– Только ты? – спросил самозванец. Он стряхнул капли крови с меча.
– Только я.
Они застыли, долгое мгновение рассматривая друг друга. На золотой маске не было выгравировано никакого выражения – только изображение мужчины с опущенными вниз уголками губ. Трудно было сказать, о чем думал самозванец, разглядывая ее, пока он не заговорил:
– Эта идолопоклонница. Она что-то для тебя значит. Интересно.
Фатима почувствовала, как вспыхивает гнев. Она собиралась сразиться с этим человеком. Не убивать. Но покалечить, сделать ему очень больно. Ее мстительные мысли прервал вой сирены. Агент обернулась, вглядываясь вдаль, где мигалки извещали о приближающихся полицейских фургонах. Асим связался с участком. Вызвал весь состав.
– Похоже, нам придется отложить бой на следующий раз, – сказал самозванец. Он что-то выкрикнул на незнакомом ей языке. Какой-то джиннский диалект.
Четыре фигуры торопливо вскарабкались на крышу. Мужчины в черных масках. Они проигнорировали Фатиму и пошли друг другу навстречу, кажется, она моргнула перед тем, как они слились воедино. Мужчина стоял перед самозванцем, глядя сквозь нее, а затем неожиданно взорвался клубящимся черным пеплом, кожей, плотью и одеждой – превратившись в частицы, закружившиеся роем. Самозванец широко расставил пальцы, и облако втянулось в открытую ладонь, пока не исчезло. Он опустил руку и поднял на Фатиму глаза, вновь воспылавшие огнем.
– Могучее и славное министерство. Вы верите в свое величие. Со всеми вашими тайнами и жалкой магией. Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?
Налетел порыв ветра – горячего и зловонного, с обжигающим запахом. Он ударил в Фатиму с такой силой, что она чуть не задохнулась и прикрыла рот, закашлявшись.
– Я вас научу, – сказал самозванец. – Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет.
Без всякого предупреждения мир вокруг него взорвался огнем.
Поначалу Фатиме показалось, что она смотрит на стену кроваво-красного пламени. Но то, что она спутала со стеной, вскоре перетекло в другое форму: из инферно сформировалось похожее на человеческое тело, с головой, увенчанной загибающимися рогами и пылающими, лавовыми глазами. Существо стояло за спиной самозванца, гигант, втрое его больше, горящий в ночи маяком. Ей даже не пришлось смотреть вниз, Фатима знала, что бой на пустыре остановился, и каждый взгляд устремился к этому волшебному и чудовищному зрелищу.
Ифрит.
Джинн взревел, даже воздух пошел рябью от жара. Он склонился, открывая перевязь на спине – отчего-то не горевшую кожаную сбрую с длинными опоясывающими ремнями. Самозванец взобрался на ифрита и уселся в седло, языки пламени его не касались. Он натянул поводья, привязанные к рогам джинна, и бросил взгляд на Фатиму.
– Весь Каир будет говорить о том, что они видели этой ночью. Весь Каир будет знать, что я аль-Джахиз. И я вернулся.
Он произнес еще одну команду на странном языке, и на спине ифрита распустились огромные огненные крылья. Джинн поднялся в воздух, горячий ветер от ударов крыльев пригнул Фатиму к земле, она упала на колени. Сидя на крыше, агент подняла голову, прикрывая глаза ладонью, и смотрела, как огненный джинн взмывает в небо, уносясь прочь пылающей звездой вместе со своим наездником.
Глава двенадцатая
Фатиме хотелось кого-нибудь ударить. Сказать, что последние два дня были ужасными, было бы несправедливо по отношению к слову «ужасный». Последствия воскресной ночи – «последствия» были еще одним приуменьшением – продолжали появляться день за днем.
Утро понедельника она провела на совещании с Амиром, министерским начальством и представителями администрации множества каирских округов – все они требовали отчетов о том, что газеты уже называли Битвой у эль-Карафы. Десятки арестованных и раненых. Правозащитники, обвиняющие полицию в жестокости. Полицейский профсоюз, обвиняющий министерство в плохой подготовке к операции. Угрозы исков и ответных исков. Фатиме учинили допрос на несколько часов, а потом заставили провести еще больше времени, заполняя бумаги. В трех экземплярах.
Вечер понедельника был еще хуже. Газеты официально покончили с эмбарго на историю о лорде Уортингтоне, раскрывая все, что знали о его смерти и Братстве аль-Джахиза. Знание их оказалось смесью фактов и полуправды. Желтые газеты с любовью к сенсациям распространяли сладострастные заметки о непристойностях, преступных политиках и даже обвиняли египетскую монархию в сговоре с конспираторами. Газеты раздобыли список гостей той ночи и опубликовали каждое имя – включая двух египтян, которые оказались идолопоклонниками.
Все это меркло по сравнению со слухами об аль-Джахизе, которые зародились в эль-Карафе, расползлись по каждой улице, и к утру о нем говорил весь город. Баваб все уши Фатиме прожужжал. Аль-Джахиз вернулся! Она слышала новости? Она была на Кладбище? Аль-Джахиз и правда призвал на полицию молнию? Он правда устроил дуэль с предводительницей Сорока леопардиц на крыше мавзолея? И все это повторилось по дороге на работу. От чистильщика обуви до болтовни в трамвае. Аль-Джахиз – самозванец – был у всех на языках.
Затем дело дошло до очевидцев. Десятки свидетелей видели, как мужчина улетает на спине ифрита. Фатима сама до сих пор пыталась осмыслить этот факт. Еще больше людей за пределами Кладбища видели нечто огненное, пролетающее по каирскому небосклону. Теперь свежие донесения о предположительных наблюдениях затопляли министерство и полицию. Аль-Джахиз пролетал над Булаком в колеснице, запряженной джинном. Нет, его видели над Старым Каиром на птице рух. Другие утверждали, что он прогуливался по темным переулкам Хана. А еще он снова открыл тайные школы, творя чудеса. Слова «Аль-Джахиз Вернулся» покрывали целые стены – вместе с обвинениями, что правительство и монархия сговорились с некой зарубежной кликой превратить страну в колонию. Каждый раз, когда дворники оттирали надписи, они вновь появлялись в другом месте. Фатима сомневалась, что большинство верило в эти надуманные истории. Но люди все равно сплетничали о странных происшествиях. Многие боялись, что все это предвещает какую-то великую беду или катастрофу, и были серьезные опасения, что город охватит истерия.
«Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?»
Чем ближе Фатима подходила к министерству, тем больше портилось ее настроение. Помимо фантомных явлений аль-Джахиза, других зацепок у нее не было. Теперь они знали, кто убил лорда Уортингтона. И больше почти ничего. Был ли самозванец фанатиком? Или все это уловка, чтобы скрыть нечто большее? И какая магия дала ему власть над ифритом – командовать одним из самых могущественных и опасных джиннов, словно дрессированным псом! «Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет».
Единственная удача, несмотря ни на что, – ее не отстранили от дела. Амир убедил начальство и городскую администрацию, что Фатима их единственная надежда. Они согласились. Но какой, по правде говоря, у них был выбор? На следующей неделе в королевском дворце будет проводиться мирный саммит. В город приедут иностранные правители, первые лица и послы. Правительству хотелось показать, что современный Каир может стать посредником в международных отношениях – а не городом, охваченным истерией и страхом. Они хотели, чтобы эта история как можно быстрее исчезла из газет.
– Уделите минутку, агент.
Фатима остановилась и обернулась к фигуре в темно-коричневой рясе с обтрепанными полами. Лицо было спрятано под капюшоном. Говоривший стоял под навесом граммофонного магазина, сливаясь с тенями. Сначала следователь приняла его за нищего и потянулась за мелочью – пока тот не поднял голову. Агент подошла, схватила его за руку и потащила в ближайший переулок.
– Ахмад! Что вы здесь делаете?
Мужчина вырвался из ее хватки и выпустил струю сигаретного дыма. Когда его лицо показалось из-под капюшона, следователь чуть не отпрянула. С последнего раза, когда она его видела, лицо Ахмада изменилось еще больше. Серая кожа выглядела грубее, с темными разводами – хотя передняя часть шеи была бледной и гладкой, напоминая резину. Нос окончательно исчез, его заменили ноздревые отверстия на выступе, который напоминал морду. Глаза оставались зелеными, но со зрачками произошло что-то странное – словно они удлинялись.
– Я узнать, – прохрипел он, – как продвигается дело.
А кто нет? Фатиме хотелось сказать жрецу, чтобы тот взял номерок и становился в очередь. Но в глубине нечеловеческих глаз таилась печаль. Она помнила, что им двигала любовь. Как можно грубить?
– У нас есть подозреваемый. Тот самый, на которого вы навели.
– Фальшивый аль-Джахиз. – Он сжал сигарету в зубах. – Я видел… какие проблемы у вас возникли после нашей встречи.
Можно и так сформулировать.
– Мы делаем все, что можем, но все еще не нашли мотив.
– Это имеет значение? – Ахмад пожал плечами, щелкнул зажигалкой-скарабеем и затянулся второй «Нефертари».
– Айва. Когда двадцать четыре человека сжигают заживо, это имеет значение.
– То, что в газетах пишут о Нефтиде. Как они ее изображают. – Голос язычника дрожал от гнева.
Фатима его понимала. Бульварная пресса перешла всякие границы, сочиняя обширные статьи об Эстер Седарус. Они преследовали ее семью, называли ее ведьмой, некоторые даже намекали, что она как-то связана с убийцами. Один таблоид назвал ее Госпожа Смерть.
– Родители похоронили ее вчера, – продолжал Ахмад. – Мне сказали не приходить.
– Мне жаль. Как ваши люди? Я знаю, положение у вас… плохое.
Раскрытие информации о храмах привело к новым жертвам. Те, кто втайне молился старым богам, теперь обнаружили свои имена на первых полосах ежедневных газет. В заведения и места встреч, которые подозревали в помощи язычникам, начали приходить угрозы. В одном случае разъяренные соседи выгнали предполагаемого «идолопоклонника» из его же дома. «Глядя на чужие проблемы, свои кажутся меньше», – зазвучал в голове голос матери.
– Дом Собека силен, – провозгласил Ахмад. Затем, осторожнее, добавил: – Как Сити?
– Она в порядке. – Фатима удивлялась, даже когда произносила эти слова. Сити отказалась отправляться в больницу – настаивая, что она полагается только на благословения погребенной богини. Богиня или другая магия, но днем позже на месте раны остался только шрам. Сейчас она была у Мериры, присматривая за лавкой гадательницы.
– Я могу помочь, – затягиваясь, сказал Ахмад. – Я не Сити, но у меня есть связи.
– Этот человек, – покачала головой Фатима, – кем бы он ни был, он опасен. Он способен на вещи, которые я не могу объяснить. Если вы или ваши люди попадетесь ему на пути, самозванец может вас убить. Нам уже хватает смертей. Позвольте этим заняться министерству и полиции.
– Полиция, похоже, сейчас занята, – скептически заметил Ахмад.
Он говорил о протестах. Большинство схваченных в эль-Карафе были просто местными жителями, которые слишком увлеклись. Людям не нравилось, когда полиция вламывалась в их дома. Но с одним из арестованных им повезло. Так называемый свидетель, представивший самозванца. Его звали Мустафа. Как ни странно, раньше он работал на одного из членов братства лорда Уортингтона – Уэсли Далтона, который оказался не кем иным, как трупом со свернутой шеей. Мустафа выполнял для Далтона самые разные поручения – отчасти слуга, отчасти телохранитель и проводник. К тому же он стал свидетелем убийств. Он этого даже не скрывал, рассказывал, как аль-Джахиз появился и перебил англичан. Поступок самозванца так его впечатлил, что он стал его приверженцем. Самопровозглашенный аль-Джахиз приказал ему идти в народ и рассказывать о том, что он видел. Толпа с понедельника собиралась перед участком каждое утро, требуя его освобождения. Фатима покачала головой. Что за кавардак!
– Нам хватает людей. Не вмешивайтесь, Ахмад, я серьезно. И прекратите прятать лицо!
– Оно жуткое? – спросил Ахмад, пережевывая сигарету.
– Ага. Немного. Жутковато. – Она снова всмотрелась в странное лицо жреца. – С вами все хорошо?
– Никогда не чувствовал себя лучше. Ас-саляму алейкум, агент Фатима.
– Ва-алейкум ас-салям, Ахмад, – ответила следователь, глядя, как он исчезает в переулке, оставляя за собой облако дыма. То, что он, скорее всего, был наименее странным существом, с которым ей предстояло столкнуться в этот день, многое говорило о ее жизни.
Фатима ускорила шаг, приближаясь к министерству. Она по привычке бросила взгляд на вращающиеся механические шестеренки «мозга» здания и коснулась котелка в молчаливом приветствии. Поздоровалась с дежурным охранником в слишком большой форме. Ему действительно не помешает портной. Агента уже ожидал пустой лифт, и она забралась внутрь, собираясь подняться на четвертый этаж – но заколебалась. Ей все еще хотелось кого-нибудь ударить. Чтобы прочистить голову. Следователь знала подходящее средство.
– На верхний этаж. – Лифт закрылся и вздрогнул перед подъемом.
Фатима начала расстегивать пуговицы пиджака. К тому моменту, как остановился лифт, она осталась в черном шелковом жилете, вышитом персидским орнаментом бута. Выбравшись, она ослабила галстук, подойдя к двойным дверям.
У министерства был собственный гимнастический зал. Но он предназначался для мужчин. Когда Фатима начала работать, то подала петицию, чтобы ей открыли доступ. Однако, хоть начальству и хотелось хвастать первой женщиной-агентом в каирском офисе, они не желали скандала. Так что построили совершенно отдельный гимнастический зал для женщин. Он был меньше и хуже экипирован. Но здесь имелись все базовые снаряды и удобства, включая душ. Что особенно радовало, зал принадлежал только ей.
Во всяком случае, обычно.
Фатима удивилась, обнаружив за открытой дверью Хадию. Новенькая была в белой рубашке и объемистых, свободных тренировочных штанах. Затянутая в перчатку рука замахивалась деревянным учебным мечом на гимнастического автоевнуха. Механический человек состоял лишь из торса на шесте. Однако он изгибался в разные стороны, отбиваясь собственным деревянным мечом.
Увидев Фатиму, Хадия выпрямилась и скомандовала автоевнуху остановиться. Она заправила выбившийся черный локон назад в хиджаб:
– Доброе утро, агент Фатима.
– Агент Хадия, – ответила она, заходя в зал. С воскресной ночи напарницы общались подчеркнуто формально. Кажется, новенькая обижалась. – Не знала, что вы здесь.
– Просто зашла попрактиковаться. Приму душ и освобожу вам место.
– Вам не обязательно уходить. Здесь хватит места нам обеим.
– Да, ну, это вы так считаете. Но я не хочу вам мешать.
О да, определенно обижается.
– Думаю, вам стоит остаться. Мне бы пригодился спарринг-партнер. Разве что вы предпочитаете автоевнуха.
Последняя часть прозвучала несколько насмешливо, и глаза Хадии сузились, перед тем как она согласилась.
Фатима мигом переоделась в тренировочный костюм. Слишком уж она желала поединка. Схватив учебный меч, следователь вышла в центр зала.
– Как будем вести счет? – спросила Хадия. Она перетекла в стойку, выставив вперед меч и расставив ноги.
Фатима последовала ее примеру.
– Закончим, когда надоест друг друга бить.
– Только я.
Они застыли, долгое мгновение рассматривая друг друга. На золотой маске не было выгравировано никакого выражения – только изображение мужчины с опущенными вниз уголками губ. Трудно было сказать, о чем думал самозванец, разглядывая ее, пока он не заговорил:
– Эта идолопоклонница. Она что-то для тебя значит. Интересно.
Фатима почувствовала, как вспыхивает гнев. Она собиралась сразиться с этим человеком. Не убивать. Но покалечить, сделать ему очень больно. Ее мстительные мысли прервал вой сирены. Агент обернулась, вглядываясь вдаль, где мигалки извещали о приближающихся полицейских фургонах. Асим связался с участком. Вызвал весь состав.
– Похоже, нам придется отложить бой на следующий раз, – сказал самозванец. Он что-то выкрикнул на незнакомом ей языке. Какой-то джиннский диалект.
Четыре фигуры торопливо вскарабкались на крышу. Мужчины в черных масках. Они проигнорировали Фатиму и пошли друг другу навстречу, кажется, она моргнула перед тем, как они слились воедино. Мужчина стоял перед самозванцем, глядя сквозь нее, а затем неожиданно взорвался клубящимся черным пеплом, кожей, плотью и одеждой – превратившись в частицы, закружившиеся роем. Самозванец широко расставил пальцы, и облако втянулось в открытую ладонь, пока не исчезло. Он опустил руку и поднял на Фатиму глаза, вновь воспылавшие огнем.
– Могучее и славное министерство. Вы верите в свое величие. Со всеми вашими тайнами и жалкой магией. Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?
Налетел порыв ветра – горячего и зловонного, с обжигающим запахом. Он ударил в Фатиму с такой силой, что она чуть не задохнулась и прикрыла рот, закашлявшись.
– Я вас научу, – сказал самозванец. – Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет.
Без всякого предупреждения мир вокруг него взорвался огнем.
Поначалу Фатиме показалось, что она смотрит на стену кроваво-красного пламени. Но то, что она спутала со стеной, вскоре перетекло в другое форму: из инферно сформировалось похожее на человеческое тело, с головой, увенчанной загибающимися рогами и пылающими, лавовыми глазами. Существо стояло за спиной самозванца, гигант, втрое его больше, горящий в ночи маяком. Ей даже не пришлось смотреть вниз, Фатима знала, что бой на пустыре остановился, и каждый взгляд устремился к этому волшебному и чудовищному зрелищу.
Ифрит.
Джинн взревел, даже воздух пошел рябью от жара. Он склонился, открывая перевязь на спине – отчего-то не горевшую кожаную сбрую с длинными опоясывающими ремнями. Самозванец взобрался на ифрита и уселся в седло, языки пламени его не касались. Он натянул поводья, привязанные к рогам джинна, и бросил взгляд на Фатиму.
– Весь Каир будет говорить о том, что они видели этой ночью. Весь Каир будет знать, что я аль-Джахиз. И я вернулся.
Он произнес еще одну команду на странном языке, и на спине ифрита распустились огромные огненные крылья. Джинн поднялся в воздух, горячий ветер от ударов крыльев пригнул Фатиму к земле, она упала на колени. Сидя на крыше, агент подняла голову, прикрывая глаза ладонью, и смотрела, как огненный джинн взмывает в небо, уносясь прочь пылающей звездой вместе со своим наездником.
Глава двенадцатая
Фатиме хотелось кого-нибудь ударить. Сказать, что последние два дня были ужасными, было бы несправедливо по отношению к слову «ужасный». Последствия воскресной ночи – «последствия» были еще одним приуменьшением – продолжали появляться день за днем.
Утро понедельника она провела на совещании с Амиром, министерским начальством и представителями администрации множества каирских округов – все они требовали отчетов о том, что газеты уже называли Битвой у эль-Карафы. Десятки арестованных и раненых. Правозащитники, обвиняющие полицию в жестокости. Полицейский профсоюз, обвиняющий министерство в плохой подготовке к операции. Угрозы исков и ответных исков. Фатиме учинили допрос на несколько часов, а потом заставили провести еще больше времени, заполняя бумаги. В трех экземплярах.
Вечер понедельника был еще хуже. Газеты официально покончили с эмбарго на историю о лорде Уортингтоне, раскрывая все, что знали о его смерти и Братстве аль-Джахиза. Знание их оказалось смесью фактов и полуправды. Желтые газеты с любовью к сенсациям распространяли сладострастные заметки о непристойностях, преступных политиках и даже обвиняли египетскую монархию в сговоре с конспираторами. Газеты раздобыли список гостей той ночи и опубликовали каждое имя – включая двух египтян, которые оказались идолопоклонниками.
Все это меркло по сравнению со слухами об аль-Джахизе, которые зародились в эль-Карафе, расползлись по каждой улице, и к утру о нем говорил весь город. Баваб все уши Фатиме прожужжал. Аль-Джахиз вернулся! Она слышала новости? Она была на Кладбище? Аль-Джахиз и правда призвал на полицию молнию? Он правда устроил дуэль с предводительницей Сорока леопардиц на крыше мавзолея? И все это повторилось по дороге на работу. От чистильщика обуви до болтовни в трамвае. Аль-Джахиз – самозванец – был у всех на языках.
Затем дело дошло до очевидцев. Десятки свидетелей видели, как мужчина улетает на спине ифрита. Фатима сама до сих пор пыталась осмыслить этот факт. Еще больше людей за пределами Кладбища видели нечто огненное, пролетающее по каирскому небосклону. Теперь свежие донесения о предположительных наблюдениях затопляли министерство и полицию. Аль-Джахиз пролетал над Булаком в колеснице, запряженной джинном. Нет, его видели над Старым Каиром на птице рух. Другие утверждали, что он прогуливался по темным переулкам Хана. А еще он снова открыл тайные школы, творя чудеса. Слова «Аль-Джахиз Вернулся» покрывали целые стены – вместе с обвинениями, что правительство и монархия сговорились с некой зарубежной кликой превратить страну в колонию. Каждый раз, когда дворники оттирали надписи, они вновь появлялись в другом месте. Фатима сомневалась, что большинство верило в эти надуманные истории. Но люди все равно сплетничали о странных происшествиях. Многие боялись, что все это предвещает какую-то великую беду или катастрофу, и были серьезные опасения, что город охватит истерия.
«Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?»
Чем ближе Фатима подходила к министерству, тем больше портилось ее настроение. Помимо фантомных явлений аль-Джахиза, других зацепок у нее не было. Теперь они знали, кто убил лорда Уортингтона. И больше почти ничего. Был ли самозванец фанатиком? Или все это уловка, чтобы скрыть нечто большее? И какая магия дала ему власть над ифритом – командовать одним из самых могущественных и опасных джиннов, словно дрессированным псом! «Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет».
Единственная удача, несмотря ни на что, – ее не отстранили от дела. Амир убедил начальство и городскую администрацию, что Фатима их единственная надежда. Они согласились. Но какой, по правде говоря, у них был выбор? На следующей неделе в королевском дворце будет проводиться мирный саммит. В город приедут иностранные правители, первые лица и послы. Правительству хотелось показать, что современный Каир может стать посредником в международных отношениях – а не городом, охваченным истерией и страхом. Они хотели, чтобы эта история как можно быстрее исчезла из газет.
– Уделите минутку, агент.
Фатима остановилась и обернулась к фигуре в темно-коричневой рясе с обтрепанными полами. Лицо было спрятано под капюшоном. Говоривший стоял под навесом граммофонного магазина, сливаясь с тенями. Сначала следователь приняла его за нищего и потянулась за мелочью – пока тот не поднял голову. Агент подошла, схватила его за руку и потащила в ближайший переулок.
– Ахмад! Что вы здесь делаете?
Мужчина вырвался из ее хватки и выпустил струю сигаретного дыма. Когда его лицо показалось из-под капюшона, следователь чуть не отпрянула. С последнего раза, когда она его видела, лицо Ахмада изменилось еще больше. Серая кожа выглядела грубее, с темными разводами – хотя передняя часть шеи была бледной и гладкой, напоминая резину. Нос окончательно исчез, его заменили ноздревые отверстия на выступе, который напоминал морду. Глаза оставались зелеными, но со зрачками произошло что-то странное – словно они удлинялись.
– Я узнать, – прохрипел он, – как продвигается дело.
А кто нет? Фатиме хотелось сказать жрецу, чтобы тот взял номерок и становился в очередь. Но в глубине нечеловеческих глаз таилась печаль. Она помнила, что им двигала любовь. Как можно грубить?
– У нас есть подозреваемый. Тот самый, на которого вы навели.
– Фальшивый аль-Джахиз. – Он сжал сигарету в зубах. – Я видел… какие проблемы у вас возникли после нашей встречи.
Можно и так сформулировать.
– Мы делаем все, что можем, но все еще не нашли мотив.
– Это имеет значение? – Ахмад пожал плечами, щелкнул зажигалкой-скарабеем и затянулся второй «Нефертари».
– Айва. Когда двадцать четыре человека сжигают заживо, это имеет значение.
– То, что в газетах пишут о Нефтиде. Как они ее изображают. – Голос язычника дрожал от гнева.
Фатима его понимала. Бульварная пресса перешла всякие границы, сочиняя обширные статьи об Эстер Седарус. Они преследовали ее семью, называли ее ведьмой, некоторые даже намекали, что она как-то связана с убийцами. Один таблоид назвал ее Госпожа Смерть.
– Родители похоронили ее вчера, – продолжал Ахмад. – Мне сказали не приходить.
– Мне жаль. Как ваши люди? Я знаю, положение у вас… плохое.
Раскрытие информации о храмах привело к новым жертвам. Те, кто втайне молился старым богам, теперь обнаружили свои имена на первых полосах ежедневных газет. В заведения и места встреч, которые подозревали в помощи язычникам, начали приходить угрозы. В одном случае разъяренные соседи выгнали предполагаемого «идолопоклонника» из его же дома. «Глядя на чужие проблемы, свои кажутся меньше», – зазвучал в голове голос матери.
– Дом Собека силен, – провозгласил Ахмад. Затем, осторожнее, добавил: – Как Сити?
– Она в порядке. – Фатима удивлялась, даже когда произносила эти слова. Сити отказалась отправляться в больницу – настаивая, что она полагается только на благословения погребенной богини. Богиня или другая магия, но днем позже на месте раны остался только шрам. Сейчас она была у Мериры, присматривая за лавкой гадательницы.
– Я могу помочь, – затягиваясь, сказал Ахмад. – Я не Сити, но у меня есть связи.
– Этот человек, – покачала головой Фатима, – кем бы он ни был, он опасен. Он способен на вещи, которые я не могу объяснить. Если вы или ваши люди попадетесь ему на пути, самозванец может вас убить. Нам уже хватает смертей. Позвольте этим заняться министерству и полиции.
– Полиция, похоже, сейчас занята, – скептически заметил Ахмад.
Он говорил о протестах. Большинство схваченных в эль-Карафе были просто местными жителями, которые слишком увлеклись. Людям не нравилось, когда полиция вламывалась в их дома. Но с одним из арестованных им повезло. Так называемый свидетель, представивший самозванца. Его звали Мустафа. Как ни странно, раньше он работал на одного из членов братства лорда Уортингтона – Уэсли Далтона, который оказался не кем иным, как трупом со свернутой шеей. Мустафа выполнял для Далтона самые разные поручения – отчасти слуга, отчасти телохранитель и проводник. К тому же он стал свидетелем убийств. Он этого даже не скрывал, рассказывал, как аль-Джахиз появился и перебил англичан. Поступок самозванца так его впечатлил, что он стал его приверженцем. Самопровозглашенный аль-Джахиз приказал ему идти в народ и рассказывать о том, что он видел. Толпа с понедельника собиралась перед участком каждое утро, требуя его освобождения. Фатима покачала головой. Что за кавардак!
– Нам хватает людей. Не вмешивайтесь, Ахмад, я серьезно. И прекратите прятать лицо!
– Оно жуткое? – спросил Ахмад, пережевывая сигарету.
– Ага. Немного. Жутковато. – Она снова всмотрелась в странное лицо жреца. – С вами все хорошо?
– Никогда не чувствовал себя лучше. Ас-саляму алейкум, агент Фатима.
– Ва-алейкум ас-салям, Ахмад, – ответила следователь, глядя, как он исчезает в переулке, оставляя за собой облако дыма. То, что он, скорее всего, был наименее странным существом, с которым ей предстояло столкнуться в этот день, многое говорило о ее жизни.
Фатима ускорила шаг, приближаясь к министерству. Она по привычке бросила взгляд на вращающиеся механические шестеренки «мозга» здания и коснулась котелка в молчаливом приветствии. Поздоровалась с дежурным охранником в слишком большой форме. Ему действительно не помешает портной. Агента уже ожидал пустой лифт, и она забралась внутрь, собираясь подняться на четвертый этаж – но заколебалась. Ей все еще хотелось кого-нибудь ударить. Чтобы прочистить голову. Следователь знала подходящее средство.
– На верхний этаж. – Лифт закрылся и вздрогнул перед подъемом.
Фатима начала расстегивать пуговицы пиджака. К тому моменту, как остановился лифт, она осталась в черном шелковом жилете, вышитом персидским орнаментом бута. Выбравшись, она ослабила галстук, подойдя к двойным дверям.
У министерства был собственный гимнастический зал. Но он предназначался для мужчин. Когда Фатима начала работать, то подала петицию, чтобы ей открыли доступ. Однако, хоть начальству и хотелось хвастать первой женщиной-агентом в каирском офисе, они не желали скандала. Так что построили совершенно отдельный гимнастический зал для женщин. Он был меньше и хуже экипирован. Но здесь имелись все базовые снаряды и удобства, включая душ. Что особенно радовало, зал принадлежал только ей.
Во всяком случае, обычно.
Фатима удивилась, обнаружив за открытой дверью Хадию. Новенькая была в белой рубашке и объемистых, свободных тренировочных штанах. Затянутая в перчатку рука замахивалась деревянным учебным мечом на гимнастического автоевнуха. Механический человек состоял лишь из торса на шесте. Однако он изгибался в разные стороны, отбиваясь собственным деревянным мечом.
Увидев Фатиму, Хадия выпрямилась и скомандовала автоевнуху остановиться. Она заправила выбившийся черный локон назад в хиджаб:
– Доброе утро, агент Фатима.
– Агент Хадия, – ответила она, заходя в зал. С воскресной ночи напарницы общались подчеркнуто формально. Кажется, новенькая обижалась. – Не знала, что вы здесь.
– Просто зашла попрактиковаться. Приму душ и освобожу вам место.
– Вам не обязательно уходить. Здесь хватит места нам обеим.
– Да, ну, это вы так считаете. Но я не хочу вам мешать.
О да, определенно обижается.
– Думаю, вам стоит остаться. Мне бы пригодился спарринг-партнер. Разве что вы предпочитаете автоевнуха.
Последняя часть прозвучала несколько насмешливо, и глаза Хадии сузились, перед тем как она согласилась.
Фатима мигом переоделась в тренировочный костюм. Слишком уж она желала поединка. Схватив учебный меч, следователь вышла в центр зала.
– Как будем вести счет? – спросила Хадия. Она перетекла в стойку, выставив вперед меч и расставив ноги.
Фатима последовала ее примеру.
– Закончим, когда надоест друг друга бить.