– Папа, где ты был? Я всю ночь не спала, пыталась тебе дозвониться! – заговорила она прямо с порога.
– Телефон разрядился, – спокойно ответил профессор. – А мы с преподавателями немного посидели на кафедре. Обсуждали последнюю новость…
– На кафедре? Что за чушь, университет ночью закрыт! – Алина уже перешла на крик, который, кажется разбудил кого-то из детей. – Я звонила на охрану. Мне сказали, что ты ушёл в девять, и с тех пор тебя никто не видел!
– Мы были в парке…
– В парке? Всю ночь? Под дождём? С кем? Ты пьян? – вопросы сыпались один за другим, не давая Владимиру Ивановичу времени придумать ответы.
– Мы… с коллегами…
– С какими коллегами? Папа, ты думаешь, что я такая глупая и не вижу, что происходит? Я услышала прощальную речь Малинина, и сразу же всё поняла. Ты встречался с ним. Вы опять что-то задумали!.. Папа, даже не смей! Я не позволю тебе это сделать! В тот, первый, раз вам просто повезло, но сейчас всё будет по-другому. Я видела этого Правдина. Папа, тебя убьют. Меня, Андрея и детей тоже убьют. Просто подумай об этом.
– Алина, я не хочу ни о чём думать. Я устал. Дай мне поспать.
Владимир Иванович молча прошёл к себе в комнату, бросил на стол игрушки, засунул поглубже, а шкаф пакет с бутылками водки и стал переодеваться, понемногу собираясь с мыслями. Да, конечно, он не имел права рисковать жизнями своих близких, тем более после того, что рассказал ему Малинин. Он прекрасно понимал, что если у него ничего не получится, то их всех, даже маленьких детей, сотрут с лица земли, как будто этой уютной семьи профессора Рогова никогда и не существовало. А если получится? Ведь тогда, в первый раз. всё вышло, а сейчас у него уже больше опыта, есть своя команда, есть целый жёсткий диск с их записями и планами… Диск! Его надо срочно спрятать! Вдруг они прямо сейчас придут сюда, в их квартиру, с обыском? Куда они полезут в первую очередь? Конечно, в компьютер! Владимир Иванович стал судорожно рыться в своей сумке, перебирая всё, что у него там было: ключи, сигареты, пара конфет в липких упаковках, тетради и скомканные рефераты студентов, которые он уже никогда не проверит, надкусанное яблоко, борькин рисунок…. Неужели её нет? Вдруг на самом дне этого свинарника его пальцы нащупали маленький предмет прямоугольной формы. Профессор вытащил карту памяти, сдул с неё соринки и кусочки табака и вставил её в компьютер. «Работай, работай, ну пожалуйста…», – молился про себя профессор.
Карта, наконец, заработала, и Владимир Иванович аккуратно собрал все материалы, которые он хранил последние 12 лет, и запустил копирование. За дверью послышалось тихое шуршание и сонное детское сопение. «Деда, а где ты был?». Это Борька проснулся и первым делом пошёл проверять, вернулся ли дед.
«Сейчас, Борис, сейчас. Я тут… Мне надо…». Внук затих, и Владимир Иванович решил, что он ушёл. «Деда, а чего мама так злилась?» – Боря продолжал стоять по ту сторону двери и даже не думал оставлять профессора в покое, пока не разберётся в сложившейся ситуации. Пришлось впустить его, тем более что копирование уже завершилось. Борис, одетый в одни рваные трусы с якорем на попе, по-хозяйски прошагал в комнату деда и уселся на продавленную кровать, всё ещё сонный и взъерошенный.
– Мама вчера сказала, что ты старый дебил, – тут же наябедничал он.
– Ну это она, наверное, не про меня говорила, – опешил Владимир Иванович.
– А про кого?
– Про какого-то другого деда…
– Деда Мороза что ли, – не понял Борис и тут же уточнил, – А дебил это кто?
– Ну это не очень умный человек, – обескураженно пояснил дед.
– А ты правда не очень умный? Мама сказала, что ты нас всех убъёшь. А у тебя что, ружьё есть? Дашь посмотреть?
– Нет, ружья у меня нет (пока что), и убивать я никого не буду (хотя, это как пойдёт).
– Даже злых?
– Даже злых (наверное). Ой, Борь, я же тебе подарок купил, – вдруг спохватился профессор.
Он взял со стола одного из игрушечных слоников и радостно протянул его Борису.
– Деда! – обрадовался мальчик, – Слон! Настоящий живой слон!
– Нет, он не живой, конечно, но, смотри, тут есть такая кнопочка… на неё нажимаешь, и слоник…
Но слоник молчал. То ли сели батарейки, то ли этот экземпляр изначально не был предназначен для песен и шевеления ушами.
– А давай мы вытащим её оттуда и посмотрим, в чём дело! Деда, ну пожалуйста, может, я починю!
– Так как же ты её вытащишь, она же в голове зашита.
– А мы слону голову оторвём! – Боря окончательно проснулся и засмеялся на всю квартиру уже знакомым и таким любимым смехом.
– Тут вот ещё второй есть, для Настеньки, – неуверенно пробормотал дед, – Давай его попробуем?
Настенькин слон, как назло, работал. Он спел свою песню, потряс ушами и замолк, дожидаясь следующего нажатия на кнопку. Боря в задумчивости смотрел на обе игрушки. Можно было, конечно, забрать себе хорошего, а Насте отдать бракованного, потому что нечего постоянно плакать и жаловаться маме. Но, с другой стороны, это лишало его возможности тайком от деда залезть в голову слона и достать неработающий механизм. Вдруг там просто поселился какой-нибудь вредный жучок, который грызёт провода? Боря просто придавит его, и слоник опять сможет петь свою весёлую песенку. В конце концов, он принял решение.
– Пусть поющий будет у Насти, только я сам отдам ей, ладно?
– Конечно, Борь, отдай. А я пока поработаю. Ты в сад-то идёшь?
– Не, у меня сопли опять…
Боря подтянул вечно сползающие трусы, сгрёб со стола обе игрушки и проследовал в свою комнату, из которой уже доносился утренний плач его сестры.
Владимир Иванович открыл одну из бутылок водки. Первым делом надо было уничтожить все следы его деятельности, оставшиеся на компьютере. Профессор убедился, что вся необходимая информация находится теперь на карте, и начал аккуратно вычищать память устройства. Потом он запустил форматирование жёсткого диска и налил себе первый стакан. Взяв клочок какого-то реферата, он начал писать детальный план действий на ближайшее время. Нужно было продумать всё до мелочей, тщательно подобрать людей, готовых опять встать на защиту Государства. Но, в первую очередь, нужно было найти всех тех, кто реально стоял за Правдиным, отделив их от нарисованных компьютерных изображений. «Владимир Иванович. Внимательно посмотрите на рот. У моделей движения губ неестественны, как будто лицо разрезается на две части. Речь – это сложный процесс, в который вовлечены разные группы мышц. Технологии пока не готовы полностью воспроизвести эти движения, сделать их правдоподобными, как если бы говорил реальный человек. Обратите внимание, модели редко появляются на экране крупным планом, а если и появляются, то либо молчат, либо на уровне их рта будет какая-то помеха, вроде микрофона, либо будет показана только верхняя часть лица. Улыбка их тоже будет неестественной. Вот вам ключ, профессор» – это были последние слова Малинина во время разговора, который для них обоих тоже стал последним. В следующий раз президент выступал по телевизору в защитной маске, сославшись на недавно обнаруженную у него некую заразную болезнь. Его глаза, посаженные поверх маски, не выражали ничего, кроме холодной и безжалостной отрешенности.
К концу первой бутылки водки профессор уже был настолько пьян, что еле смог спрятать карту памяти в наволочку своей подушки и отрубился беспокойным сном. Ему снились слоники. Пока он был в отключке, Алина пустила в дом двоих бойцов в штатском, которые забрали его компьютер «для проверки» и ушли, так и не разбудив его. На старый студенческий реферат, валявшийся рядом, они даже не обратили внимания. Война началась.
6
Владимир Иванович не стал пить вторую бутылку, оставив её для празднования победы революции. Для начала он, собрав человек пять своих бывших идейных знакомых, заставил их внимательно смотреть все политические телевизионные передачи, отделяя модели от реальных людей. Итогом таких просмотров стал список из трёх колонок – плюс (нарисованные), минус (реальные) и вопрос. Большинство действующих политиков были в колонке «плюс», около десяти человек – «минус», и всего пять – под вопросом. С плюсом было всё ясно, вопрос тоже не особенно интересовал Владимира Ивановича, а вот с минусом можно было работать. Пришлось опять поднять свои старые знакомства и начать раскручивать «минусов» – их связи, предыдущие места работы, родственников, знакомых, вплоть до их обслуживающего персонала. Наконец, спустя три месяца, у Владимира Ивановича и его новой команды на руках был точно выверенный список тех серых кардиналов, служителей бога алчности, по указке которых действовало правительство. Уже давно прошли выборы, инаугурация Правдина, закрылись многие независимые телеканалы и сайты, тысячи людей были лишены своих должностей и сотни голов полетели с плеч, в пекло новой власти. До Рогова пока не дошли. И он решил, что это знак – знак того, что надо продолжать борьбу, и, воодушевившись этим знаком, перешёл к следующему этапу. У него уже была своя команда, которая с каждым днём становилась всё больше и сильнее, были связи, был план действий. Сейчас надо было готовить ружьё.
Откуда было знать профессору, что его и большую часть его людей решили взять последними, как ценный военный трофей, и положить их бездыханные тела на алтарь всемогущего, но кровожадного бога? Бог в этот раз точно останется доволен.
По старой профессорской привычке Владимир Иванович скрупулёзно записывал все свои действия и планы, используя для этого карты памяти и университетский компьютер. В этом деле ему помогал худощавый молодой человек, лет тридцати, в старомодных очках с толстыми стёклами и изгрызанными под корень ногтями, порекомендованный одним из членов их группы. Несмотря на невзрачную внешность, паренек настолько хорошо разбирался в технике, что, казалось, мог запрограммировать солнце вставать на западе и садиться на востоке. Также Владимир Иванович начал работу по поиску своих единомышленников в армии, чтобы, когда придёт нужный момент, они могли встать и переломить ситуацию в его пользу. Одним из таких доверенных людей был некто дядя Гена, занимавший довольно высокую должность и имевший доступ к некоторым закрытым военным данным. Он и сообщил профессору о том, что, если он хочет довести своё дело до конца, то ему надо поторопиться – какая-то информация о готовящейся революции просачивалась сквозь многочисленные документы под грифом «совершенно секретно». Владимир Иванович задумался. На тот момент ему катастрофически не хватало времени и людей, а также необходимого оружия и, возможно, решительности. В первый раз за эти изнурительные полгода ему стало казаться, что у него ничего не получится, и слухи от дяди Гены косвенно это подтверждали. Нет, он пока не был готов сдаться, но, может быть, сейчас стоило затаиться, сделать паузу, оценить обстановку и ещё раз поговорить со своими людьми. Он знал, что рано или поздно опять наступит переломный момент, и когда этот момент наступит он обязан быть начеку, чтобы воспользоваться им.
Конечно, профессору приходилось создавать видимость работы. Он каждый день приходил на кафедру и деловито шуршал никому не нужными рефератами и курсовыми. Лекций было мало, и отсидев свои положенные пять часов, он стремительно нёсся домой, чтобы провести остаток дня в своей комнате, запершись на ключ, и строго-настрого запретив детям к ней приближаться. Он что-то писал, потом зачёркивал, потом снова писал и сжигал ненужные бумаги. Ночью он опять пробирался на кафедру и перепечатывал свои записи на компьютере. Иногда к нему заходил Константин в своих неизменных толстых очках, и они шепотом обсуждали что-то, а программист понимающе кивал и быстро щёлкал пальцами по клавишам своего ноутбука. Профессор окончательно поседел и постарел, как будто так и не свершившаяся революция выпила из него всю жизненную энергию.
Государство постепенно менялось. В новостях всё чаще говорили о приближающейся войне и атакующих со всех сторон террористах. Говорили ещё, что Малинин, давший людям столько свободы, пропустил главную угрозу для их существования – иноагентов, внедрявшихся в общество и стремящихся разворовать и продать всё народное богатство. Говорили, что новая власть будет бороться с ними, а граждан просили быть осторожнее и лишний раз ни с кем не общаться. В конечном итоге, власти ввели комендантский час, с 10 вечера до 7 утра, и поговаривали о том, что, возможно, в ближайшем будущем, людям придётся оставаться дома ещё дольше. О Малинине постепенно забыли. Иногда его имя мелькало в политических трансляциях, но не как имя первого честно избранного народом президента, а как пример легкомыслия, которое чуть не довело Государство до катастрофы. Рогову от этого было вдвойне больнее. Если бы Малинин просто перестал существовать, он ещё смог бы с этим как-то смириться, но опошление бывшего народного героя вызывало в нём горечь и бурю негодования.
А потом, на одном из совещаний их уже совсем малочисленной группы, было принято решение отступить, которое острым ножом вонзилось в сердце профессора, но пойти против решения большинства он не мог. Был разработан план, совершенно невероятный и с трудом осуществимый, соединяющий прошлое и будущее, мечты и реальность. Каждый из оставшихся членов группы взял на себя маленький кусочек этого плана, и они в последний раз вместе приступили к работе.
Профессор занялся финальным пунктом – университетским парком. Он не стал доверять эту операцию никому из своих соратников, потому что лично хотел убедиться в том, что всё сделано правильно и так, как он задумывал. Владимир Иванович не мог не заметить за собой постоянную слежку, от которой в этот раз нужно было очень аккуратно оторваться, ведь от этого зависело, ни много ни мало, будущее Государства. Профессор вышел из дома вечером, в начале седьмого, захватив с собой сумку для продуктов и телефон. По своему обыкновению он направился в сторону университета, но по дороге остановился у большого сетевого магазина. Он положил сумку с телефоном в камеру хранения и прошёл в торговый зал, по привычке оценив взглядом всех покупателей и выявив тех, кто, определённо, следил за ним. Потом профессор набрал полную корзину продуктов и встал в самую длинную очередь. Один из следящих встал в конец очереди с какой-то незначительной покупкой в руках. Второй, к большому сожалению Рогова, стоял у дверей, как будто дожидаясь кого-то. Владимир Иванович лихорадочно соображал, пытаясь придать своему лицу отрешённое выражение. Внезапно он поставил корзину, сунул в карман маленькую шоколадку с прилавка и направился к выходу. Как и ожидалось, детектор кражи в дверях отчаянно запищал, когда профессор пытался пройти мимо него с ворованной шоколадкой в кармане. Моментально два охранника, оттеснив следившего от дверей, схватили Владимира Ивановича под обе руки и грубо провели его в подсобное помещение для обыска. Профессор не стал торопить охранников, а дал им полностью прошерстить все свои внешние и внутренние карманы, которых у него оказалось не меньше семи. Потом он настоял на вызове полиции составлении протокола и выписке штрафа, долго перечитывал все бумаги и спорил почти с каждым написанным в них словом. «Вот здесь у вас запятой не хватает, а тут, смотрите, «а» нужно, а у вас «о», а тут вы вообще слово пропустили. Нет, я отказываюсь это подписывать, документ с ошибками не имеет юридической силы. Переписывайте». В конце концов, окончательно вымотав охранников и полицейских, он заметил, что на улице уже успело стемнеть, подписал, к всеобщему облегчению, протокол, и пошёл к чёрному выходу из магазина, тайком захватив с собой жилетку подсобного рабочего. У выхода он ещё раз осмотрелся и, убедившись, что путь открыт, на всякий случай накинул жилетку и взял в руки какой-то пустой ящик, с которым вышел во внутренний дворик. Пройдя метров сто, он выбросил ящик в контейнер, ещё раз оглянулся в поисках возможной слежки и почти бегом направился к университету. На обратном пути он захватил свой телефон из камеры хранения в надежде на то, что всё это время он передавал его координаты куда надо.
Закончив своё дело, Владимир Иванович вернулся домой, выкрал настенькиного слона и долго возился с ним в своей комнате, чертыхаясь от уколов иголки и неповоротливости своих артритных пальцев. Потом он велел дочери и зятю собрать на всякий случай вещи и стал ждать. Но ничего не происходило. Прошёл месяц, два, но никто так и не вломился в их квартиру с криками «Руки за голову!». Профессор чувствовал себя старым и никому не нужным клоуном, который не может рассмешить даже непритязательную публику какого-нибудь уездного цирка. Он жалел, что послушался внутреннего голоса и сдался просто так, поверив, как дурак, каким-то слухам от какого-то загадочного дяди Гены.
Но его опасения были напрасными. В один из солнечных майских дней профессор вернулся домой пораньше, потому что лекции уже закончились, а сессия ещё не началась. Зять, как обычно, был на работе, а Алина с детьми только что вернулись с прогулки и шумно обсуждали увиденных в парке лошадок. Вдруг его второй телефон, который он постоянно прятал во внутреннем кармане жилетки, зазвонил, высветив незнакомый номер, и Рогов своим внутренним чутьём, никогда не подводившим его, понял – началось. Или закончилось.
– Профессор. Это Геннадий, – отрывисто прозвучало в трубке. – У вас нет времени. Они выехали. От силы минут пятнадцать. Дочь с детьми на месте?
– Дддда…
– Пусть уходят. Зять на работе? Пусть позвонят ему по пути. Пусть едут из города, на перекладных, как и договаривались заранее. Если вас с ними не будет, они их не тронут, я постараюсь позаботиться. Сам выезжаю, но опоздаю, минут на десять. Готовьте внука, пусть дождётся. Остальных я сейчас тоже предупрежу.
Отбой. Владимир Иванович, задыхаясь, бежит в соседнюю комнату, хватает уже собранную сумку, суёт её Алине и под непонимающие крики и плач внучки выталкивает их с Настей из квартиры. «Андрею позвоните по дороге! Бегите на вокзал, любая электричка, только без паспорта! – тараторит он. – Езжайте как можно дальше! Если меня с вами не будет, они вас не тронут! О Боре я позабочусь, мы позаботимся, вернётесь за ним, когда всё наладится. С двумя детьми вам не спастись. Быстрее!»
Убедившись, что они ушли, Владимир Иванович становится на колени перед Борей и смотрит в его огромные, полные слёз и ужаса, детские глаза. Глаза, которым с минуты на минуту предстоит увидеть самое страшное зрелище в их жизни. Он крепко-крепко обнимает внука, начинает гладить его по голове и быстро-быстро говорит ему прямо в ухо.
– Боренька, слушай внимательно деда и постарайся ничего не забыть. Сейчас сюда придут дяди – очень страшные дяди – но ты их не бойся, они просто притворяются. Они будут играть со мной в такую игру, она называется «кто кого убъёт первым». Скорее всего, они убьют первым меня, но, помни, это не по-настоящему. Это всё понарошку. А тебе надо будет поиграть с этими дядями в прятки. Или в догонялки. Запомни – тебе надо убегать и прятаться от них, пока не придёт дядя Гена. Дядя Гена хороший, понял? Боря, ты понял меня? Теперь слушай дальше. Я не знаю, как всё выйдет и чем всё закончится, но я очень надеюсь, что в один из дней твоей долгой жизни я смогу… (тяжёлые шаги за дверью) я смогу опять заговорить с тобой… (дверь распахивается, на пороге – четыре бойца в чёрной форме, с табельным оружием наперевес, Боря уже прячется под кроватью и не слышит его последних слов) и я скажу тебе… (Всем лежать, руки за голову!) что-то очень важное…. (выстрел)
Глава 5 Возвращение
– Телефон разрядился, – спокойно ответил профессор. – А мы с преподавателями немного посидели на кафедре. Обсуждали последнюю новость…
– На кафедре? Что за чушь, университет ночью закрыт! – Алина уже перешла на крик, который, кажется разбудил кого-то из детей. – Я звонила на охрану. Мне сказали, что ты ушёл в девять, и с тех пор тебя никто не видел!
– Мы были в парке…
– В парке? Всю ночь? Под дождём? С кем? Ты пьян? – вопросы сыпались один за другим, не давая Владимиру Ивановичу времени придумать ответы.
– Мы… с коллегами…
– С какими коллегами? Папа, ты думаешь, что я такая глупая и не вижу, что происходит? Я услышала прощальную речь Малинина, и сразу же всё поняла. Ты встречался с ним. Вы опять что-то задумали!.. Папа, даже не смей! Я не позволю тебе это сделать! В тот, первый, раз вам просто повезло, но сейчас всё будет по-другому. Я видела этого Правдина. Папа, тебя убьют. Меня, Андрея и детей тоже убьют. Просто подумай об этом.
– Алина, я не хочу ни о чём думать. Я устал. Дай мне поспать.
Владимир Иванович молча прошёл к себе в комнату, бросил на стол игрушки, засунул поглубже, а шкаф пакет с бутылками водки и стал переодеваться, понемногу собираясь с мыслями. Да, конечно, он не имел права рисковать жизнями своих близких, тем более после того, что рассказал ему Малинин. Он прекрасно понимал, что если у него ничего не получится, то их всех, даже маленьких детей, сотрут с лица земли, как будто этой уютной семьи профессора Рогова никогда и не существовало. А если получится? Ведь тогда, в первый раз. всё вышло, а сейчас у него уже больше опыта, есть своя команда, есть целый жёсткий диск с их записями и планами… Диск! Его надо срочно спрятать! Вдруг они прямо сейчас придут сюда, в их квартиру, с обыском? Куда они полезут в первую очередь? Конечно, в компьютер! Владимир Иванович стал судорожно рыться в своей сумке, перебирая всё, что у него там было: ключи, сигареты, пара конфет в липких упаковках, тетради и скомканные рефераты студентов, которые он уже никогда не проверит, надкусанное яблоко, борькин рисунок…. Неужели её нет? Вдруг на самом дне этого свинарника его пальцы нащупали маленький предмет прямоугольной формы. Профессор вытащил карту памяти, сдул с неё соринки и кусочки табака и вставил её в компьютер. «Работай, работай, ну пожалуйста…», – молился про себя профессор.
Карта, наконец, заработала, и Владимир Иванович аккуратно собрал все материалы, которые он хранил последние 12 лет, и запустил копирование. За дверью послышалось тихое шуршание и сонное детское сопение. «Деда, а где ты был?». Это Борька проснулся и первым делом пошёл проверять, вернулся ли дед.
«Сейчас, Борис, сейчас. Я тут… Мне надо…». Внук затих, и Владимир Иванович решил, что он ушёл. «Деда, а чего мама так злилась?» – Боря продолжал стоять по ту сторону двери и даже не думал оставлять профессора в покое, пока не разберётся в сложившейся ситуации. Пришлось впустить его, тем более что копирование уже завершилось. Борис, одетый в одни рваные трусы с якорем на попе, по-хозяйски прошагал в комнату деда и уселся на продавленную кровать, всё ещё сонный и взъерошенный.
– Мама вчера сказала, что ты старый дебил, – тут же наябедничал он.
– Ну это она, наверное, не про меня говорила, – опешил Владимир Иванович.
– А про кого?
– Про какого-то другого деда…
– Деда Мороза что ли, – не понял Борис и тут же уточнил, – А дебил это кто?
– Ну это не очень умный человек, – обескураженно пояснил дед.
– А ты правда не очень умный? Мама сказала, что ты нас всех убъёшь. А у тебя что, ружьё есть? Дашь посмотреть?
– Нет, ружья у меня нет (пока что), и убивать я никого не буду (хотя, это как пойдёт).
– Даже злых?
– Даже злых (наверное). Ой, Борь, я же тебе подарок купил, – вдруг спохватился профессор.
Он взял со стола одного из игрушечных слоников и радостно протянул его Борису.
– Деда! – обрадовался мальчик, – Слон! Настоящий живой слон!
– Нет, он не живой, конечно, но, смотри, тут есть такая кнопочка… на неё нажимаешь, и слоник…
Но слоник молчал. То ли сели батарейки, то ли этот экземпляр изначально не был предназначен для песен и шевеления ушами.
– А давай мы вытащим её оттуда и посмотрим, в чём дело! Деда, ну пожалуйста, может, я починю!
– Так как же ты её вытащишь, она же в голове зашита.
– А мы слону голову оторвём! – Боря окончательно проснулся и засмеялся на всю квартиру уже знакомым и таким любимым смехом.
– Тут вот ещё второй есть, для Настеньки, – неуверенно пробормотал дед, – Давай его попробуем?
Настенькин слон, как назло, работал. Он спел свою песню, потряс ушами и замолк, дожидаясь следующего нажатия на кнопку. Боря в задумчивости смотрел на обе игрушки. Можно было, конечно, забрать себе хорошего, а Насте отдать бракованного, потому что нечего постоянно плакать и жаловаться маме. Но, с другой стороны, это лишало его возможности тайком от деда залезть в голову слона и достать неработающий механизм. Вдруг там просто поселился какой-нибудь вредный жучок, который грызёт провода? Боря просто придавит его, и слоник опять сможет петь свою весёлую песенку. В конце концов, он принял решение.
– Пусть поющий будет у Насти, только я сам отдам ей, ладно?
– Конечно, Борь, отдай. А я пока поработаю. Ты в сад-то идёшь?
– Не, у меня сопли опять…
Боря подтянул вечно сползающие трусы, сгрёб со стола обе игрушки и проследовал в свою комнату, из которой уже доносился утренний плач его сестры.
Владимир Иванович открыл одну из бутылок водки. Первым делом надо было уничтожить все следы его деятельности, оставшиеся на компьютере. Профессор убедился, что вся необходимая информация находится теперь на карте, и начал аккуратно вычищать память устройства. Потом он запустил форматирование жёсткого диска и налил себе первый стакан. Взяв клочок какого-то реферата, он начал писать детальный план действий на ближайшее время. Нужно было продумать всё до мелочей, тщательно подобрать людей, готовых опять встать на защиту Государства. Но, в первую очередь, нужно было найти всех тех, кто реально стоял за Правдиным, отделив их от нарисованных компьютерных изображений. «Владимир Иванович. Внимательно посмотрите на рот. У моделей движения губ неестественны, как будто лицо разрезается на две части. Речь – это сложный процесс, в который вовлечены разные группы мышц. Технологии пока не готовы полностью воспроизвести эти движения, сделать их правдоподобными, как если бы говорил реальный человек. Обратите внимание, модели редко появляются на экране крупным планом, а если и появляются, то либо молчат, либо на уровне их рта будет какая-то помеха, вроде микрофона, либо будет показана только верхняя часть лица. Улыбка их тоже будет неестественной. Вот вам ключ, профессор» – это были последние слова Малинина во время разговора, который для них обоих тоже стал последним. В следующий раз президент выступал по телевизору в защитной маске, сославшись на недавно обнаруженную у него некую заразную болезнь. Его глаза, посаженные поверх маски, не выражали ничего, кроме холодной и безжалостной отрешенности.
К концу первой бутылки водки профессор уже был настолько пьян, что еле смог спрятать карту памяти в наволочку своей подушки и отрубился беспокойным сном. Ему снились слоники. Пока он был в отключке, Алина пустила в дом двоих бойцов в штатском, которые забрали его компьютер «для проверки» и ушли, так и не разбудив его. На старый студенческий реферат, валявшийся рядом, они даже не обратили внимания. Война началась.
6
Владимир Иванович не стал пить вторую бутылку, оставив её для празднования победы революции. Для начала он, собрав человек пять своих бывших идейных знакомых, заставил их внимательно смотреть все политические телевизионные передачи, отделяя модели от реальных людей. Итогом таких просмотров стал список из трёх колонок – плюс (нарисованные), минус (реальные) и вопрос. Большинство действующих политиков были в колонке «плюс», около десяти человек – «минус», и всего пять – под вопросом. С плюсом было всё ясно, вопрос тоже не особенно интересовал Владимира Ивановича, а вот с минусом можно было работать. Пришлось опять поднять свои старые знакомства и начать раскручивать «минусов» – их связи, предыдущие места работы, родственников, знакомых, вплоть до их обслуживающего персонала. Наконец, спустя три месяца, у Владимира Ивановича и его новой команды на руках был точно выверенный список тех серых кардиналов, служителей бога алчности, по указке которых действовало правительство. Уже давно прошли выборы, инаугурация Правдина, закрылись многие независимые телеканалы и сайты, тысячи людей были лишены своих должностей и сотни голов полетели с плеч, в пекло новой власти. До Рогова пока не дошли. И он решил, что это знак – знак того, что надо продолжать борьбу, и, воодушевившись этим знаком, перешёл к следующему этапу. У него уже была своя команда, которая с каждым днём становилась всё больше и сильнее, были связи, был план действий. Сейчас надо было готовить ружьё.
Откуда было знать профессору, что его и большую часть его людей решили взять последними, как ценный военный трофей, и положить их бездыханные тела на алтарь всемогущего, но кровожадного бога? Бог в этот раз точно останется доволен.
По старой профессорской привычке Владимир Иванович скрупулёзно записывал все свои действия и планы, используя для этого карты памяти и университетский компьютер. В этом деле ему помогал худощавый молодой человек, лет тридцати, в старомодных очках с толстыми стёклами и изгрызанными под корень ногтями, порекомендованный одним из членов их группы. Несмотря на невзрачную внешность, паренек настолько хорошо разбирался в технике, что, казалось, мог запрограммировать солнце вставать на западе и садиться на востоке. Также Владимир Иванович начал работу по поиску своих единомышленников в армии, чтобы, когда придёт нужный момент, они могли встать и переломить ситуацию в его пользу. Одним из таких доверенных людей был некто дядя Гена, занимавший довольно высокую должность и имевший доступ к некоторым закрытым военным данным. Он и сообщил профессору о том, что, если он хочет довести своё дело до конца, то ему надо поторопиться – какая-то информация о готовящейся революции просачивалась сквозь многочисленные документы под грифом «совершенно секретно». Владимир Иванович задумался. На тот момент ему катастрофически не хватало времени и людей, а также необходимого оружия и, возможно, решительности. В первый раз за эти изнурительные полгода ему стало казаться, что у него ничего не получится, и слухи от дяди Гены косвенно это подтверждали. Нет, он пока не был готов сдаться, но, может быть, сейчас стоило затаиться, сделать паузу, оценить обстановку и ещё раз поговорить со своими людьми. Он знал, что рано или поздно опять наступит переломный момент, и когда этот момент наступит он обязан быть начеку, чтобы воспользоваться им.
Конечно, профессору приходилось создавать видимость работы. Он каждый день приходил на кафедру и деловито шуршал никому не нужными рефератами и курсовыми. Лекций было мало, и отсидев свои положенные пять часов, он стремительно нёсся домой, чтобы провести остаток дня в своей комнате, запершись на ключ, и строго-настрого запретив детям к ней приближаться. Он что-то писал, потом зачёркивал, потом снова писал и сжигал ненужные бумаги. Ночью он опять пробирался на кафедру и перепечатывал свои записи на компьютере. Иногда к нему заходил Константин в своих неизменных толстых очках, и они шепотом обсуждали что-то, а программист понимающе кивал и быстро щёлкал пальцами по клавишам своего ноутбука. Профессор окончательно поседел и постарел, как будто так и не свершившаяся революция выпила из него всю жизненную энергию.
Государство постепенно менялось. В новостях всё чаще говорили о приближающейся войне и атакующих со всех сторон террористах. Говорили ещё, что Малинин, давший людям столько свободы, пропустил главную угрозу для их существования – иноагентов, внедрявшихся в общество и стремящихся разворовать и продать всё народное богатство. Говорили, что новая власть будет бороться с ними, а граждан просили быть осторожнее и лишний раз ни с кем не общаться. В конечном итоге, власти ввели комендантский час, с 10 вечера до 7 утра, и поговаривали о том, что, возможно, в ближайшем будущем, людям придётся оставаться дома ещё дольше. О Малинине постепенно забыли. Иногда его имя мелькало в политических трансляциях, но не как имя первого честно избранного народом президента, а как пример легкомыслия, которое чуть не довело Государство до катастрофы. Рогову от этого было вдвойне больнее. Если бы Малинин просто перестал существовать, он ещё смог бы с этим как-то смириться, но опошление бывшего народного героя вызывало в нём горечь и бурю негодования.
А потом, на одном из совещаний их уже совсем малочисленной группы, было принято решение отступить, которое острым ножом вонзилось в сердце профессора, но пойти против решения большинства он не мог. Был разработан план, совершенно невероятный и с трудом осуществимый, соединяющий прошлое и будущее, мечты и реальность. Каждый из оставшихся членов группы взял на себя маленький кусочек этого плана, и они в последний раз вместе приступили к работе.
Профессор занялся финальным пунктом – университетским парком. Он не стал доверять эту операцию никому из своих соратников, потому что лично хотел убедиться в том, что всё сделано правильно и так, как он задумывал. Владимир Иванович не мог не заметить за собой постоянную слежку, от которой в этот раз нужно было очень аккуратно оторваться, ведь от этого зависело, ни много ни мало, будущее Государства. Профессор вышел из дома вечером, в начале седьмого, захватив с собой сумку для продуктов и телефон. По своему обыкновению он направился в сторону университета, но по дороге остановился у большого сетевого магазина. Он положил сумку с телефоном в камеру хранения и прошёл в торговый зал, по привычке оценив взглядом всех покупателей и выявив тех, кто, определённо, следил за ним. Потом профессор набрал полную корзину продуктов и встал в самую длинную очередь. Один из следящих встал в конец очереди с какой-то незначительной покупкой в руках. Второй, к большому сожалению Рогова, стоял у дверей, как будто дожидаясь кого-то. Владимир Иванович лихорадочно соображал, пытаясь придать своему лицу отрешённое выражение. Внезапно он поставил корзину, сунул в карман маленькую шоколадку с прилавка и направился к выходу. Как и ожидалось, детектор кражи в дверях отчаянно запищал, когда профессор пытался пройти мимо него с ворованной шоколадкой в кармане. Моментально два охранника, оттеснив следившего от дверей, схватили Владимира Ивановича под обе руки и грубо провели его в подсобное помещение для обыска. Профессор не стал торопить охранников, а дал им полностью прошерстить все свои внешние и внутренние карманы, которых у него оказалось не меньше семи. Потом он настоял на вызове полиции составлении протокола и выписке штрафа, долго перечитывал все бумаги и спорил почти с каждым написанным в них словом. «Вот здесь у вас запятой не хватает, а тут, смотрите, «а» нужно, а у вас «о», а тут вы вообще слово пропустили. Нет, я отказываюсь это подписывать, документ с ошибками не имеет юридической силы. Переписывайте». В конце концов, окончательно вымотав охранников и полицейских, он заметил, что на улице уже успело стемнеть, подписал, к всеобщему облегчению, протокол, и пошёл к чёрному выходу из магазина, тайком захватив с собой жилетку подсобного рабочего. У выхода он ещё раз осмотрелся и, убедившись, что путь открыт, на всякий случай накинул жилетку и взял в руки какой-то пустой ящик, с которым вышел во внутренний дворик. Пройдя метров сто, он выбросил ящик в контейнер, ещё раз оглянулся в поисках возможной слежки и почти бегом направился к университету. На обратном пути он захватил свой телефон из камеры хранения в надежде на то, что всё это время он передавал его координаты куда надо.
Закончив своё дело, Владимир Иванович вернулся домой, выкрал настенькиного слона и долго возился с ним в своей комнате, чертыхаясь от уколов иголки и неповоротливости своих артритных пальцев. Потом он велел дочери и зятю собрать на всякий случай вещи и стал ждать. Но ничего не происходило. Прошёл месяц, два, но никто так и не вломился в их квартиру с криками «Руки за голову!». Профессор чувствовал себя старым и никому не нужным клоуном, который не может рассмешить даже непритязательную публику какого-нибудь уездного цирка. Он жалел, что послушался внутреннего голоса и сдался просто так, поверив, как дурак, каким-то слухам от какого-то загадочного дяди Гены.
Но его опасения были напрасными. В один из солнечных майских дней профессор вернулся домой пораньше, потому что лекции уже закончились, а сессия ещё не началась. Зять, как обычно, был на работе, а Алина с детьми только что вернулись с прогулки и шумно обсуждали увиденных в парке лошадок. Вдруг его второй телефон, который он постоянно прятал во внутреннем кармане жилетки, зазвонил, высветив незнакомый номер, и Рогов своим внутренним чутьём, никогда не подводившим его, понял – началось. Или закончилось.
– Профессор. Это Геннадий, – отрывисто прозвучало в трубке. – У вас нет времени. Они выехали. От силы минут пятнадцать. Дочь с детьми на месте?
– Дддда…
– Пусть уходят. Зять на работе? Пусть позвонят ему по пути. Пусть едут из города, на перекладных, как и договаривались заранее. Если вас с ними не будет, они их не тронут, я постараюсь позаботиться. Сам выезжаю, но опоздаю, минут на десять. Готовьте внука, пусть дождётся. Остальных я сейчас тоже предупрежу.
Отбой. Владимир Иванович, задыхаясь, бежит в соседнюю комнату, хватает уже собранную сумку, суёт её Алине и под непонимающие крики и плач внучки выталкивает их с Настей из квартиры. «Андрею позвоните по дороге! Бегите на вокзал, любая электричка, только без паспорта! – тараторит он. – Езжайте как можно дальше! Если меня с вами не будет, они вас не тронут! О Боре я позабочусь, мы позаботимся, вернётесь за ним, когда всё наладится. С двумя детьми вам не спастись. Быстрее!»
Убедившись, что они ушли, Владимир Иванович становится на колени перед Борей и смотрит в его огромные, полные слёз и ужаса, детские глаза. Глаза, которым с минуты на минуту предстоит увидеть самое страшное зрелище в их жизни. Он крепко-крепко обнимает внука, начинает гладить его по голове и быстро-быстро говорит ему прямо в ухо.
– Боренька, слушай внимательно деда и постарайся ничего не забыть. Сейчас сюда придут дяди – очень страшные дяди – но ты их не бойся, они просто притворяются. Они будут играть со мной в такую игру, она называется «кто кого убъёт первым». Скорее всего, они убьют первым меня, но, помни, это не по-настоящему. Это всё понарошку. А тебе надо будет поиграть с этими дядями в прятки. Или в догонялки. Запомни – тебе надо убегать и прятаться от них, пока не придёт дядя Гена. Дядя Гена хороший, понял? Боря, ты понял меня? Теперь слушай дальше. Я не знаю, как всё выйдет и чем всё закончится, но я очень надеюсь, что в один из дней твоей долгой жизни я смогу… (тяжёлые шаги за дверью) я смогу опять заговорить с тобой… (дверь распахивается, на пороге – четыре бойца в чёрной форме, с табельным оружием наперевес, Боря уже прячется под кроватью и не слышит его последних слов) и я скажу тебе… (Всем лежать, руки за голову!) что-то очень важное…. (выстрел)
Глава 5 Возвращение