– Я вернулся к вам, мои потерянные люди! – прогремел он. – Я вернулся к вам, мои брошенные люди! Я вернулся к вам! Не к могущественным и богатым, не к тем, кто злоупотреблял моим учением, чтобы жить в упадничестве! Которые подняли этот город так высоко, в то время как столько жизней остается на дне! Которые смеют провозглашать век чудес, возведенный на спинах тех, кто строит и работает на их заводах! Которые пожирают выпеченный вами хлеб, пот и труд ваших рук! Пока вы вынуждены жить в нищете и строить, строить и строить, словно желая услышать небеса! Маср[56] сбился с пути, что я проложил! Мы должны выправить его вместе! Даже если это означает сжечь все, что они построили, чтобы мы могли начать заново!

Ответные вопли почти оглушали. Фатима обменялась взглядами с Асимом. Пора. То, что она собиралась сделать, было либо гениальной, либо худшей идеей в истории худших идей. Агент быстро прошептала басмалу[57]. Затем, прежде чем самозванец успел продолжить, она выкрикнула:

– Разве аль-Джахиз убийца?

У Фатимы не было передатчиков речи, вроде тех, которыми пользуются певцы. Не было и красивых трюков, чтобы слова раздавались прямо в ушах. Но у нее был ясный, без дрожи голос. И почти незаметные паузы, от которых ее слова разносились эхом. В сторону Фатимы повернулась каждая голова, а за ними последовал шум голосов. На этот раз она сомневалась, что дело в костюме. Скорее всего, реакция была связана с армией полицейских за ее спиной. Следователь взяла себя в руки и заговорила вновь, продвигаясь вперед – ее эскорт следовал вслед за ней.

– Я спросила, разве аль-Джахиз убийца?

Толпа расступалась перед ней. Люди с детьми начали покидать собрание, скорее всего, опасаясь грядущего конфликта. Но столкновения не произойдет, поскольку Фатима собиралась покончить с самозванцем здесь и сейчас. Ее глаза никогда не покидали фигуру в маске надолго, он отвечал свирепым взглядом с крыши мавзолея.

Они добрались до передних рядов митинга. Собравшихся здесь, в основном юношей с пылкими взглядами, пришлось расталкивать, чтобы пройти. Один из них – с жидкой бороденкой – с вызовом выставил ногу. Фатима пригнулась и небрежно врезалась ему в грудь плечом, заставив юношу попятиться. Восстановив равновесие, он бросился вперед, но наткнулся на Асима, который ответил ему взглядом и дернул усами: «Попробуй». Фатима проигнорировала обмен, сосредоточившись на фигуре вверху.

– Ты не ответил на мой вопрос, – снова выкрикнула она. – Разве аль-Джахиз убийца?

Самозванец сохранял тишину, и она решила, что ей придется снова повторить. Но затем раздался его голос:

– Ты говоришь загадками. Говори прямо, чтобы все могли понять. – Толпа ответила гулом согласия.

– Аль-Джахиз, о котором я читала, был учителем, – отозвалась Фатима. – Мыслителем. Изобретателем. Человеком, выступавшим за свободу. Аллах мне свидетель, я не видела ни одной книги, где его называли убийцей.

– Почему же ты называешь убийцей меня? – спросил самозванец.

«Вот оно, – подумала Фатима. – Он попался».

– На прошлой неделе погибло двадцать человек, их убили, – прокричала она. – Сожгли заживо. Их тела обратились в пепел. Люди видели, как с места преступления сбежал один человек, подобно жалкому вору, трус, пытающийся скрыть свои деяния. Человек в золотой маске.

Поднялись гневные крики. Глаза Фатимы метнулись к полицейским, чьи руки нависли над дубинками. Она бросила выразительный взгляд на Асима, тот повернулся и что-то прошипел своим подчиненным. Его слова передали по строю, и руки расслабились. На вершине мавзолея мужчина поднял закованную в кольчугу ладонь, и толпа затихла. Фатима не позволила паузе пропасть даром.

– Я не зову великого аль-Джахиза убийцей, – сказала она, обращаясь к толпе. – Убийцей я называю этого шарлатана, что решил осуществить этот обман, эту ложь. Человеку, убившему столь многих, нельзя верить. Подобный человек не заслуживает ваших похвал. – Несколько лиц выглядело смущенными. Хорошо. Она резко повернула голову назад к самозванцу. – Я спрашиваю опять – разве аль-Джахиз убийца?

Последовала долгая тишина. Казалось, каждый на пустыре ждал ответа, глаза были устремлены к фигуре наверху. Наконец он ответил:

– У меня много имен для многих людей. Учитель. Мыслитель. Изобретатель. Меня называли и по-другому. Святым. Безумцем. – Он сделал паузу. – А для тех, о ком ты говоришь, кто сгорел в огне, я был возмездием.

Фатима выдохнула. Получилось. Рядом с ней Асим откашлялся и выкрикнул:

– По мне, так похоже на признание.

– Я признаю лишь одно – я сделал то, что нужно было сделать, – ответил мужчина. Он обратил пылающий взор на толпу, ответившую неуверенными взглядами. – Они не говорят вам, кто умер той ночью. Прямо здесь, на той самой земле, по которой я однажды ходил, чужие люди создали насмешку над моим именем. Они не говорят вам, что один из этих людей, прозванный Английским Пашой, созвал вероломную клику других англичан, отравивших мое учение. Они не говорят вам, что эти люди практиковали нечестивое искусство, – они даже осмелились назвать себя Братством аль-Джахиза. Они якшались с идолопоклонниками! Поклонялись ложным богам! – Новые шепотки, Фатима оглянулась и заметила несколько шокированных лиц. Но все же этого было недостаточно. Сомнение все еще наполняло воздух.

– Это не повод для убийства! – выкрикнули из толпы.

Фатима повернулась, пытаясь найти источник голоса. Заговорил еще один человек:

– Мы страна законов!

– Для убийства идолопоклонников нет причин! – раздался третий выкрик.

– Или иностранцев! – сказал другой. – Мы не убиваем тех, кто не идет на нас войной!

Больше голосов. Даже споров. Они разгорались в толпе тут и там. Один старик цитировал хадис ненасилия группке юношей, которые, хоть не соглашались, слушали с уважением. Другие, похоже, собирались уйти, возвращаясь домой. Фатима подняла голову к самозванцу с триумфом в глазах. Если он считал, что сможет укрыть свои преступления покровом праведности, он жестоко ошибался. «Твой ход», – подумала она.

– Против вас уже ведут войну, – прогремел самозванец, перекрывая гомон. Он подождал, пока снова установится тишина и взгляды вернутся к нему. – Они не сказали вам, что эти чужаки совершили кражу. Воровали у нашей земли все, что могли. Они хотели отнять то, что ваше по праву, сделать себя новой силой. Они хотели разложить нашу страну, развратить ваших детей, унизить наше общество – используя мое имя и извращая мое учение ради своей алчности! Их целью было ослабить Египет, снова сделать его вассалом западных сил! Отдать нас во власть тех самых тиранов, от которых мы сбежали!

Новые ахи. И искренние взгляды тревоги. Фатима нахмурилась. К чему он ведет?

– Скажи нам! – прокричал кто-то. – Кто мог это сделать?

– Те самые люди, что отправили вас в трущобы, – ответил самозванец. – Те, кто называет себя вашими лидерами. Кто сидит в правительстве. – Его рука взмыла, указывая на Фатиму и ее эскорт. – И они знали! Эти власти, что должны вас оберегать, они позволили свершиться этому надругательству! Почему? Потому что Английский Паша был с богатыми, с могущественными, с теми, кто использовал свое влияние, чтобы купить молчание ваших политиков, даже заставить молчать ваши газеты, оставляя вас в темноте!

Он утих, позволяя словам уложиться в головах. И, к огорчению Фатимы, было видно, что многие прислушались. Он убедил не всех, но они готовы были продолжать слушать.

– Предатели! – Ей показалось, что это один из юношей. Крик быстро подхватили, толпа загудела, как осиный рой.

– Предатели! – воскликнул самозванец в унисон. – Предатели в союзе с идолопоклонниками и англичанами, сговорившиеся позволить чужакам пустить корни на нашей земле! Чтобы погубить мой труд по освобождению Египта! Так что да, я сжег их! Я позволил огню их поглотить! Чтобы положить конец их замыслу захватить нашу землю и заковать нас в цепи!

В ночи разнесся хор одобрения.

– А вот это и правда неплохо, – признал Асим. – Надеюсь, у тебя готов ответ?

– Конечно, он у нее готов, – сказала Хадия. Ее глаза нервно забегали. – Он же готов, так ведь?


Фатима сжала челюсти. Все пошло не так, как она планировала. Она получила признание, но самозванец превратил его в медаль почета. И приплел совершенно смехотворный заговор. Египетское правительство – часть плана по превращению страны в колонию Британии? Абсурд! Однако она видела, что это задело за живое людей, у которых было мало оснований доверять властям. Некоторые в толпе выглядели по-настоящему шокированными, даже встревоженными. Он играл в опасную игру, очень опасную. К счастью, не всех увлекла его речь. На многих лицах отражался открытый скептицизм. Некоторые даже бросали взгляды в ее сторону, ожидая, словно подталкивая ее дать достойный ответ. Ну, пришла пора для настоящего шоу.

– Сними маску! – закричала она. Голос прорвался сквозь экзальтацию, которая медленно угасла. – Аль-Джахиз никогда не носил маску. Он никогда не скрывал свое лицо от последователей, будто преступник или грабитель. Так почему бы ему носить маску теперь? Люди, что прячутся под масками, делают это, чтобы скрывать свою ложь. Если ты великий аль-Джахиз, сотвори это чудо. Сними маску. Покажи, кто скрывается под ней.

В толпе воцарилась потрясенная тишина, а затем послышался голос: «Да, сними маску!» За ним последовал другой: «Покажи лицо! Сними маску!» Фатима позволила себе почти незаметную улыбку, когда зазвучали требования. В этом были все каирцы. Они тебя слушали. Но если ты хочешь, чтобы за тобой следовали, если хочешь их доверия, они должны чувствовать, что тебя знают. Им нужно заглянуть в твои глаза и понять твое сердце. Маска была хорошим приемом. Но многие люди пришли на митинг скорее из любопытства. Она ухватила это любопытство и хорошенько его встряхнула.

– Что же так долго? – насмешливо спросила следователь. – Или этот подвиг аль-Джахизу не по силам? Или у тебя лучше получается толкать речи? Моя мама всегда говорила, что под приятной и скромной внешностью часто скрывается катастрофа. Может, ты прячешь катастрофу под этой маской? Может, твои глаза выпучены, как подразумевает твое имя? – Взрыв смеха. Еще одна черта каирцев: только дай им причину – и ты можешь стать посмешищем, предметом колкостей, которыми обмениваются на улицах и в кофейнях.

– Давай же, великий шейх, – добавила Фатима для верности. – Сними свою маску!

Самозванец выставил руку, снова призывая к тишине:

– Я никогда не называл себя шейхом, – ответил он своим мягким голосом. – Этот титул ты мне приписала. Я лишь обнажаю истину. Я говорю об этих истинах тем, кому нужно их услышать – мусульманам ли, коптам или неверным. Когда я впервые пришел на улицы Каира, я был лишь учителем и никем более. Тем, чье лицо могло затеряться среди других. Я не желал, чтобы мое лицо восстановили, не хотел стать идолом для поклонения для запутавшихся людей. Я не желал, чтобы меня использовали вероломные, дабы сбивать с пути.

Фатима радостно готовила новые издевки. У него не выйдет отговориться.

– Но я понимаю, иногда, чтобы укрепить истину, глаза должны узреть.

Слова на языке Фатимы испарились, когда мужчина совершил немыслимое – поместил пальцы с обеих сторон золотой маски и поднял ее. Охи вокруг ножом рассекли тишину.

Лицо под маской ошеломляло, и ей пришлось совершить усилие, чтобы не отступить. То было угловатое лицо, с острыми выступающими скулами и вытянутое к подбородку. Кожа, что его покрывала, была темной, как у любого суданца, и контрастировала со спутанными кудрявыми волосами с проседью, спадавшими на лоб. А глаза! Это казалось невозможным, но они сияли еще ярче – будто снятая маска обнажила их суровый блеск. Он не мог быть настоящим аль-Джахизом, ее разум попросту не принимал эту вероятность. Но если она когда-либо представляла, как может выглядеть человек из историй и легенд, вернувшийся в их мир, то это было лицо, открывшееся перед ней.

Благоговение, охватившее толпу, было осязаемым, люди разразились восклицаниями: «Это он! Он вернулся! Аль-Джахиз!» Имя подхватили новые голоса, слившиеся в единый хор: «Аль-Джахиз! Аль-Джахиз! Аль-Джахиз!» Если и были еще сомневающиеся, их голоса утонули в самозабвенных криках.

– Это нехорошо, – сказала Хадия.

Фатима оглянулась. Она надеялась сорвать маску с самозванца, доказать, что он жулик. Вместо этого подарила ему признание. У следователя возникло гнетущее чувство, что все это было ловушкой. И она сама в нее запрыгнула.

– Что теперь? – спросил Асим.

Фатима отбросила ужас и сомнения в себе.

– Я припоминаю, что он признался в убийстве. Возьмем его, пока он еще больше людей не накрутил.

– Похоже, они уже порядком накручены, – указала Хадия.

Не только они, заметила Фатима. Хамид и другие агенты сжимали свои черные дубинки. Полицейские опустили руки на жезлы, их плечи напряглись, как у людей, готовых броситься в бой. Может случиться взрыв.

– Асим! Или мы его арестуем сейчас, или отступаем!

Усы инспектора застыли.

– Каирская полиция не отступает, – резко ответил он. Асим достал свисток и дважды в него дунул. Полицейские выхватили дубинки и выстроились в шеренгу. – Я уполномочен поместить тебя под арест! – прокричал инспектор самозванцу. – За убийство лорда Алистера Уортингтона и его партнеров! Каждый, кто воспрепятствует, будет арестован за вмешательство в исполнение воли государства!

Ответом ему послужил взрыв гневных криков, улюлюканья и скандирования.

– Воля государства. – С крыши донесся насмешливый голос самозванца. – Теперь вы видите, о чем я говорю? Где были власти Каира, когда вы болели? Или нуждались в чистой воде? Или когда дорожала еда? Их это не волновало. Но теперь, чтобы защитить коварных чужаков, они прислали целую полицейскую армию. И против кого? Бедных и растоптанных. Вторгаясь в ваши дома и жилища. Все это, чтобы схватить одного человека? Если мои люди пожелают, я пойду с ними добровольно. Лишь бы это позорное предательство прекратилось.

Возгласы неповиновения поднялись вместе со сжатыми кулаками. Фатима видела, как группа из тридцати человек отделилась от толпы. Она узнала их лидера: юноша, которого она оттолкнула раньше. Он вел группу навстречу полиции, подбадривая их криками и неприличными жестами. Агент бросила взгляд на свой отряд. На лицах проявился гнев, но и страх тоже, они понимали, что оказались в ужасающем меньшинстве. Ситуация обострилась и теперь балансировала на лезвии ножа. Малейший толчок отправит их кувырком. Нет, этого не могло произойти. Она взглянула на самозванца, чье невероятно древнее лицо теперь выглядело довольным. Она не позволит этому произойти! Фатима позвала Асима, собираясь приказать ему отступить, – и тут последовал судьбоносный толчок, принявший форму обуви.





Глава одиннадцатая




Фатима наблюдала за полетом национальной обуви – сандалии, запущенной невидимой рукой. Она падала по дуге и не могла причинить серьезного вреда. Но полицейский, которому она врезалась в лицо, взревел, – скорее от обиды, чем от боли, – и бросился вперед, и запустил цепную реакцию. Первые ряды полицейских начали атаку, подталкиваемые теми, кто был позади. Когда они столкнулись с толпой, все взорвалось.

Дубинки опускались на спины, руки и ноги. Люди падали, крича под ударами. Некоторые давали отпор. Другие бежали, а полицейские гнали их дальше в толпу. Драка расширилась, когда в бой вступили новые бойцы. Битва началась в мгновение ока.

Фатима увернулась от удара. Ткнула набалдашником в ответ, заставляя противника отступить. Тут же появился другой, более подвижный. Агент едва избежала кулака, просвистевшего у самого носа. Затем фигура крутнулась и прыгнула, чтобы отвесить Асиму хлесткую пощечину. Он вскрикнул, хватаясь за щеку, свободная рука тщетно тянулась к атакующей, которая уже унеслась прочь.

– Меня, что, девчонка огрела? – недоверчиво спросил он.

Фатима проводила глазами мелкую фигуру, исчезающую в толпе. Действительно, девочка. Чуть старше подростка, высокая, с темной кожей. Но особенно выделялась ее одежда – ярко-красный кафтан и голубые турецкие шаровары.

– Сорок леопардиц! – выкрикнула она предупреждение. – В толпе Сорок леопардиц!

Теперь, когда она их уже заметила, следователь видела, что воровки рассредоточились по всему полю боя – выхватывая у полицейских дубинки или сбивая их с ног. Другие пользовались пращами, запуская камни, отправлявшие противников в нокаут. Еще несколько строили разобщенных людей, чтобы проводить быстрые стратегические атаки на ряды людей Асима.

– Сорок леопардиц! – сплюнул он, играя желваками. – Они-то здесь что забыли?