– Не скажу. Но, как мне кажется, наше внимание мы в первую очередь должны сосредоточить на Эдуарде.
– Неплохо было бы выяснить и то, кто является любовником Снежаны.
– Неплохо, – согласилась Мирослава.
Но Морис не расслышал в её голосе особого энтузиазма.
– Скорее всего, он обитает где-то неподалёку, – заметил он задумчиво.
– Угу, или в самом посёлке богатеев, или в расположенном рядом районе. Хотя я бы сделала ставку на первый вариант.
– Почему?
– Потому что Снежана дала мне понять, что её любовник человек обеспеченный.
– Тогда её не могла пугать перспектива установления отцовства.
– Думаю, нет.
– Почему же в таком случае она всё-таки отдала сына своим родителям?
– Скорее её, как в большинство женщин, пугала огласка.
– Но ведь вы сами сказали, что и так все или знают, или догадываются.
– Однако это всё на неофициальном уровне, просто-напросто сплетни кумушек.
– Если отцом ребёнка окажется её любовник, то разве Снежане было бы не лучше разойтись по-хорошему с человеком, который годится ей в отцы, и соединиться с любимым, который, наверное, молод?
Мирослава пожала плечами:
– Если следовать правилам столь любимой тобою логики, то Снежане, как девушке, выросшей в многодетной и бедной семье, трудно было отказаться от денег пусть и нелюбимого мужа.
– Но не могла же она всю жизнь сидеть на двух стульях! – не выдержал Морис.
– Не могла, – согласилась Мирослава, – но добровольно слезть с них она не хотела, поэтому ждала.
– Чего ждала? Смерти мужа?
– Нет; того, что судьба выбьет из-под неё один из стульев.
– С такими рассуждениями она вообще могла оказаться у разбитого корыта!
– То есть?
– Всё просто как дважды два – муж, удостоверившись в её измене, подаёт на развод. Любовник, уставший к этому времени ждать, находит себе другую, более сговорчивую.
– Вот она, мужская логика в действии, – весело рассмеялась Мирослава.
– Разве я не прав? – спросил Морис.
– Ну почему же, – продолжая улыбаться, ответила Мирослава, – очень даже прав. Снежана в этом случае могла бы что-то отсудить у мужа и подать на алименты на отца ребёнка. Но суммы, которые могли бы в этом случае достаться ей, были бы смехотворно малы по сравнению с тем, что она имеет сейчас.
– Я одного не могу понять, – проговорил Морис.
– Чего?
– Снежана вышла замуж за Твердохлёбова из-за денег?
– Естественно.
– И она их получила!
– Ну и?
– Зачем она изменяла мужу?
Мирослава расхохоталась.
– Не вижу ничего смешного, – насупился Морис.
– Ты потрясающе наивный для своего возраста, – ответила она.
– То есть?!
– Даже если женщина выходит замуж из-за денег, природа берёт своё!
– Вы хотите сказать, что мужа ей было мало?
– Скорее всего, – пожала плечами Волгина, – мужчина в возрасте Никифора Лаврентьевича Твердохлёбова редко обладает темпераментом, соответствующим потребностям молодой девушки.
– Но есть же какие-то специальные средства, – неуверенно проговорил он.
Мирослава хмыкнула и высказала свою точку зрения.
– Я думаю, что Твердохлёбов изначально обманулся в Снежане, приняв её за холодную красавицу – Снегурочку. А когда ему открылась истина, он вместо того, чтобы предпринять что-то для решения возникшей проблемы, просто отмахнулся от неё. Я подозреваю, что бизнес интересовал его гораздо больше, чем молодая жена.
– Зачем же он тогда вообще на ней женился?
– Это вопрос престижа, – отозвалась Мирослава невозмутимо, – многие бизнесмены берут в жёны молоденьких красавиц.
На этот раз фыркнул Морис:
– И кончают свою жизнь красиво – инфарктом в постели с предметом престижа.
– Тут уж как кому повезёт, – отозвалась Мирослава не без иронии.
– Твердохлёбову не надо было даже разводиться, чтобы жениться на Снежане. Ведь он был холост. Только и всего, что испортить отношения со своим лучшим другом.
– Скорее всего, Никифор Лаврентьевич, как человек опытный, сначала прощупал почву.
– То есть?
– Исследовал обстановку и убедился в том, что его друг и жена друга не то что не обидятся на него за то, что он увёл Снежану у их сына, но ещё и благодарить будут. Да и Виталий, перестрадав, сделает правильные выводы.
– Тоже мне стратег! – воскликнул Морис.
– Не забывай, что Твердохлёбов много лет был кадровым военным.
– Я помню об этом.
– И как видишь, его расчёты оправдались.
– Только ему самому это счастья не принесло.
– Увы.
– Ладно, оставим это. Я так понял, что сама Снежана обвиняет в убийстве мужа пасынка?
Мирослава кивнула.
– А на кого грешит Лукерья Самсоновна?
– Она туманно намекнула мне на возможность того, что её племянника мог убить проникнувший в дом неизвестный.
– То есть она имела в виду любовника его жены?
– Думаю, что нет, – покачала головой Мирослава.
– Тогда кого же? Ведь для того, чтобы убить хозяина дома, нужен мотив. Я бы ещё понял, если бы Твердохлёбовых ограбили. Но ведь у них ничего не взяли?
– Ничего, – подтвердила Мирослава, – если это только не были какие-то документы, хранящиеся где-то у хозяина в тайнике, так как никто не тронул ни его ноутбук, ни телефон. Однако эта версия кажется мне весьма хлипкой, ведь никаких следов неизвестного не замечено, а уж тем более учинённого им в доме или хотя бы в кабинете Твердохлёбова беспорядка обнаружено не было.
– И всё-таки побывать в конторе Твердохлёбова и поговорить с его сотрудниками, наверное, не будет лишним.
– Не будет, – согласилась Волгина. – Но это ещё успеется. А пока я бы хотела поговорить с племянником убитого. Возможно, он как лицо, не заинтересованное в смерти дяди, но знающее семью изнутри, сможет дать нам более объективную информацию.
– Вы уверены в том, что Олег Кушнарёв не был заинтересован в смерти дяди?
– Уверенной в этом я быть не могу. Но, как правило, на наследство от родителей претендуют их дети, но никак не племянники.
– Бывают исключения, – заметил Морис.
– Бывают, – согласилась Мирослава, – я не исключаю, что Никифор Лаврентьевич и оставил племяннику, которого, по словам свидетелей, очень любил, какую-то сумму денег, но львиную долю наследства всё-таки, скорее всего, получат Анфиса Позднякова и Эдуард Твердохлёбов. Тётке Никифор Лаврентьевич, несомненно, тоже что-то оставил. Но навряд ли старушка захотела бы укокошить племянника.
– Да, заподозрить её в этом трудно.
– К тому же Твердохлёбов мог и не упомянуть в завещании свою старую тётку, потому что ему и в страшном сне не могло присниться, что она его переживёт.
– Неплохо было бы выяснить и то, кто является любовником Снежаны.
– Неплохо, – согласилась Мирослава.
Но Морис не расслышал в её голосе особого энтузиазма.
– Скорее всего, он обитает где-то неподалёку, – заметил он задумчиво.
– Угу, или в самом посёлке богатеев, или в расположенном рядом районе. Хотя я бы сделала ставку на первый вариант.
– Почему?
– Потому что Снежана дала мне понять, что её любовник человек обеспеченный.
– Тогда её не могла пугать перспектива установления отцовства.
– Думаю, нет.
– Почему же в таком случае она всё-таки отдала сына своим родителям?
– Скорее её, как в большинство женщин, пугала огласка.
– Но ведь вы сами сказали, что и так все или знают, или догадываются.
– Однако это всё на неофициальном уровне, просто-напросто сплетни кумушек.
– Если отцом ребёнка окажется её любовник, то разве Снежане было бы не лучше разойтись по-хорошему с человеком, который годится ей в отцы, и соединиться с любимым, который, наверное, молод?
Мирослава пожала плечами:
– Если следовать правилам столь любимой тобою логики, то Снежане, как девушке, выросшей в многодетной и бедной семье, трудно было отказаться от денег пусть и нелюбимого мужа.
– Но не могла же она всю жизнь сидеть на двух стульях! – не выдержал Морис.
– Не могла, – согласилась Мирослава, – но добровольно слезть с них она не хотела, поэтому ждала.
– Чего ждала? Смерти мужа?
– Нет; того, что судьба выбьет из-под неё один из стульев.
– С такими рассуждениями она вообще могла оказаться у разбитого корыта!
– То есть?
– Всё просто как дважды два – муж, удостоверившись в её измене, подаёт на развод. Любовник, уставший к этому времени ждать, находит себе другую, более сговорчивую.
– Вот она, мужская логика в действии, – весело рассмеялась Мирослава.
– Разве я не прав? – спросил Морис.
– Ну почему же, – продолжая улыбаться, ответила Мирослава, – очень даже прав. Снежана в этом случае могла бы что-то отсудить у мужа и подать на алименты на отца ребёнка. Но суммы, которые могли бы в этом случае достаться ей, были бы смехотворно малы по сравнению с тем, что она имеет сейчас.
– Я одного не могу понять, – проговорил Морис.
– Чего?
– Снежана вышла замуж за Твердохлёбова из-за денег?
– Естественно.
– И она их получила!
– Ну и?
– Зачем она изменяла мужу?
Мирослава расхохоталась.
– Не вижу ничего смешного, – насупился Морис.
– Ты потрясающе наивный для своего возраста, – ответила она.
– То есть?!
– Даже если женщина выходит замуж из-за денег, природа берёт своё!
– Вы хотите сказать, что мужа ей было мало?
– Скорее всего, – пожала плечами Волгина, – мужчина в возрасте Никифора Лаврентьевича Твердохлёбова редко обладает темпераментом, соответствующим потребностям молодой девушки.
– Но есть же какие-то специальные средства, – неуверенно проговорил он.
Мирослава хмыкнула и высказала свою точку зрения.
– Я думаю, что Твердохлёбов изначально обманулся в Снежане, приняв её за холодную красавицу – Снегурочку. А когда ему открылась истина, он вместо того, чтобы предпринять что-то для решения возникшей проблемы, просто отмахнулся от неё. Я подозреваю, что бизнес интересовал его гораздо больше, чем молодая жена.
– Зачем же он тогда вообще на ней женился?
– Это вопрос престижа, – отозвалась Мирослава невозмутимо, – многие бизнесмены берут в жёны молоденьких красавиц.
На этот раз фыркнул Морис:
– И кончают свою жизнь красиво – инфарктом в постели с предметом престижа.
– Тут уж как кому повезёт, – отозвалась Мирослава не без иронии.
– Твердохлёбову не надо было даже разводиться, чтобы жениться на Снежане. Ведь он был холост. Только и всего, что испортить отношения со своим лучшим другом.
– Скорее всего, Никифор Лаврентьевич, как человек опытный, сначала прощупал почву.
– То есть?
– Исследовал обстановку и убедился в том, что его друг и жена друга не то что не обидятся на него за то, что он увёл Снежану у их сына, но ещё и благодарить будут. Да и Виталий, перестрадав, сделает правильные выводы.
– Тоже мне стратег! – воскликнул Морис.
– Не забывай, что Твердохлёбов много лет был кадровым военным.
– Я помню об этом.
– И как видишь, его расчёты оправдались.
– Только ему самому это счастья не принесло.
– Увы.
– Ладно, оставим это. Я так понял, что сама Снежана обвиняет в убийстве мужа пасынка?
Мирослава кивнула.
– А на кого грешит Лукерья Самсоновна?
– Она туманно намекнула мне на возможность того, что её племянника мог убить проникнувший в дом неизвестный.
– То есть она имела в виду любовника его жены?
– Думаю, что нет, – покачала головой Мирослава.
– Тогда кого же? Ведь для того, чтобы убить хозяина дома, нужен мотив. Я бы ещё понял, если бы Твердохлёбовых ограбили. Но ведь у них ничего не взяли?
– Ничего, – подтвердила Мирослава, – если это только не были какие-то документы, хранящиеся где-то у хозяина в тайнике, так как никто не тронул ни его ноутбук, ни телефон. Однако эта версия кажется мне весьма хлипкой, ведь никаких следов неизвестного не замечено, а уж тем более учинённого им в доме или хотя бы в кабинете Твердохлёбова беспорядка обнаружено не было.
– И всё-таки побывать в конторе Твердохлёбова и поговорить с его сотрудниками, наверное, не будет лишним.
– Не будет, – согласилась Волгина. – Но это ещё успеется. А пока я бы хотела поговорить с племянником убитого. Возможно, он как лицо, не заинтересованное в смерти дяди, но знающее семью изнутри, сможет дать нам более объективную информацию.
– Вы уверены в том, что Олег Кушнарёв не был заинтересован в смерти дяди?
– Уверенной в этом я быть не могу. Но, как правило, на наследство от родителей претендуют их дети, но никак не племянники.
– Бывают исключения, – заметил Морис.
– Бывают, – согласилась Мирослава, – я не исключаю, что Никифор Лаврентьевич и оставил племяннику, которого, по словам свидетелей, очень любил, какую-то сумму денег, но львиную долю наследства всё-таки, скорее всего, получат Анфиса Позднякова и Эдуард Твердохлёбов. Тётке Никифор Лаврентьевич, несомненно, тоже что-то оставил. Но навряд ли старушка захотела бы укокошить племянника.
– Да, заподозрить её в этом трудно.
– К тому же Твердохлёбов мог и не упомянуть в завещании свою старую тётку, потому что ему и в страшном сне не могло присниться, что она его переживёт.