– И ты добровольно взял это на себя, – Шейла сжала локоть Брэда. – Ты изменил жизнь Джулии – и Джунипер тоже.
Брэд улыбнулся.
– Джулия иногда в шутку называет меня спасателем. До того, как мы встретились, ей приходилось очень непросто.
– Теперь у тебя прекрасная семья, – сказала Шейла. Джейми похлопал Брэда по спине.
– Ты все еще можешь обзавестись сыном. Попробуй все возможности.
– Как вариант, – ответил Брэд, хотя по его тону было понятно, что никакой сын ему не нужен. – А что касается воспитания девочек, да, это трудно. Но я люблю трудности, и вы это знаете. Бал Непорочности, как нам с Джулией показалось, может немного облегчить переходный возраст Джунипер – для нее и для нас.
Джунипер в комнате не было, но когда Белинда перешла в соседнюю комнату и рассказала нам об этом разговоре, мы задумались – интересно, считала ли сама девушка, что ритуальная церемония, где она вверила свою невинность приемному отцу, облегчит ей жизнь?
Никто из нас не знал, как над ней издеваются в школе; это, конечно, был минус. Были ли плюсы, которых мы не понимали? Может, и в самом деле проще справиться со своей сексуальностью, не давая ей раскрыться до брака, когда бы ни настало его время? Кто-то задавался вопросом, почему такая церемония не проводится для молодых людей. Кто-то пытался найти ответ на вопрос, почему секс вообще расценивается как нечто порочное и что вообще значит порочный и непорочный? Почему девушка должна стремиться к чистоте, тогда как юноши могут вести себя как захотят? И где была Джунипер, когда Брэд начал рассказывать, как гордится собой, что всегда был благочестивым, не употреблял алкоголь, ни с кем не встречался, пока не закончил школу? Мы видели ее – в скромном зеленом платье и туфлях на низких каблуках, совсем не похожих на жуткие шпильки девушек на фото в соцсетях, где они стараются походить на ресторанных певиц или кого похуже. Джунипер была одета куда приличнее всех этих девиц, но не менее привлекательно и более сообразно возрасту. Что бы мы ни думали об обетах непорочности, в откровенно непристойных нарядах и обуви мы видели тщетные попытки подавить бьющую через край сексуальность.
Джунипер же сидела в дальнем уголке сада, вдалеке от света фонарей над патио, вдалеке от огней бассейна, от камер наблюдения, от восхищенных восклицаний гостей о том, как прекрасен этот идеальный дом, какое удовольствие, какое счастье в таком жить. Какие изумительные столешницы! Какой роскошный ковер! Вдалеке от любопытной младшей сестры, которая, собрав вокруг себя человек шесть других детей и вытащив из шкафа всех своих Барби, разыгрывала сцену бала из «Красавицы и Чудовища». Были и подростки: старший сын Джеймисонов, ровесник Джунипер, и его четырнадцатилетний брат. Она оставила их в гостиной развлекаться с игровой приставкой.
Джунипер была рада вечеринке и собиралась вернуться туда раньше, чем кто-нибудь заметит ее отсутствие. Но сейчас она сидела на диванной подушке, лежавшей на траве, и тихо беседовала с Ксавьером Алстон-Холтом. Они держались за руки.
Через несколько минут они целовались в первый (но она надеялась, что не в последний) раз.
Глава 11
Вот что потом по этому поводу говорил Ксавьер.
– Такого больше не повторится, – заявил он Дашону, лежа на полу спальни и выложив все, что случилось на вечеринке несколько дней назад. – Это была ошибка.
– Ты слишком к себе суров, – сказал Дашон.
Он сидел за столом Ксавьера и рисовал. Дашон был неплохим барабанщиком, но подлинной его страстью стало искусство графики. Он уже не только определился с колледжем, но знал, как будет выглядеть его выпускная работа – фотообои для городской стены в центре города – хотя до выпускного нужно было еще дожить. Как и Ксавьер, он отличался амбициозностью. Друзья были молодыми людьми с большими планами. Но в то же время – просто молодыми людьми.
– Уже почти каникулы, бро, самое время расслабиться. Ну целовались, бывает. Что ж теперь, жениться на ней?
Спальня Ксавьера по-прежнему выглядела почти как в его детстве. Стены остались такого же бледно-голубого цвета, в какой их выкрасили родители первым делом после того, как перебрались сюда через неделю после выхода Вэлери в декрет. Керамическую лампу на прикроватном столике подарил новорожденному Ксавьеру отец Вэлери, который был не всегда милым с дочерью, но с внуком – само очарование, пока Альцгеймер не сделал свое черное дело; теперь он лежал в специальном заведении в Лансинге и больше не узнавал никого из родственников. Плетеный ковер, на котором лежал Ксавьер, Вэлери и Том притащили домой с ярмарки; они пришли туда, держась за руки, Том нес маленького Ксавьера в слинге на груди, и кто-то бросал на них недружелюбные взгляды, а кто-то улыбался. Ксавьер не помнил этот день, но помнил рассказы матери: как он лежал в слинге, как его мать заметила ковер, как беженка из Камбоджи, которая его сплела, увидела Ксавьера и сказала, что этого мальчишку ждет большое будущее. Он собирался взять ковер с собой, постелить на пол в комнате общежития.
На полках стояли книги Тома: Джеймс Болдуин, Уильям Дюбуа, Джеймс Уэлдон Джонсон, Анжела Дэвис. Они помогали Тому понять, каково быть темнокожим в Америке. Вэлери сохранила их для Ксавьера. Он читал фрагменты книг, но не для того, чтобы разбираться в теме, а скорее чтобы понять, каково было быть Томом.
Глядя на фигурки таких же старых деревянных птиц, висевших на окне, он сказал Дашону:
– Если я больше не увижусь с Джунипер, она решит, что я просто плейбой.
– Так повидайся с ней.
Ксавьер поднялся с пола.
– Я же тебе сказал – это была ошибка. И к тому же ей нельзя ни с кем встречаться. Родители заставили ее принять этот нелепый обет непорочности.
– Ну так не встречайся с ней, – Дашон пожал плечами. – Встречайся с кем-нибудь другим. Я знаю штук пять девчонок, которые будут рады, только скажи.
– Не хочу я ни с кем встречаться. Ну то есть хочу, но какой в этом смысл?
– Вот почему ты до сих пор девственник.
– Я не девственник.
– Но ведешь себя именно так.
– Потому что не пытаюсь залезть на любую девчонку?
– В любом случае, – сказал Дашон, – вряд ли ее папаша…
– Отчим.
– Ну отчим. Вряд ли он будет рад, если на его девственную белую собственность кто-то посягнет. К тому же ты черный, если ты не заметил. Вот он-то заметил точно.
– Я наполовину белый.
– Ты сам знаешь, что это не обсуждается.
– Какая разница? Сейчас двадцать первый век. Даже белые девушки могут встречаться с кем хотят. Ей почти восемнадцать, и…
– Эта белая девушка? Мечтать не вредно.
– Я не собираюсь мечтать. Я нравлюсь ее отчиму.
Дашон искоса посмотрел на него.
– Да ну? Это лишь потому, что ты слишком похож на белого. Классическая гитара и… что еще? Не жаришь гриль. Не носишь полуспущенные штаны. Учишься на одни пятерки, – Дашон повернулся и посмотрел на него. – Чувак, да ты белый!
– Угу, значит, черный – обязательно карикатурный отморозок?
– Ну наверное, – Дашон вновь переключился на рисование. – Не я же придумал эти правила.
Ксавьер заглянул ему через плечо, увидел набросок прыгающей пантеры. Сказал: «Очень неплохо». Взял со стола хрустальный снежный шар, встряхнул, встал у окна, стал смотреть, как кружатся хлопья.
– Джунипер… я не знаю. Я понимаю, не надо лезть, но… Мне так нравится ее имя. Мое тоже редкое, но ты когда-нибудь слышал о таком, как у нее?
Дашон покачал головой и начал рисовать медведя, балансирующего на шаре.
– Что оно означает? Какое-то дерево?
– Кустарник, – Ксавьер снова встряхнул шар. – Помнишь, она сказала, что не знает, кто ее отец?
– Ну да – так в чем дело? Ее мать тоже не знает, или это какая-то тайна? Типа он преступник. Или один из Людей Икс.
– Она сказала, что ее имя связано с отцом – вернее, с отсутствием отца.
Ксавьер и Джунипер сидели в темноте, в самом дальнем углу сада, прислонившись спинами к новому забору. Его мать была в доме, с остальными гостями. Он тоже побывал там, и, немного поев, пообщавшись с Джунипер и соседями, сказал Вэлери, что идет домой – что он и сделал, но они с Джунипер вновь встретились у ворот.
Он знал, что не стоило предлагать ей идти в тихое безлюдное место. Но все уже случилось, и он не хотел сопротивляться. Она была стеснительной и в то же время прямолинейной, ему нравилось говорить с ней, и он просто хотел побыть рядом еще немного.
Она была умной, он сразу это понял. И такой красивой. Высокий лоб, широкие глаза, волевой нос, легкая полуулыбка, как у Моны Лизы. Он изучал ее лицо, пока они говорили, стоя на идеальной кухне Уитманов. У нее была изящная шея. Платье цвета лайма подчеркивало глаза, и они казались такими же яркими.
Она принесла из дома пару подушек и положила на траву. Здесь их не мог увидеть никто, кроме жителей соседнего дома, если бы они вышли на прогулку. Но это было маловероятно. Розе и Лайлу Мортонам, которых Ксавьер знал всю свою жизнь, было за восемьдесят, и в такое время, в девять вечера, они уже спали, невзирая на вечеринку. Роза рано вставала, чтобы к шести часам успеть в гериатрический центр, где она играла в маджонг и занималась аквааэробикой. Лайл тоже просыпался рано, чтобы успеть обойти весь Оак Нолл, пока солнце не поднялось слишком высоко. Лет десять назад он победил меланому и больше не хотел рисковать.
Молодые люди сидели на подушках, так близко, что его левое колено и рука почти касались ее правого колена и руки. Луна высоко встала над домом и бросала свет на лицо Джунипер. Тени от ее ресниц напоминали кресты, и Ксавьеру это нравилось. Ему нравилось, что ее волосы заплетены в косички, нравился исходивший от нее запах мыла и легкий мускусный аромат тела, земной, приятный, соблазнительный. Он хотел знать о ней все. Ее любимый цвет – зеленый? Она умеет играть на музыкальных инструментах? Так ли она довольна своей жизнью, как кажется? Давно ли женаты Брэд и Джулия? Брэд относится к ней так же, как к Лилии? Что она любит есть, смотреть, читать, делать? Вопросы о ней распирали его мозг, не оставляя места вопросам самому себе.
Нужно было выбрать один, и Ксавьер сказал:
– Ты совсем не знаешь, кто твой настоящий отец?
– Нет.
– Тебе ничего о нем не говорили? – Его мать рассказала ему тысячи историй о Томе.
– Нет, никогда, – ответила Джунипер. – Мама сказала только, что о нем и говорить не стоит. Думать о нем – только зря тратить время.
– Но ты же думаешь? Разве можно об этом не думать?
– Иногда я задаюсь вопросом, похожа ли я на него, но… – она пожала плечами.
Ксавьер чувствовал тепло ее тела. Наверное, и она ощущала его тепло тоже.
– Так Брэд тебя удочерил?
Джунипер покачала головой.
– Мама поменяла мне фамилию, чтобы все было как положено, и все.
– Тебя это устраивает? Что ты не его законная дочь?
– Мне кажется, когда они поженились, я была слишком взрослой, чтобы воспринимать его как родного отца. Я помню, что мама спрашивала меня, хочу ли я, чтобы Брэд меня удочерил, а я ответила, что он никак не может быть моим папой. Они не стали настаивать.
– Разумно, – сказал Ксавьер. – Теперь я спрошу…
– Полегче, – Джунипер рассмеялась. – Тебе тоже придется ответить на мои вопросы.
– Это мне не так интересно.
– Твои проблемы. Ладно, начну с чего-нибудь простого. Я хочу знать, почему у тебя не черные волосы. Или это очень глупый вопрос?
– Мой папа был белым, вот почему. Моя очередь. Почему у тебя такое необычное имя?
Брэд улыбнулся.
– Джулия иногда в шутку называет меня спасателем. До того, как мы встретились, ей приходилось очень непросто.
– Теперь у тебя прекрасная семья, – сказала Шейла. Джейми похлопал Брэда по спине.
– Ты все еще можешь обзавестись сыном. Попробуй все возможности.
– Как вариант, – ответил Брэд, хотя по его тону было понятно, что никакой сын ему не нужен. – А что касается воспитания девочек, да, это трудно. Но я люблю трудности, и вы это знаете. Бал Непорочности, как нам с Джулией показалось, может немного облегчить переходный возраст Джунипер – для нее и для нас.
Джунипер в комнате не было, но когда Белинда перешла в соседнюю комнату и рассказала нам об этом разговоре, мы задумались – интересно, считала ли сама девушка, что ритуальная церемония, где она вверила свою невинность приемному отцу, облегчит ей жизнь?
Никто из нас не знал, как над ней издеваются в школе; это, конечно, был минус. Были ли плюсы, которых мы не понимали? Может, и в самом деле проще справиться со своей сексуальностью, не давая ей раскрыться до брака, когда бы ни настало его время? Кто-то задавался вопросом, почему такая церемония не проводится для молодых людей. Кто-то пытался найти ответ на вопрос, почему секс вообще расценивается как нечто порочное и что вообще значит порочный и непорочный? Почему девушка должна стремиться к чистоте, тогда как юноши могут вести себя как захотят? И где была Джунипер, когда Брэд начал рассказывать, как гордится собой, что всегда был благочестивым, не употреблял алкоголь, ни с кем не встречался, пока не закончил школу? Мы видели ее – в скромном зеленом платье и туфлях на низких каблуках, совсем не похожих на жуткие шпильки девушек на фото в соцсетях, где они стараются походить на ресторанных певиц или кого похуже. Джунипер была одета куда приличнее всех этих девиц, но не менее привлекательно и более сообразно возрасту. Что бы мы ни думали об обетах непорочности, в откровенно непристойных нарядах и обуви мы видели тщетные попытки подавить бьющую через край сексуальность.
Джунипер же сидела в дальнем уголке сада, вдалеке от света фонарей над патио, вдалеке от огней бассейна, от камер наблюдения, от восхищенных восклицаний гостей о том, как прекрасен этот идеальный дом, какое удовольствие, какое счастье в таком жить. Какие изумительные столешницы! Какой роскошный ковер! Вдалеке от любопытной младшей сестры, которая, собрав вокруг себя человек шесть других детей и вытащив из шкафа всех своих Барби, разыгрывала сцену бала из «Красавицы и Чудовища». Были и подростки: старший сын Джеймисонов, ровесник Джунипер, и его четырнадцатилетний брат. Она оставила их в гостиной развлекаться с игровой приставкой.
Джунипер была рада вечеринке и собиралась вернуться туда раньше, чем кто-нибудь заметит ее отсутствие. Но сейчас она сидела на диванной подушке, лежавшей на траве, и тихо беседовала с Ксавьером Алстон-Холтом. Они держались за руки.
Через несколько минут они целовались в первый (но она надеялась, что не в последний) раз.
Глава 11
Вот что потом по этому поводу говорил Ксавьер.
– Такого больше не повторится, – заявил он Дашону, лежа на полу спальни и выложив все, что случилось на вечеринке несколько дней назад. – Это была ошибка.
– Ты слишком к себе суров, – сказал Дашон.
Он сидел за столом Ксавьера и рисовал. Дашон был неплохим барабанщиком, но подлинной его страстью стало искусство графики. Он уже не только определился с колледжем, но знал, как будет выглядеть его выпускная работа – фотообои для городской стены в центре города – хотя до выпускного нужно было еще дожить. Как и Ксавьер, он отличался амбициозностью. Друзья были молодыми людьми с большими планами. Но в то же время – просто молодыми людьми.
– Уже почти каникулы, бро, самое время расслабиться. Ну целовались, бывает. Что ж теперь, жениться на ней?
Спальня Ксавьера по-прежнему выглядела почти как в его детстве. Стены остались такого же бледно-голубого цвета, в какой их выкрасили родители первым делом после того, как перебрались сюда через неделю после выхода Вэлери в декрет. Керамическую лампу на прикроватном столике подарил новорожденному Ксавьеру отец Вэлери, который был не всегда милым с дочерью, но с внуком – само очарование, пока Альцгеймер не сделал свое черное дело; теперь он лежал в специальном заведении в Лансинге и больше не узнавал никого из родственников. Плетеный ковер, на котором лежал Ксавьер, Вэлери и Том притащили домой с ярмарки; они пришли туда, держась за руки, Том нес маленького Ксавьера в слинге на груди, и кто-то бросал на них недружелюбные взгляды, а кто-то улыбался. Ксавьер не помнил этот день, но помнил рассказы матери: как он лежал в слинге, как его мать заметила ковер, как беженка из Камбоджи, которая его сплела, увидела Ксавьера и сказала, что этого мальчишку ждет большое будущее. Он собирался взять ковер с собой, постелить на пол в комнате общежития.
На полках стояли книги Тома: Джеймс Болдуин, Уильям Дюбуа, Джеймс Уэлдон Джонсон, Анжела Дэвис. Они помогали Тому понять, каково быть темнокожим в Америке. Вэлери сохранила их для Ксавьера. Он читал фрагменты книг, но не для того, чтобы разбираться в теме, а скорее чтобы понять, каково было быть Томом.
Глядя на фигурки таких же старых деревянных птиц, висевших на окне, он сказал Дашону:
– Если я больше не увижусь с Джунипер, она решит, что я просто плейбой.
– Так повидайся с ней.
Ксавьер поднялся с пола.
– Я же тебе сказал – это была ошибка. И к тому же ей нельзя ни с кем встречаться. Родители заставили ее принять этот нелепый обет непорочности.
– Ну так не встречайся с ней, – Дашон пожал плечами. – Встречайся с кем-нибудь другим. Я знаю штук пять девчонок, которые будут рады, только скажи.
– Не хочу я ни с кем встречаться. Ну то есть хочу, но какой в этом смысл?
– Вот почему ты до сих пор девственник.
– Я не девственник.
– Но ведешь себя именно так.
– Потому что не пытаюсь залезть на любую девчонку?
– В любом случае, – сказал Дашон, – вряд ли ее папаша…
– Отчим.
– Ну отчим. Вряд ли он будет рад, если на его девственную белую собственность кто-то посягнет. К тому же ты черный, если ты не заметил. Вот он-то заметил точно.
– Я наполовину белый.
– Ты сам знаешь, что это не обсуждается.
– Какая разница? Сейчас двадцать первый век. Даже белые девушки могут встречаться с кем хотят. Ей почти восемнадцать, и…
– Эта белая девушка? Мечтать не вредно.
– Я не собираюсь мечтать. Я нравлюсь ее отчиму.
Дашон искоса посмотрел на него.
– Да ну? Это лишь потому, что ты слишком похож на белого. Классическая гитара и… что еще? Не жаришь гриль. Не носишь полуспущенные штаны. Учишься на одни пятерки, – Дашон повернулся и посмотрел на него. – Чувак, да ты белый!
– Угу, значит, черный – обязательно карикатурный отморозок?
– Ну наверное, – Дашон вновь переключился на рисование. – Не я же придумал эти правила.
Ксавьер заглянул ему через плечо, увидел набросок прыгающей пантеры. Сказал: «Очень неплохо». Взял со стола хрустальный снежный шар, встряхнул, встал у окна, стал смотреть, как кружатся хлопья.
– Джунипер… я не знаю. Я понимаю, не надо лезть, но… Мне так нравится ее имя. Мое тоже редкое, но ты когда-нибудь слышал о таком, как у нее?
Дашон покачал головой и начал рисовать медведя, балансирующего на шаре.
– Что оно означает? Какое-то дерево?
– Кустарник, – Ксавьер снова встряхнул шар. – Помнишь, она сказала, что не знает, кто ее отец?
– Ну да – так в чем дело? Ее мать тоже не знает, или это какая-то тайна? Типа он преступник. Или один из Людей Икс.
– Она сказала, что ее имя связано с отцом – вернее, с отсутствием отца.
Ксавьер и Джунипер сидели в темноте, в самом дальнем углу сада, прислонившись спинами к новому забору. Его мать была в доме, с остальными гостями. Он тоже побывал там, и, немного поев, пообщавшись с Джунипер и соседями, сказал Вэлери, что идет домой – что он и сделал, но они с Джунипер вновь встретились у ворот.
Он знал, что не стоило предлагать ей идти в тихое безлюдное место. Но все уже случилось, и он не хотел сопротивляться. Она была стеснительной и в то же время прямолинейной, ему нравилось говорить с ней, и он просто хотел побыть рядом еще немного.
Она была умной, он сразу это понял. И такой красивой. Высокий лоб, широкие глаза, волевой нос, легкая полуулыбка, как у Моны Лизы. Он изучал ее лицо, пока они говорили, стоя на идеальной кухне Уитманов. У нее была изящная шея. Платье цвета лайма подчеркивало глаза, и они казались такими же яркими.
Она принесла из дома пару подушек и положила на траву. Здесь их не мог увидеть никто, кроме жителей соседнего дома, если бы они вышли на прогулку. Но это было маловероятно. Розе и Лайлу Мортонам, которых Ксавьер знал всю свою жизнь, было за восемьдесят, и в такое время, в девять вечера, они уже спали, невзирая на вечеринку. Роза рано вставала, чтобы к шести часам успеть в гериатрический центр, где она играла в маджонг и занималась аквааэробикой. Лайл тоже просыпался рано, чтобы успеть обойти весь Оак Нолл, пока солнце не поднялось слишком высоко. Лет десять назад он победил меланому и больше не хотел рисковать.
Молодые люди сидели на подушках, так близко, что его левое колено и рука почти касались ее правого колена и руки. Луна высоко встала над домом и бросала свет на лицо Джунипер. Тени от ее ресниц напоминали кресты, и Ксавьеру это нравилось. Ему нравилось, что ее волосы заплетены в косички, нравился исходивший от нее запах мыла и легкий мускусный аромат тела, земной, приятный, соблазнительный. Он хотел знать о ней все. Ее любимый цвет – зеленый? Она умеет играть на музыкальных инструментах? Так ли она довольна своей жизнью, как кажется? Давно ли женаты Брэд и Джулия? Брэд относится к ней так же, как к Лилии? Что она любит есть, смотреть, читать, делать? Вопросы о ней распирали его мозг, не оставляя места вопросам самому себе.
Нужно было выбрать один, и Ксавьер сказал:
– Ты совсем не знаешь, кто твой настоящий отец?
– Нет.
– Тебе ничего о нем не говорили? – Его мать рассказала ему тысячи историй о Томе.
– Нет, никогда, – ответила Джунипер. – Мама сказала только, что о нем и говорить не стоит. Думать о нем – только зря тратить время.
– Но ты же думаешь? Разве можно об этом не думать?
– Иногда я задаюсь вопросом, похожа ли я на него, но… – она пожала плечами.
Ксавьер чувствовал тепло ее тела. Наверное, и она ощущала его тепло тоже.
– Так Брэд тебя удочерил?
Джунипер покачала головой.
– Мама поменяла мне фамилию, чтобы все было как положено, и все.
– Тебя это устраивает? Что ты не его законная дочь?
– Мне кажется, когда они поженились, я была слишком взрослой, чтобы воспринимать его как родного отца. Я помню, что мама спрашивала меня, хочу ли я, чтобы Брэд меня удочерил, а я ответила, что он никак не может быть моим папой. Они не стали настаивать.
– Разумно, – сказал Ксавьер. – Теперь я спрошу…
– Полегче, – Джунипер рассмеялась. – Тебе тоже придется ответить на мои вопросы.
– Это мне не так интересно.
– Твои проблемы. Ладно, начну с чего-нибудь простого. Я хочу знать, почему у тебя не черные волосы. Или это очень глупый вопрос?
– Мой папа был белым, вот почему. Моя очередь. Почему у тебя такое необычное имя?