— А, ходила проведать старушку?
— Да, но она все еще спит.
— Что они сказали про ее самочувствие?
— А я никого не видела. Я пробыла там ровно минуту. Ой, мой автобус.
— Погоди! Разве ты не можешь поговорить со мной в автобусе?
Я стояла в очереди за пожилой парой, а перед ними — стайка подростков со скейтбордами.
— Могу, но не хочется.
— Тогда можно я позвоню тебе позже?
Я рассмеялась:
— Звони, если не передумаешь.
— В какое время?
— Дай мне хотя бы пару часов. Ты же знаешь, дома у меня полно важных дел.
Понедельник, 19 апреля 2004 года
Когда Ли избил меня в первый раз, я имею в виду, в тот раз, когда он нанес мне действительно серьезные травмы, мне пришлось взять бюллетень на неделю. Я сказала, что у меня грипп. Когда я звонила в контору в понедельник, голос мой звучал ужасно, какой-то сип. Через неделю опухоль на лице немного спала, и я смогла замазать синяки тональным кремом. Но разбитая губа не желала заживать и выглядела, как будто на ней выступила жуткая лихорадка. К счастью, нос все-таки не сломался, или это был не самый страшный перелом.
Конечно, к врачу я не пошла.
Ли торчал у меня пять дней. На следующий день он не разговаривал со мной, смотрел так, как будто я сама по дурости упала где-нибудь на улице. Правда, он все-таки приготовил мне суп и помог умыться, осторожно промокнув салфеткой мое разбитое лицо.
Еще через день он стал нежным и заботливым, он сто раз повторил, как он любит меня. Он говорил, что я принадлежу ему, ему одному, и пусть кто-то только попробует на меня посмотреть, он сразу убьет этого нахала. Он сказал об этом как бы между прочим, как будто я и так должна была это знать. Я знала, что он способен на такое. Я даже в этом не сомневалась.
Пришлось терпеть его присутствие. Пока я не придумала план побега, надо было играть по его правилам. Я соглашалась с тем, что принадлежу ему. Я извинялась за свои возможные ошибки и твердила, что тоже люблю его.
В среду вечером он отправился на работу, и я стала думать, что мне делать. На улицу не выходила — вдруг опять следит за мной? — и боялась, что он может вернуться, чтобы удостовериться, что я ничего не замышляю.
Звонить в полицию я раздумала. Во-первых, он проверяет мои звонки, а во-вторых — что толку? Даже если на него заведут дело, станут допрашивать, он все равно останется на свободе и волен будет поквитаться со мной, как его душе будет угодно. Избить меня. Убить меня.
В четверг я вызвала слесаря и поставила новые замки на основную и заднюю двери. В ту ночь в первый раз я начала тщательные проверки всех замков и запоров.
В понедельник он так и не появился, и я стала думать: а вдруг его замучила совесть и он больше не придет? Вдруг он переживает, мучается, не может смотреть мне в глаза?
Ха! В те дни еще оставался какой-то оптимизм, хотя бы жалкие его крохи.
На работе в понедельник меня окружили заботой и сочувствием. Никто не сомневался, что у меня действительно был грипп, — я похудела на пять кило за неделю, была бледная как смерть, да еще с болячкой на губе. Распухшая переносица уже не выглядела так устрашающе, а синяки были надежно спрятаны под несколькими слоями тонального крема.
Меня отпустили рано — в четыре я уже была дома.
Первые полчаса я провела, осматривая замки на дверях и окнах. Вроде бы все они оставались надежно запертыми, и я вздохнула с облегчением. Я не осмотрела спальню, не думала, что это необходимо, поэтому когда в десять вечера подошла к кровати, то не смогла сдержать крик, увидев на подушке связку ключей и записку:
Заказал еще ключей для твоих новых замков — может, пригодятся?
Увидимся позже.
Целую.
Твой Л.
Весь следующий час, рыдая в голос, я обходила дом сверху донизу и наоборот, пытаясь понять, каким образом он смог в него проникнуть. Я так и не поняла, как это ему удалось.
В тот вечер у меня была первая паническая атака. Как много их было потом…
Пятница, 15 февраля 2008 года
В пятницу после обеда я отпросилась с работы — надо было подготовиться к первому визиту к Алистеру. Я боялась, что буду очень сильно волноваться, но все оказалось не таким уж страшным. Я довольно долго сидела в коридоре, пытаясь думать о том, как мы мило провели вместе Рождество, и не крутить головой, рассматривая тех, кто сидел рядом. Я очень надеялась, что они не все записаны на прием к Алистеру.
Девушка по имени Дэб исчезла, и ее место заняла приятная седая матрона лет пятидесяти; на именной карточке, пристегнутой к лацкану халата, значилось ее имя: «Джин».
Со мной она не разговаривала, только спросила, как меня зовут. Она ни с кем не разговаривала, все время что-то печатала на компьютере.
— Кэти?
Я вскочила на ноги, стала озираться — он махал мне рукой из дверей своего кабинета.
— О, как приятно снова видеть вас! Заходите же! Как поживаете? Вы прекрасно выглядите.
После такого бурного приветствия я бы не удивилась, если бы Алистер обнял меня и расцеловал, но, слава богу, ничего подобного.
Алистер бухнулся в кожаное кресло, стоящее рядом с кушеткой и стулом, и махнул мне рукой: мол, выбирай, где тебе будет лучше. Осторожно оглядевшись, я выбрала стул и присела на краешек.
— Здравствуйте. — Я старалась говорить спокойно. — Надеюсь, на Рождество вы добрались домой без приключений?
— О да! Я поймал такси прямо у вашего дома, так быстро, я даже удивился, вот уж не думал, что так легко поймать такси в это время. Чудесный был вечер! Изумительный! Я был так рад познакомиться с вами, ведь Стюарт мне все уши о вас прожужжал.
Я нервно поерзала на стуле.
— Ну ладно, хватит болтать, — спохватился Алистер. — Давайте займемся делом. Смотрел я тут результаты вашего собеседования с доктором Перри.
— И что?
— Он ведь назначил вам СИОЗС?
— Ну да, что-то труднопроизносимое.
— Прекрасно-прекрасно! Значит, вы принимаете это лекарство уже почти три недели?
— Наверное.
— Это лекарство мягкого действия, иногда требуется много времени, чтобы почувствовать эффект. Вы его чувствуете?
— Эффект? По крайней мере от этих таблеток я не чувствую себя ходячим зомби. Спасибо и на этом.
— Хм. Да, это лекарство действует иначе, не так, как те, которые вам давали в больнице. Как раз то, что требуется при вашем диагнозе. Могу себе представить, чего вы натерпелись в той больнице. Лечение ваше было, мягко говоря…
Я промолчала.
— Впрочем, мне, наверное, следует воздержаться от комментариев. Так вот, дорогая моя, похоже, у вас переплелись два диагноза, они, так сказать, сожительствуют, ха-ха-ха, в вашей нервной системе… Во-первых, это знакомый вам синдром навязчивых действий и состояний, я бы назвал уровень тревожности средним, ближе к тяжелому… Доктор Перри отметил — и я склонен согласиться с ним, — что, помимо этого, у вас ярко выраженный синдром ПТСР — посттравматического стрессового расстройства. Кстати, симптомы обоих заболеваний похожи, но в последнем случае более выражены неожиданно приходящие мучительные воспоминания, ночные кошмары, а также слишком сильно выраженная реакция на резкие звуки… Ах да, и, конечно, еще панические атаки. — Алистер пролистал свои записи. — Похоже, вы страдаете от обоих синдромов…
— Вполне возможно.
— Как вам кажется, симптомы усиливаются?
— И да и нет. Например, в начале декабря у меня было потрясение, от которого пришлось долго восстанавливаться. Две недели, по крайней мере, — кошмары, панические атаки. Потом дело пошло на лад, но в канун Рождества еще кое-что случилось, и опять — две недели выброшены из жизни. Но сейчас все вроде нормально.
Алистер кивал, любовно поглаживая себя по обширному животу, — можно было подумать, что там скрывается ребенок, а не просто плотный ужин.
— Так что же не дает вам жить спокойно? Губительный для психики червь сомнения. Вы знаете, что дверь заперта, вода выключена, свет нигде не горит, и тем не менее сомнение гложет вас. Приходится возвращаться и проверять все заново… — Он опять зашуршал бумагами, потом нашел чистый листок и что-то написал на нем. — Могу вас обрадовать — у нас есть возможность помочь вам избавиться от обоих синдромов. Только я буду давать вам домашние задания, как в школе, хорошо? Ха-ха, держу пари, вы в школе были отличницей. Сначала придется несладко, но со временем все наладится, я вам обещаю. Идет?
Я молча кивнула.
— Тогда давайте начнем с самого начала. Расскажите мне о вашем детстве.
Я рассказала ему все, что помнила, и про смерть родителей, и про то, что потом я пустилась во все тяжкие, — все до того момента, как я встретила Ли. Когда моя жизнь покатилась, несмотря на банальность этой фразы, под откос. Решила, что об этом я расскажу позже.
Наша первая встреча продолжалась полтора часа, следующий сеанс займет час, и так каждую неделю до тех пор, пока я не выздоровею. Я согласилась на домашние задания. И сейчас мне предстоит «отработать» нечто под названием «выявление страхов и анализ собственной реакции». Это значит, что я должна осознать ту или иную воображаемую опасность, но вместо того, чтобы судорожно бросаться и задвигать засовы и проверять оконные защелки, подождать, ничего не делая, пока тревога сама не стихнет. Теоретически она должна стихнуть в течение нескольких минут. И это я должна повторять каждый раз при приближении тревоги.
Про себя я хмыкнула, но тем не мене согласилась попробовать.
Телефон забренчал в кармане за милю до дому. Я шла пешком по тихим, пустынным улицам, думая о том, что у меня еще есть время для недолгой пробежки.
— Алло?
— Да, но она все еще спит.
— Что они сказали про ее самочувствие?
— А я никого не видела. Я пробыла там ровно минуту. Ой, мой автобус.
— Погоди! Разве ты не можешь поговорить со мной в автобусе?
Я стояла в очереди за пожилой парой, а перед ними — стайка подростков со скейтбордами.
— Могу, но не хочется.
— Тогда можно я позвоню тебе позже?
Я рассмеялась:
— Звони, если не передумаешь.
— В какое время?
— Дай мне хотя бы пару часов. Ты же знаешь, дома у меня полно важных дел.
Понедельник, 19 апреля 2004 года
Когда Ли избил меня в первый раз, я имею в виду, в тот раз, когда он нанес мне действительно серьезные травмы, мне пришлось взять бюллетень на неделю. Я сказала, что у меня грипп. Когда я звонила в контору в понедельник, голос мой звучал ужасно, какой-то сип. Через неделю опухоль на лице немного спала, и я смогла замазать синяки тональным кремом. Но разбитая губа не желала заживать и выглядела, как будто на ней выступила жуткая лихорадка. К счастью, нос все-таки не сломался, или это был не самый страшный перелом.
Конечно, к врачу я не пошла.
Ли торчал у меня пять дней. На следующий день он не разговаривал со мной, смотрел так, как будто я сама по дурости упала где-нибудь на улице. Правда, он все-таки приготовил мне суп и помог умыться, осторожно промокнув салфеткой мое разбитое лицо.
Еще через день он стал нежным и заботливым, он сто раз повторил, как он любит меня. Он говорил, что я принадлежу ему, ему одному, и пусть кто-то только попробует на меня посмотреть, он сразу убьет этого нахала. Он сказал об этом как бы между прочим, как будто я и так должна была это знать. Я знала, что он способен на такое. Я даже в этом не сомневалась.
Пришлось терпеть его присутствие. Пока я не придумала план побега, надо было играть по его правилам. Я соглашалась с тем, что принадлежу ему. Я извинялась за свои возможные ошибки и твердила, что тоже люблю его.
В среду вечером он отправился на работу, и я стала думать, что мне делать. На улицу не выходила — вдруг опять следит за мной? — и боялась, что он может вернуться, чтобы удостовериться, что я ничего не замышляю.
Звонить в полицию я раздумала. Во-первых, он проверяет мои звонки, а во-вторых — что толку? Даже если на него заведут дело, станут допрашивать, он все равно останется на свободе и волен будет поквитаться со мной, как его душе будет угодно. Избить меня. Убить меня.
В четверг я вызвала слесаря и поставила новые замки на основную и заднюю двери. В ту ночь в первый раз я начала тщательные проверки всех замков и запоров.
В понедельник он так и не появился, и я стала думать: а вдруг его замучила совесть и он больше не придет? Вдруг он переживает, мучается, не может смотреть мне в глаза?
Ха! В те дни еще оставался какой-то оптимизм, хотя бы жалкие его крохи.
На работе в понедельник меня окружили заботой и сочувствием. Никто не сомневался, что у меня действительно был грипп, — я похудела на пять кило за неделю, была бледная как смерть, да еще с болячкой на губе. Распухшая переносица уже не выглядела так устрашающе, а синяки были надежно спрятаны под несколькими слоями тонального крема.
Меня отпустили рано — в четыре я уже была дома.
Первые полчаса я провела, осматривая замки на дверях и окнах. Вроде бы все они оставались надежно запертыми, и я вздохнула с облегчением. Я не осмотрела спальню, не думала, что это необходимо, поэтому когда в десять вечера подошла к кровати, то не смогла сдержать крик, увидев на подушке связку ключей и записку:
Заказал еще ключей для твоих новых замков — может, пригодятся?
Увидимся позже.
Целую.
Твой Л.
Весь следующий час, рыдая в голос, я обходила дом сверху донизу и наоборот, пытаясь понять, каким образом он смог в него проникнуть. Я так и не поняла, как это ему удалось.
В тот вечер у меня была первая паническая атака. Как много их было потом…
Пятница, 15 февраля 2008 года
В пятницу после обеда я отпросилась с работы — надо было подготовиться к первому визиту к Алистеру. Я боялась, что буду очень сильно волноваться, но все оказалось не таким уж страшным. Я довольно долго сидела в коридоре, пытаясь думать о том, как мы мило провели вместе Рождество, и не крутить головой, рассматривая тех, кто сидел рядом. Я очень надеялась, что они не все записаны на прием к Алистеру.
Девушка по имени Дэб исчезла, и ее место заняла приятная седая матрона лет пятидесяти; на именной карточке, пристегнутой к лацкану халата, значилось ее имя: «Джин».
Со мной она не разговаривала, только спросила, как меня зовут. Она ни с кем не разговаривала, все время что-то печатала на компьютере.
— Кэти?
Я вскочила на ноги, стала озираться — он махал мне рукой из дверей своего кабинета.
— О, как приятно снова видеть вас! Заходите же! Как поживаете? Вы прекрасно выглядите.
После такого бурного приветствия я бы не удивилась, если бы Алистер обнял меня и расцеловал, но, слава богу, ничего подобного.
Алистер бухнулся в кожаное кресло, стоящее рядом с кушеткой и стулом, и махнул мне рукой: мол, выбирай, где тебе будет лучше. Осторожно оглядевшись, я выбрала стул и присела на краешек.
— Здравствуйте. — Я старалась говорить спокойно. — Надеюсь, на Рождество вы добрались домой без приключений?
— О да! Я поймал такси прямо у вашего дома, так быстро, я даже удивился, вот уж не думал, что так легко поймать такси в это время. Чудесный был вечер! Изумительный! Я был так рад познакомиться с вами, ведь Стюарт мне все уши о вас прожужжал.
Я нервно поерзала на стуле.
— Ну ладно, хватит болтать, — спохватился Алистер. — Давайте займемся делом. Смотрел я тут результаты вашего собеседования с доктором Перри.
— И что?
— Он ведь назначил вам СИОЗС?
— Ну да, что-то труднопроизносимое.
— Прекрасно-прекрасно! Значит, вы принимаете это лекарство уже почти три недели?
— Наверное.
— Это лекарство мягкого действия, иногда требуется много времени, чтобы почувствовать эффект. Вы его чувствуете?
— Эффект? По крайней мере от этих таблеток я не чувствую себя ходячим зомби. Спасибо и на этом.
— Хм. Да, это лекарство действует иначе, не так, как те, которые вам давали в больнице. Как раз то, что требуется при вашем диагнозе. Могу себе представить, чего вы натерпелись в той больнице. Лечение ваше было, мягко говоря…
Я промолчала.
— Впрочем, мне, наверное, следует воздержаться от комментариев. Так вот, дорогая моя, похоже, у вас переплелись два диагноза, они, так сказать, сожительствуют, ха-ха-ха, в вашей нервной системе… Во-первых, это знакомый вам синдром навязчивых действий и состояний, я бы назвал уровень тревожности средним, ближе к тяжелому… Доктор Перри отметил — и я склонен согласиться с ним, — что, помимо этого, у вас ярко выраженный синдром ПТСР — посттравматического стрессового расстройства. Кстати, симптомы обоих заболеваний похожи, но в последнем случае более выражены неожиданно приходящие мучительные воспоминания, ночные кошмары, а также слишком сильно выраженная реакция на резкие звуки… Ах да, и, конечно, еще панические атаки. — Алистер пролистал свои записи. — Похоже, вы страдаете от обоих синдромов…
— Вполне возможно.
— Как вам кажется, симптомы усиливаются?
— И да и нет. Например, в начале декабря у меня было потрясение, от которого пришлось долго восстанавливаться. Две недели, по крайней мере, — кошмары, панические атаки. Потом дело пошло на лад, но в канун Рождества еще кое-что случилось, и опять — две недели выброшены из жизни. Но сейчас все вроде нормально.
Алистер кивал, любовно поглаживая себя по обширному животу, — можно было подумать, что там скрывается ребенок, а не просто плотный ужин.
— Так что же не дает вам жить спокойно? Губительный для психики червь сомнения. Вы знаете, что дверь заперта, вода выключена, свет нигде не горит, и тем не менее сомнение гложет вас. Приходится возвращаться и проверять все заново… — Он опять зашуршал бумагами, потом нашел чистый листок и что-то написал на нем. — Могу вас обрадовать — у нас есть возможность помочь вам избавиться от обоих синдромов. Только я буду давать вам домашние задания, как в школе, хорошо? Ха-ха, держу пари, вы в школе были отличницей. Сначала придется несладко, но со временем все наладится, я вам обещаю. Идет?
Я молча кивнула.
— Тогда давайте начнем с самого начала. Расскажите мне о вашем детстве.
Я рассказала ему все, что помнила, и про смерть родителей, и про то, что потом я пустилась во все тяжкие, — все до того момента, как я встретила Ли. Когда моя жизнь покатилась, несмотря на банальность этой фразы, под откос. Решила, что об этом я расскажу позже.
Наша первая встреча продолжалась полтора часа, следующий сеанс займет час, и так каждую неделю до тех пор, пока я не выздоровею. Я согласилась на домашние задания. И сейчас мне предстоит «отработать» нечто под названием «выявление страхов и анализ собственной реакции». Это значит, что я должна осознать ту или иную воображаемую опасность, но вместо того, чтобы судорожно бросаться и задвигать засовы и проверять оконные защелки, подождать, ничего не делая, пока тревога сама не стихнет. Теоретически она должна стихнуть в течение нескольких минут. И это я должна повторять каждый раз при приближении тревоги.
Про себя я хмыкнула, но тем не мене согласилась попробовать.
Телефон забренчал в кармане за милю до дому. Я шла пешком по тихим, пустынным улицам, думая о том, что у меня еще есть время для недолгой пробежки.
— Алло?