– Как, как… – проворчал генерал, вернулся за стол и тяжело уселся в кресло. – Как, как… Ты сам, капитан, читал это?
– Так точно, товарищ генерал!
– Тогда что спрашиваешь?
– Там все верно изложено, товарищ генерал.
– А я и не говорю, что неверно. Я, знаешь ли, за сорок лет службы побольше твоего повидал. Тебе и во сне не приснится. Но переписать надо. Или ты хочешь, чтобы вас всех комиссовали к чертовой бабушке по состоянию психического здоровья?
– Никак нет.
– Вот и я никак нет. У меня через два часа совещание наверху, буду докладывать товарищу генералу-майору, а потом, скорее всего, с ним вместе еще и в Ленгорисполкоме отчитываться придется. А то и в горкоме партии. Там вот эти твои фантасмагории не оценят. Теперь давай думать, как переписывать.
Я придвинулся ближе, генерал вооружился красным карандашом и со сноровкой, выдающей большой и горький жизненный опыт, быстро набросал правки.
– Ну вот, никакой чертовни. Так, смотрим: у Шамранского пес сбился со следа и завел его в тупиковый двор; за рулем никто не дрался, просто машина управление потеряла – у нас таких потерявших уже десяток, не считая заглохших и со сгоревшей электрикой; гонщик этот на «Волге» из райотдела хотел совершить обходной маневр, но подвело знание местности; Зубровин производил предупредительные выстрелы, когда ханыги эти набросились на Гвичию…
– Шестнадцать раз предупредительно выстрелил, товарищ генерал?
– Да, шестнадцать! – отрезал генерал. – Гуманистом оказался майор, думал, что образумятся. Что еще? Вот непосредственно с боевым контактом на лестнице сложно: Бодровы, заплутавшие в квартире, участковый сознание потерял, ты тоже – оглох и ослеп… Значит, пишите, что преступники применили светошумовую гранату, ясно?
– Так точно!
– А откуда у них граната такая, капитан?
– Откуда? – с искренним интересом спросил я.
– А вот тут мы вспоминаем про лиц, разыскиваемых по ориентировке КГБ, которых вы видели в той квартире! Ты же их видел?
– Так точно. И я, и Бодровы, и Шамранский успели заметить. Все в рапортах.
– Вот и пусть теперь доблестный Комитет государственной безопасности разбирается, кто эти двое такие, имеющие на вооружении специальные средства и обладающие подготовкой, позволяющей долгое время уходить от преследования сотрудников милиции, а потом – что характерно! – предпочитающие с крыши сброситься, но не даться живыми. Понимаешь намек, капитан?
– Так точно, товарищ генерал! Гениально.
– Ты еще поерничай тут, – ворчливо отозвался он. – Лучше расскажи, на каком основании принял решение о проведении задержания?
Я честно рассказал о свидетельских показаниях соседей Рубинчика и про его ночные вылазки в квартал Кракенгагена, умолчав только, разумеется, о появлении странной пары на месте смерти Трусана и Капитонова. Генерал задумчиво кивал и кусал длинный ус.
– Согласен, согласен, основания для задержания этих двоих были, хотя бы для выяснения обстоятельств смерти Рубинчика, коль скоро они в тот момент присутствовали у него на квартире. Но зачем ты такую дивизию собрал для этого? Для двух человек и Куницы бы хватило с помощником, ну, в крайнем случае дежурных оперативников из района. Или догадывался о чем-то?
– Товарищ генерал, я полагал, что эти двое – из банды «вежливых людей» и могут вывести нас на остальных сообщников, – ответил я, не моргнув глазом.
– Ну, это ты уж перегнул, капитан.
– Виноват, товарищ генерал, увлекся.
– Ладно, не все так плохо на самом деле. Если бы не обмишурились с задержанием и гонок по всему городу не устроили, было бы совсем хорошо. Счастье, что никто не погиб в этой кутерьме: трое раненых только, из них один с огнестрелом, и то свои же подбили. Рапорты перепишите, как я сказал. Зато у нас есть, – он принялся загибать крепкие пальцы, – машина, а это целый склад информации, она сейчас уже у экспертов. Квартира, куда эти двое ломились и где прятались Ильинский с девицей. Оружие должно быть, пули и гильзы после этой пальбы в пустом доме – тоже отличный след. Наконец, труп – отпечатки, фотография для опознания, проверка по архивам, в общем, есть с чем работать. Да, и еще же патрульные погнались за женщиной, которая на ходу из машины выпрыгнула. Постовая служба молчит, чувствую, что упустили, потому как иначе уже бы похвастались, но все равно нужно выяснить, как и что. В общем, капитан, разбирайся, а завтра снова ко мне вместе с полковником и доложите о результатах. Все, исполняйте.
Мы снова уселись и старательно переписали рапорты в соответствии с замечаниями генерала. Свой я тоже исправил, заменив зеленоватый бесшумный взрыв, мгновенно вырубивший свет на лестнице, звон в ушах и «огни святого Эльма» на перилах на описание применения светошумовой гранаты. Получилось неплохо. Собрал новые версии наших ночных злоключений, перечитал, передал их генералу через полковника Макарова, а первые варианты рапортов прибрал себе в папку. Как говорится, до лучших времен. Да и товарищу Кардиналу будет что показать, если спросит.
«Артистку» патрульные действительно упустили. Все четверо написали, как под копирку, что «подозреваемая скрылась от преследования путем побега», не вдаваясь при этом в подробности или попытки объяснить происшедшее. Было само по себе странно, как могла выпрыгнувшая на полном ходу из машины женщина уйти от четырех здоровых, опытных, разогретых погоней милиционеров, и странно вдвойне, что расселенный дом на Розенштейна, в арку которого она забежала, стоял отдельно, двор в нем был всего один, а вокруг только и есть что корявые пустыри да поросшая высокой травой старая железнодорожная ветка. В иное время я бы удивился и не поверил, но сейчас подумал о братьях Бодровых, мыкавшихся, как слепые котята, не находя выхода из квартиры с открытой дверью, о Шамранском, невесть как оказавшемся вместе с псом на лавочке в глухом тупике, о выпавшем из реальности Васе Ишкове, а заодно и про белесую фигуру в окне, окликнувшую меня по званию, – и решил, что сегодня удивляться больше не буду. Наверняка патрульным тоже было кому подсказать верные формулировки для рапорта руководству, иначе кто знает, что за чертовщина была бы там понаписана.
Осмотр квартиры, предназначенной для командированных робототехников, открытий не преподнес. Скромная обстановка: раскладной диван с деревянными подлокотниками, такого же фасона кресло-кровать, сервант с одним пыльным сервизом, черно-белый телевизор на ножках, скрипучий паркет, желтые занавески. На низеньком столике – свежие номера журналов «Техника – молодежи» и «Квант». Из необычного только плотные черные полотнища затемнения на окнах. В квартире явно выделялись две группы следов. Первая – бытовая: на диване аккуратно сложено постельное белье, подушки и два байковых одеяла, на кухне имелся хлеб в пластмассовой хлебнице, заварка в чайнике, в холодильнике нашлись кабачковая икра и докторская колбаса, а в кухонном шкафчике – крупы, запас тушенки и консервов «Завтрак туриста». В маленькой ванной стояли в стаканчике две зубные щетки, тюбик пасты «Лесная», исхудавший кусок дегтярного мыла, шампунь и массажная щетка с железными зубьями, меж которых свились несколько длинных золотистых волос. Платяной шкаф был пуст, вешалки без дела болтались на перекладине, но присутствовала скромная коллекция нижнего белья, которая, наряду с прочими характерными мелочами, свидетельствовала о том, что в квартире, в обстановке сдержанности и даже некоторой аскезы, довольно долгое время проживало двое разнополых людей, и при этом как минимум один из них регулярно выходил из дома, хотя бы для пополнения запасов чая и приобретения свежих научно-популярных журналов. Вторая группа следов была куда более выразительной и осталась после короткого, но яркого пребывания в квартире братьев Бодровых: сдвинутая мебель, сорванные занавески, высаженные рамы – в нарастающей панике братья не стали тратить время на борьбу с закрашенными оконными шпингалетами, – следы подошв сорок пятого размера на подоконнике и несколько коротких окурков. Как я уже упоминал, следов рокового буфета, который, по словам братьев, оказался на месте входной двери, в квартире не обнаружилось. Документальная проверка тоже не принесла сюрпризов: все бумаги были в порядке, в жилконторе квартира значилась как ведомственная, при этом в НИИ робототехники о ней никто и слыхом не слыхивал и на имущественном балансе института такое жилое помещение никогда не стояло.
Через час после совещания в главке, на котором обсуждались причины, следствия и итоги событий прошедшей ночи, мне предсказуемо позвонил Жвалов.
– Адамов! – прорычал он. – Почему скрыл информацию о местонахождении разыскиваемых нами лиц?!
Мне не хотелось ни упражняться в сарказме, ни пререкаться, и я только промямлил что-то невразумительное, послушал вполуха угрозы и брань, повесил трубку и позвонил Леночке Смерть.
– Привет, герой дня! Что это ты такое устроил? Говорят, полгорода разнес, пока за злоумышленниками гонялся!
– Лена, это была слаженная командная работа, один бы я не справился.
– Не скромничай! У нас три бригады с часа ночи работают. Все на ушах, и я тоже. Лишил ты меня ночного отдыха, Адамов, а сон, между прочим, – это красота, так-то.
Я заверил Леночку, что ее красе ничего не страшно, и спросил про первые результаты.
– Есть что-нибудь интересное?
– Еще как есть! Скажи-ка мне, там, на крыше, ну, перед тем как мужик этот вниз упал, он ничего не ронял или не разбрасывал?
Я подумал, вспомнил и рассказал Леночке про разлетевшиеся на кусочки часы.
– Ага! Часы, значит.
– Да, а что?
– Понимаешь, я собрала с крыши и из водостока немного каких-то странных металлических фрагментов, от одного до пяти миллиметров, угловатые такие, с острыми краями. С учетом места обнаружения они выглядели явно инородными, ну, я их взяла в лабораторию к себе, подумала, вдруг важное что-то. И знаешь, что интересно?
Я не знал.
– Металл – ферромагнетик, причем довольно тяжелый, какой-то очень прочный сплав, а края фрагментов имеют следы недавнего разрыва, даже не скола – у сколов рисунок другой, ну так вот я попробовала сделать анализ, чтобы определить род сплава и выяснить необходимое усилие, которое нужно применить на единицу площади, чтобы…
– Лена, – перебил я, – это все действительно очень захватывающе, но меня сейчас совсем другое интересует.
– И что же? – немного обиженно осведомилась Леночка.
– Машина и пулемет из пустого дома на Нарвском.
– Эх, Адамов! Я тебе про неизвестный металл с аномальными свойствами, а ты про машину с какими-то пулеметами. Ну, что я могу сказать… Номерные знаки на автомобиле похожи на настоящие, но принадлежат еще не выпущенной серии, такие регистрационные номера пока не присваивались. На самих знаках отсутствуют клейма предприятия-производителя, так что это подделка, но совершенно безупречная в части исполнения.
– А сам автомобиль? Установили, когда выпущен, куда поступил в реализацию?
– С ним та же история, что и с номерными знаками. Я бы сказала, что с конвейера Волжского автозавода он вообще никогда не сходил. Мы столкнулись или с выдающимся случаем «левого» автомобильного производства, или с не менее уникальной подделкой – но кому бы, скажи на милость, удалось подделать лучшую на сегодня модель «Жигулей», чтобы она была во всех мелочах и деталях совсем как всамделишная? Серийные номера на двигателе и прочих деталях есть там, где им и полагается быть, но при этом полностью фантазийные. Сама машина совершенно новая, ходовая часть не изношена, на спидометре чуть больше двухсот километров, в салоне еще запах такой, характерный, как бывает сразу после того, как с сидений пленку снимут. Никаких излишеств, типа чехлов, оплетки руля или пластиковой розочки в набалдашнике рукояти переключения скоростей. Багажник чистый, только запасное колесо первой свежести, в перчаточном ящике пусто, нет ни документов на автомобиль, ни дорожных карт, ни перчаток на худой конец.
– А отпечатки?
– Тут есть положительные результаты, хотя тебя они уже не удивят. Есть две группы, довольно четкие, совпадающие с одной из групп отпечатков в квартире Рубинчика.
– Ну, хоть что-то. Ладно, с этим понятно, а что с пулеметом?
Леночка хихикнула. Мне стало не по себе.
– С каким пулеметом, Адамов?
– Лена, из которого покойник на лестнице стрелял так, будто атаку отражал на передовой! Оружие есть? Пули, гильзы собрали?
Никакого пулемета криминалисты не нашли. Ни на лестничной клетке третьего этажа, ни выше, ни на чердаке, ни на крыше, куда, отступая, выбрался «американец». Несколько человек – эксперты и приданные им в помощь милиционеры – последовательно обыскали все шесть этажей, квартиру за квартирой, спустились в подвал, обшарили весь чердак, но находили всюду только поломанную брошенную мебель, забытую утварь, сор, паутину и крысиный помет. Но хуже всего, что не обнаружилось ни следа ураганной стрельбы: ни одной пули в стенах, ни одной гильзы, хотя следовало ожидать, что стены будут изрыты следами от выстрелов, как лунный грунт – кратерами от метеоритов, а гильзы должны были бы сплошь покрывать ступени и лестничную площадку. Я мог примириться с невесть как попавшим во двор-колодец Шамранским, с заплутавшими в квартире Бодровыми, с застиранной простыней, окликавшей меня из темного окна под самой крышей, но то, что сказала сейчас Лена, выходило за пределы всякого понимания.
– Я же сам все видел и слышал: стрельбу, звук рикошетов, как пули в стены долбили, как штукатурка сыпалась! Ладно я, но почти два десятка сотрудников корячились на лестничной площадке, укрываясь от пуль, там слова сказать было нельзя, от грохота уши заложило! Генерал и то с улицы слышал пулеметные очереди и видел вспышки!
Леночка вздохнула.
– Адамов, я ничем не могу облегчить твое недоумение. Стены там действительно страшно облупленные, но и дом все-таки аварийный, его не просто так расселили. А пуль я нашла всего девять и гильз столько же, все от штатных милицейских «ПМ». При желании могу установить имена храбрецов, которые не дрогнули и пытались вести огонь в ответ на… на то, чего не было.
Оставался труп.
– С ним сейчас Генрих Осипович занимается, – сказала Леночка. – Пока не знаю, что за результаты там, но очень интересно, да. Я собираюсь попозже к нему наведаться, хочешь, тоже приезжай, поболтаем…
– Конечно, приеду, Лена!
– …если уж ты предпочитаешь со мной только в морге встречаться, – закончила Лена и повесила трубку.
Хмурый дымный день надвинулся, как натянутая на глаза серая кепка. Левин и Леночка курили на скамейке в маленьком сквере, молча щурясь на ленивое туманное солнце. На Леночке было старомодное сиреневое платье с юбкой-колокольчиком, и торчащие из нее бледные голые ноги казались еще длиннее и тоньше. Глаза у нее покраснели от ночных бдений, голубая радужка обведена была бледно-розовым, что, несомненно, придало Леночке Смерть еще больше одного ей присущего очарования. По дороге я морально готовил себя ко всему: например, мертвец бесследно исчез, или разложился в неаппетитную жижу прямо под ланцетом изумленного Левина, или внезапно ожил и убежал нагишом через территорию Санитарно-гигиенического института, пугая студенток и престарелых профессоров – и поэтому был даже несколько разочарован, когда Генрих Осипович Левин сказал мне:
– Если хотите осмотреть труп, нам лучше поторопиться.
– Так он здесь?
– Пока да.
– Что значит пока?
– С полчаса назад мне позвонили товарищи из Комитета и предупредили, что забирают тело к себе.
– Контрразведка?
– Не представились, но были чрезвычайно убедительными.
– Кстати, этого удивительного автомобиля уже нет, – вставила Леночка. – Я как раз сюда ехала, когда мне из спецгаража сообщили: приехали трое, показали удостоверения, постановление на изъятие, закатили машину в закрытую фуру и отбыли. Ребята из гаража сказали, что какое-то 22-е управление.
Товарищ Кардинал не терял время зря.
– Да, тогда лучше поторопиться, – согласился я.
Мы спустились по каменным ступеням узкой лестницы навстречу запахам формалина, легкому аромату тлеющей плоти и мертвому холоду, который после жаркой улицы манил, как прохладная подушка после бессонной ночи. За белой деревянной двустворчатой дверью был небольшой квадратный кабинет с серыми стенами и низким потолком, служащий одновременно и раздевалкой. Напротив обшарпанных железных шкафчиков располагался широкий металлический стол, на котором были расставлены большие пластиковые кюветы со сложенными по отдельности клетчатой рубашкой, джинсами, нелепыми остроносыми короткими сапогами, широким ремнем и какой-то мелочью. Результаты беглого осмотра одежды и личных вещей «американца» были ожидаемые.