Едва хватило соображения прикрыть, от греха, ее голые коленки полами халата. Диксон аккуратно положил большие горячие ладони на ее ступни. Разумеется они были холодными. Массаж не повредит.
Только массаж, ничего, мать его, больше!
Вначале Бет замерла и опешила от такого, а потом, почувствовав тепло его рук, немного расслабилась, отдаваясь на волю новым приятным для нее ощущениям, а уже через пару минут после согревающего массажа, откинулась на диванную подушку и прикрыла глаза от удовольствия.
Руки Дерила скользили по ее изящной ступне от пятки и до кончиков пальцев, и это было невероятно приятно и возбуждающе.
Бет хотелось чуть пошевелить уже окончательно согревшимися пальчиками, упереться мужчине в бедро, провести выше…
Боже, какая она развратная!
Он просто делает ей массаж, оказывает необходимую, совершенно необходимую помощь, а она практически расплылась в его руках и мечтает только о том, чтоб его руки, такие большие, такие сильные, такие уверенные руки, скользнули выше по ее ноге, отодвинули совершенно не нужный сейчас, такой жаркий халат, дотронулись до нее там, где уже пылает, где уже мокро до невозможности, уняли эту тянущую тупую боль…
Тут Диксон резко встал, отпуская ее ступни, и пошел к рыбе.
Просто потому, что надо. Очень надо подальше от нее быть. Чтоб не поступить опять глупо и необдуманно.
Рыба готовилась и присмотра особого не требовала, но Диксон назад не шел, успокаивая дыхание и уговаривая член сидеть в штанах смирно.
Благо, Бет сидела на диване, как принцесса на троне, потому что ходить в мокрых кедах ей было строго запрещено, да и не достанет она их, ведь Диксон привязал обувь за шнурки к ветке на самом солнечном месте.
Рыба испеклась быстро, а все остальное было подготовлено Бет еще до ее нырка в воду.
Они оба, уже достаточно успокоившись, сидели вместе на диванчике, болтали, ели рыбу, закуски, пили пиво и чай с егермайстером, смеялись, шутили и просто наслаждались обществом друг друга.
Диксон все больше и больше ловил себя не на непотребных мыслишках, хотя и этого добра хватало, одно другому не мешает, а на ощущении теплоты, покоя, и, черт возьми, счастья.
И все это обеспечивала ему маленькая невинная девочка рядом.
И от этого было с одной стороны нереально хорошо, а с другой до ужаса тоскливо, потому что он понимал, что, скорее всего, больше он ее не увидит.
Пока ехали в такси, Бет задремала, склонив голову на плечо к Дерилу.
Посидев так пару минут и убедившись, что она крепко спит, он обнял ее, зарывшись носом в ее макушку.
Позволив себе в последний раз помечтать, что было бы, если бы…
Распрощались, как обычно у дома Бет, Диксон поблагодарил ее за самый лучший отпуск в его жизни и вообще, наверное, лучшее время в его жизни.
Этого он, правда, вслух не произнес, но уехал от девушки именно с этой мыслью, а еще с той, что буквально через несколько дней он будет снова один у себя на ферме в Джорджии…
Прощаясь, Бет надеялась услышать от Дерила что-нибудь о завтрашнем дне, о просьбе показать еще что-то, но ничего не последовало.
Его отпуск подходил к концу и общение с ней, судя по всему, тоже.
И от этого тоскливо и жалобно ныло сердце.
10
— Так, сестренка, повтори — ка еще разок. — Мерл сдул пушистую пену уже с третьей кружки темного, порядочно отхлебнул и отставил в сторону, неверяще глядя на хмурого больше обычного Дерила, — ты встречался с той фройляйн, похожей на самый, бля, развратный сон педофила? Три раза? И нихера? Даже за титьки не потискал?
Дерил дернул раздраженно щекой, отвернулся, чтоб не видеть похабную рожу брата. Он уже дико жалел, что вообще пасть раскрыл. Теперь от Мерла не отвертишься, насмешками задерет.
Мерл помолчал, словно ожидая опровержения своим словам, пристально вглядываясь в грустную хмурую физиономию напротив, затем покачал головой удрученно:
— Вот, бля, всегда я знал, что ты баба, сестренка, но чтоб еще и такой ебаный пассив…
И с головой беда определенно. Такая конфетка под него подкладывалась, сама, сама, бля, подкладывалась!
Он повысил голос, возмущаясь несправедливостью жизни.
Вот ему бы хоть раз так свезло!
Чтоб нежная, красивая, невинная (хотя нет, это точно лишнее)… Ладно, просто на все готовая баба проявила инициативу, практически сама себя предложила!
Ну почему этому говнюку все сливки? Ну обидно же, бля! А он еще и проебывает все с феерической скоростью! Не использовать такой возможности!
Иногда Мерл задумывался, а не нагуляла ли их мамаша Дерила с каким-нибудь соседом? Уж больно не похож был он на их породу. Не Диксон прям. Ну, или в роддоме подменили.
Ну совсем ведь дурак!
Он не стесняясь в выражениях громко об этом братухе и сообщил, расстраиваясь больше него, похоже. За что тут же и огреб от выведенного из себя Дерила.
Тот и так в раздрае диком был, а тут еще и старший вместо поддержки только матом крыть начал. Ну какие нервы выдержат?
— Ты, бля, за себя переживай, утырок! — прорычал младший, наваливаясь на стол и неаккуратно скидывая кружку с пивом на пол. Прямо под ноги здоровенному угрюмому мужику, раза в полтора больше самого Дерила.
Тот посмотрел на осколки у своих ног, затем на брызги пены на джинсах, перевел тяжелый, как бетон на стройке, взгляд на взбешенного Дерила. Тот ответил ему не менее тяжело, с вызовом дернув подбородком.
— Ты бы поаккуратнее, паренек, — густым басом на чистом русском языке проговорил мужик, — нехорошо так, кружку разбил, пораниться мог…
Взвинченному Дерилу, нихера не понявшему, что сказал мужик, его тон показался оскорбительным.
— Какого хера, мать твою, ты на меня пялишься, урод? — зарычал он, всем корпусом разворачиваясь к нему, — отверни свою рожу и заткнись! А то разъебу ее о столешницу, бля!
Мужик удивленно поднял бровь, покосился на одного из трех своих спутников, сидевших с ним за столом.
— Он тебя нахуй послал, Серег. — Охотно перевел тот, — прям далеко так, конкретно.
Мужик развернулся обратно к Дерилу, спросил с недоумением:
— А за что это? Паренек, это же невежливо. У нас за такое наказывают.
— Серег, Серег, — тут же загомонили его приятели, пытаясь отвлечь внимание, — не надо, это тебе не Шарья, Серег! Загребут сразу, а мы так и не посмотрели нихера…
Но Дерил, опять решивший, что его послали, причем уже все вместе, не выдержал и выплеснул остаток пива в лицо Сереге:
— На, сука! Мало тебе? Добавим сейчас!
У него было очень плохое настроение.
Рядом протяжно по-бандитски засвистел Мерл, тоже не в сильно благостных чувствах находящийся.
А что может поднять настроение двум разочаровавшимся в бабах мужикам? Конечно, хорошая драка!
Дальше было весело. Серега, с привычно повисшими на его руках приятелями, рыча, рвался вперед, Диксоны, ругаясь грязно до невозможности, огрызались и напрыгивали на него, как две бойцовские собаки на медведя, пытаясь достать кулаками и ногами.
Серега, несмотря на общую массу и обременение в виде предусмотрительных друзей, отличающийся редкой поворотливостью, ухитрялся блокировать удары локтями и отбиваться ногами.
Ор стоял невозможный, бледный бармен названивал в полицию.
Сереге удалось наконец освободить одну руку, под которую крайне неудачно попался Дерил, получивший невероятной силы удар в солнечное сплетение и улетевший под стол.
Мерл от этого дико разозлившийся, выругался так, что даже Серега понял, оттолкнулся и в прыжке достал-таки гиганта по небритой физиономии. И отскочил, приманивая его руками.
Серега замер, потом выдохнул, повел плечами, стряхивая приятелей, как медведь уцепившихся за его бока шавок, и пошел.
Тут завопили вообще все.
Друзья Сереги орали на русском и на английском, чтоб вызывали ОМОН, или что там у них, в этой гребаной Германии, потому что сейчас будет взятие Берлина по полной программе, Мерл орал исключительно матом, подзывая врага, нащупывая ножку стула рядом и пиная развалившегося некстати брата по ребра для скорости очухивания, посетители вопили на разных языках, выражая свое мнение по поводу драки. Кое-кто делал ставки, забравшись на барную стойку для безопасности.
Мерл осознавал, что он в жопе, потому что Серега, как оказалось, массу тела не жиром набрал, и силища у него бычья, потому что так вот вырубить братуху с одного удара мог не всякий. И что он относится к категории мирных, очень спокойных людей, которые, разозлившись, превращались в неуправляемых тварей. И справиться с таким можно было, только вырубив его. Что было практически нереально, потому что череп Сереги, похоже, состоял из железа. Или бетона. Или что там этим русским дебилам в голову льют для укрепления?
Может, стулом? Но, как назло, стулья все были непрочные, такими только разозлишь…
Мерл смотрел в красные глаза Сереги и понимал, привычной своей чуйкой разведчика понимал, что сейчас нехило отхватит. Из-за мелкого говнюка.
Но тут Дерил, очухавшись наконец, рыбкой кинулся в ноги русского. И тот упал, как здоровенная секвойя, с шумом и грохотом.
Мерл, пока Серега не поднялся, резво уселся на него и пару раз нехило саданул оторванной все-таки деревянной сидушкой стула по лбу. Звук при этом раздавался такой, словно деревом по дереву бьют.
Серега взревел, небрежно лапищей смахнул Мерла с себя так, что тот в стенку впечатался, и попытался встать.
Но тут на него сверху навалились сразу три его приятеля, удерживая весом на полу и крича в лицо, пытаясь угомонить:
— Сережа, успокойся, Сережа! Не надо, Серег, не надо! Ну посадят ведь опять! Ну уймись! Ну хрен с ними!
Серега порычал еще немного, ворочаясь словно медведь в берлоге после спячки, потом угомонился:
— Все. Ну все, я сказал!
Встал, пощупал лоб, слегка покрасневший после ударов Мерла, вдруг рассмеялся:
Только массаж, ничего, мать его, больше!
Вначале Бет замерла и опешила от такого, а потом, почувствовав тепло его рук, немного расслабилась, отдаваясь на волю новым приятным для нее ощущениям, а уже через пару минут после согревающего массажа, откинулась на диванную подушку и прикрыла глаза от удовольствия.
Руки Дерила скользили по ее изящной ступне от пятки и до кончиков пальцев, и это было невероятно приятно и возбуждающе.
Бет хотелось чуть пошевелить уже окончательно согревшимися пальчиками, упереться мужчине в бедро, провести выше…
Боже, какая она развратная!
Он просто делает ей массаж, оказывает необходимую, совершенно необходимую помощь, а она практически расплылась в его руках и мечтает только о том, чтоб его руки, такие большие, такие сильные, такие уверенные руки, скользнули выше по ее ноге, отодвинули совершенно не нужный сейчас, такой жаркий халат, дотронулись до нее там, где уже пылает, где уже мокро до невозможности, уняли эту тянущую тупую боль…
Тут Диксон резко встал, отпуская ее ступни, и пошел к рыбе.
Просто потому, что надо. Очень надо подальше от нее быть. Чтоб не поступить опять глупо и необдуманно.
Рыба готовилась и присмотра особого не требовала, но Диксон назад не шел, успокаивая дыхание и уговаривая член сидеть в штанах смирно.
Благо, Бет сидела на диване, как принцесса на троне, потому что ходить в мокрых кедах ей было строго запрещено, да и не достанет она их, ведь Диксон привязал обувь за шнурки к ветке на самом солнечном месте.
Рыба испеклась быстро, а все остальное было подготовлено Бет еще до ее нырка в воду.
Они оба, уже достаточно успокоившись, сидели вместе на диванчике, болтали, ели рыбу, закуски, пили пиво и чай с егермайстером, смеялись, шутили и просто наслаждались обществом друг друга.
Диксон все больше и больше ловил себя не на непотребных мыслишках, хотя и этого добра хватало, одно другому не мешает, а на ощущении теплоты, покоя, и, черт возьми, счастья.
И все это обеспечивала ему маленькая невинная девочка рядом.
И от этого было с одной стороны нереально хорошо, а с другой до ужаса тоскливо, потому что он понимал, что, скорее всего, больше он ее не увидит.
Пока ехали в такси, Бет задремала, склонив голову на плечо к Дерилу.
Посидев так пару минут и убедившись, что она крепко спит, он обнял ее, зарывшись носом в ее макушку.
Позволив себе в последний раз помечтать, что было бы, если бы…
Распрощались, как обычно у дома Бет, Диксон поблагодарил ее за самый лучший отпуск в его жизни и вообще, наверное, лучшее время в его жизни.
Этого он, правда, вслух не произнес, но уехал от девушки именно с этой мыслью, а еще с той, что буквально через несколько дней он будет снова один у себя на ферме в Джорджии…
Прощаясь, Бет надеялась услышать от Дерила что-нибудь о завтрашнем дне, о просьбе показать еще что-то, но ничего не последовало.
Его отпуск подходил к концу и общение с ней, судя по всему, тоже.
И от этого тоскливо и жалобно ныло сердце.
10
— Так, сестренка, повтори — ка еще разок. — Мерл сдул пушистую пену уже с третьей кружки темного, порядочно отхлебнул и отставил в сторону, неверяще глядя на хмурого больше обычного Дерила, — ты встречался с той фройляйн, похожей на самый, бля, развратный сон педофила? Три раза? И нихера? Даже за титьки не потискал?
Дерил дернул раздраженно щекой, отвернулся, чтоб не видеть похабную рожу брата. Он уже дико жалел, что вообще пасть раскрыл. Теперь от Мерла не отвертишься, насмешками задерет.
Мерл помолчал, словно ожидая опровержения своим словам, пристально вглядываясь в грустную хмурую физиономию напротив, затем покачал головой удрученно:
— Вот, бля, всегда я знал, что ты баба, сестренка, но чтоб еще и такой ебаный пассив…
И с головой беда определенно. Такая конфетка под него подкладывалась, сама, сама, бля, подкладывалась!
Он повысил голос, возмущаясь несправедливостью жизни.
Вот ему бы хоть раз так свезло!
Чтоб нежная, красивая, невинная (хотя нет, это точно лишнее)… Ладно, просто на все готовая баба проявила инициативу, практически сама себя предложила!
Ну почему этому говнюку все сливки? Ну обидно же, бля! А он еще и проебывает все с феерической скоростью! Не использовать такой возможности!
Иногда Мерл задумывался, а не нагуляла ли их мамаша Дерила с каким-нибудь соседом? Уж больно не похож был он на их породу. Не Диксон прям. Ну, или в роддоме подменили.
Ну совсем ведь дурак!
Он не стесняясь в выражениях громко об этом братухе и сообщил, расстраиваясь больше него, похоже. За что тут же и огреб от выведенного из себя Дерила.
Тот и так в раздрае диком был, а тут еще и старший вместо поддержки только матом крыть начал. Ну какие нервы выдержат?
— Ты, бля, за себя переживай, утырок! — прорычал младший, наваливаясь на стол и неаккуратно скидывая кружку с пивом на пол. Прямо под ноги здоровенному угрюмому мужику, раза в полтора больше самого Дерила.
Тот посмотрел на осколки у своих ног, затем на брызги пены на джинсах, перевел тяжелый, как бетон на стройке, взгляд на взбешенного Дерила. Тот ответил ему не менее тяжело, с вызовом дернув подбородком.
— Ты бы поаккуратнее, паренек, — густым басом на чистом русском языке проговорил мужик, — нехорошо так, кружку разбил, пораниться мог…
Взвинченному Дерилу, нихера не понявшему, что сказал мужик, его тон показался оскорбительным.
— Какого хера, мать твою, ты на меня пялишься, урод? — зарычал он, всем корпусом разворачиваясь к нему, — отверни свою рожу и заткнись! А то разъебу ее о столешницу, бля!
Мужик удивленно поднял бровь, покосился на одного из трех своих спутников, сидевших с ним за столом.
— Он тебя нахуй послал, Серег. — Охотно перевел тот, — прям далеко так, конкретно.
Мужик развернулся обратно к Дерилу, спросил с недоумением:
— А за что это? Паренек, это же невежливо. У нас за такое наказывают.
— Серег, Серег, — тут же загомонили его приятели, пытаясь отвлечь внимание, — не надо, это тебе не Шарья, Серег! Загребут сразу, а мы так и не посмотрели нихера…
Но Дерил, опять решивший, что его послали, причем уже все вместе, не выдержал и выплеснул остаток пива в лицо Сереге:
— На, сука! Мало тебе? Добавим сейчас!
У него было очень плохое настроение.
Рядом протяжно по-бандитски засвистел Мерл, тоже не в сильно благостных чувствах находящийся.
А что может поднять настроение двум разочаровавшимся в бабах мужикам? Конечно, хорошая драка!
Дальше было весело. Серега, с привычно повисшими на его руках приятелями, рыча, рвался вперед, Диксоны, ругаясь грязно до невозможности, огрызались и напрыгивали на него, как две бойцовские собаки на медведя, пытаясь достать кулаками и ногами.
Серега, несмотря на общую массу и обременение в виде предусмотрительных друзей, отличающийся редкой поворотливостью, ухитрялся блокировать удары локтями и отбиваться ногами.
Ор стоял невозможный, бледный бармен названивал в полицию.
Сереге удалось наконец освободить одну руку, под которую крайне неудачно попался Дерил, получивший невероятной силы удар в солнечное сплетение и улетевший под стол.
Мерл от этого дико разозлившийся, выругался так, что даже Серега понял, оттолкнулся и в прыжке достал-таки гиганта по небритой физиономии. И отскочил, приманивая его руками.
Серега замер, потом выдохнул, повел плечами, стряхивая приятелей, как медведь уцепившихся за его бока шавок, и пошел.
Тут завопили вообще все.
Друзья Сереги орали на русском и на английском, чтоб вызывали ОМОН, или что там у них, в этой гребаной Германии, потому что сейчас будет взятие Берлина по полной программе, Мерл орал исключительно матом, подзывая врага, нащупывая ножку стула рядом и пиная развалившегося некстати брата по ребра для скорости очухивания, посетители вопили на разных языках, выражая свое мнение по поводу драки. Кое-кто делал ставки, забравшись на барную стойку для безопасности.
Мерл осознавал, что он в жопе, потому что Серега, как оказалось, массу тела не жиром набрал, и силища у него бычья, потому что так вот вырубить братуху с одного удара мог не всякий. И что он относится к категории мирных, очень спокойных людей, которые, разозлившись, превращались в неуправляемых тварей. И справиться с таким можно было, только вырубив его. Что было практически нереально, потому что череп Сереги, похоже, состоял из железа. Или бетона. Или что там этим русским дебилам в голову льют для укрепления?
Может, стулом? Но, как назло, стулья все были непрочные, такими только разозлишь…
Мерл смотрел в красные глаза Сереги и понимал, привычной своей чуйкой разведчика понимал, что сейчас нехило отхватит. Из-за мелкого говнюка.
Но тут Дерил, очухавшись наконец, рыбкой кинулся в ноги русского. И тот упал, как здоровенная секвойя, с шумом и грохотом.
Мерл, пока Серега не поднялся, резво уселся на него и пару раз нехило саданул оторванной все-таки деревянной сидушкой стула по лбу. Звук при этом раздавался такой, словно деревом по дереву бьют.
Серега взревел, небрежно лапищей смахнул Мерла с себя так, что тот в стенку впечатался, и попытался встать.
Но тут на него сверху навалились сразу три его приятеля, удерживая весом на полу и крича в лицо, пытаясь угомонить:
— Сережа, успокойся, Сережа! Не надо, Серег, не надо! Ну посадят ведь опять! Ну уймись! Ну хрен с ними!
Серега порычал еще немного, ворочаясь словно медведь в берлоге после спячки, потом угомонился:
— Все. Ну все, я сказал!
Встал, пощупал лоб, слегка покрасневший после ударов Мерла, вдруг рассмеялся: