Джульетта вздрогнула и отдернула пальцы от дверной ручки. Дверь перестала трястись.

– Кто, я? – спросила она, повернувшись.

Перед ней стоял мужчина в мягкой фетровой шляпе и костюме, больше похожем на одежду иностранцев, чем на то, во что были облачены остальные сотрудники газеты. Должно быть, это важная птица, кто-то близкий по должности к Чжану Гутао, а не какой-то там помощник, отвечающий на телефонные звонки.

– Я здесь по важному делу. Мне надо поговорить с вашим главным редактором, – сказала Джульетта. – Но я немного заблудилась.

– Выход вон там, – ответил мужчина, показав на лестницу, ведущую наверх.

Улыбка Джульетты сделалась ледяной.

– Это дело касается Алых, – уточнила она. – Меня сюда послал мой отец – господин Цай.

Мужчина настороженно молчал. Джульетта была искусна в подобных трюках – когда было надо, она помалкивала о том, кто она, а затем, в нужный момент, называла себя и пользовалась своим именем как оружием. Однако мужчина вдруг довольно улыбнулся – к ее досаде, – после чего кивнул и сделал ей знак следовать за ним.

Над первым этажом располагался еще один, и мужчина поднимался туда по деревянной лестнице, торопливо перешагивая через ступеньки. Джульетта же шла неспешно, глядя по сторонам. Эта лестница с ее массивными перилами и полированными поверхностями могла бы иметь неприлично роскошный вид, все в этом здании могло бы выглядеть великолепно, если бы коммунисты так не стремились показать, что они едины с простым народом.

Джульетта со вздохом наклонилась над перилами второго этажа, вглядываясь в кипы бумаг и печатные машинки. Мужчина нетерпеливо махнул ей рукой сверху и она, недовольно поморщившись, продолжила путь. Он завернул за угол, и они вошли в просторную приемную. Здесь вдоль стен друг напротив друга стояли ряды обитых темно-желтой материей стульев, и Джульетта наконец поняла, чему улыбался ее провожатый. На одном из стульев, вытянув ноги, сидел Рома. Увидев ее, он подался вперед.

– Что ты тут делаешь? – одновременно спросили они.

Мужчина в фетровой шляпе молча удалился. Как только он исчез за поворотом, Рома вскочил со своего стула и схватил Джульетту за предплечье. Она была так возмущена тем, что он посмел дотронуться до нее, что не находила слов и вновь обрела дар речи только тогда, когда он оттащил ее в угол приемной и прижал спиной к холодной стене.

– Пусти, – прошипела она, вырывая руку. Должно быть, он раздобыл те же сведения, что и она. И хочет узнать, какова роль Чжана Гутао в возникновении этого помешательства.

Джульетта проглотила ругательство, готовое сорваться с ее языка. Если Белые цветы узнают ответы на вопросы раньше нее, то поведут себя точно так же, как они действуют на черном рынке – всеми силами постараются получить монополию на получение сведений, перекупят или убьют информаторов Алых, чтобы те не могли узнать то, что известно Белым цветам. Только тогда Белые цветы будут застрахованы от этого психоза – это если его вообще можно остановить. Тогда погибать будут только их враги. И люди начнут переходить от Алых к Белым цветам. Тогда Алые проиграют, а Белые цветы победят.

– Послушай, – рявкнул Рома, – ты должна уйти.

Джульетта быстро заморгала и откинула голову назад.

– Это я должна уйти?

– Да. – На лице Ромы была написана насмешка, когда он поднял руку и легко стукнул пальцем по одной из ее сережек. Жемчужина закачалась, коснувшись ее скулы. Вот бы она могла дышать огнем – тогда бы она сейчас испепелила его.

– Прибереги этот маскарад для кого-нибудь еще, – продолжал он. – Я пришел сюда первым.

– Это территория Алых.

– Эти люди коммунисты. Ваше влияние не распространяется на них.

Джульетта стиснула зубы. Да, коммунисты находились вне их контроля. Ее утешало одно – Рома, похоже, тоже чувствовал себя здесь не слишком уютно, стало быть, влияния на коммунистов не имеют и Белые цветы. Это хорошо. Мужчина в фетровой шляпе сразу закрыл рот на замок, едва узнав, кто она такая, и сделал он это для того, чтобы не портить отношения с Алой бандой. Но они не будут осторожничать вечно. Коммунисты стремятся к ниспровержению нынешних шанхайских порядков, тех самых криминальных порядков, которые позволяют бандитам процветать. Если им доведется выбирать между истреблением всех капиталистов и истреблением всех бандитов, они избавятся и от тех и от других.

– Наши отношения с коммунистами – это не твое дело, как и все остальное, – процедила Джульетта. – А теперь сделай милость, отойди от меня.

Рома прищурился, явно расценив ее слова как угрозу. Что ж, возможно, она и впрямь вкладывала в них именно этот смысл.

– Не отойду.

Вот наглец. Джульетта выпрямилась. Он был ненамного выше нее, когда она была на каблуках – не более чем на сантиметр.

– Я не стану повторять, – зло прошипела она. – Отойди от меня. Ну?

Он плотно сжал губы, медленно, недовольно сделал шаг назад и, сердито сверля ее взглядом, потер глаза. Не знай она его так хорошо, она бы решила, что это знак того, что он смущен. Но нет – это признак усталости, под глазами у него видны темные круги, как будто его ресницы измазаны сажей.

– Ты что, недосыпаешь? – неожиданно для себя самой спросила она. Ее готовность быть вежливой была прямо пропорциональна расстоянию между ними. Теперь, когда он отошел на несколько шагов, ей уже не так сильно хотелось прикончить его.

Рома опустил руку.

– Да будет тебе известно, – ответил он, – что я чувствую себя хорошо, чего и тебе желаю.

– Я спрашивала не о твоем самочувствии.

– Да хватит уже. Уймись.

Джульетта задумчиво сложила руки на груди. Она слышала, что ночью от помешательства погибли несколько Белых цветов. А раз так, то Рома не уйдет, сколько бы она ему ни грубила – он здесь потому, что психоз угрожает тем, кто близок ему.

Она показала подбородком на закрытую дверь.

– Это его кабинет?

Роме не было нужды спрашивать, кого она имеет в виду. Он кивнул.


– Чжан Гутао никого не примет, пока не пробьет следующий час. Так что не пытайся.

Это в каком же смысле? – зло подумала она. Не устроит же она сцену, чтобы заставить Рому уйти – ведь тем самым она нанесла бы оскорбление коммунистам. И уж точно не уйдет сама, пока не поговорит с Чжаном Гутао.

Она подошла к стулу и села. Затем задрала голову и уставилась на потолок, твердо решив смотреть только туда. Джульетта заставила себя думать о другом – она сунула руку в карман и нащупала сложенный рисунок. Нельзя быть до конца уверенной в том, что эти жуткие наброски говорят о причастности к делу коммунистов, но что-то же они означают. Надо будет внимательно посмотреть на этот рисунок еще раз, поскольку пейзаж на нем, кажется, похож на набережную Бунд. Правда, речь идет всего лишь о нескольких линиях, но набережная Бунд так узнаваема, что достаточно и их.

Между тем Рома уселся на стул напротив, его пальцы барабанили в такт тиканью часов на стене. К досаде Джульетты, он, не отрываясь, смотрел на нее. Она чувствовала на себе его изучающий взгляд так живо, как будто он находился не на другой стороне приемной, а в нескольких сантиметрах от нее. Каждое движение его глаз словно разрывало ее на части, кусок за куском, пока ее внутренности не будут выставлены на всеобщее обозрение. Джульетта чувствовала, как по ее телу и лицу разливается жаркая краска, как у нее пылают щеки.

Ее тело предает ее, предает на клеточном уровне. Он же просто-напросто смотрит на нее, это нельзя назвать нападением. Но она не поддастся на провокацию. Она будет сидеть здесь и ждать, когда Чжан Гутао будет готов встретиться с ней, а потом…

– Что? – резко бросила Джульетта, чувствуя, что больше не может терпеть. Она оторвала взгляд от потолка и уставилась на него.

Он вопросительно хмыкнул, медленно поджал губы и дернул подбородком.

– Что тебя так завело?

Джульетта увидела, что взгляд Ромы устремлен на ее карман и тут же выдернула руку.

– Это тоже не твое дело.

– Если это как-то связано с помеша…

– Почему ты так решил?

Рома окрысился.

– Могу я все-таки закончить фразу…

Дверь кабинета открылась, и он замолчал. Из кабинета вышла нервного вида помощница и попросила Рому войти, после чего торопливо вернулась внутрь. Рома хмыкнул и бросил на Джульетту взгляд, как бы говорящий: «Я не закончил», – после чего он зашел в кабинет.

Джульетта внутренне кипела, ожидая, постукивая по полу носком туфли и переплетя пальцы. Десять минут она изводила себя, представляя себе, как Рома делает все, что в его силах, чтобы убедить Чжана Гутао дать все ответы ему одному и ничего не говорить Джульетте. Рома лжец, отъявленный, бессовестный лжец, обладающий таким могучим даром убеждения, что ему нипочем преграды.

Когда Рома вышел, она сразу поняла по его опущенной голове, что он не получил того, что хотел.

– Не смотри на меня так самодовольно, – шепнул он, проходя мимо нее.

– У меня просто такое лицо, – прошипела она.

Гордо задрав подбородок, Джульетта вошла в кабинет Чжана Гутао.

– Похоже, сегодня у меня удачный день, – объявил он, кладя на стол свою авторучку. Однако несмотря на бодрый тон, он хмурил брови. – Сначала наследник Белых цветов, теперь наследная принцесса Алых. Чем я могу вам помочь, мадемуазель Цай?

Джульетта опустилась в одно из кресел, стоящих перед массивным письменным столом Чжана Гутао, сделанным из красного дерева. За несколько секунд она окинула взглядом обстановку – заключенные в рамки фотографии его родителей, красный флаг с серпом и молотом, нарядный настенный календарь с обозначенными датами партийных собраний. Затем, снова переведя глаза на хозяина кабинета, она расслабилась и сделала так, чтобы он увидел именно то, что хотел – она рассмеялась своим самым беззаботным и легкомысленным смехом.

– Вы же знаете, как в нашем городе распространяются слухи, господин Чжан, – сказала она и, подняв ладони к глазам, уставилась на свои ногти. – Они доходят до меня, и я на них реагирую. Знаете, что я услышала на днях?

На лице Чжана Гутао отразился некоторый интерес.

– Расскажите мне.

– Говорят, – Джульетта подалась вперед, – что вы знаете, почему по Шанхаю распространяется помешательство.

Господин Чжан долго молчал, потом быстро заморгал и ответил:

– Мадемуазель Цай, я совершенно не понимаю, почему вы так решили.

– Да ну? Разве не вы подстроили всю эту историю с массовым помешательством, который распространяется по Шанхаю? И у вас нет планов через смерть людей ослабить банды и запугать рабочих, создав тем самым идеальные условия для того, чтобы коммунисты могли разжечь революцию?

Она видела его изумление от такой прямоты. Должно быть, Рома говорил не так откровенно, должно быть, он прибегал к околичностям вместо того, чтобы нанести удар. Что ж, этого следовало ожидать. Открытый бой – это больше по ее части.

– Мадемуазель Цай, – грозно сказал Чжан Гутао. – Это же абсурд.

Так она ничего не добьется. Джульетта выпрямилась на своем кресле, стерла с лица улыбку и сжала подлокотники. Теперь это была уже не общительная и веселая девушка, идущая в ногу со временем, а наследница одной из самых жестоких банд Шанхая.

– Так или иначе я выясню правду, – сказала она. – Так что говорите сейчас, если хотите, чтобы мы вас пощадили. Иначе я вырву у вас ответ, порвав вас на куски…

– Мадемуазель Цай, я действительно не понимаю, о чем вы, – перебил ее господин Чжан. – Прошу вас, уходите. Это место, где я делаю свою работу, и я не позволю, чтобы вы своими нелепыми обвинениями отнимали у меня время.

Что же остается? Слова Чжана Гутао звучали убедительно, но он явно был напряжен. Если только он не хороший актер, очень хороший актер, то он, возможно, не лгал, однако все это время он то и дело поглядывал на дверь и барабанил пальцами по столу. Почему? Что же он знает, чего не знает она? Если вся эта история с массовым помешательством в самом деле не его рук дело, то как он причастен к ней?

Джульетта откинулась на спинку кресла и опять расслабила спину.

– А что, если у меня есть вопросы о коммунистической партии? – спросила она. – Вы же генеральный секретарь, не так ли?

– Вы можете начать посещать наши собрания, если желаете побольше узнать о нашей партии, – холодно ответил господин Чжан. – А если нет, мадемуазель Цай, то я прошу вас уйти.