– Что понравилось – бери
В этом собачьем мире.
И «прости» не говори
В этом собачьем мире.
Не убийца и не вор
В этом собачьем мире,
Ты король, и вот твой двор –
Весь этот мир собачий.
Два пульса
Наступила тишина.
Нико медленно, сантиметр за сантиметром, приподнялась и выглянула в заднее окно.
На дороге было пусто.
На всякий случай она выждала еще несколько минут, глядя на запад. Когда стало окончательно ясно, что чужаки ушли, она вылезла наружу, стараясь не попасть под стекающие с крыши капли мочи, и побежала в лес. Громко и четко свистнула.
– Один, – прошептала она, только сейчас заметив, как ее трясет, – два, три, четыре, пять…
Было холодно и тихо. Ей никто не ответил.
– Один, два, три…
На другой стороне дороги совершенно спокойно из леса вышел Гарри. В зубах он сжимал крупную белку. А когда он подбежал к Нико и она, обняв его, похвалила, их сердца вновь забились в унисон. Только сейчас Нико по-настоящему осознала, как ей дорога́ компания пса.
– Молодец, – сквозь слезы сказала она, мысленно благодаря Бога, вселенную, но прежде всего – несчастное хилое создание, белку, которая совершенно точно ценой собственной жизни спасла Гарри.
Заправки
Дорога тянулась многие километры, уходила в неглубокую долину, а вынырнув, шла вдоль горы. Ее даже видеть не хотелось, но, раз уж она вела на восток, слегка забирая на юг (именно туда нужно было Нико), разойтись с ней не получалось. Нико с Гарри шли по лесу, старательно держась на расстоянии от машин во время стоянок.
На ходу Нико размышляла о том, насколько уродлив должен быть звук или образ для того, чтобы отложиться в памяти навсегда: нападение мух на оленя, Железные Маски (так она окрестила про себя банду людей с тусклыми взглядами) она не забудет. Она будет помнить их оружие и песню тоже. Однако больше всего ее потрясло утверждение: «Если хочешь выжить, надо выяснить, насколько выносливо твое тело».
Читая книги, Нико не понимала насилия в них – его целей, людей, находивших в нем радость и превращавших его в форму искусства. Однако на что бы жестокость ни вдохновляла людей, поистине тревожной Нико находила ее функциональность.
Вскоре они достигли сердца долины. Деревья уступили место открытому полю, в самом центре которого, у края дороги, стояло… что-то… нет, не дом. Нечто на него похожее.
Некая постройка.
Нико остановилась на краю леса и поискала признаки того, что здесь живут люди. Отсюда и до противоположного края долины укрытий не будет. Трава местами росла высоко, но ее примяло снегом. Девушку с собакой заметят сразу.
Припав на колено, Нико положила руку на загривок Гарри. Хорошо, что не надо напоминать ему, чтобы вел себя тихо, как не надо напоминать об этом самой себе.
Просто, когда нужно соблюдать тишину, они ее соблюдают.
Постройка имела большое окно спереди и с обоих торцов, хотя стекло почти все разбили. Высокая вывеска гласила: «ТЕКСАКО», а прямо под ней, словно малые дети, лепились четыре маленькие будочки.
– Станция, – сказала Нико. – Заправочная. Для легковых машин и грузовиков.
Они еще некоторое время постояли у границы леса, наблюдая за станцией. С равным успехом Нико могла бы смотреть на ведущий в Нарнию шкаф, кроличью нору до Страны чудес или ураган из страны Оз… Да и вообще на любое чудо.
На заправке могли жить Железные Маски. Вся банда, а не только виденный ею отряд.
Или же нет. Хотя заправка – это четыре стены и крыша над головой. Ее не задумывали как жилище, но кто-то наверняка на ней поселился. Увидев незваных гостей, хозяин примет их за врагов, и кто знает, чем все закончится.
Близился закат. Над головой растянулось холодное, серое, как рыба, небо. Скоро солнце совсем скроется.
Нико достала из рюкзака складной нож. Семейную реликвию с черным клинком.
– Надо туда заглянуть. Вдруг там есть припасы. – В общем-то, она сказала правду, но истинная причина крылась в другом: в Нико было слишком много от Люси, Алисы и Дороти, и она не могла пройти мимо, сдержать любопытство.
Они вместе с Гарри вышли из леса. Подойдя ближе к заправке, Нико увидела, что к верхней части вывески приделаны панели солнечных батарей, от которых к крыше станции тянулись провода. Она приблизилась к одному из разбитых окон и заглянула внутрь.
Подождала, прислушиваясь. Тишина.
Держа наготове нож, Нико проследовала к двери и открыла ее. Пригнувшись, вошла внутрь.
Ни звука.
Вдох – шаг вперед. Нико легко ступала мимо рядов, мельком заглядывая в проходы. Всюду – пусто. Уборная в дальней части – и та пустая. Тем же путем Нико вернулась в главное помещение, перегнулась через стойку – за ней тоже было пусто.
– Никого, – сказала она.
Гарри, точно как на дороге, уткнулся носом в пол и принюхивался, привыкая к многообразию новых запахов.
Довольная, что никого больше нет, Нико вернулась к стеллажам и осмотрела их уже тщательнее. С полок смели все, а в середине центрального ряда навалили кучи оберток и пустых коробок.
– Что понравилось – бери в этом собачьем мире, – тихо пропела она.
Гарри у ее ног завыл.
– Прости. Я не тебя имела в виду.
Она только сейчас успокоилась и сумела различить тихий гул электричества. Тут же пришло инстинктивное понимание: где электричество, там и люди.
– Надо уходить, – тихо проговорила Нико, однако сама уже взглядом искала источник звука.
Ноги сами пошли к нему, и в дальней части заправки отыскалась дверь с надписью «ХОЛОДНОЕ ПИВО».
Холодильная камера. Панели солнечных батарей, закрепленных на вывеске «ТЕКСАКО», до сих пор работали.
На высоте пояса кто-то приладил по бокам от двери крюки и повесил на них гвоздодер.
– Это дверь заперли или кто-то сам за ней заперся? – Нико взялась за инструмент.
Гарри снова заскулил, но она уже все для себя решила. Сняла железку с крюков и, опустив ее со звоном на пол, распахнула дверцу.
Из-за выбитых окон на заправке и без того было зябко, однако изнутри вырвался другой, искусственный холод.
Как и остальное добро на заправке, содержимое холодильной камеры тоже растащили. Царила тишина.
Только тут всюду была кровь. То есть Нико думала, что это кровь. Как будто ребенок щедрыми взмахами кисти окрасил пол и стены в темно-красный, почти пурпурный цвет.
В камере имелось два предмета: в одном углу – ведро, в другом – одеяло, под которым угадывались очертания человеческого тела.
– Я вооружена, – предупредила Нико, глядя на одеяло и выставив перед собой нож. – У меня… пистолет. Большой. В нем много патронов.
Гарри так и остался на пороге, не показывая ни малейшего желания сопровождать ее.
– Если вы человек… – Нико сделала еще несколько шагов. – Если слышите меня, то так и знайте: я сейчас сдерну одеяло.
Нико не вырвало.
Ее стошнило потом, стоило заглянуть в ведро.
Останки
Когда твоя бессмертная вселенная – это Сельский Дом с заколоченными окнами, то пыльная обувная коробка с фотографиями – самое ценное из сокровищ. На них сплошь улыбки, поцелуи, путешествия и продуманные натюрморты из еды на разделочных столах. Больше всего Нико любила снимки из Италии, куда родители ездили в медовый месяц. И хотя еды на них было запечатлено очень много, запоминались глаза матери – да и папины тоже: они светились светом, какого Нико никогда больше не видела. Их совместная жизнь тогда еще только начиналась, и, на седьмом небе от счастья, они позировали на булыжных мостовых, возле древних статуй и церквей, в музеях, полных предметов искусства, созданных как будто и не руками людей вовсе. Но родители были там и видели все собственными глазами.
Побывали они и на руинах Помпей, древнего города, погребенного под пеплом и лавой во время извержения Везувия. На родительских снимках Нико видела мумифицированные останки горожан, в их последние мгновения жизни, прямо перед тем, как их накрыла лава: они сидели, стояли, ползли; жались друг к другу, словно птицы в гнезде; тянули куда-то руки или накрывали обремененные детьми животы, а кто-то – и эти люди намертво засели в памяти Нико – как будто кричал в пустоту.
Словно крики могли остановить несущуюся на город огненную волну.
Хотя как еще вести себя в такой ситуации? Почему бы и не кричать?
В этом собачьем мире.
И «прости» не говори
В этом собачьем мире.
Не убийца и не вор
В этом собачьем мире,
Ты король, и вот твой двор –
Весь этот мир собачий.
Два пульса
Наступила тишина.
Нико медленно, сантиметр за сантиметром, приподнялась и выглянула в заднее окно.
На дороге было пусто.
На всякий случай она выждала еще несколько минут, глядя на запад. Когда стало окончательно ясно, что чужаки ушли, она вылезла наружу, стараясь не попасть под стекающие с крыши капли мочи, и побежала в лес. Громко и четко свистнула.
– Один, – прошептала она, только сейчас заметив, как ее трясет, – два, три, четыре, пять…
Было холодно и тихо. Ей никто не ответил.
– Один, два, три…
На другой стороне дороги совершенно спокойно из леса вышел Гарри. В зубах он сжимал крупную белку. А когда он подбежал к Нико и она, обняв его, похвалила, их сердца вновь забились в унисон. Только сейчас Нико по-настоящему осознала, как ей дорога́ компания пса.
– Молодец, – сквозь слезы сказала она, мысленно благодаря Бога, вселенную, но прежде всего – несчастное хилое создание, белку, которая совершенно точно ценой собственной жизни спасла Гарри.
Заправки
Дорога тянулась многие километры, уходила в неглубокую долину, а вынырнув, шла вдоль горы. Ее даже видеть не хотелось, но, раз уж она вела на восток, слегка забирая на юг (именно туда нужно было Нико), разойтись с ней не получалось. Нико с Гарри шли по лесу, старательно держась на расстоянии от машин во время стоянок.
На ходу Нико размышляла о том, насколько уродлив должен быть звук или образ для того, чтобы отложиться в памяти навсегда: нападение мух на оленя, Железные Маски (так она окрестила про себя банду людей с тусклыми взглядами) она не забудет. Она будет помнить их оружие и песню тоже. Однако больше всего ее потрясло утверждение: «Если хочешь выжить, надо выяснить, насколько выносливо твое тело».
Читая книги, Нико не понимала насилия в них – его целей, людей, находивших в нем радость и превращавших его в форму искусства. Однако на что бы жестокость ни вдохновляла людей, поистине тревожной Нико находила ее функциональность.
Вскоре они достигли сердца долины. Деревья уступили место открытому полю, в самом центре которого, у края дороги, стояло… что-то… нет, не дом. Нечто на него похожее.
Некая постройка.
Нико остановилась на краю леса и поискала признаки того, что здесь живут люди. Отсюда и до противоположного края долины укрытий не будет. Трава местами росла высоко, но ее примяло снегом. Девушку с собакой заметят сразу.
Припав на колено, Нико положила руку на загривок Гарри. Хорошо, что не надо напоминать ему, чтобы вел себя тихо, как не надо напоминать об этом самой себе.
Просто, когда нужно соблюдать тишину, они ее соблюдают.
Постройка имела большое окно спереди и с обоих торцов, хотя стекло почти все разбили. Высокая вывеска гласила: «ТЕКСАКО», а прямо под ней, словно малые дети, лепились четыре маленькие будочки.
– Станция, – сказала Нико. – Заправочная. Для легковых машин и грузовиков.
Они еще некоторое время постояли у границы леса, наблюдая за станцией. С равным успехом Нико могла бы смотреть на ведущий в Нарнию шкаф, кроличью нору до Страны чудес или ураган из страны Оз… Да и вообще на любое чудо.
На заправке могли жить Железные Маски. Вся банда, а не только виденный ею отряд.
Или же нет. Хотя заправка – это четыре стены и крыша над головой. Ее не задумывали как жилище, но кто-то наверняка на ней поселился. Увидев незваных гостей, хозяин примет их за врагов, и кто знает, чем все закончится.
Близился закат. Над головой растянулось холодное, серое, как рыба, небо. Скоро солнце совсем скроется.
Нико достала из рюкзака складной нож. Семейную реликвию с черным клинком.
– Надо туда заглянуть. Вдруг там есть припасы. – В общем-то, она сказала правду, но истинная причина крылась в другом: в Нико было слишком много от Люси, Алисы и Дороти, и она не могла пройти мимо, сдержать любопытство.
Они вместе с Гарри вышли из леса. Подойдя ближе к заправке, Нико увидела, что к верхней части вывески приделаны панели солнечных батарей, от которых к крыше станции тянулись провода. Она приблизилась к одному из разбитых окон и заглянула внутрь.
Подождала, прислушиваясь. Тишина.
Держа наготове нож, Нико проследовала к двери и открыла ее. Пригнувшись, вошла внутрь.
Ни звука.
Вдох – шаг вперед. Нико легко ступала мимо рядов, мельком заглядывая в проходы. Всюду – пусто. Уборная в дальней части – и та пустая. Тем же путем Нико вернулась в главное помещение, перегнулась через стойку – за ней тоже было пусто.
– Никого, – сказала она.
Гарри, точно как на дороге, уткнулся носом в пол и принюхивался, привыкая к многообразию новых запахов.
Довольная, что никого больше нет, Нико вернулась к стеллажам и осмотрела их уже тщательнее. С полок смели все, а в середине центрального ряда навалили кучи оберток и пустых коробок.
– Что понравилось – бери в этом собачьем мире, – тихо пропела она.
Гарри у ее ног завыл.
– Прости. Я не тебя имела в виду.
Она только сейчас успокоилась и сумела различить тихий гул электричества. Тут же пришло инстинктивное понимание: где электричество, там и люди.
– Надо уходить, – тихо проговорила Нико, однако сама уже взглядом искала источник звука.
Ноги сами пошли к нему, и в дальней части заправки отыскалась дверь с надписью «ХОЛОДНОЕ ПИВО».
Холодильная камера. Панели солнечных батарей, закрепленных на вывеске «ТЕКСАКО», до сих пор работали.
На высоте пояса кто-то приладил по бокам от двери крюки и повесил на них гвоздодер.
– Это дверь заперли или кто-то сам за ней заперся? – Нико взялась за инструмент.
Гарри снова заскулил, но она уже все для себя решила. Сняла железку с крюков и, опустив ее со звоном на пол, распахнула дверцу.
Из-за выбитых окон на заправке и без того было зябко, однако изнутри вырвался другой, искусственный холод.
Как и остальное добро на заправке, содержимое холодильной камеры тоже растащили. Царила тишина.
Только тут всюду была кровь. То есть Нико думала, что это кровь. Как будто ребенок щедрыми взмахами кисти окрасил пол и стены в темно-красный, почти пурпурный цвет.
В камере имелось два предмета: в одном углу – ведро, в другом – одеяло, под которым угадывались очертания человеческого тела.
– Я вооружена, – предупредила Нико, глядя на одеяло и выставив перед собой нож. – У меня… пистолет. Большой. В нем много патронов.
Гарри так и остался на пороге, не показывая ни малейшего желания сопровождать ее.
– Если вы человек… – Нико сделала еще несколько шагов. – Если слышите меня, то так и знайте: я сейчас сдерну одеяло.
Нико не вырвало.
Ее стошнило потом, стоило заглянуть в ведро.
Останки
Когда твоя бессмертная вселенная – это Сельский Дом с заколоченными окнами, то пыльная обувная коробка с фотографиями – самое ценное из сокровищ. На них сплошь улыбки, поцелуи, путешествия и продуманные натюрморты из еды на разделочных столах. Больше всего Нико любила снимки из Италии, куда родители ездили в медовый месяц. И хотя еды на них было запечатлено очень много, запоминались глаза матери – да и папины тоже: они светились светом, какого Нико никогда больше не видела. Их совместная жизнь тогда еще только начиналась, и, на седьмом небе от счастья, они позировали на булыжных мостовых, возле древних статуй и церквей, в музеях, полных предметов искусства, созданных как будто и не руками людей вовсе. Но родители были там и видели все собственными глазами.
Побывали они и на руинах Помпей, древнего города, погребенного под пеплом и лавой во время извержения Везувия. На родительских снимках Нико видела мумифицированные останки горожан, в их последние мгновения жизни, прямо перед тем, как их накрыла лава: они сидели, стояли, ползли; жались друг к другу, словно птицы в гнезде; тянули куда-то руки или накрывали обремененные детьми животы, а кто-то – и эти люди намертво засели в памяти Нико – как будто кричал в пустоту.
Словно крики могли остановить несущуюся на город огненную волну.
Хотя как еще вести себя в такой ситуации? Почему бы и не кричать?