Мое сердце начинает бешено колотиться.
Нет. Нет, пожалуйста.
– Ну, у тебя хотя бы было что-то достойное, – говорит Стелла. – Мне пришлось подкупить одну из помощниц швеи, и то чуть не ушла от них без платья.
Конечно, Кассия и Стелла пришли на бал. Наверное, поэтому они настаивали, чтобы Джас сшила им новые платья. Они как раз из тех идиоток, которые считают, что смогут стать принцессами фейри.
Низко опустив голову, я пробираюсь через толпу, стараясь держаться от них подальше. Думать не хочу о том, что будет, если они меня заметят. Они сделают все возможное, чтобы меня отсюда вышвырнули. И высмеют меня, если узнают, что я пытаюсь спасти Джас.
Я так тороплюсь пройти через бальный зал, что врезаюсь в широкую мужскую фигуру.
– Простите. Прошу прощения, – не поднимая глаз, я продолжаю идти вперед.
– С вами все в порядке?
Его голос глубокий и мелодичный. Когда я слышу его, внутри меня что-то екает, и я не могу удержаться и оборачиваюсь.
При виде высокого мужчины со слегка загорелой кожей у меня перехватывает дыхание. Это не просто фейри. У него непослушные темные кудри до плеч, серебристые глаза сияют как лунный свет и обрамлены густыми темными ресницами. Если бы он был человеком, я бы предположила, что ему чуть больше двадцати, но что-то в его осанке и жестких чертах лица говорит, что он намного, намного старше. Он окидывает меня изучающим взглядом, кривит свои пухлые, сочные губы, а потом хмурится.
– Не хотите потанцевать, миледи?
– Что? Нет, – мне нужно сосредоточиться. Нельзя отвлекаться на невероятную красоту этого фейри.
Его глаза расширяются, как будто раньше его никогда не отвергали. И я не удивилась бы, если это правда – с такой-то внешностью.
– Может быть, тогда прогуляемся по саду?
– Отвали. Меня не интересуют…
Я слышу смех своих двоюродных сестер и оборачиваюсь. Они приближаются ко мне.
– Хорошо. Потанцуем, – быстро говорю я, вкладывая свою руку в его. Его губы дергаются, но он принимает мою руку и ведет меня в центр зала.
– С удовольствием.
Со сцены в передней части зала оркестр играет душераздирающую мелодию. Я никогда не слышала эту песню, но при звуках музыки мне до боли хочется двигаться в такт мелодии.
Мой партнер смотрит мне в глаза и ведет меня через зал. Над нами сверкают люстры, на легком ветру покачиваются шары света. Что-то в танце – в наших движениях – напоминает мне, какую я чувствую свободу, когда оказываюсь в темноте. Это и расслабляет, и опьяняет одновременно. Это чувство безумно мне нравится, и я не хочу, чтобы оно заканчивалось. И когда он изучает мое лицо и шепчет: «Так красиво», я забываю о всех своих тревогах.
Мелодия меняется, и, прежде чем мужчина с серебристыми глазами успевает увести меня с площадки для танцев, меня берет под руку другой фейри.
Будет ли от этого хуже? Если я позволю себе еще один танец, прежде чем рискну всем и отправлюсь на поиски сестры? Будет ли хуже, если я еще хотя бы на несколько мгновений погружусь в жизнь, где не нужно каждый день бороться, где я смогу жить как эти фейри – танцевать, пить вино, смеяться над всякими пустяками?
Мое тело и музыка сливаются воедино, и когда оркестр подхватывает ритм – когда смычки начинают быстрее двигаться по струнам, а пальцы флейтиста порхают по клапанам, – мои мышцы предвосхищают каждую ноту и ритм этой мелодии. Меня передают от одного партнера к другому, мне кажется, что я грациозная, как фейри. Я танцую, танцую… танцую, пока у меня не перехватывает дыхание, легкие не начинают гореть, а ноги – болеть.
Лица моих партнеров размываются. Мне все равно, кто они и что они. Я с головой погружаюсь в волшебную мелодию, в движения – и забываю о своих проблемах и своей несчастной жизни.
Я улыбаюсь. Много месяцев я не чувствовала себя так легко. Я покачиваю бедрами в такт музыке, томно вожу плечами. Секунда – и я оказываюсь в центре зала и позволяю фейри вести себя в танце. Я поднимаю руки над головой и плавно покачиваю ими в такт мелодии. Я чувствую, что непомерная тяжесть ответственности спадает с моих плеч. Впервые за много лет я свободна. Может быть, впервые в жизни. Этот танец, он и есть свобода.
Кто-то дает мне бокал вина, и я, не переставая двигаться, рассматриваю жидкость. Сейчас мне так хорошо. И я знаю, что от вина станет еще лучше. Нужно просто сделать глоток.
Но что-то в глубине сознания не дает мне покоя. Что-то, связанное с этим вином. Мне нельзя о чем-то забывать. Но я подношу бокал к губам. Я хочу больше танцев, больше наслаждения, больше этой опьяняющей свободы. Но прежде чем я успеваю коснуться бокала губами, его выбивают у меня из рук. Потом меня обхватывают сильные руки и уносят с площадки.
Я борюсь с ним, я хочу вернуться туда, где мое место, – к музыке, ритму, успокаивающему покачиванию бедер и размытому движению, к ускоряющемуся арпеджио.
– Хватит, – шепчет он мне в ухо.
– Нет.
Я слышу мольбу в своем голосе.
Он тащит меня прочь от танцующих и прекрасной мелодии в тихий коридор за пределами бального зала. Из окна в конце коридора видно, как солнце опускается за горизонт, заливая землю желто-оранжевым сиянием сумерек.
Музыка ослабляет хватку на моем разуме, мои чувства возвращаются, и я с трудом сглатываю. Капля за каплей, как чаша наполняется водой, мои мысли приходят в норму.
Джас. Я должна спасти Джас.
Я в Фейриленде. Я в ловушке. Мои руки прижаты к бокам. Он слишком сильный. Слишком большой. Я не смогу с ним бороться.
– Тебе нужно отдышаться, – говорит он мне на ухо.
Я вырываюсь из рук мужчины и поворачиваюсь к нему. Это тот самый фейри с серебристыми глазами, с которым я начала танцевать.
– Это… – я заставляю себя сделать глубокий вдох и ошеломленно смотрю на окно в конце коридора. – Это закат?
Он усмехается и прищуривается.
– Ты потеряла счет времени?
Я зажмурилась, проклиная себя за неосмотрительность. Я позволила музыке себя одурачить. Потеряла время, которое могла бы использовать для того, чтобы обыскать замок – чтобы добраться до Джас.
И я чуть не выпила вино фейри.
Дура.
– Со мной все в порядке.
– Сейчас – да, – он кивает на мое запястье. – Любопытный шрам.
Я вспоминаю о Джас, и мое сердце сжимается. Она всегда называла мой шрам «луной и солнцем». Потому что одна его сторона была похожа на полумесяц, а вторая – на солнце.
– В детстве я попала в пожар. Чудом выжила.
Я закрываю рот. Лучше ничего ему не говорить, но он настолько обаятелен, что я уже готова раскрыть свои секреты. Он не может оторвать глаз от моего шрама.
– Но… – он напрягается и бросает взгляд в коридор. – Сюда идет королева.
Я не понимаю, предупреждение это или он не хочет, чтобы я пропустила ее появление. Я машу рукой в сторону бального зала.
– Возвращайся на праздник.
Его глаза вспыхивают.
– Нельзя, чтобы она видела твой шрам.
Что? Почему?
У меня нет возможности задать эти вопросы, потому что он кланяется – глубокий поклон от дворянина фейри, жест, предназначенный для их высшего дворянства, – заходит в бальный зал и растворяется в толпе. Мне хочется последовать за ним и потребовать, чтобы он объяснил, что имел в виду, когда говорил про шрам. Но я не хочу возвращаться в бальный зал и снова попадать под влияние этой музыки. Риск слишком велик. А больше время мне терять нельзя.
Я вытаскиваю из юбки булавку, и платье исчезает. Вместо него появляется простой тонкий шелк. Я вздыхаю с облегчением и отступаю в тень. Одновременно я ловлю себя на том, что прокручиваю в голове, как я танцевала в его объятиях, вспоминаю выражение его лица, когда он произнес «Так красиво».
Он имел в виду музыку? Танец? Почему мне хочется верить, что он говорил обо мне? Почему я вообще об этом думаю?
И тут я слышу, как ко мне приближаются тяжелые шаги. В поле зрения появляется дюжина стражников. Они идут по обе стороны от фейри, на голове которой сверкает золотая корона.
При виде Арьи, золотой королевы, правительницы Двора Солнца, даже я испытываю благоговейный трепет. Ее волосы сияют, как золото, а кожа – как утренний солнечный свет, отражающийся от воды. Но ее глаза… ее глаза не соответствуют внешности. Они синие. Должны быть ошеломляюще синими, но вместо этого ее взгляд кажется мне пустым – и одиноким.
«Когда-то давным-давно золотая принцесса фейри влюбилась в короля теней…»
Может быть, король разбил ей сердце?
Я покачала головой и заставила себя сосредоточиться. В одном мужчина с серебристыми глазами был прав: нельзя, чтобы королева или ее стражники меня увидели. Мне нужно держаться в тени и тайком осмотреть замок, пока остальные обитатели дворца развлекаются на балу.
Я смотрю на свои руки, и у меня перехватывает дыхание. Мои руки, ноги, тело… на их месте я вижу только тень. Я машу перед лицом рукой, но ее нет. Я… невидима?
Я пячусь и натыкаюсь на стену – и проваливаюсь через нее, в поток солнечного света в шумной кухне.
– Что ты здесь делаешь? – рычит мускулистый гном в поварском колпаке. Лицо его похоже на свиное рыльце, а на голове растут изогнутые рога.
Я вскакиваю на ноги, уставившись на стену, почти уверенная, что только что провалилась сквозь нее.
– Пришла воровать еду с моей кухни? – он шлепает меня по спине ложкой. От удара у меня щиплет кожу. – Вон отсюда, дикарка.
– Да, сэр, – бормочу я.
Я нахожу ближайшую дверь и выбегаю из комнаты. На этот раз я оказываюсь в длинном коридоре. Он не такой, как тот, в котором я увидела королеву. Здесь на стенах через каждые несколько футов висят канделябры и горят свечи. Но окон нет, и все погружено в полумрак.
Я тяну дрожащую руку к тени и смотрю, как она исчезает.
Это какая-то странная реакция на пребывание в Фейриленде? А что, если мой навык скрываться в тени́ в обычном мире в этом позволяет в ней исчезать?
Из одной из комнат слышатся голоса. Я отступаю в тень и, растворяясь в ней, прислушиваюсь к разговору.
– Принца ожидают сегодня вечером, – говорит глубокий голос.
– Да, сэр, я понимаю, – пискляво отвечает другой мужчина. – Но он все еще в отъезде. Как вам известно, он не горит желанием возвращаться домой – и еще меньше горит желанием выбирать себе невесту.
– Тогда найди его, – сказал первый мужчина. – Я буду очень недоволен, если из-за тебя мне придется сообщать королеве плохие новости.
Нет. Нет, пожалуйста.
– Ну, у тебя хотя бы было что-то достойное, – говорит Стелла. – Мне пришлось подкупить одну из помощниц швеи, и то чуть не ушла от них без платья.
Конечно, Кассия и Стелла пришли на бал. Наверное, поэтому они настаивали, чтобы Джас сшила им новые платья. Они как раз из тех идиоток, которые считают, что смогут стать принцессами фейри.
Низко опустив голову, я пробираюсь через толпу, стараясь держаться от них подальше. Думать не хочу о том, что будет, если они меня заметят. Они сделают все возможное, чтобы меня отсюда вышвырнули. И высмеют меня, если узнают, что я пытаюсь спасти Джас.
Я так тороплюсь пройти через бальный зал, что врезаюсь в широкую мужскую фигуру.
– Простите. Прошу прощения, – не поднимая глаз, я продолжаю идти вперед.
– С вами все в порядке?
Его голос глубокий и мелодичный. Когда я слышу его, внутри меня что-то екает, и я не могу удержаться и оборачиваюсь.
При виде высокого мужчины со слегка загорелой кожей у меня перехватывает дыхание. Это не просто фейри. У него непослушные темные кудри до плеч, серебристые глаза сияют как лунный свет и обрамлены густыми темными ресницами. Если бы он был человеком, я бы предположила, что ему чуть больше двадцати, но что-то в его осанке и жестких чертах лица говорит, что он намного, намного старше. Он окидывает меня изучающим взглядом, кривит свои пухлые, сочные губы, а потом хмурится.
– Не хотите потанцевать, миледи?
– Что? Нет, – мне нужно сосредоточиться. Нельзя отвлекаться на невероятную красоту этого фейри.
Его глаза расширяются, как будто раньше его никогда не отвергали. И я не удивилась бы, если это правда – с такой-то внешностью.
– Может быть, тогда прогуляемся по саду?
– Отвали. Меня не интересуют…
Я слышу смех своих двоюродных сестер и оборачиваюсь. Они приближаются ко мне.
– Хорошо. Потанцуем, – быстро говорю я, вкладывая свою руку в его. Его губы дергаются, но он принимает мою руку и ведет меня в центр зала.
– С удовольствием.
Со сцены в передней части зала оркестр играет душераздирающую мелодию. Я никогда не слышала эту песню, но при звуках музыки мне до боли хочется двигаться в такт мелодии.
Мой партнер смотрит мне в глаза и ведет меня через зал. Над нами сверкают люстры, на легком ветру покачиваются шары света. Что-то в танце – в наших движениях – напоминает мне, какую я чувствую свободу, когда оказываюсь в темноте. Это и расслабляет, и опьяняет одновременно. Это чувство безумно мне нравится, и я не хочу, чтобы оно заканчивалось. И когда он изучает мое лицо и шепчет: «Так красиво», я забываю о всех своих тревогах.
Мелодия меняется, и, прежде чем мужчина с серебристыми глазами успевает увести меня с площадки для танцев, меня берет под руку другой фейри.
Будет ли от этого хуже? Если я позволю себе еще один танец, прежде чем рискну всем и отправлюсь на поиски сестры? Будет ли хуже, если я еще хотя бы на несколько мгновений погружусь в жизнь, где не нужно каждый день бороться, где я смогу жить как эти фейри – танцевать, пить вино, смеяться над всякими пустяками?
Мое тело и музыка сливаются воедино, и когда оркестр подхватывает ритм – когда смычки начинают быстрее двигаться по струнам, а пальцы флейтиста порхают по клапанам, – мои мышцы предвосхищают каждую ноту и ритм этой мелодии. Меня передают от одного партнера к другому, мне кажется, что я грациозная, как фейри. Я танцую, танцую… танцую, пока у меня не перехватывает дыхание, легкие не начинают гореть, а ноги – болеть.
Лица моих партнеров размываются. Мне все равно, кто они и что они. Я с головой погружаюсь в волшебную мелодию, в движения – и забываю о своих проблемах и своей несчастной жизни.
Я улыбаюсь. Много месяцев я не чувствовала себя так легко. Я покачиваю бедрами в такт музыке, томно вожу плечами. Секунда – и я оказываюсь в центре зала и позволяю фейри вести себя в танце. Я поднимаю руки над головой и плавно покачиваю ими в такт мелодии. Я чувствую, что непомерная тяжесть ответственности спадает с моих плеч. Впервые за много лет я свободна. Может быть, впервые в жизни. Этот танец, он и есть свобода.
Кто-то дает мне бокал вина, и я, не переставая двигаться, рассматриваю жидкость. Сейчас мне так хорошо. И я знаю, что от вина станет еще лучше. Нужно просто сделать глоток.
Но что-то в глубине сознания не дает мне покоя. Что-то, связанное с этим вином. Мне нельзя о чем-то забывать. Но я подношу бокал к губам. Я хочу больше танцев, больше наслаждения, больше этой опьяняющей свободы. Но прежде чем я успеваю коснуться бокала губами, его выбивают у меня из рук. Потом меня обхватывают сильные руки и уносят с площадки.
Я борюсь с ним, я хочу вернуться туда, где мое место, – к музыке, ритму, успокаивающему покачиванию бедер и размытому движению, к ускоряющемуся арпеджио.
– Хватит, – шепчет он мне в ухо.
– Нет.
Я слышу мольбу в своем голосе.
Он тащит меня прочь от танцующих и прекрасной мелодии в тихий коридор за пределами бального зала. Из окна в конце коридора видно, как солнце опускается за горизонт, заливая землю желто-оранжевым сиянием сумерек.
Музыка ослабляет хватку на моем разуме, мои чувства возвращаются, и я с трудом сглатываю. Капля за каплей, как чаша наполняется водой, мои мысли приходят в норму.
Джас. Я должна спасти Джас.
Я в Фейриленде. Я в ловушке. Мои руки прижаты к бокам. Он слишком сильный. Слишком большой. Я не смогу с ним бороться.
– Тебе нужно отдышаться, – говорит он мне на ухо.
Я вырываюсь из рук мужчины и поворачиваюсь к нему. Это тот самый фейри с серебристыми глазами, с которым я начала танцевать.
– Это… – я заставляю себя сделать глубокий вдох и ошеломленно смотрю на окно в конце коридора. – Это закат?
Он усмехается и прищуривается.
– Ты потеряла счет времени?
Я зажмурилась, проклиная себя за неосмотрительность. Я позволила музыке себя одурачить. Потеряла время, которое могла бы использовать для того, чтобы обыскать замок – чтобы добраться до Джас.
И я чуть не выпила вино фейри.
Дура.
– Со мной все в порядке.
– Сейчас – да, – он кивает на мое запястье. – Любопытный шрам.
Я вспоминаю о Джас, и мое сердце сжимается. Она всегда называла мой шрам «луной и солнцем». Потому что одна его сторона была похожа на полумесяц, а вторая – на солнце.
– В детстве я попала в пожар. Чудом выжила.
Я закрываю рот. Лучше ничего ему не говорить, но он настолько обаятелен, что я уже готова раскрыть свои секреты. Он не может оторвать глаз от моего шрама.
– Но… – он напрягается и бросает взгляд в коридор. – Сюда идет королева.
Я не понимаю, предупреждение это или он не хочет, чтобы я пропустила ее появление. Я машу рукой в сторону бального зала.
– Возвращайся на праздник.
Его глаза вспыхивают.
– Нельзя, чтобы она видела твой шрам.
Что? Почему?
У меня нет возможности задать эти вопросы, потому что он кланяется – глубокий поклон от дворянина фейри, жест, предназначенный для их высшего дворянства, – заходит в бальный зал и растворяется в толпе. Мне хочется последовать за ним и потребовать, чтобы он объяснил, что имел в виду, когда говорил про шрам. Но я не хочу возвращаться в бальный зал и снова попадать под влияние этой музыки. Риск слишком велик. А больше время мне терять нельзя.
Я вытаскиваю из юбки булавку, и платье исчезает. Вместо него появляется простой тонкий шелк. Я вздыхаю с облегчением и отступаю в тень. Одновременно я ловлю себя на том, что прокручиваю в голове, как я танцевала в его объятиях, вспоминаю выражение его лица, когда он произнес «Так красиво».
Он имел в виду музыку? Танец? Почему мне хочется верить, что он говорил обо мне? Почему я вообще об этом думаю?
И тут я слышу, как ко мне приближаются тяжелые шаги. В поле зрения появляется дюжина стражников. Они идут по обе стороны от фейри, на голове которой сверкает золотая корона.
При виде Арьи, золотой королевы, правительницы Двора Солнца, даже я испытываю благоговейный трепет. Ее волосы сияют, как золото, а кожа – как утренний солнечный свет, отражающийся от воды. Но ее глаза… ее глаза не соответствуют внешности. Они синие. Должны быть ошеломляюще синими, но вместо этого ее взгляд кажется мне пустым – и одиноким.
«Когда-то давным-давно золотая принцесса фейри влюбилась в короля теней…»
Может быть, король разбил ей сердце?
Я покачала головой и заставила себя сосредоточиться. В одном мужчина с серебристыми глазами был прав: нельзя, чтобы королева или ее стражники меня увидели. Мне нужно держаться в тени и тайком осмотреть замок, пока остальные обитатели дворца развлекаются на балу.
Я смотрю на свои руки, и у меня перехватывает дыхание. Мои руки, ноги, тело… на их месте я вижу только тень. Я машу перед лицом рукой, но ее нет. Я… невидима?
Я пячусь и натыкаюсь на стену – и проваливаюсь через нее, в поток солнечного света в шумной кухне.
– Что ты здесь делаешь? – рычит мускулистый гном в поварском колпаке. Лицо его похоже на свиное рыльце, а на голове растут изогнутые рога.
Я вскакиваю на ноги, уставившись на стену, почти уверенная, что только что провалилась сквозь нее.
– Пришла воровать еду с моей кухни? – он шлепает меня по спине ложкой. От удара у меня щиплет кожу. – Вон отсюда, дикарка.
– Да, сэр, – бормочу я.
Я нахожу ближайшую дверь и выбегаю из комнаты. На этот раз я оказываюсь в длинном коридоре. Он не такой, как тот, в котором я увидела королеву. Здесь на стенах через каждые несколько футов висят канделябры и горят свечи. Но окон нет, и все погружено в полумрак.
Я тяну дрожащую руку к тени и смотрю, как она исчезает.
Это какая-то странная реакция на пребывание в Фейриленде? А что, если мой навык скрываться в тени́ в обычном мире в этом позволяет в ней исчезать?
Из одной из комнат слышатся голоса. Я отступаю в тень и, растворяясь в ней, прислушиваюсь к разговору.
– Принца ожидают сегодня вечером, – говорит глубокий голос.
– Да, сэр, я понимаю, – пискляво отвечает другой мужчина. – Но он все еще в отъезде. Как вам известно, он не горит желанием возвращаться домой – и еще меньше горит желанием выбирать себе невесту.
– Тогда найди его, – сказал первый мужчина. – Я буду очень недоволен, если из-за тебя мне придется сообщать королеве плохие новости.