Нужно было совершить последний бросок к ожидающим их на Дунае, в условленном месте судам. Все понимали – турки непременно появятся, такой тарарам, устроенный на их берегу, они никак не могли не заметить. До Види́на от Неготина всего-то чуть более шести десятков вёрст хода. Значит, у роты была фора в полдня, ну-у, максимум день. И то это если сильно повезет и враги будут нерасторопны. Алексей как будто спиной чувствовал дыхание погони и подгонял колонну.
– Господа офицеры и старшины, оторваться с пленными от погони мы не в состоянии. Отпустить их просто так тоже будет неправильно, – покачал в раздумье головой Алексей. – Победа, добытая кровью егерей, тогда обесценится. Да и наши люди все вымотаны, сильно ускориться у нас сейчас не получится. Значит, будем принимать бой, но только уже на наших условиях.
Курт, вспомни, ближе, к нам, за тем поворотом на главную дорогу от Слатинского просёлка, мы проходили небольшое сельцо Малую Каменицу. Там ещё колодец такой приметный был, с огромным длинным шестом, где мы свои фляги с водой дополнили. А вокруг села оврагов плохо проходимых для конницы полно.
– Да, ваш благородий, я помнить, – кивнул главный оружейник роты. – Что нам нужно делать?
– Правильно сказал – «что нужно делать», – повторил Алексей. – Нужно всё сделать красиво, господин фурьер. Сколько у нас всего на этом выходе фугасов переносится?
– Всё как обычно, в роте восемь пионер, у каждый есть свой ранец для переноса фугас, – подсчитывал в слух Шмидт. – У два пионер в свой ранец малый направленный фугас с тёрочный взрыватель, в каждый ранец их по четыре, и всего, значит, восемь. Один большой с тёрочный запал мы сделать в мастерской Бухарест, но весь остальной фугас у нас есть только фитильный. Вы сами знать – у нас нет время и нет ингредиент для изготовлений тёрочный запал.
– Да, жалко, фитильные нам здесь не подойдут, – вздохнул Алексей. – Нужны будут только тёрочные. А значит, будем обходиться тем, что есть. Перед Малой Каменицей есть роща, она небольшая, но всё же заставит турецкую кавалерию собраться в походную колонну. Устанавливайте в ней свои фугасы, Курт, так, чтобы покрыть осколками поражения от подрывов участок дороги шагов в двести. Самым главным тут будет собрать всех турок в единый плотный строй. Впереди они всегда пускают разведку и потом уже, обнаружив противника, наводят на него и свои главные силы. Поэтому мы поступим с вами так.
Алексей обернулся к командиру дозорного плутонга:
– Фёдор Евграфович, ты отбираешь десяток своих самых шустрых ребят. Они встречают перед самой рощей залпом передовой турецкий дозор и на его глазах убегают сломя голову по дороге.
Разведка турок обязательно поскачет за вами и наткнётся в роще уже на наш основной заслон. Какая-то часть их должна будет вернуться к себе живыми и доложиться своим командиром, что русские найдены и что их не так уж и много. Ну а дальше главным будет, чтобы османы ринулись уже на нас по дороге. Думаю, они никак не устоят от такого соблазна, чтобы порубить сотню русских егерей одним махом!
Нет, Макарович завал мы там делать не будем, иначе они в лесу спешатся, рассыпятся, и все эти драгоценные фугасы Курта сработают тогда просто впустую. Нам нужна плотная колонна конных турок, уверенная, что она на полном скаку сомнёт этих наглых русских, а потом и посечёт их всех. Так что мы всячески работаем на эту их уверенность. С собой мы оставляем сотню стрелков и подрывников под командой Курта, которые предварительно замаскируются в лесу. Все остальные уходят в сторону Дуная. Думаю, что три десятка для конвоирования пленных и для вывоза раненых там будет вполне достаточно. Ну а нам всем ещё остался один большой переход. Поднимаем егерей, братцы, и в путь!
Афоня проверил надёжность зажима струбцины на втором фугасе.
– Ещё чуть туть дожать, вот так, – и он подкрутил винт до упора.
Установлен заряд был хорошо, удачно тут дерево чуть впереди от всех остальных стоит. Высота, как и сказал старший, – чуть выше груди, и направлен он как надо. Егерь подвязал к выступающему из запальной трубки кольцу конец длинного, витого шнура. Ну всё, теперь его проводим туда же, где уже лежит шнур и от первого фугаса. Он отодвинул маскировочную сетку и спрыгнул в небольшой окопчик.
– Курт! Курт! Готово у меня всё. Оба установил, проверь их!
К дереву подбежал главный оружейник и всё там внимательно оглядел.
– Шнуры прижать и больше не трогать! Я снимать предохранительный шпилька с запал! Всё! Твой фугас на боевой взвод! Ждать!
– Ну, ждём, чего уж тут, – проворчал Афоня и чуть сдвинулся от лежащих рядом шнуров. – Иди ко мне родной! – он поднял штуцер с разостланной у бровки окопчика тряпицы, сдул с него паутинку и прицелился в стороны дороги. – Нужно было ещё пару веток обломать, всё же маненько обзор-то закрывают. Э-эх я, кулёма! – пробормотал он со вздохом и положил винтовку обратно. Вставать с той секунды, как фурьер взвёл заряды, категорически запрещалось, оставалось теперь только ждать.
Невдалеке глухо хлопнула россыпь фузейных выстрелов.
– Внимание! – Алексей поднял руку. – Помните, всех османских дозорных не выбивать! В тех, кто держится с правого края дороги, не стрелять! То-овсь! – Три растянутых вдоль дороги шеренги, первая лёжа, вторая с колена и третья стоя, приготовили свои ружья к бою.
Из-за дальнего поворота выскочили егеря дальнего дозора, а через несколько секунд в отрыве сотни шагов от них показались и турецкие всадники.
– Внимание, третья шеренга! Це-ельсь! Огонь! – Ба-а-ах! По лесу раскатился ружейный залп. Оставив на месте с десяток тел, уцелевшие турки развернули своих лошадей и, оглядываясь, унеслись прочь.
– Ну всё, а вот теперь мы ждём основные силы. Третья шеренга, перезарядиться! Команда для всех – надеть штыки!
Прошло несколько минут, и из того же поворота, куда недавно ускакали остатки дозора, показалась плотная конная масса. Османы были в себе уверены, что такое для них сотня пехотинцев? Раздавить их единым натиском и порубить, а нескольких взять арканами, чтобы задобрить пленниками пашу. К этим русским у него особые счёты, они как-то сумели взять Неготинскую крепость и вот теперь убегают в панике по дороге, оставив на смерть свой небольшой заслон. И это против пяти-то сотен!
Первые ряды всадников пронеслись мимо Афони по дороге. Раз, два, три, четыре, пять, отсчитал он положенное время и резко дёрнул за правый шнур. Ба-ах! – раздался недалёкий взрыв. Левый шнур, ещё рывок! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! – гремели на дороге разрывы направленных малых фугасов. Восемь штук их, расставленных по четыре с каждой стороны просёлка, на тридцать, а то и на сорок шагов от себя густо засевали всё сотнями мелких осколков и картечин. На дороги сейчас творился сущий ад!
Ба-абаах! Сработал самый большой пудовый фугас, подорванный в самом центре колонны Куртом! Несколько дробин ударили по деревьям возле Афони. Он схватил штуцер и сбил из седла пулей одного из мечущихся в панике всадников. А вот теперь уже и гренада!
– Первая шеренга, ого-онь! – Залп трёх десятков ружей свалил проскочившую место бойни голову конницы. – Вторая шеренга, огонь! Третья шеренга, огонь! Рота, в штыки, в атаку! Ура! – Сотня егерей с рёвом бросилась к ошеломлённому взрывами противнику.
Афоня скинул с себя сетку и, выскочив из окопа с размаху, запустил чугунный шар в уцелевших и разворачивающих коней турок. Бах! – рванула его, а за ней вторая, третья и четвёртая гренада подрывников.
Турки не приняли ближний бой и, развернув коней, уносились прочь от этого страшного места. Половина их отряда была разорвана в клочья, покалечена и посечена осколками буквально за одну минуту. Какая уж тут атака, когда из леса в упор по ним били картечью десятки орудий! Ещё и летели пули егерей! А по дороге, отстрелявшись из ружей, шла в штыковую пехота. Похоже, русских здесь было гораздо больше, чем они изначально думали. Чтобы с ними воевать, нужны были подкрепления и пушки. Больше сломя голову они уже не будут на них лезть!
– Лужин, отстанешь со своим плутонгом на сто шагов! Всем остальным колонной бего-ом ма-арш! – отдал команду капитан. – Уходим, братцы! У нас ещё два десятка вёрст пути до реки!
Глава 6. К генералу Суворову!
– Ваше высокоблагородие, особая отдельная рота егерей задачу, поставленную ей командованием, выполнила! На этом выходе мы потеряли четверых рядовых убитыми. С серьёзными ранениями у нас пятеро, из них покалечен один старший унтер-офицер Зубов, – докладывал полковнику фон Оффенбергу Егоров. – Разрешите вам представить подробный рапорт по всему нашему делу? К нему же приложена и расписка от премьер-майора Баранова о передаче ему всего того золота, что было укрыто до этого в крепостных развалинах старой крепости.
– Представляй, капитан, почитаю его чуть позже, – кивнул барон. – А вот о событиях последней вашей неделе этого выхода я уже частично посвящён. От генерала Энгельгардта в главное квартирмейстерство пришло донесение о большом волнении турок на их правом берегу. Часть своих сил из гарнизонов больших крепостей они отправили на юг. К ним же на усиление всего придунайского участка напротив Малой Валахии от Види́на и до Турно отправлено подкрепление из под Рущука и Силистрии. Бригада генерала теперь демонстрирует перед противником желание переправиться и всячески старается показать, что у них сил гораздо больше, чем есть на самом деле. Если ему удастся удержать около себя турок хотя бы месяц, то честь ему и хвала. Нашим дивизиям на главном направлении наступления драться будет тогда гораздо легче. Так, только вкратце, чего там натворили такого, что османы как ошпаренные начали носиться и до сих пор вон не угомонятся?
– Если вкратце, господин полковник, то действовали по утверждённому вами плану, – пожал плечами Алексей. – Вместе с сербскими гайдуками разбили гарнизон Заечар и потом вышли на север в сторону Неготина. А чета Стояновича пошла на восток громить Прибалканские гарнизоны турок. Рота по пути к Неготинской крепости уничтожила Слатинский гарнизон и уже затем взяла штурмом саму крепость. Частично её разрушили и вывели всех пленных с собой. По пути пришлось принять бой с высланной из Види́на погоней. Из пяти сотен конного османского отряда половина смогла уйти, ну а половину, стало быть, мы положили. Дальше совершили марш к Дунаю и погрузились в ожидавшие нас суда отряда Кунгурцева. В общем-то это всё, ваше высокоблагородие. Но в рапорте, конечно, те события более подробно отражены.
– Сколько в Неготине всего гарнизона было? – полковник с прищуром посмотрел на Лёшку.
– Ну, сотен пять-то, конечно, там было, – почесал тот в раздумье висок. – Повезло, что до этого они часть сил на юг, под Заечары перебросили, для нас это большим облегчением стало. Да и половину их командования удалось впервые же минуты боя выбить, ну а потом у противника началась паника, и грамотно организовать своё сопротивление он уже не сумел.
– Рискованно, Алексей, очень рискованно, – неодобрительно покачал головой Генрих Фридрихович. – Везенья такого могло бы у вас и не быть, или же оно закончилось бы там слишком быстро. И что бы тогда с вами со всеми стало перед плотным огнём с крепости? Потеряли бы десятка три там ранеными и убитыми под стенами, а потом по остальным бы прошлась конница, всех добивая. Вам вполне достаточно было продемонстрировать только лишь свою активность ну и чуть-чуть покусать разъезды в окрестностях. А не лезть на сами крепостные стены.
– Мы думали про это, господин полковник, но всё же решили рискнуть, – Алексей встал по стойке смирно. – Вся ответственность за исход штурма и выхода в целом лежала только лишь на мне. Если я сделал что-то не так, то с меня и спрашивайте по всей строгости.
– За взятие крепости силами одной роты спрашивать? – усмехнулся фон Оффенберг. – За то, что полторы сотни пленных оттуда пригнал да ещё и погоню разбил? Думаю, для Энгельгардта это большая помощь. Весь ваш выход вкупе тянет на войсковую операцию в глубине территории противника в отрыве от основных сил. Я бы на месте турок обязательно этим озаботился. Ладно, вот эта малая крепость, но там же ещё две большие опорные остались, а лишиться их – это значит потерять всю северную Сербию с открытым направлением на Белград. Ладно, молодец, удачно в этот раз у вас всё там получилось. Будем составлять реляцию в военную коллегию, как-никак это ведь они там весь этот выход сами курировали. Пусть теперь докладывают, как под их прямым руководством армейские части осман в Сербии потрясли. Гладишь, и про вас тоже не забудут, может, даже и спасибо скажут, – с ироничной улыбкой произнёс барон.
– Да нам-то что это спасибо, Генрих Фридрихович, главное, живые вернулись. Да и то вот не все, – вздохнул Алексей. – Карпыча, старшего моего унтера, жалко, учил он меня егерской науке в самом начале службы. Две войны ведь солдат прошёл, и вот на тебе – без руки остался. Как же ему теперь далее-то жить? Ни кола ни двора, а армия для него за семью и за сам дом.
– Война, Алексей, – развёл руками полковник. – Она ведь не щадит ни старого, ни малого. Пристроит, чай, куда-нибудь твоего Карпыча наше военное ведомство. Или в инвалидную команду, или, может, в богадельню какую. Не оставят без куска хлеба солдата. А заместо убывших ты набирай новых людей, тут, как я уже говорил, тебе отказа ни в чём не будет. Что-то хочешь сказать мне? Вижу, мнёшься же, ну говори.
– Так точно, господин полковник. С нами из выхода вернулась пара десятков сербов, в том числе и целая семья из Слатины. Оставить их там, в Сербии, нам никак нельзя было, казнили бы всех турки. Мы их из подвала гарнизонного дома высвободили, тогда, когда это село занимали. Все они просятся в российское подданство, а четверо молодых парней и вовсе жаждут воевать в моей роте. Я бы их взял, ваше высокоблагородие, дельные ребятки, проверили мы их уже там. Вы бы поспособствовали им, а?
– Скоро у тебя, небось, уже целая половина роты из сербов будет, – усмехнулся барон. – Поди, Милорадович за собой земляков-то в строй тащит, а?
– Никак нет, Генрих Фридрихович, – помотал головой Егоров. – Сами они у нас служить желают, хорошие ребятки, шустрые и разумные, не подведут. Всему их у себя научим.
– Ну ладно, как знаешь, – кивнул фон Оффенберг. – Времени на учёбу вот только им не будет, всю воинскую науку в походах новобранцам давать теперь будете. Две недели всего вам на отдых отводится, а потом опять в бой. Наша армия, капитан, сейчас выходит к местам переправы. Как уже ранее говорилось, из четырёх дивизий две блокируют прибрежные крепости Рущук и Силистрию, а две ударные во главе с генерал-поручиками Каменским и Суворовым идут в сторону Шумлы на армию визиря. Под чьим началом ты хочешь воевать, я сейчас даже и не спрашиваю, да и Александр Васильевич сам просил твою роту к себе в усиление. Так что по прошествии двух недель, капитан, вы отправляетесь к Гирсово и поступаете в распоряжение Суворова. Ну а дальше поход, и да хранит тебя самого и всю твою роту Господь!
По пути в расположение роты Алексей завернул в госпиталь. Ему там нужно было навестить своих раненых и передать для них те лекарства, которые посоветовал прикупить Дементий Фомич. За бедностью снабжения с этим у него была беда, егеря же могли вполне их найти по своим особым каналам. Трое рядовых с более лёгкими ранами проходили лечение в самом расположении роты и шли уже на поправку. Здесь же, при монастыре, где располагался госпиталь, оставались двое самых тяжёлых. У Милушкина Авдея, как его ни старались сберечь на выходе, но, как видно, в рану всё же попала грязь, и дабы спасти ногу, врачи взрезали всю ляжку до самого колена, вычищая гной. Чудо ещё, что не отрезали её под самый пах, как это обычно и делали. Уж очень просил оставить её солдат. Ну зачем ему такая жизнь да без ноги? Ну и сам Карпыч. Сержант уже пришёл в себя, но горевал сильно.
– Не переживай, Иван Карпович, – успокаивал его как мог Алексей. – Войне недолго уже осталось греметь. Вот разобьём за Дунаем турок, попробую тебя в комендантский плутонг пристроить. А что, будешь там на караулы солдат разводить. Да ещё и следить, как они там на плацу свою ножку тянут – ать-два, ать-два, левой-правой, левой-правой! Ровней строй держать! Ты, самое главное, нос свой не вешай, Авдейку вон здесь приглядывай, чтобы он всё то, что ему прописывает врач, вовремя принимал. Считай, у тебя и здесь в энтом вот госпитале есть наш солдат в подчинении, а значит, и ответственность перед ним и перед его командиром.
– Эхе-хе-е, – кручинился старый солдат. – Отвоевался я ужо, ваше благородие, прошла моя жизнь, всё-о. Не прусская, так вот она, турецкая пуля для меня нашлась. Дом я отчий что-то в последнее время всё здесь вспоминаю, деревню нашу, речку, лес, и даже запахи как будто бы из детства порою до меня долетают. Как будто снова я по родной сторонушке босыми ногами иду. Может, на погост мне пора? Жалко только не в русскую землю ложиться, далеко отсель Россия-матушка.
– Так, ты эти разговоры-то брось, Карпыч! – нахмурился Алексей. – Схоронил я уже дядьку Никитича, хватит! Ну, подумаешь, культя, правая-то рука вона какая у тебя крепкая, да и ноги обе на месте. Ты нас дождись с похода, всё там с тобой порешаем! Я тебя не оставлю, отец, слово даю!
– Спасибо, Ляксей Петрович, за заботу вашу и ласку, – дрогнули ресницы у сержанта. – Идите ужо к ребятам в роту. Привет им передавайте и благодарствие за гостинцы. Не волнуйтесь за меня, дождусь я вас и за Авдейкой здеся пригляжу. Идите, идите, вас тама дела службы ждут.
С тяжёлым сердцем уходил Егоров из госпиталя. Но дел действительно было много. Две майские недели пролетят незаметно, а за это время нужно было хотя бы поверхностно научить шестерых из пополнения начальным основам военного дела. Да и три десятка из того, прошлого пополнения ещё не были достаточно подготовлены, и многое из тех пробелов уже вылезло во время последнего выхода. На приозёрных полигонах постоянно с утра и до ночи гремели выстрелы и слышались команды.
Шла работа и в мастерской у Курта. Весь его десяток не покладая рук готовил боевые припасы. Истрачено их во время последнего выхода было много, и вот теперь оружейники спешили всё восполнить, переделывая в боевые те несколько ящиков гренад, которые привезли за время отсутствия егерей из дальних крепостных арсеналов.
– Не успеть, мы ничего не успеть, – сокрушенно качал головой Курт. – Почему не привезти их, два, три месяц назад, когда у нас быть много время, и мы здесь заниматься вторичный дела?
– Ну-у друг, вот у тебя и вопросы! – усмехнулся Алексей. – Почему? Это армия, фурьер, я вот вообще удивлен, что интенданты их к нам в этом году притащили. Три года ещё даже с того обещания не прошло.
– Как три года, какой три года? – вскинул удивлённо брови немец. – Совсем скоро война закончится, никак нельзя так работать и воевать.
– Ладно, проехали уже, – махнул рукой Лёшка в сердцах. – Поговорка у нас, у русских, такая, что обещанного три года ждут. Ты расскажи-ка лучше, много твой аптекарь смог по своим дальним связям ингредиенты для новых тёрочных запалов найти?
– Проехали, куда проехали? – Шмидт непонимающе пожал плечами. – Как у вас, у русский, всё трудно понимать. Найн, очень мало прийти в этот раз, половина меньше чем прошлый. Фосфор очень редкий добавка. И цена запросить на четверть больше от прежней. Редкий вещество. В Европа совсем мало есть лабораторий, который его делать.
– Ну что же, сколько есть, всё наше, – вздохнул Алексей. – Нас эти направленные фугасы хорошо выручили при отходе к Дунаю. Жаль, что при их изготовлении возникает столько трудностей.
– Алексий, это не мануфактур и не казённый завод, – ротный оружейник обвёл руками заваленные инструментом и полыми чугунными шарами верстаки. – Хорошо, что и так много делать из того, что у нас тут есть.
– Спасибо, друг, вы действительно большие молодцы. – Лёшка погладил рукой передний выпуклый кожух от заготовки фугаса. – Потерпите ещё немного, зато у тебя вон какой навык управления производством появился. У деда Отто только ты, ну ещё изредка один наёмник был. А тут у тебя целая дюжина вон работников. Да ещё и каких – орлы, егеря!
– Этот орлы, ломать столько свёрла и портить инструмент, что легче сам всё сделать, – вздохнул Курт. – Но я тебя понять. Осталось десять дней, и мы сделать, сколько суметь. Первый очередь – это направленный фугас, потом гренад, и если останется время – чуть-чуть дымовой и зажигательный шашка. Не зря мы менять несколько особый снаряд у тех матросен, кем командует неуступчивый капитан Кунгурцофф.
В последних числах мая отдельная рота совершила марш в сторону Гуробал. Все дороги на юг были запружены повозками, скрипучими телегами, орудийными и зарядными передками. В сторону реки шагали пехотные колонны. По обочине рысью проходили казачьи и гусарские эскадроны. Армия спешно подтягивалась к Дунаю. Егеря, стараясь избежать пыли и сутолоки, бежали от всех стороной. Перед самой рекой рота нагнала штаб второй дивизии.
– Ваше превосходительство, особая рота егерей прибыла в ваше распоряжение! Готов к исполнению приказаний, – Лёшка глазами ел будущего великого русского полководца.
– Егеря-охотники пожаловали?! Молодцы, как раз вы вовремя успели до переправы подбежать! – улыбался, заполошно дыша, Суворов.
Была у этого удивительного человека необычная причуда, о которой многие в его подчинении знали и давно уже к ней привыкли. Помимо ежедневного обливания холодной водой, Александр Васильевич очень любил бегать. Но так как сие при войсках, да ещё и в военно-полевых условиях было бы крайне нежелательным, то бегал он в своём шатре по кругу. Да и ладно бы, ну что тут такого?! Однако бегал он, как бы это правильно сказать, совершенно нагишом, да ещё и со словарём в руках. «Эдак запоминается лучше, и закалка для тела», – аргументировал он такую свою необычную причуду. Во всяком случае, этот великий русский военный гений знал в совершенстве восемь языков: французский, немецкий, итальянский, турецкий, польский, арабский, татарский и даже финский! Ещё и примерялся к нескольким.
– Сказывали мне, далеко вы ходили? Недавно только, небось, вернулись? Басурман уму-разуму где-то учили? – генерал пытливо оглядывал стоявшего перед ним капитана. – Ты выдохни, Алексей, чай, не на параде стоишь. Выправку твою вижу, впечатлён! Только вот стояние во фрунте обстоятельной беседе мешает! – Речь командира дивизии, как всегда, была ёмкой и резкой, словно укол шпаги.