Она сделала выразительную паузу, намекая, что как-то меня обезопасила. Или хотя бы попыталась.
— Но что?
— Но на этой встрече оборотень может быть не один. От нас будет Юрий. — Видно, я скривилась, поскольку княгиня довольно жёстко продолжила: — Если сможешь что-то противопоставить Волкову, выбери лучше Юрия. В конце концов, помолвку с ним можно будет разорвать, а помолвку с Волковым нет.
— Юрий внизу, — вдруг вспомнила я.
— После требования Волкова я не могу объявить о помолвке без испытания, — мрачно сказала княгиня, не подозревая, что я всё равно на такую глупость не согласилась бы. — Это будет оскорблением, которое можно компенсировать похищением. Не в интересах нашего клана.
— Я могу отказаться встречаться с Волковым в таком виде, — оживилась я. — В конце концов, с вашей стороны неприлично подсовывать мне двух голых мужчин в надежде, что я выберу правильного.
— Не можешь, — отрезала она. — Мужчина в звериной шкуре голым не считается по определению.
— Эту шкуру снять — вопрос пары мгновений. А без неё он голый. Смотреть на голых мужчин неприлично. Да я вообще буду сидеть с зажмуренными глазами, если не получится отказаться.
— Вряд ли это у тебя получится, — хмыкнула княгиня. — Нет, отказаться ты не можешь, если не хочешь стать женой Волкова завтра-послезавтра. Отказом только приблизишь нежеланную развязку. А вот если сможешь ему что-то противопоставить… — Она с сомнением на меня посмотрела. — Да, я помню, что Юрий тебе по сердцу не пришёлся и ты его выбросила из окна. Но ты его уже видела, значит, легче будет склониться к нему.
— Могу я никого не выбирать? — уточнила я.
— Разумеется. — Княгиня усмехнулась. — Так в себе уверена? Ты — юный, плохо управляющий звериной частью оборотень, а они — матёрые хищники, знающие на чём сыграть и куда надавить…
Я фыркнула, невольно вспомнив, как один из матёрых хищников по команде отползал по-пластунски. Думаю, если меня припрут к стенке, то и Волков по команде научится лежать. Захотел невесту с артефактом? Не получит ни того, ни другого. Я почувствовала, как меня наполняет злой азарт.
— И когда мы встречаемся?
— Завтра утром, — огорошила меня Рысьина. — С первыми лучами солнца. У нас в поместье. — Я дёрнулась, она усмехнулась углом рта и добавила: — Даю своё княжеское слово, что ты туда всегда можешь войти и оттуда выйти по собственному желанию.
С её руки взвилась красная искорка и впиталась в потолок. Вверху что-то громыхнуло, принимая клятву. Как я ни крутила её слова, подвоха не видела. Казалось только немного странным нежелание отделаться от меня, передав Волкову и решив тем самым проблему с клановым долгом. Наверное, это рушило какие-то княгинины планы, в которых была отведена значительная роль мне. Или, скорее, артефакту, ключом к которому я являлась.
— Тогда мне надо выспаться перед столь знаменательным событием, — намекнула я.
— И плотно позавтракать, — добавила княгиня. — Но перед тем, как ты ляжешь спать, и непременно в человеческом облике, поговори всё-таки с Юрием. Вдруг это поможет тебе сделать правильный выбор завтра.
В гостиную я спустилась, но не потому, что признала доводы княгини вескими, а потому, что поняла, что больше хочу есть, чем спать. Сон в облике рыси был короток, но оставил после себя ощущение бодрости и желания жить.
В гостиной Юрий торжественно вручил мне увесистый свёрток в красочной упаковочной бумаге с розочками. Вскрыв его, я невольно рассмеялась, поскольку обнаружила обещанный коврик из волчьей шкуры. Коврик серебристо-серого меха был не слишком велик, но увесист, приятно оттягивая руки.
— Лизанька, непременно постелите его при кровати, — мстительно сузив глаза, заявил Юрий. — Мне будет приятно думать, что ваши ножки не замёрзнут, когда опустятся на пол.
А ещё ему наверняка приятно будет думать, что я топчусь почти по сопернику, и испытывать моральное удовлетворение от этого.
— Спасибо, Юрий Александрович, вы такой заботливый, — проворковала я, заслужив одобрительный взгляд княгини.
— Чего не сделаешь для столь прекрасной девушки, как вы, Лизанька, на благосклонность которой я рассчитываю завтра.
Он галантно склонился к моей руке, а я подумала, что если что и может сейчас рассчитывать на мою благосклонность, то только один из тех восхитительных пирогов, которые создавала кухарка Владимира Викентьевича. Настроение, несмотря на то, что меня, казалось бы, загоняли в безвыходную ситуацию, всё равно неудержимо стремилось вверх. Возможно, причиной этого была оговорка княгини о том, что кто-то просил моей руки до Волкова. И кажется, я догадываюсь, кого это так срочно пришлось убирать из Ильинска.
Глава 33
Рысьина настаивала, чтобы я поехала с ней и с Юрием и досыпала уже почти на месте действия, но я отказалась, заметив, что в чужом месте всегда плохо сплю и не высыпаюсь. Рысьинские дома для меня однозначно являлись чужими, а вот дом Владимира Викентьевича пусть и не был родным, но я к нему уже как-то привыкла, хотя иногда словно тоска находила по тому, чего я не помнила, но что когда-то было моим. И это я не про квартиру Седых.
Сейчас я жила жизнью Лизы, но ведь у меня была совсем другая жизнь, а в ней некий договор, по которому моя душа отправилась сюда. Что я должна сделать или уже сделала? У меня не было ни малейших догадок, память представляла из себя мозаику, в которой не хватало огромных фрагментов, поэтому даже предположить было нечего. Но в любом случае, по словам Велеса, выходило: вернётся ко мне память или нет, но я навсегда останусь в этом мире и в этом теле. А значит, нужно планировать свою дальнейшую жизнь исходя из этого. И Рысьины в мои планы не входили.
Сами они так не считали. Княгиня отпускала туманные замечания, из которых следовало, что у неё на меня серьёзные виды, и отнюдь не как на процент по задолженности Волковым. Юрий исходил на комплименты и описывал свой маленький холостяцкий домик, прямо говоря, что единственное, чего тому не хватает, — прекрасной хозяйки в моём лице. Всё это было настолько раздражающе, что я специально несколько раз зевнула, показывая, насколько устала, и сделала вид, что чуть ли не засыпаю на стуле. Это подействовало, и княгиня с представителем собственной оппозиции наконец отбыла. Странная какая оппозиция, проявляющая полную солидарность с нужной главе линией. Прикормленная, наверное…
— Вам нужно выучить плетение против ментального внушения, — неожиданно сказал Звягинцев, стоило только уйти Рысьиным.
— Вы так уверены, что ваша нанимательница подтолкнёт меня к нужному решению?
— Фаина Алексеевна? Несомненно, но не магией. Знаете ли, Елизавета Дмитриевна, она умеет убеждать.
— Тогда вы сейчас о…
— О Волкове, разумеется, — пояснил Владимир Викентьевич. — Очень разносторонний молодой человек.
Одобрения в словах целителя не было. Видимо, это не такая разносторонность, которой восхищаются. Опять появилось подозрение, что именно Волков был причиной того, что я побежала в квартиру Седых, никому ничего не сказав. Интересно, что сделал бы бравый штабс-капитан, найди я то, к чему стремилась? Просто отобрал бы? Попытался бы купить, используя навыки ментальной магии? Или решил бы, что дешевле и надёжнее взять нужное с трупа?
— А вы меня ничему не учите, — с обидой напомнила я.
— Елизавета Дмитриевна, вам бы совладать для начала с потоком магии, который вы через себя пропускаете, — недовольно ответил Владимир Викентьевич. — Для вас сейчас наиглавнейшее дело — контроль. Контроль своей магии. Контроль своего Зверя. Контроль своего поведения, чтобы не выдать ни себя, ни меня. А вы ведёте себя иной раз так, что я начинаю сомневаться, действительно ли притянулась другая душа, а не вернулась Лизанькина.
— Вы её любили? — зачем-то спросила я.
— До трагедии вы были милой девочкой, непосредственной, но несколько… наивной, — уклончиво ответил Владимир Викентьевич.
Пауза перед «наивной» намекала, что целитель хотел использовать другое слово. Глупенькой. Доверчивой. Счастливой в своём незнании людей. А её убили. Жестоко, не дав даже шанса вернуться. Велес говорил, что душа ушла на перерождение. Пусть её новая жизнь сложится лучше, чем старая, и бедная девочка получит то счастье, которое недополучила в этой жизни. Может, тогда я перестану чувствовать себя виноватой в том, что хоть невольно, но забрала принадлежащую ей жизнь.
— А Ольга Станиславовна? Рысьина говорила о ней неприятные вещи.
— Ваша мама, Елизавета Дмитриевна, была очень красивой женщиной, — уклончиво ответил Владимир Викентьевич, — но для вашего батюшки было бы лучше никогда с ней не встречаться. И жив был бы, и проблем столько на клан не навлёк бы. Пусть простят меня боги, но она была не только редкой красавицей, но и редкостной дурой.
Мне показалось, что в глазах обычно спокойного Владимира Викентьевича вспыхнул злой огонёк. Вспыхнул и погас. Связано ли это с клятвой, данной отцу Ольги Станиславовны, или сейчас целителю вспомнилось нечто весьма неприятное?
— То есть Рысьиным со всех сторон было удобно, что она умерла? — прямо спросила я.
— Рысьины к её смерти не имеют отношения, — ответил Владимир Викентьевич.
— Как тогда получилось, что меня успели к вам доставить? Заклинание, насколько я понимаю, было смертельным и практически мгновенного действия.
— Не совсем мгновенного, — оживлённо возразил целитель, сев на любимого конька. — Я бы сравнил это с тем, как распускают вязание: связи души и тела обрываются по одному и…
— Владимир Викентьевич, — невежливо перебила я. — Я сейчас не про это. Если там не присутствовали Рысьины, то как они успели попасть в квартиру и доставить меня к вам, пока связи окончательно не разорвались?
Восхищённое лицо Владимира Викентьевича словно говорило: «Правильный вопрос», но ответил он совсем не то, что я ожидала услышать:
— У Ольги Станиславовны был сигнальный артефакт, с помощью которого можно было вызвать бойцов клана, — ответил целитель. — Елизавета Дмитриевна, Рысьины вашу маму не убивали и не планировали этой смерти. Более того, она им невыгодна, потому что сейчас шансы вернуть артефакт резко устремились к нулю.
Мне показалось, что, задай я вопрос по-другому, получила бы более полный ответ, позволивший бы встроить несколько кусков мозаики не в мою прошлую жизнь, но в прошлую жизнь Лизы, ставшую моей. Я чувствовала что-то не то в ответе, но чувства чувствами, а предположений, что можно было бы уточнить, не было ни одного.
— Рысьины думают, что получили нового оборотня и сильного мага, — всё же попыталась я ткнуться наугад.
— Боги мои, Елизавета Дмитриевна, да сколько там у вас этой силы? — усмехнулся Звягинцев. — Вы переоцениваете свою значимость. Поверьте мне, Рысьины не глядя обменяли бы вас на потерянный артефакт. Только вот не предложит никто. Даже Волков хочет получить не вас, а артефакт или доступ к нему, если вы не поняли.
— Разумеется, поняла, — оскорбилась я. — Я лишь высказала предположение, что нападение было совершено, чтобы получить управляемую меня и убрать мою маму.
— Елизавета Дмитриевна, я вас еле вытащил, — уже с раздражением сказал Владимир Викентьевич. — Там речь шла даже не о секундах, а о долях секунды. Фаина Алексеевна никогда не стала бы планировать столь маловероятное событие. В то, что в вас проснутся спящие возможности, никто не верил. Даже ваш дедушка. А теперь давайте займёмся делом, если вы не хотите уйти к Волковым вместе со своими тайнами.
К Волковым уходить я не хотела, как и оставаться у Рысьиных, так почему бы и не поучиться ментальной защите? Оставалось только удивляться, почему её не дали раньше. Не считали необходимым, пока в городе не было того, кто владеет этим разделом магии? Или хотели беспрепятственно влиять на меня сами? И почему Рысьины так уверены, что Волков будет что-то из этого арсенала использовать, это же наверняка запрещённая магия?
Но вопросы я оставила при себе: чем дольше мы сейчас будем говорить, тем меньше времени останется на отработку. Спросить можно и потом, а вот вытащить что-то дополнительное по защите вряд ли представится возможность в ближайшее время. Так что следующие полчаса были посвящены изучению и отработке. И опять изучению и отработке. Владимир Викентьевич не удовлетворился одним типом защиты, почти сразу предложил второй, а затем комбинацию этих методов. В комбинации использовался тот же тип связки, что и у Волкова на пологе. При этом присоединяемое плетение также было едва заметным и тонким. Но, по словам Владимира Викентьевича, на эффективность это никак не влияло. Правда, я не стала сообщать, что вижу разницу плетений, просто уточнила, какое действие оказывает связка на результат.
— Вы очень быстро усваиваете новое, — внезапно сказал Владимир Викентьевич. — Поразительно.
Похвала была приятна, и всё же я полностью не могла отнести её на свой счёт.
— Константин Филиппович показал плетение, способствующее запоминанию.
— Запомнить — это одно, а использовать, да ещё и не механически, а с фантазией — совсем другое, — возразил целитель. — Вы, Елизавета Дмитриевна, именно понимаете, что как и когда использовать, а не просто помните нужное. Для мага это очень ценное качество. Нет, не зря Фаина Алексеевна…
Он замолчал, прервавшись на полуслове, но настолько интересном полуслове, что я не выдержала:
— Что Фаина Алексеевна не зря?
— Не зря не хочет отдавать вас в другой клан, — ответил целитель. — Думаю, её устроит вариант, приведи вы кого-нибудь посильнее к Рысьиным.
— Неужели? Мне кажется, она была бы счастлива, если бы никогда меня больше не видела.
— Вы не правы, Елизавета Дмитриевна, — с укором сказал Владимир Викентьевич. — Фаина Алексеевна держится сейчас от вас подальше, поскольку опасается, что вы на неё сорвётесь, а она, дав вам отпор, покалечит. Знаете ли, травмы, нанесённые оборотнями, очень плохо исцеляются. Именно поэтому столь редки дуэли в звериной ипостаси.
— Но они есть? — удивилась я.
— Конечно.
— И даже между представителями разных кланов?
— Да. Но для таких дуэлей должна быть веская причина, а не просто желание одной из сторон показать превосходство.
— Да уж, — пробурчала я, — особенно если одна из сторон — Волков, а другая — Зайцев.
— И волки, и зайцы бывают разные, — заметил Владимир Викентьевич. — Иногда сила духа может сыграть решающую роль. — Он усмехнулся. — Сила духа и суровые когти на задних заячьих лапах, разрывающие в клочья мягкие ткани неосторожно приблизившегося хищника. Зайцы не так уж и безобидны, Елизавета Дмитриевна.
Он задумчиво потёр подбородок, явно вспомнив что-то из своей практики, но рассказывать не стал. А я подумала, что если у зайца против волка и есть какие-то шансы, то у хомяка против волка — никаких. Если он, конечно, не из моего сна. Но во сне может вообще быть всё что угодно: кто запретит хомяку увеличиться в размерах, отрастить иголки, клыки и даже крылья? И съесть слишком наглого волка. И пусть хомяки не хищники, но что мешает конкретному хомяку разнообразить меню?
— Но что?
— Но на этой встрече оборотень может быть не один. От нас будет Юрий. — Видно, я скривилась, поскольку княгиня довольно жёстко продолжила: — Если сможешь что-то противопоставить Волкову, выбери лучше Юрия. В конце концов, помолвку с ним можно будет разорвать, а помолвку с Волковым нет.
— Юрий внизу, — вдруг вспомнила я.
— После требования Волкова я не могу объявить о помолвке без испытания, — мрачно сказала княгиня, не подозревая, что я всё равно на такую глупость не согласилась бы. — Это будет оскорблением, которое можно компенсировать похищением. Не в интересах нашего клана.
— Я могу отказаться встречаться с Волковым в таком виде, — оживилась я. — В конце концов, с вашей стороны неприлично подсовывать мне двух голых мужчин в надежде, что я выберу правильного.
— Не можешь, — отрезала она. — Мужчина в звериной шкуре голым не считается по определению.
— Эту шкуру снять — вопрос пары мгновений. А без неё он голый. Смотреть на голых мужчин неприлично. Да я вообще буду сидеть с зажмуренными глазами, если не получится отказаться.
— Вряд ли это у тебя получится, — хмыкнула княгиня. — Нет, отказаться ты не можешь, если не хочешь стать женой Волкова завтра-послезавтра. Отказом только приблизишь нежеланную развязку. А вот если сможешь ему что-то противопоставить… — Она с сомнением на меня посмотрела. — Да, я помню, что Юрий тебе по сердцу не пришёлся и ты его выбросила из окна. Но ты его уже видела, значит, легче будет склониться к нему.
— Могу я никого не выбирать? — уточнила я.
— Разумеется. — Княгиня усмехнулась. — Так в себе уверена? Ты — юный, плохо управляющий звериной частью оборотень, а они — матёрые хищники, знающие на чём сыграть и куда надавить…
Я фыркнула, невольно вспомнив, как один из матёрых хищников по команде отползал по-пластунски. Думаю, если меня припрут к стенке, то и Волков по команде научится лежать. Захотел невесту с артефактом? Не получит ни того, ни другого. Я почувствовала, как меня наполняет злой азарт.
— И когда мы встречаемся?
— Завтра утром, — огорошила меня Рысьина. — С первыми лучами солнца. У нас в поместье. — Я дёрнулась, она усмехнулась углом рта и добавила: — Даю своё княжеское слово, что ты туда всегда можешь войти и оттуда выйти по собственному желанию.
С её руки взвилась красная искорка и впиталась в потолок. Вверху что-то громыхнуло, принимая клятву. Как я ни крутила её слова, подвоха не видела. Казалось только немного странным нежелание отделаться от меня, передав Волкову и решив тем самым проблему с клановым долгом. Наверное, это рушило какие-то княгинины планы, в которых была отведена значительная роль мне. Или, скорее, артефакту, ключом к которому я являлась.
— Тогда мне надо выспаться перед столь знаменательным событием, — намекнула я.
— И плотно позавтракать, — добавила княгиня. — Но перед тем, как ты ляжешь спать, и непременно в человеческом облике, поговори всё-таки с Юрием. Вдруг это поможет тебе сделать правильный выбор завтра.
В гостиную я спустилась, но не потому, что признала доводы княгини вескими, а потому, что поняла, что больше хочу есть, чем спать. Сон в облике рыси был короток, но оставил после себя ощущение бодрости и желания жить.
В гостиной Юрий торжественно вручил мне увесистый свёрток в красочной упаковочной бумаге с розочками. Вскрыв его, я невольно рассмеялась, поскольку обнаружила обещанный коврик из волчьей шкуры. Коврик серебристо-серого меха был не слишком велик, но увесист, приятно оттягивая руки.
— Лизанька, непременно постелите его при кровати, — мстительно сузив глаза, заявил Юрий. — Мне будет приятно думать, что ваши ножки не замёрзнут, когда опустятся на пол.
А ещё ему наверняка приятно будет думать, что я топчусь почти по сопернику, и испытывать моральное удовлетворение от этого.
— Спасибо, Юрий Александрович, вы такой заботливый, — проворковала я, заслужив одобрительный взгляд княгини.
— Чего не сделаешь для столь прекрасной девушки, как вы, Лизанька, на благосклонность которой я рассчитываю завтра.
Он галантно склонился к моей руке, а я подумала, что если что и может сейчас рассчитывать на мою благосклонность, то только один из тех восхитительных пирогов, которые создавала кухарка Владимира Викентьевича. Настроение, несмотря на то, что меня, казалось бы, загоняли в безвыходную ситуацию, всё равно неудержимо стремилось вверх. Возможно, причиной этого была оговорка княгини о том, что кто-то просил моей руки до Волкова. И кажется, я догадываюсь, кого это так срочно пришлось убирать из Ильинска.
Глава 33
Рысьина настаивала, чтобы я поехала с ней и с Юрием и досыпала уже почти на месте действия, но я отказалась, заметив, что в чужом месте всегда плохо сплю и не высыпаюсь. Рысьинские дома для меня однозначно являлись чужими, а вот дом Владимира Викентьевича пусть и не был родным, но я к нему уже как-то привыкла, хотя иногда словно тоска находила по тому, чего я не помнила, но что когда-то было моим. И это я не про квартиру Седых.
Сейчас я жила жизнью Лизы, но ведь у меня была совсем другая жизнь, а в ней некий договор, по которому моя душа отправилась сюда. Что я должна сделать или уже сделала? У меня не было ни малейших догадок, память представляла из себя мозаику, в которой не хватало огромных фрагментов, поэтому даже предположить было нечего. Но в любом случае, по словам Велеса, выходило: вернётся ко мне память или нет, но я навсегда останусь в этом мире и в этом теле. А значит, нужно планировать свою дальнейшую жизнь исходя из этого. И Рысьины в мои планы не входили.
Сами они так не считали. Княгиня отпускала туманные замечания, из которых следовало, что у неё на меня серьёзные виды, и отнюдь не как на процент по задолженности Волковым. Юрий исходил на комплименты и описывал свой маленький холостяцкий домик, прямо говоря, что единственное, чего тому не хватает, — прекрасной хозяйки в моём лице. Всё это было настолько раздражающе, что я специально несколько раз зевнула, показывая, насколько устала, и сделала вид, что чуть ли не засыпаю на стуле. Это подействовало, и княгиня с представителем собственной оппозиции наконец отбыла. Странная какая оппозиция, проявляющая полную солидарность с нужной главе линией. Прикормленная, наверное…
— Вам нужно выучить плетение против ментального внушения, — неожиданно сказал Звягинцев, стоило только уйти Рысьиным.
— Вы так уверены, что ваша нанимательница подтолкнёт меня к нужному решению?
— Фаина Алексеевна? Несомненно, но не магией. Знаете ли, Елизавета Дмитриевна, она умеет убеждать.
— Тогда вы сейчас о…
— О Волкове, разумеется, — пояснил Владимир Викентьевич. — Очень разносторонний молодой человек.
Одобрения в словах целителя не было. Видимо, это не такая разносторонность, которой восхищаются. Опять появилось подозрение, что именно Волков был причиной того, что я побежала в квартиру Седых, никому ничего не сказав. Интересно, что сделал бы бравый штабс-капитан, найди я то, к чему стремилась? Просто отобрал бы? Попытался бы купить, используя навыки ментальной магии? Или решил бы, что дешевле и надёжнее взять нужное с трупа?
— А вы меня ничему не учите, — с обидой напомнила я.
— Елизавета Дмитриевна, вам бы совладать для начала с потоком магии, который вы через себя пропускаете, — недовольно ответил Владимир Викентьевич. — Для вас сейчас наиглавнейшее дело — контроль. Контроль своей магии. Контроль своего Зверя. Контроль своего поведения, чтобы не выдать ни себя, ни меня. А вы ведёте себя иной раз так, что я начинаю сомневаться, действительно ли притянулась другая душа, а не вернулась Лизанькина.
— Вы её любили? — зачем-то спросила я.
— До трагедии вы были милой девочкой, непосредственной, но несколько… наивной, — уклончиво ответил Владимир Викентьевич.
Пауза перед «наивной» намекала, что целитель хотел использовать другое слово. Глупенькой. Доверчивой. Счастливой в своём незнании людей. А её убили. Жестоко, не дав даже шанса вернуться. Велес говорил, что душа ушла на перерождение. Пусть её новая жизнь сложится лучше, чем старая, и бедная девочка получит то счастье, которое недополучила в этой жизни. Может, тогда я перестану чувствовать себя виноватой в том, что хоть невольно, но забрала принадлежащую ей жизнь.
— А Ольга Станиславовна? Рысьина говорила о ней неприятные вещи.
— Ваша мама, Елизавета Дмитриевна, была очень красивой женщиной, — уклончиво ответил Владимир Викентьевич, — но для вашего батюшки было бы лучше никогда с ней не встречаться. И жив был бы, и проблем столько на клан не навлёк бы. Пусть простят меня боги, но она была не только редкой красавицей, но и редкостной дурой.
Мне показалось, что в глазах обычно спокойного Владимира Викентьевича вспыхнул злой огонёк. Вспыхнул и погас. Связано ли это с клятвой, данной отцу Ольги Станиславовны, или сейчас целителю вспомнилось нечто весьма неприятное?
— То есть Рысьиным со всех сторон было удобно, что она умерла? — прямо спросила я.
— Рысьины к её смерти не имеют отношения, — ответил Владимир Викентьевич.
— Как тогда получилось, что меня успели к вам доставить? Заклинание, насколько я понимаю, было смертельным и практически мгновенного действия.
— Не совсем мгновенного, — оживлённо возразил целитель, сев на любимого конька. — Я бы сравнил это с тем, как распускают вязание: связи души и тела обрываются по одному и…
— Владимир Викентьевич, — невежливо перебила я. — Я сейчас не про это. Если там не присутствовали Рысьины, то как они успели попасть в квартиру и доставить меня к вам, пока связи окончательно не разорвались?
Восхищённое лицо Владимира Викентьевича словно говорило: «Правильный вопрос», но ответил он совсем не то, что я ожидала услышать:
— У Ольги Станиславовны был сигнальный артефакт, с помощью которого можно было вызвать бойцов клана, — ответил целитель. — Елизавета Дмитриевна, Рысьины вашу маму не убивали и не планировали этой смерти. Более того, она им невыгодна, потому что сейчас шансы вернуть артефакт резко устремились к нулю.
Мне показалось, что, задай я вопрос по-другому, получила бы более полный ответ, позволивший бы встроить несколько кусков мозаики не в мою прошлую жизнь, но в прошлую жизнь Лизы, ставшую моей. Я чувствовала что-то не то в ответе, но чувства чувствами, а предположений, что можно было бы уточнить, не было ни одного.
— Рысьины думают, что получили нового оборотня и сильного мага, — всё же попыталась я ткнуться наугад.
— Боги мои, Елизавета Дмитриевна, да сколько там у вас этой силы? — усмехнулся Звягинцев. — Вы переоцениваете свою значимость. Поверьте мне, Рысьины не глядя обменяли бы вас на потерянный артефакт. Только вот не предложит никто. Даже Волков хочет получить не вас, а артефакт или доступ к нему, если вы не поняли.
— Разумеется, поняла, — оскорбилась я. — Я лишь высказала предположение, что нападение было совершено, чтобы получить управляемую меня и убрать мою маму.
— Елизавета Дмитриевна, я вас еле вытащил, — уже с раздражением сказал Владимир Викентьевич. — Там речь шла даже не о секундах, а о долях секунды. Фаина Алексеевна никогда не стала бы планировать столь маловероятное событие. В то, что в вас проснутся спящие возможности, никто не верил. Даже ваш дедушка. А теперь давайте займёмся делом, если вы не хотите уйти к Волковым вместе со своими тайнами.
К Волковым уходить я не хотела, как и оставаться у Рысьиных, так почему бы и не поучиться ментальной защите? Оставалось только удивляться, почему её не дали раньше. Не считали необходимым, пока в городе не было того, кто владеет этим разделом магии? Или хотели беспрепятственно влиять на меня сами? И почему Рысьины так уверены, что Волков будет что-то из этого арсенала использовать, это же наверняка запрещённая магия?
Но вопросы я оставила при себе: чем дольше мы сейчас будем говорить, тем меньше времени останется на отработку. Спросить можно и потом, а вот вытащить что-то дополнительное по защите вряд ли представится возможность в ближайшее время. Так что следующие полчаса были посвящены изучению и отработке. И опять изучению и отработке. Владимир Викентьевич не удовлетворился одним типом защиты, почти сразу предложил второй, а затем комбинацию этих методов. В комбинации использовался тот же тип связки, что и у Волкова на пологе. При этом присоединяемое плетение также было едва заметным и тонким. Но, по словам Владимира Викентьевича, на эффективность это никак не влияло. Правда, я не стала сообщать, что вижу разницу плетений, просто уточнила, какое действие оказывает связка на результат.
— Вы очень быстро усваиваете новое, — внезапно сказал Владимир Викентьевич. — Поразительно.
Похвала была приятна, и всё же я полностью не могла отнести её на свой счёт.
— Константин Филиппович показал плетение, способствующее запоминанию.
— Запомнить — это одно, а использовать, да ещё и не механически, а с фантазией — совсем другое, — возразил целитель. — Вы, Елизавета Дмитриевна, именно понимаете, что как и когда использовать, а не просто помните нужное. Для мага это очень ценное качество. Нет, не зря Фаина Алексеевна…
Он замолчал, прервавшись на полуслове, но настолько интересном полуслове, что я не выдержала:
— Что Фаина Алексеевна не зря?
— Не зря не хочет отдавать вас в другой клан, — ответил целитель. — Думаю, её устроит вариант, приведи вы кого-нибудь посильнее к Рысьиным.
— Неужели? Мне кажется, она была бы счастлива, если бы никогда меня больше не видела.
— Вы не правы, Елизавета Дмитриевна, — с укором сказал Владимир Викентьевич. — Фаина Алексеевна держится сейчас от вас подальше, поскольку опасается, что вы на неё сорвётесь, а она, дав вам отпор, покалечит. Знаете ли, травмы, нанесённые оборотнями, очень плохо исцеляются. Именно поэтому столь редки дуэли в звериной ипостаси.
— Но они есть? — удивилась я.
— Конечно.
— И даже между представителями разных кланов?
— Да. Но для таких дуэлей должна быть веская причина, а не просто желание одной из сторон показать превосходство.
— Да уж, — пробурчала я, — особенно если одна из сторон — Волков, а другая — Зайцев.
— И волки, и зайцы бывают разные, — заметил Владимир Викентьевич. — Иногда сила духа может сыграть решающую роль. — Он усмехнулся. — Сила духа и суровые когти на задних заячьих лапах, разрывающие в клочья мягкие ткани неосторожно приблизившегося хищника. Зайцы не так уж и безобидны, Елизавета Дмитриевна.
Он задумчиво потёр подбородок, явно вспомнив что-то из своей практики, но рассказывать не стал. А я подумала, что если у зайца против волка и есть какие-то шансы, то у хомяка против волка — никаких. Если он, конечно, не из моего сна. Но во сне может вообще быть всё что угодно: кто запретит хомяку увеличиться в размерах, отрастить иголки, клыки и даже крылья? И съесть слишком наглого волка. И пусть хомяки не хищники, но что мешает конкретному хомяку разнообразить меню?