так считал.
— А вы сами?
— Ну да, я тоже так думал — очаровательно!
Теодора снова улыбнулась.
— Как бы там ни было, одним из слов, которые она совсем не умела произносить, было мое имя. У бедняжки никак не получалось сказать «Джордж».
— А «Джоджо» — получалось.
— Бинго. — Он щелкнул пальцами.
— Да, и впрямь очаровательно.
Он кивнул и принялся обмахивать мокрую шею шляпой.
— А как зовут вашу сестру?
— Лилли.
— И что, она научилась правильно говорить?
— Не-а, — нарочито небрежно бросил Джоджо. — Она умерла, когда ей было восемь.