— Сказал, что второй зверь опасен.
— Чем?
— Этого не сказал. Господи, ситуация — не знаешь, за что хвататься, что делать первым! — в отчаянье взявшись за голову, выдохнула я. — И даже знала бы, всё равно стоит вопрос как.
— Ну же, Елизавета Дмитриевна, — похлопал своей маленькой рукой домовой по моему плечу. — Не переживайте. Непременно всё будет хорошо. Велес вам поможет.
— Чтобы он помог, да даже не помог, а просто выслушал, мне нужно отделаться от артефакта. Оттого, что я примерно знаю место, ничего не изменилось: я понятия не имею, как его достать оттуда. Я ровным счётом никакой магии не чуяла в квартире. Словно артефакта там нет.
— Может, и нет, — согласился Мефодий Всеславович, лишь бы меня успокоить.
— Так Юрию же его я вынесла как раз из моей комнаты.
— Может, он у вас при себе был? — предположил домовой. — Доставать при посторонних неприлично, пришлось выйти. Юрий Александрович же отмечал замявшуюся юбку, но знать не мог, как она замялась.
— Но при мне артефакт не нашли, — напомнила я.
— Перепрятали к тому времени, Елизавета Дмитриевна, — уверенно ответил Мефодий Всеславович.
— И куда я, по-вашему, могла его перепрятать? — с изрядным скепсисом уточнила я.
— Мне-то откуда знать, Елизавета Дмитриевна? — удивлённо воззрился на меня домовой. — Ежели в доме не было, могли в саду прикопать или, вон, подруге на сохранение дать.
— Но Оленька бы непременно напомнила.
— Может, сама забыла или важным не посчитала. Или, напротив, посчитала столь важным, что решила не отдавать.
— Нет, Оля не такая, — убеждённо возразила я. — Она непременно бы вернула или рассказала, а значит, у неё ничего нет.
— Нет так нет, — легко согласился Мефодий Всеславович. — Вам лучше знать. Да и вряд ли вы бы отдали столь опасную вещь на сохранение близкой подруге.
Тут я задумалась. Я бы точно не отдала, но сказать такое с уверенностью о своей предшественнице не могла. Лиза была очень доверчивой девочкой, на что указывают её отношения с Юрием. И всё же вряд ли она отдала бы подруге артефакт, тем самым поставив ту под угрозу. А вот Юрию или его отцу… Не могла ли она довериться кому-нибудь из них? Александр Михайлович произвёл впечатление куда более разумного существа, чем его сын. Он вполне мог убедить Лизу отдать опасную вещь на хранение, и тогда сейчас попросту выжидает, надеясь воспользоваться козырем потом, когда всё немного утихнет и исчезнет опасность того, что Рысьина его загрызёт за неповиновение и обман.
— Просто упёрлись вы в один вариант, уж простите меня, Елизавета Дмитриевна, а жизнь, она такая штука, на месте не стоит.
— Вы что-то предлагаете, Мефодий Всеславович? — осторожно уточнила я.
— Так, с Волковым поговорить бы, — неуверенно ответил он и быстро добавил в ответ на мой протестующий рык: — Я ж не о том, чтобы союз с ним заключить, а о том, чтобы выяснить, что он знает и про артефакт, и про лису вашу, так странно появившуюся. Ежели вы форму эту принимать не можете, значит, контроля у вас над ней нет. А вот не может быть так, чтобы у неё был контроль над вами?
Я только и смогла, что испуганно икнуть. Только не хватало, чтобы контроль надо мной получила эта инфернальная образина с лазерными прицелами вместо глаз. Но неужели я бы не почувствовала постороннее вмешательство?
— Как она может это провернуть? — чуть хрипло спросила я.
Мефодий Всеславович постучал пальцами, сложенными в щепоть, по голове.
— Подарок-то явно не от Велеса, — сказал он, пугая меня ещё сильнее, — стало быть, и способы там грязные, душу вымораживающие. А что вы супротив выставить можете? Ничего, ибо не знаете, с чем боретесь. А Волков знает.
— Вопрос, скажет ли, — проворчала я, принимая правоту домового. — На соглашения я с ним никакие не пойду.
— А и не надо. Вам нынче хоть крупицу знаний урвать. А где её взять? Только у врага.
У врага брать ничего не хотелось. Не потому, что я была столь принципиальна, а потому, что была уверена: Волков просто так делиться ничем не будет.
Я подошла к зеркалу в толстой резной позолоченной раме, висевшему в простенке между окнами гостиной. В нём тотчас же зажглись красными, пока неяркими, угольками лисьи глаза. Она следила за мной и явно злилась, что я её игнорирую. Что ж, можно и внимательней посмотреть. Поиграть в гляделки. Я уставилась прямо в разгорающиеся красные точки и почти тут же пожалела. Казалось, через глаза лучи ввинчиваются прямо в мозг, и не просто ввинчиваются, а пытаются там что-то сотворить. Отшатнуться я не успела, меня накрыло воспоминанием.
Словно кусок с рваными краями, выхваченный из цельного полотна. Неизвестно, что было до. Неизвестно, что было после. Но сейчас мы, я и мой собеседник, сидели на скамейке. На мне лёгкие шёлковые брюки, краями которых играл летний ветер, и элегантные туфли, одной из которых я покачивала, пытаясь скрыть раздражение. Раздражал меня сидящий напротив парень с внешностью, ничем особо не запоминающейся, пока не поймаешь его взгляд. Тёмный, нехороший взгляд, поднимающий всё гадкое, что обычно прячешь в самых дальних закоулках души. И гадкого поднялось уже столько, что хотелось снять туфлю и подкованной шпилькой врезать по сволочи, которая подарила призрачную надежду, просуществовавшую ровно до момента, когда он сказал, что потребуется взамен на излечение сестры.
— Я понимаю, вы сейчас мне не верите, — тем временем говорил парень низким неприятным голосом. — Считаете бредом?
— Считаю, — согласилась я. — Сама себе удивляюсь, что продолжаю вас слушать.
— Потому что других шансов спасти вашу сестру нет.
— Боюсь, их вообще нет. Ей сейчас поможет только чудо.
Он прищёлкнул пальцами, и на их кончиках зажглись красные огоньки. Я лишь скептически скривилась: слишком много повидала в этой жизни дешёвых фокусов, чтобы на них покупаться.
— Я вам и предлагаю чудо. А взамен вы всего лишь выполните мою просьбу. Несложную.
Огонь он убрал столь же просто, как и призвал.
— Ваша просьба звучит как горячечный бред.
— Не верите в магию?
— А есть те, кто в неё верит?
— Неделя. — Он встал и посмотрел на меня так, что появилось желание снять уже обе туфли, но не чтобы запустить их в собеседника, а чтобы быстрее от него удрать. — За эту неделю Светлане станет лучше, и вы убедитесь, что я вас не обманываю. Но откажетесь помочь — и всё вернётся на круги своя. И тогда только вы, Марина, будете виноваты в её смерти. Будете знать, что могли спасти и не спасли.
— Елизавета Дмитриевна, очнитесь! — Мефодий Всеславович по щекам хлопал не сильно, но паники в его голосе хватило бы на десяток домовых. — Что она с вами сделала?
Первое, что бросилось в глаза, когда я их открыла, это сияющая люстра на потолке. Я лежала на полу, затылок ощутимо побаливал — наверняка приложилась им со всего размаха.
— Уже всё. — Голос прозвучал твёрдо, но сесть я бы не решилась. — Не стоило мне смотреть этой лисе в глаза.
Или стоило? Возможно, лиса — ключ к той части памяти, что от меня заперта? Теперь я хотя бы знаю причину, по которой согласилась сюда попасть. Та таинственная Светлана, имя которой всплыло в памяти при пробуждении в этом теле, оказалась моей сестрой из прошлой жизни. Скорее всего, больной или даже умирающей. Лицо её я, сколь ни напрягалась, вспомнить не могла. Впрочем, своё прежнее лицо — тоже. В показанном мне куске воспоминания не было зеркала, а глаза собеседника ничего не отражали, они были, словно два прокола в пустоту. Не сам ли Тёмный бог со мной разговаривал?
— Елизавета Дмитриевна, что с вами? — заголосила Полина, некстати зашедшая в гостиную.
Моего падения она наверняка не слышала, но сейчас все плетения развеялись: оказывается, стоит потерять сознание, и они более ничем не удерживаются. Слышала ли она причитания домового? Или тот может скрывать своё присутствие от нежелательных особ? Сейчас-то его заметно не было, а Полина ничем не показывала, что слышала чужой голос.
— Со мной ровным счётом ничего не случилось. Неужели я не могу помедитировать?
— Помедитировать? У вас кровь около головы натекла, — тихо сказала она.
— Перенапряглась при медитации. — Я села, слишком резко, и голова сразу же закружилась, но показывать слабость я не стала. — Такое бывает.
— Когда маг перенапрягается, у него кровь из носа идёт, — некстати проявила осведомлённость Полина. — А у вас из затылка.
— У каждого свои особенности. — Я потрогала затылок. Кровь уже начала подсыхать. Это сколько я провалялась? — Из носа неэстетично. Он распухает, а кровь пачкает одежду.
— А так она пачкает ковёр, — отметила прислуга.
Так нагло отметила, что захотелось её действительно переименовать. В Прасковью, например. И отомщу за наглость, и Поленьке приятно сделаю. Хотя нет, делать приятное Свиньиной-Морской в мои планы не входит. Я создала плетение для очистки. Но то ли после сотрясения я что-то перепутала в плетении, то ли кровь очищают по-другому, но на ковре возникло обесцвеченное пятно, очень хорошо заметное на фоне ярких красок остальной части. Или только мне заметное, потому что я сижу рядом?
— Фаина Алексеевна меня убьёт, — с таким ужасом прошептала Полина, таращась на учинённый мной ущерб, что мне стало её невольно жалко.
— Скажете, что я кислоту пролила, — щедро разрешила я. — И вообще, можно кусок отрезать и никто не заметит.
— Узор сдвинется, — неуверенно сказала служанка, уже прикидывающая, не воплотить ли мою идею в жизнь. — В любом случае, Елизавета Дмитриевна, вас нужно целителю показать. Я сейчас сбегаю.
— Куда?
— При университете есть лечебница круглосуточная.
— Я лучше сама схожу, — решила я. — Заодно и проветрюсь.
— Я не могу вас одну отпустить, — всполошилась Полина. — Вдруг с вами что-нибудь случится по дороге?
— Не случится, — бросила я. — Я больше не собираюсь… медитировать.
Я резко встала, но головокружения не случилось. И вообще я чувствовала себя на редкость здоровой, словно это не я пару минут назад валялась в луже собственной крови. Может, ну их, этих целителей? Ещё углядят что-то ненужное. Волков вон как-то углядел?
«Елизавета Дмитриевна, если хотите продолжить разговор, я жду вас внизу, — раздался в моей голове голос Волкова, которого я только что вспоминала. — Вашей прислуге незачем знать о нашей встрече».
Разговор я действительно хотела продолжить, но позволит ли моё нынешнее состояние противостоять штабс-капитану в достаточной степени? Я посмотрела на злосчастное пятно. Пожалуй, волосы трогать не буду. Лучше я их помою потом, традиционным путём, а пока прикрою ущерб шапочкой. А вот плетение против ментального воздействия я наложила. Получилось оно с первого раза, и руки совершенно не дрожали. Может, внутри был полный раздрай, но внешне мне удавалось ничего не показывать.
— Елизавета Дмитриевна, я вас провожу, — продолжала настаивать Полина. — Поддержу, если надо.
— Вы же видите, что не надо, — отказалась я. — Лучше подумайте, как замаскировать пятно, если не вырезать кусок. Может, вазу поставить?
— Посреди комнаты?
— Вот и подумайте.
Выскочила я из квартиры, не дав Полине за мной увязаться. Волков и в самом деле ждал меня внизу, прохаживаясь перед подъездом, словно бушевавшая в нём энергия требовала постоянного выхода. При моём появлении он дёрнул носом, явно учуяв кровь, но сказать ничего не успел.
— Прекратите лезть ко мне в голову, — выпалила я. — Меня это злит!
— Лиза, но это же так удобно, — чуть приподнял он кончики губ. — Никто, кроме вас, не слышит то, что я вам говорю. Или вы хотите рассказать всем о своём приобретении?
И всё же он набросил полог против прослушивания, а не полез опять с разговорами напрямую в голову.
— Откуда вы про него знаете?
— Чем?
— Этого не сказал. Господи, ситуация — не знаешь, за что хвататься, что делать первым! — в отчаянье взявшись за голову, выдохнула я. — И даже знала бы, всё равно стоит вопрос как.
— Ну же, Елизавета Дмитриевна, — похлопал своей маленькой рукой домовой по моему плечу. — Не переживайте. Непременно всё будет хорошо. Велес вам поможет.
— Чтобы он помог, да даже не помог, а просто выслушал, мне нужно отделаться от артефакта. Оттого, что я примерно знаю место, ничего не изменилось: я понятия не имею, как его достать оттуда. Я ровным счётом никакой магии не чуяла в квартире. Словно артефакта там нет.
— Может, и нет, — согласился Мефодий Всеславович, лишь бы меня успокоить.
— Так Юрию же его я вынесла как раз из моей комнаты.
— Может, он у вас при себе был? — предположил домовой. — Доставать при посторонних неприлично, пришлось выйти. Юрий Александрович же отмечал замявшуюся юбку, но знать не мог, как она замялась.
— Но при мне артефакт не нашли, — напомнила я.
— Перепрятали к тому времени, Елизавета Дмитриевна, — уверенно ответил Мефодий Всеславович.
— И куда я, по-вашему, могла его перепрятать? — с изрядным скепсисом уточнила я.
— Мне-то откуда знать, Елизавета Дмитриевна? — удивлённо воззрился на меня домовой. — Ежели в доме не было, могли в саду прикопать или, вон, подруге на сохранение дать.
— Но Оленька бы непременно напомнила.
— Может, сама забыла или важным не посчитала. Или, напротив, посчитала столь важным, что решила не отдавать.
— Нет, Оля не такая, — убеждённо возразила я. — Она непременно бы вернула или рассказала, а значит, у неё ничего нет.
— Нет так нет, — легко согласился Мефодий Всеславович. — Вам лучше знать. Да и вряд ли вы бы отдали столь опасную вещь на сохранение близкой подруге.
Тут я задумалась. Я бы точно не отдала, но сказать такое с уверенностью о своей предшественнице не могла. Лиза была очень доверчивой девочкой, на что указывают её отношения с Юрием. И всё же вряд ли она отдала бы подруге артефакт, тем самым поставив ту под угрозу. А вот Юрию или его отцу… Не могла ли она довериться кому-нибудь из них? Александр Михайлович произвёл впечатление куда более разумного существа, чем его сын. Он вполне мог убедить Лизу отдать опасную вещь на хранение, и тогда сейчас попросту выжидает, надеясь воспользоваться козырем потом, когда всё немного утихнет и исчезнет опасность того, что Рысьина его загрызёт за неповиновение и обман.
— Просто упёрлись вы в один вариант, уж простите меня, Елизавета Дмитриевна, а жизнь, она такая штука, на месте не стоит.
— Вы что-то предлагаете, Мефодий Всеславович? — осторожно уточнила я.
— Так, с Волковым поговорить бы, — неуверенно ответил он и быстро добавил в ответ на мой протестующий рык: — Я ж не о том, чтобы союз с ним заключить, а о том, чтобы выяснить, что он знает и про артефакт, и про лису вашу, так странно появившуюся. Ежели вы форму эту принимать не можете, значит, контроля у вас над ней нет. А вот не может быть так, чтобы у неё был контроль над вами?
Я только и смогла, что испуганно икнуть. Только не хватало, чтобы контроль надо мной получила эта инфернальная образина с лазерными прицелами вместо глаз. Но неужели я бы не почувствовала постороннее вмешательство?
— Как она может это провернуть? — чуть хрипло спросила я.
Мефодий Всеславович постучал пальцами, сложенными в щепоть, по голове.
— Подарок-то явно не от Велеса, — сказал он, пугая меня ещё сильнее, — стало быть, и способы там грязные, душу вымораживающие. А что вы супротив выставить можете? Ничего, ибо не знаете, с чем боретесь. А Волков знает.
— Вопрос, скажет ли, — проворчала я, принимая правоту домового. — На соглашения я с ним никакие не пойду.
— А и не надо. Вам нынче хоть крупицу знаний урвать. А где её взять? Только у врага.
У врага брать ничего не хотелось. Не потому, что я была столь принципиальна, а потому, что была уверена: Волков просто так делиться ничем не будет.
Я подошла к зеркалу в толстой резной позолоченной раме, висевшему в простенке между окнами гостиной. В нём тотчас же зажглись красными, пока неяркими, угольками лисьи глаза. Она следила за мной и явно злилась, что я её игнорирую. Что ж, можно и внимательней посмотреть. Поиграть в гляделки. Я уставилась прямо в разгорающиеся красные точки и почти тут же пожалела. Казалось, через глаза лучи ввинчиваются прямо в мозг, и не просто ввинчиваются, а пытаются там что-то сотворить. Отшатнуться я не успела, меня накрыло воспоминанием.
Словно кусок с рваными краями, выхваченный из цельного полотна. Неизвестно, что было до. Неизвестно, что было после. Но сейчас мы, я и мой собеседник, сидели на скамейке. На мне лёгкие шёлковые брюки, краями которых играл летний ветер, и элегантные туфли, одной из которых я покачивала, пытаясь скрыть раздражение. Раздражал меня сидящий напротив парень с внешностью, ничем особо не запоминающейся, пока не поймаешь его взгляд. Тёмный, нехороший взгляд, поднимающий всё гадкое, что обычно прячешь в самых дальних закоулках души. И гадкого поднялось уже столько, что хотелось снять туфлю и подкованной шпилькой врезать по сволочи, которая подарила призрачную надежду, просуществовавшую ровно до момента, когда он сказал, что потребуется взамен на излечение сестры.
— Я понимаю, вы сейчас мне не верите, — тем временем говорил парень низким неприятным голосом. — Считаете бредом?
— Считаю, — согласилась я. — Сама себе удивляюсь, что продолжаю вас слушать.
— Потому что других шансов спасти вашу сестру нет.
— Боюсь, их вообще нет. Ей сейчас поможет только чудо.
Он прищёлкнул пальцами, и на их кончиках зажглись красные огоньки. Я лишь скептически скривилась: слишком много повидала в этой жизни дешёвых фокусов, чтобы на них покупаться.
— Я вам и предлагаю чудо. А взамен вы всего лишь выполните мою просьбу. Несложную.
Огонь он убрал столь же просто, как и призвал.
— Ваша просьба звучит как горячечный бред.
— Не верите в магию?
— А есть те, кто в неё верит?
— Неделя. — Он встал и посмотрел на меня так, что появилось желание снять уже обе туфли, но не чтобы запустить их в собеседника, а чтобы быстрее от него удрать. — За эту неделю Светлане станет лучше, и вы убедитесь, что я вас не обманываю. Но откажетесь помочь — и всё вернётся на круги своя. И тогда только вы, Марина, будете виноваты в её смерти. Будете знать, что могли спасти и не спасли.
— Елизавета Дмитриевна, очнитесь! — Мефодий Всеславович по щекам хлопал не сильно, но паники в его голосе хватило бы на десяток домовых. — Что она с вами сделала?
Первое, что бросилось в глаза, когда я их открыла, это сияющая люстра на потолке. Я лежала на полу, затылок ощутимо побаливал — наверняка приложилась им со всего размаха.
— Уже всё. — Голос прозвучал твёрдо, но сесть я бы не решилась. — Не стоило мне смотреть этой лисе в глаза.
Или стоило? Возможно, лиса — ключ к той части памяти, что от меня заперта? Теперь я хотя бы знаю причину, по которой согласилась сюда попасть. Та таинственная Светлана, имя которой всплыло в памяти при пробуждении в этом теле, оказалась моей сестрой из прошлой жизни. Скорее всего, больной или даже умирающей. Лицо её я, сколь ни напрягалась, вспомнить не могла. Впрочем, своё прежнее лицо — тоже. В показанном мне куске воспоминания не было зеркала, а глаза собеседника ничего не отражали, они были, словно два прокола в пустоту. Не сам ли Тёмный бог со мной разговаривал?
— Елизавета Дмитриевна, что с вами? — заголосила Полина, некстати зашедшая в гостиную.
Моего падения она наверняка не слышала, но сейчас все плетения развеялись: оказывается, стоит потерять сознание, и они более ничем не удерживаются. Слышала ли она причитания домового? Или тот может скрывать своё присутствие от нежелательных особ? Сейчас-то его заметно не было, а Полина ничем не показывала, что слышала чужой голос.
— Со мной ровным счётом ничего не случилось. Неужели я не могу помедитировать?
— Помедитировать? У вас кровь около головы натекла, — тихо сказала она.
— Перенапряглась при медитации. — Я села, слишком резко, и голова сразу же закружилась, но показывать слабость я не стала. — Такое бывает.
— Когда маг перенапрягается, у него кровь из носа идёт, — некстати проявила осведомлённость Полина. — А у вас из затылка.
— У каждого свои особенности. — Я потрогала затылок. Кровь уже начала подсыхать. Это сколько я провалялась? — Из носа неэстетично. Он распухает, а кровь пачкает одежду.
— А так она пачкает ковёр, — отметила прислуга.
Так нагло отметила, что захотелось её действительно переименовать. В Прасковью, например. И отомщу за наглость, и Поленьке приятно сделаю. Хотя нет, делать приятное Свиньиной-Морской в мои планы не входит. Я создала плетение для очистки. Но то ли после сотрясения я что-то перепутала в плетении, то ли кровь очищают по-другому, но на ковре возникло обесцвеченное пятно, очень хорошо заметное на фоне ярких красок остальной части. Или только мне заметное, потому что я сижу рядом?
— Фаина Алексеевна меня убьёт, — с таким ужасом прошептала Полина, таращась на учинённый мной ущерб, что мне стало её невольно жалко.
— Скажете, что я кислоту пролила, — щедро разрешила я. — И вообще, можно кусок отрезать и никто не заметит.
— Узор сдвинется, — неуверенно сказала служанка, уже прикидывающая, не воплотить ли мою идею в жизнь. — В любом случае, Елизавета Дмитриевна, вас нужно целителю показать. Я сейчас сбегаю.
— Куда?
— При университете есть лечебница круглосуточная.
— Я лучше сама схожу, — решила я. — Заодно и проветрюсь.
— Я не могу вас одну отпустить, — всполошилась Полина. — Вдруг с вами что-нибудь случится по дороге?
— Не случится, — бросила я. — Я больше не собираюсь… медитировать.
Я резко встала, но головокружения не случилось. И вообще я чувствовала себя на редкость здоровой, словно это не я пару минут назад валялась в луже собственной крови. Может, ну их, этих целителей? Ещё углядят что-то ненужное. Волков вон как-то углядел?
«Елизавета Дмитриевна, если хотите продолжить разговор, я жду вас внизу, — раздался в моей голове голос Волкова, которого я только что вспоминала. — Вашей прислуге незачем знать о нашей встрече».
Разговор я действительно хотела продолжить, но позволит ли моё нынешнее состояние противостоять штабс-капитану в достаточной степени? Я посмотрела на злосчастное пятно. Пожалуй, волосы трогать не буду. Лучше я их помою потом, традиционным путём, а пока прикрою ущерб шапочкой. А вот плетение против ментального воздействия я наложила. Получилось оно с первого раза, и руки совершенно не дрожали. Может, внутри был полный раздрай, но внешне мне удавалось ничего не показывать.
— Елизавета Дмитриевна, я вас провожу, — продолжала настаивать Полина. — Поддержу, если надо.
— Вы же видите, что не надо, — отказалась я. — Лучше подумайте, как замаскировать пятно, если не вырезать кусок. Может, вазу поставить?
— Посреди комнаты?
— Вот и подумайте.
Выскочила я из квартиры, не дав Полине за мной увязаться. Волков и в самом деле ждал меня внизу, прохаживаясь перед подъездом, словно бушевавшая в нём энергия требовала постоянного выхода. При моём появлении он дёрнул носом, явно учуяв кровь, но сказать ничего не успел.
— Прекратите лезть ко мне в голову, — выпалила я. — Меня это злит!
— Лиза, но это же так удобно, — чуть приподнял он кончики губ. — Никто, кроме вас, не слышит то, что я вам говорю. Или вы хотите рассказать всем о своём приобретении?
И всё же он набросил полог против прослушивания, а не полез опять с разговорами напрямую в голову.
— Откуда вы про него знаете?