– Люда, я отлучусь. А ты пока продолжай работать над тем же документом.

– Хорошо, Роза Фёдоровна, – отозвалась девушка, не отрывая взгляда от монитора.

Кафе, в которое привела Орехова детектива, вопреки ожиданиям Мирославы оказалось довольно уютным и, главное, немноголюдным. Они заняли угловой столик, который был как бы на отшибе.

Подошла официантка, улыбнулась обеим женщинам и спросила:

– Вам как обычно, Роза Фёдоровна?

Орехова кивнула.

– А вам? – обращаясь к Мирославе, спросила официантка.

– Мне то же самое, – не заморачиваясь, ответила Мирослава.

– Вы даже не знаете, что я обычно заказываю, – невольно улыбнулась Орехова.

– Да это и неважно, – дружелюбно улыбнулась женщине Волгина.

– Вы из полиции? – спросила Роза Фёдоровна.

– Нет, я частный детектив.

– Понятно, – кивнула женщина, видимо решив, как и все остальные сотрудники, что за помощью к частному детективу обратились родственники Твердохлёбова.

Прошло несколько минут, во время которых Орехова исподтишка изучала детектива. Мирослава не мешала ей это делать. Вскоре появилась официантка и поставила на стол тарелки, на каждой из которых лежала куриная котлетка с овощным гарниром. – Творожная запеканка вот-вот дойдёт, – сказала девушка, – тогда и чай принесу.

Роза Фёдоровна благосклонно кивнула и бросила на Мирославу взгляд, спрашивающий – ну и как?

Мирослава молча ответила ей таким же красноречивым взглядом – отлично.

Волгина не торопилась обрушивать на свою визави град вопросов, она хотела, чтобы женщина привыкла к её присутствию и расслабилась.

Дамы принялись за котлеты, по-прежнему не проронив ни слова. Тем не менее это молчание не было тягостным, скорее естественным, по русской поговорке – «пока я ем, я глух и нем». Запеканка тоже была съедена. И вот, после первого глотка из второй чашки чая, Мирослава поняла, что удобный момент настал.

– Я понимаю, что эта трагедия затронула вас сильнее, чем других сотрудников вашей фирмы, – проговорила детектив сочувственно.

– И не говорите, – с тихим вздохом отозвалась Роза Фёдоровна, – ведь я узнала о случившемся раньше остальных, – доверительно сообщила женщина детективу.

– Понимаю, – отозвалась Мирослава вполголоса, – Эдуард, наверное, позвонил матери.

– Да, сразу же, как его перестали мучить эти ужасные полицейские.

– Увы, – обронила Мирослава, – им просто необходимо было опросить всех присутствующих.

– Я понимаю всю неотвратимость этой процедуры, – Роза Фёдоровна взмахнула белой пухлой рукой, – но вы только представьте, что пережил бедный мальчик за время учинённого ему допроса!

Мирослава старательно удерживала на лице серьёзное выражение, хотя при словах дамы о бедном мальчике ей хотелось расхохотаться…

Меж тем Орехова продолжала:

– Полицейские же такие жестокие люди! У них нет души! Вы сами подумайте, – призвала она к разуму и сердцу детектива, – разве добрый человек пойдёт работать в полицию?

– Я тоже в некотором роде занята расследованием, – напомнила ей Мирослава.

– Вы другое дело, – воскликнула Роза Фёдоровна, – вы же помочь хотите! А этим только бы кого-нибудь посадить, дело закрыть и новые звёздочки обмыть! Фи! – Орехова презрительно наморщила носик.

В это время Мирослава, глядя на Розу Фёдоровну, думала о Розалии Павловне Твердохлёбовой: «Всё-таки прав был Еврипид, когда говорил – скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Жаль только, что ни мудрость, ни талант древнего грека не помогли ему стать счастливым в семейной жизни. Или это указывает на то, что человеку даётся только одно – успех в профессии или в любви? Интересный вопрос. Но сгубило древнегреческого драматурга и поэта всё-таки не женское непостоянство, а суровая зима Македонии. Теплолюбивому греку была незнакома любовь русского классика к морозным зимам России». И тут Мирослава представила удивление Пушкина, если бы вдруг случилось чудо, и Александр Сергеевич оказался сейчас в нашем времени. Уже миновала середина января, а за окном дождь. Только и остаётся признать, несмотря на маловерие, что «неисповедимы пути господни».

Несмотря на мысли, мелькающие в её голове, Мирослава внимательно прислушивалась ко всему, что говорила ей в это время Роза Фёдоровна. Хотя весь её монолог состоял из одних сплошных стенаний и жалоб на жестокосердие Никифора Лаврентьевича и загубленную судьбу Розалии Павловны, которая всю себя отдала «выведению» в люди сына. Орехова так и сказала – выведению. Что именно она имела в виду, для детектива оказалось загадкой, то ли Розалия Павловна, в понимании подруги, вывела сыночка своего, как птенчика из яйца, то ли она пыталась создать нечто более совершенное по отношению к имеющимся в этом мире мужчинам. Но в любом случае эксперимент не удался, так что уточнения были излишни. Заключительным аккордом этого эпохального плача был вывод, сделанный Розалией Фёдоровной: Твердохлёбов получил по заслугам.

– Вам нисколько не жаль своего начальника? – не смогла удержаться от вопроса Мирослава.

– Как начальника мне Никифора Лаврентьевича, конечно, жаль, – ни минуты не раздумывая, ответила Орехова, – навряд ли наследники смогут вести дела так же хорошо, как он. И, значит, мы все потеряем в зарплате. Но как человек он не вызывает у меня жалости! Вот Розалия и Эдик другое дело…

Мирослава не на шутку испугалась того, что Роза Фёдоровна пошла на второй круг оплакивания горькой судьбины подруги и её отпрыска, поэтому поспешила перебить Орехову:

– После того как Твердохлёбов оставил семью, на что жили его вторая жена и сын?

– Материальное содержание Твердохлёбов положил оставленной семье неплохое, – сухо признала Орехова, но тотчас попыталась затянуть прежнюю волынку, – но ведь деньги – это не главное!

– Да? – сделала вид, что удивилась, Мирослава.


– Ах, конечно! – всплеснула на этот раз обеими руками Роза Фёдоровна и, покосившись на Мирославу, сделала заключение: – Вы ещё слишком молоды, чтобы испытать это на своей шкуре.

– И не говорите, – с улыбкой согласилась Мирослава.

Эта мимолётная улыбка насторожила женщину, и она замолчала, попытавшись разобраться, на чьей же стороне детектив.

– Я только хотела сказать, – поспешила заверить её Мирослава, – что без денег поднять на ноги ребёнка довольно трудно.

– В этом я вынуждена с вами согласиться, – важно кивнула Орехова, – но ведь мальчику требуется отцовское участие.

– Совершенно верно. Хотя я слышала, что когда Твердохлёбов расстался с Розалией Павловной, Эдуард уже вырос.

– Он учился в институте, – сухо прокомментировала Орехова и спросила: – А вы знаете, где в это время находилась Розалия?

– В больнице?

– Вот именно! – темперамент Розы Фёдоровны вспыхнул с новой силой.

– Розалии Павловне остаётся только посочувствовать, – осторожно заметила Мирослава.

– Плюс к этой несправедливости, вы хоть знаете, на кого он её променял?

– На женщину с низкой социальной ответственностью.

– Мягко сказано! – выпалила Орехова. – Она была настоящей шлюхой! Впрочем, ею и осталась!

– Роза Фёдоровна, а вы не знаете, почему Твердохлёбов не вернулся к жене, после того как расстался со своей любовницей?

– Понятия не имею! – повела та полными плечами.

– Может, Розалия Павловна не захотела простить мужа и принять его обратно?

– Ну что вы! – воскликнула бухгалтерша. – Розалия святая женщина! Она бы всё простила своему вероломному мужу. Но я так думаю, что вернуться ему мешали его рога!

– Рога?

– Конечно! Они после его отношений с этой распутницей так разрослись, что мешали ему приблизиться к порядочной женщине!

– Но ведь в конце концов он женился на Снежане Матвеевне.

– И вы считаете эту девицу порядочной женщиной? – скривилась Орехова.

– Затрудняюсь вам ответить.

– Вот то-то и оно, – хмыкнула Роза Фёдоровна, – эта девица тоже пустилась во все тяжкие. И к моменту смерти Никифор Лаврентьевич имел ещё более кустистые рога, – она презрительно фыркнула.

– Однако, насколько мне известно, несмотря на все свои недостатки, Твердохлёбов продолжал материально поддерживать вторую жену и уже совсем взрослого сына.

– Это было его долгом! – безапелляционно заявила Орехова.

Мирослава подумала про себя, что нет такого закона, по которому разведённые мужчины обязаны содержать своих молодых трудоспособных жён и давно выпавших из гнезда детей. Но вслух она этого говорить не стала, прекрасно понимая, что её справедливое высказывание только распалит Розу Фёдоровну и настроит её против детектива. Мирославе же нужно было задать женщине ещё несколько вопросов, поэтому она оставила её вывод без внимания и спросила:

– А Розалия Павловна после развода с мужем работала где-то?

– Он оставил её больную! – укоризненно напомнила Роза Фёдоровна.

– Но потом, к счастью, Розалия Павловна ведь поправилась?

– Если это можно считать поправкой, – неохотно согласилась Орехова. – Но вы должны иметь в виду, что Розочка актриса! И притом очень талантливая! Однако как устроиться в театр после того перерыва, который она вынуждена была сделать в то время, когда положила всю себя на алтарь своей любви! – Женщина театрально воздела руки вверх.

«Да вы, уважаемая Роза Фёдоровна, тоже актриса», – подумала про себя с иронией Мирослава и сказала:

– Значит, с работой у вашей подруги не заладилось?

– Не заладилось, – печально кивнула Орехова.

– А где после института трудился Эдуард?

– У Эдика плохое здоровье, – попыталась отделаться короткой фразой Роза Фёдоровна.

– У него инвалидность?

– Ну что вы! – В голосе женщины прозвучало возмущение и опасение.

– Тогда почему же…