– Ты знал?
– Нет. Гаденыш Мадичи попортил мне довольно крови своими недомолвками.
Я хихикнула и поцеловала супруга в теплую щеку. Прислушалась к ощущениям. Они были до дрожи приятными.
– Филомена, – шепнул Чезаре, – нам нужно серьезно поговорить.
– Обязательно.
О чем? Супруг хочет осчастливить меня разводом? Никаких серьезных разговоров, пока я тебя не соблазню.
Переговоры меж тем прошли стадию экспрессивных угроз, приближаясь к обычной торговле. Дело обрисовывалось неприглядное. Невинная циркачка шла по коридору, напевая веселую песенку. Да, она собиралась изображать дону догарессу на представлении, поэтому даже попросила папеньку Джузеппе изготовить крошечную огненную саламандру, похожую на настоящую. Видите, обломки ее мадженты сейчас пузырятся в умывальном тазу? Почему пузырятся? Надо спросить папеньку, но, кажется, в изделие входили какие-то алхимические соединения. Блю собиралась вполне похоже извергать из подделки язычки пламени, балансируя на натянутом над зрителями канате. Ах, не важно. Синьорина шла по коридору, когда ее ударили по голове и лишили чувств. В себя она пришла уже в объятиях губернатора. Юноша был страстен и галантен, он признался бедной циркачке в любви, она не смогла устоять, и все произошло.
– Как это чудовищно! – воскликнул чудовищный князь. – Что я скажу своему другу маэстро Дуриарти, когда он узнает о надругательстве, коему подверг его дочь наследник да Риальто?
Эдуардо имел что сказать по этому поводу, но договаривающиеся стороны попросили его заткнуться.
Командор предложил денег. Экселленсе возмущенно отказался. Командор увеличил сумму. Эдуардо всплеснул руками, но вынужден был прервать жест, чтоб удержать у паха парик. С рыжих локонов на пол капала кровь. Отвратительное зрелище.
Блю ситуация нисколько не тревожила: девушка сняла маску, погладила ладошками гладкое фарфоровое личико. Хорошенькая. Мне не понравилось, как одобрительно посматривает в ее сторону тишайший супруг.
– Господа, – предложила я, – не стоит ли молодым людям сперва одеться?
– Артуро, – позвал дож, и голова секретаря оказалась в дверном проеме, – что полагается за насилие над невинной синьориной по законам нашей тишайшей Аквадораты?
– Смертная казнь, – сообщил синьор Копальди, – в случае, если стороны не решат дело полюбовно.
– Что скажут стороны? – спросил весело Муэрто. – Не вы, командор. Что думает синьор губернатор?
Он вообще не думал, это было ясно. Голубые глаза Эдуардо метались от отца к дожу. Наконец он пробормотал что-то о невыразимой любви, которая стала причиной этого ужасного события. Блю своим чувственным контральто возразила, что событие не было столь ужасным, а скорее нравилось синьору да Риальто буквально полчаса тому назад.
– Синьорина Дуриарти желает смыть бесчестие кровью? – спросил дож.
Она не хотела крови, предпочитая сатисфакцию.
– Ах, любовь, – вздохнул Чезаре с видом патриарха. – Что ж, драгоценные мои граждане, решим дело полюбовно. Честь синьорины Дуриарти будет восстановлена через брак, новобрачные на рассвете отбудут на острова Треугольника, но им будет запрещено возвращение в Аквадорату вплоть до распоряжений Большого Совета.
Синьор Копальди возразил:
– Однако даже свадьба не отменяет наказания, положенного за прелюбодеяние. Синьор да Риальто должен быть подвергнут поруганию у позорного столба. Либо порке, либо…
– У губернатора не будет на это времени, – отрезал дож. – На рассвете он с супругой покинет тишайшие воды. Мы подпишем брачные документы немедленно.
Артуро вошел, раскрыл на кровати кожаную папку.
– А вы подготовились заранее, – процедил командор.
– Я попросил эти бумаги у вашего секретаря, – ответил синьор Копальди с достоинством.
– У моего бывшего секретаря?
– Как вам будет угодно. У нового младшего секретаря его серенити. Кстати, наш младший секретарь сообщил мне, что кардинал Мазератти, по счастливой случайности, коротает время в часовне палаццо.
Это был мощный удар, сокрушительный, последний. Командор да Риальто выругался, бросил в сына ключом на цепочке и вышел. Дверью он не хлопнул лишь из-за отсутствия последней.
Новобрачные подписали документы, Блю обняла Эдуардо за шею.
– Не грусти, милый, тебе будет с нами хорошо.
Синьор Копальди присыпал чернила песком, встряхнул бумагами.
– Помогите синьорине Дуриарти одеться.
Парочка горничных увела голую куколку. Вот ведь чертовка, она абсолютно не смущалась своей наготы. Какое непотребство!
Артуро выглянул в коридор, поманил кого-то рукой.
– Ваша серенити, – попросил Эдуардо, – позвольте мне поговорить с доной догарессой наедине.
– Не позволю. – Супруг многозначительно посмотрел на рыжий парик. – Сначала наденьте штаны.
Синие ливреи появившихся лакеев указывали на принадлежность их к дому да Риальто.
– Пойдем, дорогая, – Чезаре спихнул меня со своих коленей, – мы будем присутствовать на венчании.
Князь Мадичи, до этого момента любующийся непроглядной чернотой за окном, пошел к выходу.
– Филомена, – позвал Эдуардо.
– Я подожду вас в коридоре, синьор да Риальто.
– Не подождешь. – Супруг дернул меня за руку.
– Еще как подожду, – прошипела я уже в коридоре. – Пусти.
– Что он может тебе сказать?
– Вот это я и хочу узнать.
– Я присмотрю за серениссимой, – предложил экселленсе, – и провожу ее в часовню.
Дожа ждали другие дела. Он нам об этом сообщил. Дожа доводило до безумия поведение тишайшей супруги. Об этом он сообщил небесам. Дож был благодарен князю, об этом он сообщил самому князю. И поклонился.
Лукрецио увлек Чезаре в сторонку, они зашептались. Супруг хлопнул экселленсе по плечу, строго посмотрел на меня и ушел по коридору.
– Мне показалось, серениссима не желает оставаться наедине с супругом?
– Она не хочет говорить о разводе, поэтому впредь будет избегать любых бесед.
– Предусмотрительно.
– Итак, – сменила я тему, – вы все это устроили?
– Вам не понравилось?
– Отчего же. Забавное и поучительное зрелище. Сочетать браком повесу и фарфоровую куклу.
– То, что Блю создана из фарфора, а не из глины…
– Да, да, да, – перебила я. – Синьорина Дуриарти – человек и гражданка тишайшей Аквадораты.
– Гомункул и гражданка.
Я приподняла брови, вспомнила, что под маской этого никто не заметит, и выразила удивление тоном:
– Вы столь озабочены точностью наименований различных видов живых существ. Разве это имеет какое-нибудь значение в нашем многообразном мире?
– Как оказалось, имеет. Серениссима, видимо, не подозревает о существовании в городе некоторых организаций, ставящих целью борьбу с любой инаковостью?
– Не подозревала до этого момента.
– Люди, Филомена, склонны винить во всех своих бедах тех, кто хоть в чем-то на них не похож. Пока Аквадората процветает, и мы, не люди, находимся в относительной безопасности.
– Нашему процветанию что-то угрожает?
– В любой момент тучные времена могут смениться худыми.
Я повторила вопрос. Экселленсе потер ладонью обожженную щеку:
– Предположим, мы ввяжемся в войну.
– С кем?
– Не важно. Войны ведутся постоянно. Ну, предположим, рыцари большой земли найдут достаточно золота, чтобы нанять наши боевые эскадры для своих нужд.
– Пока они едва наскребли на покупку транспорта.
– Я сказал, предположим. Аквадората занимает чью-либо сторону в борьбе за пустынный восточный материк и начинает тратить уже свои финансы. Граждан тишайшей столицы вынуждают затянуть пояса, и они винят в своих бедах отнюдь не провальную политику Большого Совета, не дожа Муэрто, а, например, вампиров, навлекших проклятие на город.
Какие страшные фантазии обуревают князя Мадичи. Я даже поежилась.
– Поверьте, Филомена. Все обычно так и происходит.
– Доверяю вашему опыту, экселленсе.
– Он подкреплен даром предвидения. Серениссима, я восстал ото сна, ощутив приближение большой беды. Нас, древних вампиров, бессмертных Ночных господ, давно не занимают мелкие человеческие дрязги, мы пробуждаемся лишь на зов клятвы, которая древнее даже нас.
От торжественности слов экселленсе по моей спине пробежали мурашки.
– Нет. Гаденыш Мадичи попортил мне довольно крови своими недомолвками.
Я хихикнула и поцеловала супруга в теплую щеку. Прислушалась к ощущениям. Они были до дрожи приятными.
– Филомена, – шепнул Чезаре, – нам нужно серьезно поговорить.
– Обязательно.
О чем? Супруг хочет осчастливить меня разводом? Никаких серьезных разговоров, пока я тебя не соблазню.
Переговоры меж тем прошли стадию экспрессивных угроз, приближаясь к обычной торговле. Дело обрисовывалось неприглядное. Невинная циркачка шла по коридору, напевая веселую песенку. Да, она собиралась изображать дону догарессу на представлении, поэтому даже попросила папеньку Джузеппе изготовить крошечную огненную саламандру, похожую на настоящую. Видите, обломки ее мадженты сейчас пузырятся в умывальном тазу? Почему пузырятся? Надо спросить папеньку, но, кажется, в изделие входили какие-то алхимические соединения. Блю собиралась вполне похоже извергать из подделки язычки пламени, балансируя на натянутом над зрителями канате. Ах, не важно. Синьорина шла по коридору, когда ее ударили по голове и лишили чувств. В себя она пришла уже в объятиях губернатора. Юноша был страстен и галантен, он признался бедной циркачке в любви, она не смогла устоять, и все произошло.
– Как это чудовищно! – воскликнул чудовищный князь. – Что я скажу своему другу маэстро Дуриарти, когда он узнает о надругательстве, коему подверг его дочь наследник да Риальто?
Эдуардо имел что сказать по этому поводу, но договаривающиеся стороны попросили его заткнуться.
Командор предложил денег. Экселленсе возмущенно отказался. Командор увеличил сумму. Эдуардо всплеснул руками, но вынужден был прервать жест, чтоб удержать у паха парик. С рыжих локонов на пол капала кровь. Отвратительное зрелище.
Блю ситуация нисколько не тревожила: девушка сняла маску, погладила ладошками гладкое фарфоровое личико. Хорошенькая. Мне не понравилось, как одобрительно посматривает в ее сторону тишайший супруг.
– Господа, – предложила я, – не стоит ли молодым людям сперва одеться?
– Артуро, – позвал дож, и голова секретаря оказалась в дверном проеме, – что полагается за насилие над невинной синьориной по законам нашей тишайшей Аквадораты?
– Смертная казнь, – сообщил синьор Копальди, – в случае, если стороны не решат дело полюбовно.
– Что скажут стороны? – спросил весело Муэрто. – Не вы, командор. Что думает синьор губернатор?
Он вообще не думал, это было ясно. Голубые глаза Эдуардо метались от отца к дожу. Наконец он пробормотал что-то о невыразимой любви, которая стала причиной этого ужасного события. Блю своим чувственным контральто возразила, что событие не было столь ужасным, а скорее нравилось синьору да Риальто буквально полчаса тому назад.
– Синьорина Дуриарти желает смыть бесчестие кровью? – спросил дож.
Она не хотела крови, предпочитая сатисфакцию.
– Ах, любовь, – вздохнул Чезаре с видом патриарха. – Что ж, драгоценные мои граждане, решим дело полюбовно. Честь синьорины Дуриарти будет восстановлена через брак, новобрачные на рассвете отбудут на острова Треугольника, но им будет запрещено возвращение в Аквадорату вплоть до распоряжений Большого Совета.
Синьор Копальди возразил:
– Однако даже свадьба не отменяет наказания, положенного за прелюбодеяние. Синьор да Риальто должен быть подвергнут поруганию у позорного столба. Либо порке, либо…
– У губернатора не будет на это времени, – отрезал дож. – На рассвете он с супругой покинет тишайшие воды. Мы подпишем брачные документы немедленно.
Артуро вошел, раскрыл на кровати кожаную папку.
– А вы подготовились заранее, – процедил командор.
– Я попросил эти бумаги у вашего секретаря, – ответил синьор Копальди с достоинством.
– У моего бывшего секретаря?
– Как вам будет угодно. У нового младшего секретаря его серенити. Кстати, наш младший секретарь сообщил мне, что кардинал Мазератти, по счастливой случайности, коротает время в часовне палаццо.
Это был мощный удар, сокрушительный, последний. Командор да Риальто выругался, бросил в сына ключом на цепочке и вышел. Дверью он не хлопнул лишь из-за отсутствия последней.
Новобрачные подписали документы, Блю обняла Эдуардо за шею.
– Не грусти, милый, тебе будет с нами хорошо.
Синьор Копальди присыпал чернила песком, встряхнул бумагами.
– Помогите синьорине Дуриарти одеться.
Парочка горничных увела голую куколку. Вот ведь чертовка, она абсолютно не смущалась своей наготы. Какое непотребство!
Артуро выглянул в коридор, поманил кого-то рукой.
– Ваша серенити, – попросил Эдуардо, – позвольте мне поговорить с доной догарессой наедине.
– Не позволю. – Супруг многозначительно посмотрел на рыжий парик. – Сначала наденьте штаны.
Синие ливреи появившихся лакеев указывали на принадлежность их к дому да Риальто.
– Пойдем, дорогая, – Чезаре спихнул меня со своих коленей, – мы будем присутствовать на венчании.
Князь Мадичи, до этого момента любующийся непроглядной чернотой за окном, пошел к выходу.
– Филомена, – позвал Эдуардо.
– Я подожду вас в коридоре, синьор да Риальто.
– Не подождешь. – Супруг дернул меня за руку.
– Еще как подожду, – прошипела я уже в коридоре. – Пусти.
– Что он может тебе сказать?
– Вот это я и хочу узнать.
– Я присмотрю за серениссимой, – предложил экселленсе, – и провожу ее в часовню.
Дожа ждали другие дела. Он нам об этом сообщил. Дожа доводило до безумия поведение тишайшей супруги. Об этом он сообщил небесам. Дож был благодарен князю, об этом он сообщил самому князю. И поклонился.
Лукрецио увлек Чезаре в сторонку, они зашептались. Супруг хлопнул экселленсе по плечу, строго посмотрел на меня и ушел по коридору.
– Мне показалось, серениссима не желает оставаться наедине с супругом?
– Она не хочет говорить о разводе, поэтому впредь будет избегать любых бесед.
– Предусмотрительно.
– Итак, – сменила я тему, – вы все это устроили?
– Вам не понравилось?
– Отчего же. Забавное и поучительное зрелище. Сочетать браком повесу и фарфоровую куклу.
– То, что Блю создана из фарфора, а не из глины…
– Да, да, да, – перебила я. – Синьорина Дуриарти – человек и гражданка тишайшей Аквадораты.
– Гомункул и гражданка.
Я приподняла брови, вспомнила, что под маской этого никто не заметит, и выразила удивление тоном:
– Вы столь озабочены точностью наименований различных видов живых существ. Разве это имеет какое-нибудь значение в нашем многообразном мире?
– Как оказалось, имеет. Серениссима, видимо, не подозревает о существовании в городе некоторых организаций, ставящих целью борьбу с любой инаковостью?
– Не подозревала до этого момента.
– Люди, Филомена, склонны винить во всех своих бедах тех, кто хоть в чем-то на них не похож. Пока Аквадората процветает, и мы, не люди, находимся в относительной безопасности.
– Нашему процветанию что-то угрожает?
– В любой момент тучные времена могут смениться худыми.
Я повторила вопрос. Экселленсе потер ладонью обожженную щеку:
– Предположим, мы ввяжемся в войну.
– С кем?
– Не важно. Войны ведутся постоянно. Ну, предположим, рыцари большой земли найдут достаточно золота, чтобы нанять наши боевые эскадры для своих нужд.
– Пока они едва наскребли на покупку транспорта.
– Я сказал, предположим. Аквадората занимает чью-либо сторону в борьбе за пустынный восточный материк и начинает тратить уже свои финансы. Граждан тишайшей столицы вынуждают затянуть пояса, и они винят в своих бедах отнюдь не провальную политику Большого Совета, не дожа Муэрто, а, например, вампиров, навлекших проклятие на город.
Какие страшные фантазии обуревают князя Мадичи. Я даже поежилась.
– Поверьте, Филомена. Все обычно так и происходит.
– Доверяю вашему опыту, экселленсе.
– Он подкреплен даром предвидения. Серениссима, я восстал ото сна, ощутив приближение большой беды. Нас, древних вампиров, бессмертных Ночных господ, давно не занимают мелкие человеческие дрязги, мы пробуждаемся лишь на зов клятвы, которая древнее даже нас.
От торжественности слов экселленсе по моей спине пробежали мурашки.