Красный Путь усеивали дома, статуи и масджиды периода Фатимидов и османского правления в более недавних случаях. Знаменитый мастеровой район был лабиринтом извилистых улочек с бесконечными магазинами, где ремесленники сохраняли техники, передаваемые сквозь века.

Напарницы пронеслись мимо красильных мастерских, где женщины сгрудились над большими каменными чанами, вытаскивая вязки хлопка из черных чернил. Поодаль подмастерья тщательно сшивали тафсир[66] под внимательным присмотром мастера-переплетчика. Аль-Дарб-аль-Ахмар оставался одним из немногих мест в современном Каире, где паровые или газовые машины почти не встречались, механизированному производству мастера предпочитали традиции. Процесс в результате был медленнее, но находились люди, которые щедро платили за ручную работу.

Они повернули на улицу Шатерщиков, напротив старых Баб Зувейлы[67] с их впечатляющими двойными минаретами. Агенты выгрузились из экипажа у недавно открытого университета аль-Джахиза, где спросили дорогу у двух пивших кофе студенток. Девушки не слышали о джинне по имени Сива, но посоветовали ковровщика, который, по их словам, знал каждый уголок этого района. Как выяснилось, он действительно оказался именно тем человеком, которому стоило задавать вопросы. Пока он со старшей дочерью сидел за старомодным вертикальным ткацким станком, сплетая молельные коврики, ковровщик подробно объяснил, где можно найти Сиву – вплоть до фасада здания.

– Нам повезло, что он единственный джинн-архивариус по имени Сива в аль-Дарбе, – сказала Фатима, рассматривая рисунки на шатрах. Улица Шатерщиков недаром носила свое название. Здесь ремесленники вышивали вручную красочные геометрические узоры из местной архитектуры на обширных тканевых полотнах. Каждая лавка принадлежала шатерщику, и они вывешивали плакаты, сулившие еще более восхитительное искусство внутри магазинов.

– Никогда к этому не привыкну, – сказала Хадия, уворачиваясь от продавца лепешек, крутившего педали трехколесного велосипеда с корзиной аиш балади на голове. – Как джинны вообще друг друга отличают?

Фатима покачала головой. Учитывая, что джинны в основном, называли себя в честь географических объектов, было неизбежным, что многие разделяли имена. Она встречала с дюжину Кен и десятки Хелуанов. Как они могли различать друг друга по имени, оставалось загадкой. Они просто… могли.

– Это здесь. – Она указала на вывеску с названием «Братья Гамали» над изображением трех шьющих мужчин. Четырехэтажное здание из коричневого камня с красными прожилками и окнами с зелеными рамами. Как и в большей части квартала, над улицей от крыши к крыше растянулся тент – коричневое полотно с темно-красными полосами – закрывая от солнца мостовую внизу.

В магазине они нашли Гамаля – мужчину с завивающимися седыми усами – и его таких же седых братьев. Все трое работали над величественным шатром с красными, синими и желтыми узорами и зеленой каллиграфией. Из граммофона доносилась музыка – на удивление, одна из песен, популярных в «Жасмине». Не прекращая работать иглами, троица направила агентов вверх по лестнице, когда те спросили о Сиве. Проход был настолько узким, что Фатима задумалась, как джинну удавалось в него протиснуться.

– Со всеми деньгами, которые этот Сива получил, – рассуждала Хадия, – он мог бы себе позволить жилище побольше.

– Может, он экономный.

Они остановились перед дверью на третий этаж, которую недавно покрасили в ярко-желтый цвет. Прежде чем напарницы успели постучать, она открылось. Имелась у джиннов такая привычка.

– Ахлан ва-Сахлан![68] – поприветствовал владелец квартиры.

– Ахлан бик, – ответила Фатима.

Ее удивил теплый прием, да и сам джинн. Все-таки он не был маленьким – чуть меньше Загроса, – но его голос звучал выше, чем можно было предположить по размеру. Под черным бархатным кафтаном, расшитым золотом, кожа его была темно-красной с тонкими извилистыми линиями цвета слоновой кости. Они образовывали непрерывно движущиеся узоры. Эффект получался гипнотическим, и следователю пришлось отвести взгляд – при этом его желто-зеленые глаза повторяли движение узоров.

– Я агент Фатима, а это агент Хадия из Министерства алхимии, заклинаний и сверхъестественных сущностей. Вы Сива?

Джинн внимательно осмотрел их значки, затем коснулся кончиков своих закручивающихся рогов движением, значения которого она не понимала.

– Я Сива. – Он улыбнулся. – Поскольку я уже пригласил вас в свой дом, прошу, заходите.

Он провел их внутрь, и Фатима замерла. Позади нее ошеломленно вздохнула Хадия. Как большинство жилищ джиннов, которые она посещала, это подражало музею: со старинной мебелью, статуями, картинами, изображающими другое время, – и книгами. Бесконечными книгами. Повсюду. На полках. Стопками на столах. Гигантскими грудами, словно упорядоченные курганы искусства. Но больше всего поражал размер комнаты. Она была необъятной, с арками и колоннами, и обширным каменным полом. Фатима посмотрела назад сквозь все еще открытую дверь, где виднелись узенькие ступеньки, затем снова перевела взгляд на сцену перед собой.

– Она больше внутри, чем снаружи? – недоверчиво прошептала Хадия.

Очевидно, что так. Магия джиннов иногда сбивала с толку.

– Прошу прощения за грандиозный бардак, – сказал Сива.

– Вы определенно любите читать, – заметила Хадия.

– Я что-то вроде архивариуса. Собираю редкие тексты – как древние, так и средневековые, по исчислению смертных. Большинство этих работ – литературные произведения из моей личной коллекции.

– Вы все это прочитали? – Хадия рассматривала тонкий томик на греческом.

– Несколько раз! – расплылся джинн в улыбке. – Не желаете выпить со мной чаю в комнате отдыха?

Они последовали за ним через квартиру – и Фатима изо всех сил старалась не разинуть рот, когда они вошли в другую комнату, где возвышался фонтан с белыми мраморными верблюдами, удерживающими чашу на своих горбах. На стенах были развешаны картины в золоченых рамах – в основном изображающие галопирующих по просторам пустыни верблюдов.

Когда они пришли в комнату отдыха, джинн предложил присаживаться на пурпурный плюшевый диван, а сам устроился в широком кресле, размера которого хватало для его фигуры. По бокам от него висели высокие золотые барельефы верблюдов. Детали барельефов были превосходными, вплоть до шерсти на вздувшихся мышцах, имитирующих движение, и ярко-красных рубинов вместо глаз.

– Экономностью он точно не отличается, – прошептала Хадия.

На низком деревянном столике между ними стоял позолоченный бронзовый кувшин, украшенный персидским орнаментом и носиком в виде верблюжьей морды. Рядом с ним были три чашки чая со свежими листьями мяты. Хозяин предложил выпить, и Фатима взяла чашку. Вполне возможно, что лучше мятного чая ей пить не доводилось.

– Так чем я могу помочь министерству? – спросил Сива с приятной улыбкой на широком лице.

– Мы расследуем смерть лорда Алистера Уортингтона, – сказала Фатима. – Вы его знали, насколько нам известно?

Когда Фатима собиралась поставить чашку, джинн моргнул. Следователь чуть не пронесла ее мимо стола, почти промахнувшись мимо края. Он что, уменьшился?

– В газетах пишут, что это была ужасная трагедия, – ответил он. – Но я незнаком с Английским Пашой, во всяком случае, не лично.

– Вы вели с ним дела. Через посредника – Арчибальда Портендорфа?

– Да. Мы с Визирем заключали сделки.

Фатима напомнила себе, что нужно лучше формулировать свои слова. Джинны по природе своей не были склонны вводить в заблуждение. Но временами они бывали прямолинейны, отвечая строго на заданный вопрос.

– Эти сделки. Они заключались для Герметического братства аль-Джахиза?


Сива снова моргнул. Его улыбка поблекла, губы дрогнули, затем снова застыли. Фатима отметила его реакцию и отвлеклась на стены из темного дерева. Она уже заметила фреску с еще одними верблюдами на золотом фоне, висевшую за спиной джинна. Похоже, сквозная тема. Только теперь верблюды, которые раньше бежали направо, начали двигаться налево. Ее глаза перебежали на чашку. Что в этом чае?

– Да, – наконец ответил Сива. – Я заключал сделки с организацией, основанной лордом Алистером Уортингтоном.

– Вы помогали ему доставать предметы.

– Таковым было мое поручение, данное Визирем. У нас были хорошие деловые отношения.

– Почему вы его так называете? – спросила Хадия. – Визирем?

– Члены Братства аль-Джахиза часто носили титулы. Лорд Алистер Уортингтон был известен как Великий Магистр. Арчибальд, Визирь, был его заместителем.

Это объясняло записи в журнале.

– Вы были членом братства? – спросила Фатима.

– Ни один джинн не вступил в братство лорда Алистера. – Улыбка Сивы расширилась, и он фыркнул. – Хоть он и пытался меня привлечь.

– Он звал вас в братство?

Губы Сивы дрогнули. Фатима бросила взгляд на Хадию, чтобы убедиться, что та все записывает, но обнаружила, что новенькая созерцает кувшин – который странным образом превратился в медный вместо бронзового.

– Он сделал попытку, – сказал джинн. – Но я отказался. Подобная близость к делам смертных может привести к… проблемам. – Его улыбка впервые исчезла полностью, а глаза словно обратились внутрь, прежде чем вернулись приятные манеры.

– Откуда, в таком случае, вы так много знаете о братстве?

– Визирь нервничал рядом с джиннами, – пожал плечами Сива. – Я пытался успокоить его чаем, и он начинал болтать – мне кажется, чтобы скрыть свое беспокойство.

– Вещи, которые вы добыли для братства, – спросила Хадия. – У вас был список? Они были подлинными? Вы за них много денег получили.

– Я продаю только подлинные вещи. – Улыбка не исчезала с лица джинна, но его ответ был холодным. – У меня надежный список. От моего слова зависит моя репутация.

– Разумеется, – включилась в разговор Фатима. Джинны чувствительно относились к обвинениям во лжи – даже если они лгали. – В таком случае вам должно быть известно, что Арчибальд умер вместе с Алистером Уортингтоном.

– Повторюсь, ужасная трагедия. Да смилуется над ними Аллах.

– Возможно, вы последний, кто его видел, помимо братства. Он приходил, чтобы забрать у вас меч за 50 000 фунтов. Что это был за меч?

– Клинок, когда-то принадлежавший человеку, которого вы называете аль-Джахизом, – ответил Сива. – Его выковал джинн. Черный клинок, который поет.

Это объясняло, как самозванец его получил.

– Откуда вы его взяли?

– Простите меня, – с сожалением вздохнул Сива. – Но я не могу разглашать секреты своего дела.

Это она ожидала.

– Последний вопрос. Арчибальд утверждал, что вечером, когда он пришел за мечом, у вас был спор по поводу денег. – Губы джинна снова задрожали, и он быстро заморгал. – Похоже, кто-то еще перевел вам 50 000 фунтов со счета Уортингтона двумя неделями раньше за неизвестные услуги. Кто-то с инициалами А. У.

Сива придушенно застонал. Его губы плотно сжались, словно он что-то удерживал внутри, а затем он проревел:

– «Проклятой Эфиопией владеет! Ведет он племя черное в сражень! Широконосых, большеухих негров! Их будет там полсотни тысяч целых»![69] – Джинн зажал рот когтистой рукой и затряс головой.

Оцепеневшая Фатима переводила взгляд с Хадии на джинна.

– С вами все в порядке? – Когда он не ответил, она попробовал еще раз: – Я только хотела узнать о втором переводе денег. За что вам заплатили? И кто его сделал? Инициалы АУ – это Александр Уортингтон?

Едва она успела договорить, как Сива издал вой. Нет, не вой, а бесконечный поток слов:

– «О чем нам писать, если мир многократно воспет? Ты дом этот видел во сне – узнаешь или нет?»[70]; «У того человека, которому боги ниспосылают поражение, они сначала отнимают разум, и он поэтому видит все в извращенном виде!»[71]; «Невозвратно то слово, вовек непреложно, и не свершиться не может, когда я главой помаваю!»[72] – Затем, без предупреждения, мир колыхнулся.

Фатима вскочила на ноги.

– Что только что случилось? – Хадия поднялась вслед за ней.

Прежде чем она ответила, мир колыхнулся вновь. Не Хадия, не она сама. Но джинн и вся комната сдвинулись, колыхаясь, как узор-водоворот на коже их собеседника. Фатима уже догадывалась, что, скорей всего, происходит, когда Сива издал булькающий крик. Его рот широко открылся, челюсти раздвинулись, пока не вывалился темно-синий язык – такой длинный, что дотянулся до середины груди. Он что-то достал из кафтана: длинный кинжал с зазубренным лезвием. Фатима потянулась за револьвером. Но джинн приставил клинок к своему языку. С лихорадочным блеском в глазах он начал резать.

Когда хлынула кровь, Фатима услышала, как давится рвотой Хадия. Без лишних слов напарницы быстро отступили из комнаты, наблюдая за спорадическими конвульсиями квартиры, в то время как крики джинна наполняли их уши. Они не останавились, пока не пробежали в переднюю дверь, вниз по ступеням и мимо трех шатерщиков – которые продолжали прилежно работать над своим шитьем. Агенты заговорили, только когда добрались до тротуара.

– Йа саттар йа рабб![73] – задыхалась Хадия. – Что это было?

Фатима не ответила. Она впервые встретила джинна, который отрезал себе язык.