– Подождите, сударь. – Стражник остановился перед крепкой невысокой дверью. – Я доложу риньеру.
До Уильяма стало доходить, что он что-то делает неправильно. Так не должно быть. Все двери при его приближении должны открываться мгновенно, но его продолжают держать и не пускать.
– Я сам доложу! – решительно произнес Уильям и отодвинул стражника в сторону. Вернее, попытался. Но тот оказался необычайно крепким, стоял непоколебимо, как скала. Движением плеча смахнул руку и, набычившись, грозно посмотрел на сыщика:
– А ну, не балуй. Без рук оставлю. Сказано жди, значит, жди!
– Ты знаешь, кто я такой?! – неожиданно для себя распалился Уильям.
– Не знаю и знать не хочу… Жди, я сказал, – отрезал стражник и вошел в дверь.
Уильям ждать не стал и вошел следом.
– Куда прешь?! – гневно прорычал седоусый страж и потащил меч из ножен. Он корпусом отталкивал непрошеного гостя за дверь.
– Ольмар! – послышался крик изнутри. – Пропусти гостя.
Стражник сразу остановился, сунул наполовину вынутый меч обратно в ножны и отступил в сторону.
Уильям, пылая возмущением, прошел в помещение. Там находилось четверо. Торговца Уильям узнал сразу. Но теперь он был одет в бархатный коричневый камзол, на груди висела золотая цепь с гербом. На губах застыла усмешка. Он с интересом разглядывал вошедшего. Рядом с ним у стола стоял мужчина. Крепкий как бык, с длинным черными волосами, в простой серой шерстяной одежде с широким коричневым поясом, на котором висел короткий меч. За столом сидели две девушки лет по шестнадцать, очень похожие друг на друга. Такие же широкоплечие, как и хозяин замка. Красавицами их не назовешь. Широкие скулы, и еще Уильям отметил очень неприятные взгляды, которые они бросали в его сторону.
Охватив одним взглядом обстановку комнаты, Уильям сделал пару шагов, откашлялся и начал говорить:
– Разрешите представиться…
– Не надо, господин Уильям. Мы знаем, кто вы такой, – заговорил мнимый торговец. – Мы ждали вас. С позволения хозяина, мы останемся одни и поговорим. Вы позволите, уважаемый риньер Рид? Риньеры? – Оробат учтиво поклонился девушкам.
Те молча встали и, кинув неприязненные взгляды на Уильяма, приподняв юбки простых платьев, величаво поплыли в открывшуюся боковую дверь. Хозяин бросил испытующий взгляд на Уильяма, лишь кивнул и так же молча удалился следом за дочерьми.
– Присаживайтесь, господин Уильям, сын аптекаря… Нам есть о чем поговорить.
Уильям, чувствуя себя неловко и не зная, как поступить, проклиная себя за нерешительность, сел за стол. Положил руки на колени, потом поспешно положил на поверхность стола и сцепил их в замок.
– Я понимаю вашу нерешительность, – спокойно произнес Оробат.
Он подошел к столу, отодвинул стул и сел напротив сыщика.
– На вас свалилась такая тяжкая ноша. Довести расследование до конца. А вы не аристократ, да еще из далекой северо-восточной провинции. Здесь дворяне еще следят за своими привилегиями. Могут засечь насмерть по своему усмотрению или на кол посадить. Поневоле заробеешь. Но я хочу поговорить с вами не об этом… Вы мне приглянулись. Очень ловки, отважны и умны. Мне такие помощники очень пригодятся. Сначала я вас хотел убить, но теперь понимаю, что был неправ. Свирт знал, кого нанимал. Сразу хочу обрисовать ситуацию. В случае вашего согласия работать на меня вы получаете пятьсот золотых монет аванса. Выполняете мои поручения. Причем убивать никого не надо. Нужно будет кое за кем проследить. Узнать небольшие подробности личной жизни. В общем, делать то, в чем вы сильны. После смены короля вам пожалуют дворянское звание и деревеньку на кормление. В случае отказа от моего предложения – пыточная камера, и вы отдадите мне добровольно свой ордер, – Оробат притворно вздохнул, – при этом закончив свое бренное существование. – Он развел руками, показывая комнату. – Отсюда вам некуда деться. Конт наш сторонник, и он будет молчать. А вы расскажете, где ваши помощники, и больше о вас и о них никто вспоминать не будет. Думаю, я ясно обрисовал вам выбор. Что скажете?
В комнате установилась тишина. Слышно было, как жужжала муха, летая около мгновенно вспотевшего лица сыщика. Во дворе залаяла собака, и Уильям, вздрогнув, с ужасом понял, в какую передрягу он попал. Он был непростительно наивен и безрассуден, уповая на всесильность королевского ордера. Как глубоко он заблуждался, будучи уверенным, что, обладая им, он имеет безграничную власть и перед ним все падут на колени.
«Какой же я самоуверенный недотепа! Тут большая политика замешана! Такие высокие ставки, что я просто пушинка на весах судьбы. Как я не догадался, что убийства претендентов нужны для того, чтобы сменить короля. И тут не просто одинокий злодей-заказчик. Он лишь один из тех, кто хочет сместить нынешнего короля, и этим кукловодам нужно посадить на трон того, кто их устраивает. Я лишь мелкая помеха на пути к трону. Вот это я влип!» – поставил Уильям точку всем своим сомнениям в исходе того, что случится дальше. Уильям не поверил горбоносому Оробату. Тот не оставит такого свидетеля в живых. Он сам ему рассказал о заговоре против короля, а аристократов казнили и за меньшее преступление. Ему очень нужен ордер, вот и наобещал до небес. Но при этом Уильям понимал, что по-глупому попался. Сам залез в мышеловку.
Как это у него бывало в критические минуты, он сразу стал думать рационально. Недаром ему дали прозвище Хитрец. Он удивленно открыл глаза и повторил:
– Мне дадут дворянство? Нет, этого не может быть!
– Может, Уильям, может. – Мнимый торговец расслабился. – Мы верных людей всегда награждаем, оттого нам и служат верой и правдой.
Уильям, очень правдоподобно играя роль пораженного простолюдина, словно от великого волнения, охватившего его, заерзал на стуле, глубоко задышал, выпучил глаза.
– Я так взволнован… Вы даже не представляете… Мне… мне не хватает воздуха…
Он, отвлекая внимание Оробата, замахал руками, отодвинул стул и, улучив момент, применил амулет хамелеона. Воспользовавшись секундным замешательством горбоносого Оробата, выхватил из рукава кистень и с размаха приложил того по лбу. Горбоносый упал на пол. А Уильям не мешкая бросился к двери, через которую ушли хозяин замка и его дочери. Задвинул мощную задвижку и заблокировал дверь. Затем бросился к выходу на лестницу. Рывком открыл ее и увидел троих стражников. Сначала отпрянул, но потом он понял, они его не видят. Стражники удивленно посмотрели на открытую дверь и, не увидев никого, сунулись посмотреть, в чем дело. Оробат хоть и колдун, но подстраховался и поставил у дверей стражу. Уильям вновь устремился вперед, сильно толкнул одного стражника руками, и тот с криком полетел вниз. Второго он оттолкнул плечом, и тот, чтобы не упасть, ухватился за дверь.
Уильям проскочил мимо третьего стражника и прыжками через три-четыре стертые от времени ступени стремительно понесся вниз. На площадке второго этажа прижался к стене. Мимо него, громыхая оружием, бежали четверо стражников. Пропустив их, он побежал дальше. Выход во двор был свободен, дверь широко открыта, и в проеме, к его радости, никого не было. Мозг лихорадочно работал: «Надо выскочить во двор, а там они меня не найдут. Заберусь на стену и спрыгну в реку».
Приободренный Уильям бросился к открытой двери, и тут неожиданно в дверном проеме показался хромой Ольмар. Уильям не сумел остановиться и врезался в стражника. Причем он ударился головой о его шлем. В голове загудело, он отступил на шаг и с размаху сел на землю. Схватился за голову и, не выдержав, застонал. Стражник оказался проворным и догадливым, он тут же захлопнул дверь и, широко расставив руки, кинулся вперед. Уильям не успел увернуться, стражник, споткнувшись о него, упал, придавив всем своим немалым весом Уильяма.
Сыщика сжали крепкие руки, и громкий голос Ольмара возвестил на всю башню:
– Я поймал невидимку! Сюда! – Его шлем слетел с головы. В нос Уильяму ударил чесночный запах изо рта стражника.
Но Уильям не собирался просто так сдаваться, он стал отпихивать стражника и вскоре понял, что, несмотря на то что был моложе, совладать со стражником не в силах. В отчаянии он дотянулся до уха стражника и вцепился в него зубами.
– Ой-у! – завопил седоусый и еще крепче сжал невидимого беглеца.
Уильям с силой стиснул зубы и дернул в сторону. Во рту у него остался кусок уха. Стражник завопил громче, отпустил сыщика и схватился рукой за рваное ухо. Другой рукой он стал бить шевелящееся под ним тело. Текущая из уха кровь оставляла на Уильяме следы, и Ольмар с силой ударил кулаком в проявившееся лицо в его крови. Уильям поплыл, перестал сопротивляться, а потом потерял сознание.
Очнулся он привязанный за руки к потолку. Он висел не доставая ногами до пола. Напротив стоял невысокого роста, с голым торсом и в кожаном замызганном черными пятнами фартуке человек с ведром. Уильям почувствовал, что он мокрый. Скула нещадно болела. Голова гудела. Взгляд был туманный. Он огляделся и увидел горбоносого риньера Оробата. Голова его была перевязана бинтами, но взгляд бы спокойным и даже участливым.
– Вы пришли в себя, Уильям, – ровным голосом проговорил мужчина. – Это хорошо. Вы вновь смогли меня удивить. И честно, я сожалею, что мы с вами, Уильям, по разные стороны. Я только не понимаю одного: чем вам приглянулся наш монарх? Он вам не родня и ничего для вас не сделал. Почему вы ради него идете на муки? А муки вас ждут, можете мне поверить. Так, может, расскажете мне, на чем основана ваша преданность?
Уильям почувствовал солоноватый вкус во рту и сплюнул кровь. Так и есть, зуб выбит. Он пощупал десну языком и скривился. Оробат терпеливо ждал.
– Долг.
– Что?
– На мне долг. – Уильям мстительно улыбнулся, но улыбка была вымученной и болезненной. – Вам нужен ордер. Но вы его не получите. Можете меня пытать, убить, даже заставить передать его вам, но он у вас не останется. Свирт не мне передал свой долг. Он передал его другому человеку, а тот мне. Я был ему должен.
Оробат нахмурился. Он держал в руке амулет правды, взятый из вещей Уильяма. Сыщик посмотрел на амулет, потом покосился на стол. Его вещи лежали в сумке на пыточном столе. Амулет не светился.
– Кто этот человек? – раздельно, по слогам спросил мнимый торговец.
– Да пошел ты… – тихо отозвался Уильям и отвернулся.
– Я пойду, Уильям, а вы останетесь здесь с палачом. Спасибо, что рассказали правду. Но сожалею, что не всю. Вас будут мучительно долго бить. Мы не торопимся. Вы сами скоро попросите позвать меня, чтобы рассказать правду. – Оробат повернулся к палачу. – Бей его так, чтобы было больно, но не калечь. Сменяйся с напарником, и не доводите парня до бессознательного состояния. Он должен постоянно чувствовать боль… Короче, сломите его волю, но не сильно усердствуйте. Все понятно?
– Не беспокойтесь, ваша милость. Все сделаем как надо. Я потомственный мастер.
– Ну вот и хорошо.
Оробат ушел, а для Уильяма началась нескончаемая череда избиений, боли и животного ужаса. Сначала он стоически молчал, потом стал постанывать. Через два часа он уже орал охрипшей глоткой. Его били и били, затем давали отдохнуть. Потом опять били. Били кулаками. Стегали кнутом. Подходили и замахивались и иногда не били. Уильям, пребывая в сознании, стал весь сжиматься и испытывать непередаваемый ужас перед подходящим мастером пыток и той болью, что он приносил с собой. А палач был весьма изобретателен и разговаривал с пленным как со своим товарищем.
– Тебе, любезный, повезло, что ты достался мне. Поверь… – Палач при этом выбирал иголки для того, чтобы сунуть Уильяму под ногти. – Если бы ты достался моему отцу, то остался бы без мяса, он работал грубовато, все больше на кнут надеялся. Но пытки, мой друг, это искусство… Как ты думаешь, эти иглы подойдут? Молчишь? Значит, согласен. Я тонкие выбрал…
В другой раз он брал напильник и, рассказывая, что он будет делать, вставлял в рот пленному деревянный распорный клин и методично точил зубы.
– А зубки-то у тебя не гнилые, – приговаривал палач, не слушая мычания Уильяма.
Воля сыщика, его чувства были смяты и разодраны в клочья. Он не ожидал, что так быстро сломается. К вечеру он взмолился:
– Хватит… Позовите Оробата и убейте меня.
– Утром, сударь, утром позовем. Сейчас уже все легли спать, – довольным голосом проговорил палач. – Недолго ты продержался, милок. Слабый. Никакого удовольствия от тебя нет. Эх, и слабая молодежь пошла! – огорченно вздохнул он. – Вот раньше, бывало, хлещешь мужика и ночь, и день, и три, а он молчит, не сознается, куда кошель дел. Вот люди были. Не люди – камни. До смерти его измордуешь, а он все врет, изворачивается. Мол, там зарыл или тому передал… Да-а… хорошие были времена… Не то что ныне. Сейчас и работы-то нормальной палачу нет. Ну, порадуй меня, я десять раз тебя, милок, кнутом хлестну, а ты молчи. Тогда, может, и бить перестану. И сильно бить не буду, так, для острастки только.
Палач поднял хлыст, щелкнул по воздуху, отчего Уильям вздрогнул всем телом. А палач следующим коротким взмахом нанес удар. Уильям сдержался, не застонал. Но на третьем ударе не выдержал и закричал:
– Бо-ольно! А-а-а!
Он кричал, а палач бил и осуждающе качал головой:
– Слабый ты, ох слабый. Бью-то слегка, не калеча. Чего орешь, мил-человек?
Избив Уильяма, палач ушел, но пришел его помощник. Молодой парнишка. Конопатый и курносый. Зло зыркнул на пленника и потер руки. Он бил его кулаками. Иногда сжимал руками чресла, и тогда глаза сыщика лезли на лоб, и он тонко визжал.
– Ты визжишь как поросенок, – глупо скалился парнишка и сжимал руку сильнее. Уильям шире открывал заплывшие в синяках глаза и кричал громче. А парень смеялся еще звонче и заразительнее. – Когда тебя посадят в камеру, я буду приходить к тебе ночью, и ты будешь услаждать меня как баба. Хочешь этого? Вижу, хочешь, даже визжишь как баба…
Муки были нескончаемые. Уильям немного отдыхал, и снова приходили его мучители. Голос сыщика сорвался. Он лишь хрипел и лил слезы. Он хотел умереть, но смерть на этот раз покинула подземелье, и здесь властвовала госпожа боль. Она приходила вместе с ненавистными плачами. Он устал. Устал испытывать боль, устал думать, устал от бесконечных мук. Он желал смерти. Быстрой и окончательной.
Утром пришел риньер Оробат. Участливо посмотрел на пленника:
– Мне сказали, вы готовы говорить. Давайте кратко и по существу.
Уильям попытался что-то сказать, но из горла вырвались лишь хриплые звуки.
Оробат скривился.
– Позовите ведунью, – распорядился он. Сам сел на стул и стал ждать. На привязанного к потолку сыщика он не обращал внимания. Сидел и, уставившись на свои руки, ногтем одной руки чистил грязь из-под ногтей другой.
Пришла вызванная старуха, глянула на пленника и сплюнула.
– Зачем звали, оглашенные? Кончайте его, и дело с концом.
– Нельзя, – спокойно отозвался Оробат. – Нужно, чтобы смог говорить.
– Всего лишь? – пренебрежительно произнесла ведьма.
– Да, всего лишь.
– На, дай ему выпить. – Старуха откуда-то из своего тряпья достала флакон с жидкостью, сунула его в руку Оробату и зашаркала по полу вон из пыточной.
Оробат отдал флакон палачу.
– Пусть выпьет, – распорядился он. Подождав, когда тот вольет содержимое в рот пленнику, вопросительно посмотрел на Уильяма.
Уильям почувствовал, как сухость отступает и он может говорить. Понимая, что совершает предательство, но не в силах больше страдать от пыток, он все же стал говорить:
До Уильяма стало доходить, что он что-то делает неправильно. Так не должно быть. Все двери при его приближении должны открываться мгновенно, но его продолжают держать и не пускать.
– Я сам доложу! – решительно произнес Уильям и отодвинул стражника в сторону. Вернее, попытался. Но тот оказался необычайно крепким, стоял непоколебимо, как скала. Движением плеча смахнул руку и, набычившись, грозно посмотрел на сыщика:
– А ну, не балуй. Без рук оставлю. Сказано жди, значит, жди!
– Ты знаешь, кто я такой?! – неожиданно для себя распалился Уильям.
– Не знаю и знать не хочу… Жди, я сказал, – отрезал стражник и вошел в дверь.
Уильям ждать не стал и вошел следом.
– Куда прешь?! – гневно прорычал седоусый страж и потащил меч из ножен. Он корпусом отталкивал непрошеного гостя за дверь.
– Ольмар! – послышался крик изнутри. – Пропусти гостя.
Стражник сразу остановился, сунул наполовину вынутый меч обратно в ножны и отступил в сторону.
Уильям, пылая возмущением, прошел в помещение. Там находилось четверо. Торговца Уильям узнал сразу. Но теперь он был одет в бархатный коричневый камзол, на груди висела золотая цепь с гербом. На губах застыла усмешка. Он с интересом разглядывал вошедшего. Рядом с ним у стола стоял мужчина. Крепкий как бык, с длинным черными волосами, в простой серой шерстяной одежде с широким коричневым поясом, на котором висел короткий меч. За столом сидели две девушки лет по шестнадцать, очень похожие друг на друга. Такие же широкоплечие, как и хозяин замка. Красавицами их не назовешь. Широкие скулы, и еще Уильям отметил очень неприятные взгляды, которые они бросали в его сторону.
Охватив одним взглядом обстановку комнаты, Уильям сделал пару шагов, откашлялся и начал говорить:
– Разрешите представиться…
– Не надо, господин Уильям. Мы знаем, кто вы такой, – заговорил мнимый торговец. – Мы ждали вас. С позволения хозяина, мы останемся одни и поговорим. Вы позволите, уважаемый риньер Рид? Риньеры? – Оробат учтиво поклонился девушкам.
Те молча встали и, кинув неприязненные взгляды на Уильяма, приподняв юбки простых платьев, величаво поплыли в открывшуюся боковую дверь. Хозяин бросил испытующий взгляд на Уильяма, лишь кивнул и так же молча удалился следом за дочерьми.
– Присаживайтесь, господин Уильям, сын аптекаря… Нам есть о чем поговорить.
Уильям, чувствуя себя неловко и не зная, как поступить, проклиная себя за нерешительность, сел за стол. Положил руки на колени, потом поспешно положил на поверхность стола и сцепил их в замок.
– Я понимаю вашу нерешительность, – спокойно произнес Оробат.
Он подошел к столу, отодвинул стул и сел напротив сыщика.
– На вас свалилась такая тяжкая ноша. Довести расследование до конца. А вы не аристократ, да еще из далекой северо-восточной провинции. Здесь дворяне еще следят за своими привилегиями. Могут засечь насмерть по своему усмотрению или на кол посадить. Поневоле заробеешь. Но я хочу поговорить с вами не об этом… Вы мне приглянулись. Очень ловки, отважны и умны. Мне такие помощники очень пригодятся. Сначала я вас хотел убить, но теперь понимаю, что был неправ. Свирт знал, кого нанимал. Сразу хочу обрисовать ситуацию. В случае вашего согласия работать на меня вы получаете пятьсот золотых монет аванса. Выполняете мои поручения. Причем убивать никого не надо. Нужно будет кое за кем проследить. Узнать небольшие подробности личной жизни. В общем, делать то, в чем вы сильны. После смены короля вам пожалуют дворянское звание и деревеньку на кормление. В случае отказа от моего предложения – пыточная камера, и вы отдадите мне добровольно свой ордер, – Оробат притворно вздохнул, – при этом закончив свое бренное существование. – Он развел руками, показывая комнату. – Отсюда вам некуда деться. Конт наш сторонник, и он будет молчать. А вы расскажете, где ваши помощники, и больше о вас и о них никто вспоминать не будет. Думаю, я ясно обрисовал вам выбор. Что скажете?
В комнате установилась тишина. Слышно было, как жужжала муха, летая около мгновенно вспотевшего лица сыщика. Во дворе залаяла собака, и Уильям, вздрогнув, с ужасом понял, в какую передрягу он попал. Он был непростительно наивен и безрассуден, уповая на всесильность королевского ордера. Как глубоко он заблуждался, будучи уверенным, что, обладая им, он имеет безграничную власть и перед ним все падут на колени.
«Какой же я самоуверенный недотепа! Тут большая политика замешана! Такие высокие ставки, что я просто пушинка на весах судьбы. Как я не догадался, что убийства претендентов нужны для того, чтобы сменить короля. И тут не просто одинокий злодей-заказчик. Он лишь один из тех, кто хочет сместить нынешнего короля, и этим кукловодам нужно посадить на трон того, кто их устраивает. Я лишь мелкая помеха на пути к трону. Вот это я влип!» – поставил Уильям точку всем своим сомнениям в исходе того, что случится дальше. Уильям не поверил горбоносому Оробату. Тот не оставит такого свидетеля в живых. Он сам ему рассказал о заговоре против короля, а аристократов казнили и за меньшее преступление. Ему очень нужен ордер, вот и наобещал до небес. Но при этом Уильям понимал, что по-глупому попался. Сам залез в мышеловку.
Как это у него бывало в критические минуты, он сразу стал думать рационально. Недаром ему дали прозвище Хитрец. Он удивленно открыл глаза и повторил:
– Мне дадут дворянство? Нет, этого не может быть!
– Может, Уильям, может. – Мнимый торговец расслабился. – Мы верных людей всегда награждаем, оттого нам и служат верой и правдой.
Уильям, очень правдоподобно играя роль пораженного простолюдина, словно от великого волнения, охватившего его, заерзал на стуле, глубоко задышал, выпучил глаза.
– Я так взволнован… Вы даже не представляете… Мне… мне не хватает воздуха…
Он, отвлекая внимание Оробата, замахал руками, отодвинул стул и, улучив момент, применил амулет хамелеона. Воспользовавшись секундным замешательством горбоносого Оробата, выхватил из рукава кистень и с размаха приложил того по лбу. Горбоносый упал на пол. А Уильям не мешкая бросился к двери, через которую ушли хозяин замка и его дочери. Задвинул мощную задвижку и заблокировал дверь. Затем бросился к выходу на лестницу. Рывком открыл ее и увидел троих стражников. Сначала отпрянул, но потом он понял, они его не видят. Стражники удивленно посмотрели на открытую дверь и, не увидев никого, сунулись посмотреть, в чем дело. Оробат хоть и колдун, но подстраховался и поставил у дверей стражу. Уильям вновь устремился вперед, сильно толкнул одного стражника руками, и тот с криком полетел вниз. Второго он оттолкнул плечом, и тот, чтобы не упасть, ухватился за дверь.
Уильям проскочил мимо третьего стражника и прыжками через три-четыре стертые от времени ступени стремительно понесся вниз. На площадке второго этажа прижался к стене. Мимо него, громыхая оружием, бежали четверо стражников. Пропустив их, он побежал дальше. Выход во двор был свободен, дверь широко открыта, и в проеме, к его радости, никого не было. Мозг лихорадочно работал: «Надо выскочить во двор, а там они меня не найдут. Заберусь на стену и спрыгну в реку».
Приободренный Уильям бросился к открытой двери, и тут неожиданно в дверном проеме показался хромой Ольмар. Уильям не сумел остановиться и врезался в стражника. Причем он ударился головой о его шлем. В голове загудело, он отступил на шаг и с размаху сел на землю. Схватился за голову и, не выдержав, застонал. Стражник оказался проворным и догадливым, он тут же захлопнул дверь и, широко расставив руки, кинулся вперед. Уильям не успел увернуться, стражник, споткнувшись о него, упал, придавив всем своим немалым весом Уильяма.
Сыщика сжали крепкие руки, и громкий голос Ольмара возвестил на всю башню:
– Я поймал невидимку! Сюда! – Его шлем слетел с головы. В нос Уильяму ударил чесночный запах изо рта стражника.
Но Уильям не собирался просто так сдаваться, он стал отпихивать стражника и вскоре понял, что, несмотря на то что был моложе, совладать со стражником не в силах. В отчаянии он дотянулся до уха стражника и вцепился в него зубами.
– Ой-у! – завопил седоусый и еще крепче сжал невидимого беглеца.
Уильям с силой стиснул зубы и дернул в сторону. Во рту у него остался кусок уха. Стражник завопил громче, отпустил сыщика и схватился рукой за рваное ухо. Другой рукой он стал бить шевелящееся под ним тело. Текущая из уха кровь оставляла на Уильяме следы, и Ольмар с силой ударил кулаком в проявившееся лицо в его крови. Уильям поплыл, перестал сопротивляться, а потом потерял сознание.
Очнулся он привязанный за руки к потолку. Он висел не доставая ногами до пола. Напротив стоял невысокого роста, с голым торсом и в кожаном замызганном черными пятнами фартуке человек с ведром. Уильям почувствовал, что он мокрый. Скула нещадно болела. Голова гудела. Взгляд был туманный. Он огляделся и увидел горбоносого риньера Оробата. Голова его была перевязана бинтами, но взгляд бы спокойным и даже участливым.
– Вы пришли в себя, Уильям, – ровным голосом проговорил мужчина. – Это хорошо. Вы вновь смогли меня удивить. И честно, я сожалею, что мы с вами, Уильям, по разные стороны. Я только не понимаю одного: чем вам приглянулся наш монарх? Он вам не родня и ничего для вас не сделал. Почему вы ради него идете на муки? А муки вас ждут, можете мне поверить. Так, может, расскажете мне, на чем основана ваша преданность?
Уильям почувствовал солоноватый вкус во рту и сплюнул кровь. Так и есть, зуб выбит. Он пощупал десну языком и скривился. Оробат терпеливо ждал.
– Долг.
– Что?
– На мне долг. – Уильям мстительно улыбнулся, но улыбка была вымученной и болезненной. – Вам нужен ордер. Но вы его не получите. Можете меня пытать, убить, даже заставить передать его вам, но он у вас не останется. Свирт не мне передал свой долг. Он передал его другому человеку, а тот мне. Я был ему должен.
Оробат нахмурился. Он держал в руке амулет правды, взятый из вещей Уильяма. Сыщик посмотрел на амулет, потом покосился на стол. Его вещи лежали в сумке на пыточном столе. Амулет не светился.
– Кто этот человек? – раздельно, по слогам спросил мнимый торговец.
– Да пошел ты… – тихо отозвался Уильям и отвернулся.
– Я пойду, Уильям, а вы останетесь здесь с палачом. Спасибо, что рассказали правду. Но сожалею, что не всю. Вас будут мучительно долго бить. Мы не торопимся. Вы сами скоро попросите позвать меня, чтобы рассказать правду. – Оробат повернулся к палачу. – Бей его так, чтобы было больно, но не калечь. Сменяйся с напарником, и не доводите парня до бессознательного состояния. Он должен постоянно чувствовать боль… Короче, сломите его волю, но не сильно усердствуйте. Все понятно?
– Не беспокойтесь, ваша милость. Все сделаем как надо. Я потомственный мастер.
– Ну вот и хорошо.
Оробат ушел, а для Уильяма началась нескончаемая череда избиений, боли и животного ужаса. Сначала он стоически молчал, потом стал постанывать. Через два часа он уже орал охрипшей глоткой. Его били и били, затем давали отдохнуть. Потом опять били. Били кулаками. Стегали кнутом. Подходили и замахивались и иногда не били. Уильям, пребывая в сознании, стал весь сжиматься и испытывать непередаваемый ужас перед подходящим мастером пыток и той болью, что он приносил с собой. А палач был весьма изобретателен и разговаривал с пленным как со своим товарищем.
– Тебе, любезный, повезло, что ты достался мне. Поверь… – Палач при этом выбирал иголки для того, чтобы сунуть Уильяму под ногти. – Если бы ты достался моему отцу, то остался бы без мяса, он работал грубовато, все больше на кнут надеялся. Но пытки, мой друг, это искусство… Как ты думаешь, эти иглы подойдут? Молчишь? Значит, согласен. Я тонкие выбрал…
В другой раз он брал напильник и, рассказывая, что он будет делать, вставлял в рот пленному деревянный распорный клин и методично точил зубы.
– А зубки-то у тебя не гнилые, – приговаривал палач, не слушая мычания Уильяма.
Воля сыщика, его чувства были смяты и разодраны в клочья. Он не ожидал, что так быстро сломается. К вечеру он взмолился:
– Хватит… Позовите Оробата и убейте меня.
– Утром, сударь, утром позовем. Сейчас уже все легли спать, – довольным голосом проговорил палач. – Недолго ты продержался, милок. Слабый. Никакого удовольствия от тебя нет. Эх, и слабая молодежь пошла! – огорченно вздохнул он. – Вот раньше, бывало, хлещешь мужика и ночь, и день, и три, а он молчит, не сознается, куда кошель дел. Вот люди были. Не люди – камни. До смерти его измордуешь, а он все врет, изворачивается. Мол, там зарыл или тому передал… Да-а… хорошие были времена… Не то что ныне. Сейчас и работы-то нормальной палачу нет. Ну, порадуй меня, я десять раз тебя, милок, кнутом хлестну, а ты молчи. Тогда, может, и бить перестану. И сильно бить не буду, так, для острастки только.
Палач поднял хлыст, щелкнул по воздуху, отчего Уильям вздрогнул всем телом. А палач следующим коротким взмахом нанес удар. Уильям сдержался, не застонал. Но на третьем ударе не выдержал и закричал:
– Бо-ольно! А-а-а!
Он кричал, а палач бил и осуждающе качал головой:
– Слабый ты, ох слабый. Бью-то слегка, не калеча. Чего орешь, мил-человек?
Избив Уильяма, палач ушел, но пришел его помощник. Молодой парнишка. Конопатый и курносый. Зло зыркнул на пленника и потер руки. Он бил его кулаками. Иногда сжимал руками чресла, и тогда глаза сыщика лезли на лоб, и он тонко визжал.
– Ты визжишь как поросенок, – глупо скалился парнишка и сжимал руку сильнее. Уильям шире открывал заплывшие в синяках глаза и кричал громче. А парень смеялся еще звонче и заразительнее. – Когда тебя посадят в камеру, я буду приходить к тебе ночью, и ты будешь услаждать меня как баба. Хочешь этого? Вижу, хочешь, даже визжишь как баба…
Муки были нескончаемые. Уильям немного отдыхал, и снова приходили его мучители. Голос сыщика сорвался. Он лишь хрипел и лил слезы. Он хотел умереть, но смерть на этот раз покинула подземелье, и здесь властвовала госпожа боль. Она приходила вместе с ненавистными плачами. Он устал. Устал испытывать боль, устал думать, устал от бесконечных мук. Он желал смерти. Быстрой и окончательной.
Утром пришел риньер Оробат. Участливо посмотрел на пленника:
– Мне сказали, вы готовы говорить. Давайте кратко и по существу.
Уильям попытался что-то сказать, но из горла вырвались лишь хриплые звуки.
Оробат скривился.
– Позовите ведунью, – распорядился он. Сам сел на стул и стал ждать. На привязанного к потолку сыщика он не обращал внимания. Сидел и, уставившись на свои руки, ногтем одной руки чистил грязь из-под ногтей другой.
Пришла вызванная старуха, глянула на пленника и сплюнула.
– Зачем звали, оглашенные? Кончайте его, и дело с концом.
– Нельзя, – спокойно отозвался Оробат. – Нужно, чтобы смог говорить.
– Всего лишь? – пренебрежительно произнесла ведьма.
– Да, всего лишь.
– На, дай ему выпить. – Старуха откуда-то из своего тряпья достала флакон с жидкостью, сунула его в руку Оробату и зашаркала по полу вон из пыточной.
Оробат отдал флакон палачу.
– Пусть выпьет, – распорядился он. Подождав, когда тот вольет содержимое в рот пленнику, вопросительно посмотрел на Уильяма.
Уильям почувствовал, как сухость отступает и он может говорить. Понимая, что совершает предательство, но не в силах больше страдать от пыток, он все же стал говорить: