Тот поспешил прочь, чтобы выполнить ее приказ. В дневные часы посетителей в кабаре бывало немного, и бандитам, заглядывающим сюда в эти часы, было нечего делать, так что они просто убивали время, наблюдая за вялыми дневными танцами Розалинды, которая по-настоящему выкладывалась только по вечерам. Тогда зал под своим красным потолком сверкал огнями, и дым вился под потолком, а когда в окна проникал дневной свет и людей за круглыми столами сидело мало, кабаре словно погружалось в спячку. Обычно днем Розалинда работала два часа, и было совершенно очевидно, что ее от этого воротит. Сейчас она смотрела со сцены на Джульетту, вопросительно подняв бровь, и из-за этого пропустила первые несколько нот следующей песни, под которую ей надлежало танцевать.
– Ты что, пьешь в час дня? – поинтересовалась она, подойдя к Джульетте час спустя, наконец закончив исполнять номера. Она уже сменила свой броский сценический костюм, и, когда устроилась на стуле напротив Джульетты, ее темно-зеленое ципао слилось с его обивкой. В тусклом свете выделялись только ее темные глаза, а все остальное казалось бесцветным.
– Я хотя бы стараюсь.
Джульетта налила джин в чашку и протянула ее Розалинде. Та отпила глоток и состроила гримасу.
– Какая гадость. – Она закашлялась и вытерла рот, затем обвела взглядом пустые столы. – Ты опять должна с кем-то встретиться здесь?
Розалинда говорила о тех сильных мирах сего: торговцах, предпринимателях и иностранных дипломатах, с которыми надлежало общаться Джульетте. Но после этого зануды Уолтера Декстера ее отец больше не поручал ей никаких встреч. Теперь у нее была только одна задача – выяснить, почему жители Шанхая погибают.
– Всякий раз, когда я стучу в дверь отца, чтобы спросить, не надо ли мне охмурить какую-нибудь важную шишку, он отсылает меня прочь.
– Значит, тебе нечего делать?
– Да вот, просто околачиваюсь тут, любуясь блеском твоего таланта. Мне так надоели эти заурядные типы, не знающие разницы между ударом щечкой и ударом шведкой…
Розалинда опять состроила гримасу.
– Я тоже не знаю, о чем речь. Я почти уверена, что ты просто выдумала эти термины.
Джульетта пожала плечами и опрокинула в себя остатки джина. Она сказала своей кузине правду – ей надо было поболтаться в кабаре только затем, чтобы ни у кого не возникло подозрений, когда с наступлением сумерек она ускользнет, чтобы встретиться с Ромой.
Она вздрогнула. Ускользнет, чтобы встретиться с Ромой. Это будит слишком много воспоминаний. И бередит раны.
– Ты в порядке?
Розалинда встрепенулась.
– А что?
Она была искусно загримирована, но Джульетта тоже знала толк в гриме и потому, несмотря на толстый слой крема и пудры на лице своей кузины, могла различить темные круги под ее глазами.
– Я беспокоюсь о тебе. Ты явно недосыпаешь.
Слева послышался грохот – это официантка, убирающая соседний стол, опрокинула на пол подсвечник.
Розалинда покачала головой – это могло быть как выражением неодобрения по отношению к официантке, так и ответом на реплику Джульетты.
– Нет, сплю я достаточно, но сон у меня беспокойный. Мне все время снятся эти насекомые. – Она вздрогнула и подалась вперед. – Джульетта, я чувствую себя такой беспомощной. В городе происходит катастрофа, а я торчу тут. Наверняка есть что-то такое, что я могла бы…
– Успокойся, – мягко перебила ее Джульетта. – Это не твоя забота.
Розалинда положила ладони на стол. И сжала зубы.
– Я хочу помочь.
– Ты поможешь мне, если хорошенько выспишься. – Джульетта попыталась улыбнуться. – Ты поможешь нам, исполняя свои чудесные танцы, чтобы мы могли забыть – хотя бы на несколько минут, – что люди грабят магазины и устраивают поджоги.
Чтобы они могли забыть, что в городе свирепствует эпидемия помешательства и что ни полицейские, ни бандиты, ни колониальные державы ничего не могут с этим поделать.
Розалинда долго не отвечала, затем ошарашила Джульетту, спросив:
– Значит, я больше ни на что не гожусь?
– Что?
– Можно подумать, что я вообще не вхожу в число Алых, – с горечью бросила Розалинда. Голос ее сделался почти неузнаваемым. – Я всего лишь танцовщица.
– Розалинда. – Джульетта тоже подалась вперед, сузив глаза. Откуда Розалинда это взяла? – Да, ты танцовщица, но ты входишь в ближний круг Алых и участвуешь в таких делах, в которые не может сунуть свой нос даже твой отец. Как же ты можешь сомневаться в своей принадлежности к Алым?
Но у Розалинды сейчас были такие затравленные глаза. Горечь в ее взгляде уступила место надрыву, и она совсем пала духом. После того как ей случилось увидеть чудовище, она стала плохо спать и начала подвергать сомнению все, на чем была построена ее жизнь, что при ее и без того сумрачном нраве было опасно.
– Просто иногда это кажется мне таким несправедливым – тихо сказала Розалинда. – Тебе разрешено быть в этой семье, и ты получишь свое место в Алой банде, а я буду либо танцовщицей, либо никем.
Джульетта моргнула. На это ей нечего было сказать. Ничего, кроме…
– Извини. – Джульетта положила ладонь на руку своей кузины. – Хочешь, я поговорю со своим отцом?
Розалинда быстро замотала головой. И нервно засмеялась.
– Не обращай на меня внимания, – сказала она. – Я просто… не знаю. Не знаю, какая муха меня укусила. Мне нужно выспаться, вот и все. – Она встала, сжала руку Джульетты и сразу же отпустила ее. – Сейчас мне надо пойти домой и отдохнуть, чтобы быть готовой к сегодняшней ночной смене. Ты идешь?
Джульетта не собиралась возвращаться домой, но ей не хотелось отпускать Розалинду, пока казалось, что между ними есть неразрешенный конфликт. Это выбивало из колеи. По затылку у нее бегали мурашки, как будто между ней и ее кузиной только что произошла ссора, но она не смогла бы сказать, в чем состояла суть их разногласий. Хотя, возможно, это всего лишь плод ее воображения. Глаза Розалинды прояснились, она выпрямилась. Возможно, все дело только в тех чувствах, которые недолгое время снедали ее изнутри.
– Иди одна, – ответила наконец Джульетта. – А мне надо еще поболтаться в кабаре.
Розалинда кивнула, улыбнулась и вышла за дверь, из которой опять повеяло холодом, от которого Джульетте опять стало так зябко, что она втянула голову в свой меховой воротник. Теперь она даже не могла наблюдать за представлением, так что ей ничего не оставалось, кроме как разглядывать людей.
– Сколько времени ты уже трешь этот стол? – спросила она.
Официантка оглянулась и вздохнула.
– Xiaˇojie, эти пятна трудно оттереть.
Джульетта вскочила на ноги, быстро подошла к ней, стуча каблуками, и протянула руку за тряпкой.
Официантка моргнула.
– Мадемуазель Цай, вам не пристало пачкать руки…
– Дай ее сюда.
Официантка отдала тряпку, и Джульетта сжала ее в кулаке. Тремя быстрыми энергичными движениями, так сильно прижимая тряпку к столу, что слышался скрип, она довела столешницу до зеркального блеска.
Джульетта вернула тряпку.
– Три, используя локти. Это не так уж и трудно.
* * *
– Мне в голову пришла одна мысль.
Венедикт оторвал взгляд от своего альбома для набросков и, щурясь, посмотрел на Маршала. День был пасмурный, гнетущий, без того утешения, которое мог бы принести хороший проливной дождь.
– Я весь внимание.
Маршал тоже плюхнулся на длинный диван, без церемоний оттолкнув ноги Венедикта. И не обратил ни малейшего внимания на его недовольное хмыканье, усевшись чуть ли не на его босые ноги.
– Не кажется ли тебе немного странным, что в последнее время господин Монтеков дает нам столько поручений, связанных с Алыми? Как ему удается получать все эти сведения?
– Ничего странного в этом нет. – Венедикт опять переключил внимание на свой рисунок. – У нас есть шпионы в Алой банде. Они были у нас всегда. А у них наверняка есть шпионы в наших рядах.
– Да, у нас, конечно, есть шпионы, но не до такой же степени, – ответил Маршал. Когда он пытался сосредоточиться, у него всегда делался мрачный вид, и Венедикт находил это немного смешным. Маршалу это не шло – он был похож на шута, нацепившего костюм-тройку.
– Что? Ты думаешь, что нам удалось проникнуть в их ближний круг? – Венедикт покачал головой. – Мы бы знали, если бы это было так. Ты не мог бы перестать ерзать?
Но Маршал не перестал. Он пытался устроиться поудобнее, в конце концов у него это получилось, и он уселся, упершись подбородком в кулак.
– Просто в последнее время у него такие точные данные, – сказал он, и в его голосе прозвучали изумленные нотки. – Время маскарада стало ему известно раньше, чем Роме. Сегодня утром он отправил меня за Кэтлин Лан, точно зная, где она будет находиться.
Венедикт поднял взгляд от своего рисунка, затем снова опустил его и быстро нарисовал горло, подбородок, ямочку на нем.
– Господин Монтеков отправил тебя за Кэтлин Лан? – спросил он.
– Ну, не мог же он отправить на собрание коммунистов Рому или тебя. Вы говорите на здешнем наречии, но из-за ваших лиц вы не смогли бы сойти там за своих в отличие от меня.
Венедикт закатил глаза.
– Это я понимаю. Но почему мы теперь следим за Кэтлин Лан?
Маршал пожал плечами.
– Не знаю. Полагаю, нам нужны те сведения, которые она добывает. – Он прищурился, глядя в окно. Последовала пауза, и в наступившей тишине был слышен только один звук – звук штрихования от карандаша, которым Венедикт водил по бумаге.
– Ну, что, сегодня мы продолжим поиски такой жертвы этой заразы, которая еще жива? – спросил Маршал.
Венедикт полагал, что им надо продолжать. Время было на исходе. Алиса рассчитывала на них, и они должны хотя бы попытаться отыскать средство от этой напасти.
Вздохнув, Венедикт бросил свой альбом на стол.
– Думаю, мы должны продолжить.