— Да, я научился этой песенке от тебя, мама! Ты мне всегда ее напевала. Помнишь? Ведь помнишь? На сей раз это я напеваю ее тебе! Ты меня вырастила, и я должен тебе как-то за это отплатить, верно? Не волнуйся. Эта песенка звучала у меня в голове целых шесть лет, так что я нигде не ошибусь.

Не знаю, как долго еще я мычал этот мотивчик.

А когда пришел в себя, то уже молчал.

Я стоял посреди двора, глядя, как дождь барабанит ей по лицу. Глаза, которые всегда обжигали меня таким холодом и злобой, были широко раскрыты, несмотря на бьющие в них дождевые капли. Рот, из которого на меня всегда сыпались брань и оскорбления, молчал. И только тут я понял, зачем вообще вернулся в этот дом.

Да, я ждал. Ждал того дня, когда сам смогу спеть эту песенку. Мне очень хотелось, чтобы мама ее услышала. Еще разок промычав припев, я подумал: теперь ведь эта чертова песенка больше не будет безостановочно проигрываться у меня в голове, а?





7




Когда Сонгён проехала в ворота, поставила машину на стоянку и вошла в приемную для посетителей, к ней сразу подошел дежурный охранник. После ответа на несколько его вопросов и очередной быстрой проверки документов получила пропуск, на котором крупными буквами было напечатано «Посетитель».

Повесив его на шею, Сонгён вслед за охранником двинулась к зданию, в котором располагались тюремные камеры.

Посетители обычно встречались с заключенными в том же административном корпусе, в котором располагалась приемная. Однако для встречи с Ли Бёндо по приказу начальника тюрьмы выделили отдельное помещение в каком-то другом здании.

За основным тюремным блоком открылась пустая площадка, предназначенная для занятий спортом и прогулок, но отведенные для этих целей часы давно закончились, и никого из заключенных здесь уже не было. Вдоль одной стороны площадки протянулась высоченная стена, почти полностью загораживая небо. Тюрьмы предназначены для того, чтобы держать людей взаперти, но эта больше напоминала неприступную крепость, рассчитанную на то, чтобы никто не пробрался в нее с воли.

Сонгён уже приходилось несколько раз бывать здесь, и месяц назад она даже приводила сюда студентов на ознакомительную экскурсию, но так далеко вглубь еще не забиралась. Поглядев на высоченную стену, она спросила у охранника:

— А что там за ней?

— Блок для осужденных на смертную казнь, — последовал ответ.

Здание стояло практически в самом центре тюремной территории. Сонгён еще раз медленно обвела взглядом сплошную неприступную стену.

Тюрьма была построена в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. С тех пор прошло уже больше двадцати лет, так что, естественно, здание было довольно обшарпанным. Но вид его вызывал и еще какое-то странное чувство, которое не объяснишь одним лишь годом постройки. У Сонгён возникло ощущение, будто перед ней какая-то выцветшая от времени фотография — уже и не разберешь, цветная или черно-белая.

Мир за прочными высокими стенами совершенно отличался от мира снаружи — мир, в котором даже сами время и воздух были надежно заперты на замок.

Поверх старой серой стены тянулась ограда из колючей проволоки как минимум двухметровой вышины, с торчащими над ней караульными вышками. Совершенно завороженная ее видом, Сонгён не могла вымолвить ни слова.

В тяжко нависающей над головой стене маячила железная дверь, в которую едва можно было протиснуться вдвоем. После того, как сопровождающий подтвердил ее полномочия, второй охранник провел ее внутрь, и Сонгён показалось, что она только что миновала врата ада, откуда нет возврата.

Железная дверь проходной с громким скрипом закрылась у нее за спиной.

По затылку пробежал неприятный холодок. Звук был такой же мерзкий, как скрип ногтей по классной доске. Сонгён почувствовала, как нарастает напряжение, словно туго натянутые нервы были готовы в любой момент лопнуть.

Какое-то не поддающееся описанию чувство полностью завладело ею, сковало по рукам и ногам. Казалось, будто здоровенный камень навалился на грудь. Она попробовала глубоко вдохнуть, но чувство тяжести никак не отпускало.

Вдруг захотелось немедля развернуться и без оглядки броситься к выходу.

«Успокойся, нет никаких причин нервничать», — приказала она себе, хотя и без особого толку. Припомнилось прозвище, которое дали ей студенты.

Кларисса Старлинг. Салага, делающая еще только первые робкие шаги в ФБР.

Сонгён представила себе Джоди Фостер в фильме «Молчание ягнят». Только сейчас ей пришло в голову, что в этот момент она и впрямь похожа на Клариссу Старлинг, шаг за шагом пробирающуюся по темнице в сопровождении строгой охраны, вздрагивая и напрягаясь при малейшем звуке. Бёндо, конечно, не Ганнибал Лектер, но она сознавала, что он уже психологически довлеет над ней.

Журнал, фиксирующий ход следствия, прочие материалы по делу, истории, рассказанные оперативниками, и три дня зазубривания всего этого, похоже, основательно перегрузили ей мозг. Не было времени как следует подумать и спокойно подготовиться. Сонгён решила, что лучше забыть все, что попыталась запомнить перед встречей.

Ли Бёндо из материалов уголовного дела и рассказов полицейских, общавшихся с ним, — это лишь один из кусочков пазла. Надо найти и другие кусочки, другую его сторону. Эта мысль помогла ей немного расслабиться. Неопределенный, едва ли не детский страх немного отпустил. Чтобы скрыть остатки волнения, она напрягла живот и наконец ощутила достаточное спокойствие, чтобы оглядеться.

Следуя за шагающим впереди охранником, Сонгён посмотрела по сторонам. Ничего особенного: просто грубое строение без каких-либо заметных черт. На миг замедлив шаг, она бросила взгляд на небо.

Был еще только июнь, но жаркое солнце вовсю правило миром. Туч, недавно оросивших дождем Индонвон, не было и в помине. Сонгён еще раз глубоко вдохнула. Даже от самой земли поднимался жар. Лицо покрылось по́том под безжалостным солнцем, но, как ни странно, по спине продолжал пробегать озноб. Повертев головой, она посмотрела по сторонам, но больше никого не увидела.

— Так вы идете? — поторопил охранник.

Он уже стоял перед входом в здание и смотрел на нее. Осознав, что заставляет его ждать, Сонгён прибавила шагу. Она жалела, что нельзя выждать, пока холодок в спине не рассеется, но вскоре взяла себя в руки. Ощутила лишь, как вспотели ладони.

Блок одиночных камер, расположенный в самом центре тюремного комплекса, предназначался только для преступников, приговоренных к смертной казни. Сонгён подошла к его двери, холодной даже в середине лета.

— Что, жутковато? — деликатно спросил охранник в попытке помочь ей расслабиться.

— Я и не знала, что мы зайдем так далеко.


— А обычно никто из посетителей досюда и не доходит. Допросы и консультации с адвокатами для обычных заключенных проводятся в административном корпусе, через который вы входили.

Его слова на самом деле ничего ей не объяснили. Он должен был знать, зачем пришлось завести Сонгён так далеко, но, похоже, не имел намерения объяснять ей причину. Охранник открыл вход пластиковой карточкой. Произнес:

— С прошлого года здесь сидели более тридцати заключенных, приговоренных к «вышке».

Под «вышкой» понималась высшая мера наказания — максимум, который только может назначить суд.

— Сейчас осталось человек десять — остальных раскидали по тюрьмам и колониям в различных регионах страны.

Она уже слышала про это в новостях. В случае со «смертниками» исполнение приговора — это собственно казнь[13], а не тюремный срок. В результате одно время таких заключенных рассматривали как подследственных. И лишь в прошлом году закон потребовал применять к ним такой же режим, как к приговоренным к тюремным срокам. В результате значительную часть «смертников» перевели в тюрьмы и колонии различных провинций, и значительная часть одиночных камер в здании сразу опустела.

Когда они вошли в дежурку охраны, примыкающую ко входу в здание, Сонгён сразу увидела на стене блок мониторов видеонаблюдения. Больше десятка экранов светились, показывая внутренность различных тюремных камер.

В каждой была установлена видеокамера наблюдения, так что было сразу видно, чем занимаются запертые в них «смертники».

Одни спали, завернувшись в одеяла, другие неустанно расхаживали взад-вперед, словно страдая расстройством поведения. Все, похоже, знали, что на них смотрят, поскольку то и дело злобно поглядывали в объектив, а то и подходили вплотную к камере и осыпали ее ругательствами, вытягивая к ней средний палец.

Сонгён машинально поискала взглядом Ли Бёндо.

— После того недавнего инцидента все камеры в блоке смертников поставлены под круглосуточное видеонаблюдение.

Заслышав незнакомый голос, Сонгён обернулась и увидела стоящего у себя за спиной крепкого мужчину лет сорока пяти. Тот представился как начальник охраны городского следственного изолятора. Сонгён сразу поняла, что имеется в виду под «недавним инцидентом» — самоубийство Сона Кичхоля, одного из «смертников».

Сонгён, которая как-то написала статью для полицейского журнала на тему душевного состояния заключенных, была довольно неплохо информирована об этом происшествии.

— Да, шуму было много, — ответила она начальнику, продолжая разглядывать лица на мониторах.

Естественно, станешь дерганым, когда за тобой наблюдают круглые сутки! И хотя все это лишь ради того, чтобы попробовать предотвратить еще одну попытку наложить на себя руки, решение все-таки не из лучших. Кто-нибудь всегда может заявить, что это нарушение прав человека, а осужденные к высшей мере наказания, и без того люди психически неуравновешенные и не знающие, когда их приговор будет приведен в исполнение, подвергаются еще большим моральным страданиям.

Начальник охраны равнодушно глянул на мониторы, словно показывая, что подобные опасения ему давно известны.

— Когда они знают, что за ними присматривают и днем, и ночью, они, по крайней мере, не станут пытаться, — произнес он.

Сонгён собралась было что-то сказать, но вовремя прикусила язык. Не стоило сейчас лезть в подобные материи. А потом, она здесь не для этого. Самое главное — встреча с Ли Бёндо.

— Весь этот шум был только из-за того, что это был Сон Кичхоль — газеты не стали бы поднимать бучу, будь это кто-то другой, — пробурчал начальник, покачивая головой. Ему, видно, и впрямь изрядно досталось от средств массовой информации. — Да и вообще: волновало бы хоть кого-нибудь, что происходит за этими стенами, если б не произошло что-нибудь в этом духе?

Сон Кичхоль совершил самоубийство, воспользовавшись пластиковым мешком для мусора, которые выдают всем заключенным.

Те, кто твердо решил покончить с собой, все равно найдут способ, как это сделать, сколь бы внимательно за ними ни наблюдали. Разорвут на ленты одежду или одеяло, чтобы сделать веревку, или во время положенной им тридцатиминутной прогулки ухитрятся найти и пронести в камеру острый обломок камня…

При нынешнем численном составе персонала тюрьмы не так-то просто круглосуточно наблюдать за всеми заключенными. Пока ничего не случается, у пенитенциарной системы нет проблем, но стоит чему-то произойти, как вся ее деятельность становится объектом пристального изучения.

Похоже, что начальник охраны, основательно пострадавший от внимания руководства и общественности, решил, что лучше уж обвинения в нарушении прав человека, чем выговор за ненадлежащий надзор за заключенными.

Произнося свои слова, начальник не сводил глаз с одного из экранов. Проследив направление его взгляда, Сонгён увидела Ли Бёндо — тот стоял в своей камере, прислонившись к стене. Получше приглядевшись, она заметила, что он слегка покачивает головой.

— Вы и вправду хотите с ним встретиться? — спросил начальник охраны.

— Что? — удивленно отозвалась Сонгён.

Начальник отвел взгляд от монитора и посмотрел на нее с озабоченным выражением на лице.

— Честно говоря, не по вкусу мне эта затея, — произнес он.

— Если дело в безопасности…

— Нет, не в этом. Все, что здесь происходит, полностью у нас под контролем.

— Тогда что…

— Что-то мне во всем этом не нравится… Меня сразу удивило, что он выбрал именно вас, так что я спросил у него, откуда он вас знает.

— И что он ответил?

Сонгён и саму крайне интересовал этот вопрос.

— Ничего он не ответил — просто посмотрел на меня с такой улыбочкой, что меня мороз по коже продрал. У него явно есть какой-то скрытый мотив, — сказал начальник, полностью растерявший всю свою равнодушную ленцу и теперь настроенный абсолютно серьезно. — Может, все-таки отмените встречу? Если вы откажетесь от беседы с ним, ничем это вам не грозит, — добавил он.

Похоже, его искренне заботило, чтобы с Сонгён ничего не случилось. Она посмотрела ему прямо в озабоченно сузившиеся глаза и слегка улыбнулась.

— Пока вы за мной постоянно присматриваете, все должно быть нормально, так ведь? — произнесла она.