При этих словах призрак, о котором говорил Джебидайя, встал и направился к ним, шагая, но фактически не касаясь пола.
Мэри устремилась к дверям, но Джебидайя перехватил ее.
— Лучше не надо. Очень скоро снаружи станет куда опаснее, если уже не стало. Там не только давящее облако.
— Он нам не навредит? — спросила Мэри.
— Не думаю.
Призрак неторопливо приблизился и, встав напротив Джебидайи, криво ухмыльнулся. За спиной Мэри тряслась как осиновый лист. Конь отчаянно дергал поводья. Потянув их на себя и обернувшись, Джебидайя увидел его вращающийся глаз.
— Тише, малый, — успокоил коня Джебидайя и, поворачиваясь к призраку, спросил:
— Ты можешь говорить?
— Могу, — ответил дух голосом, прозвучавшим словно из глубины темного колодца.
— Как ты умер?
— Я должен ответить?
— Поступай как знаешь, — сказал Джебидайя. — У меня нет над тобой власти.
— Я хочу обрести покой, — сказал призрак, — но не могу. Здесь я одинок, все прочие не знают, что они мертвы. Этот город не отпускает нас. Но, кажется, мне одному известно, что здесь случилось.
— Зло овладело им, — сказал Джебидайя. — Когда так случается, может произойти что угодно. Но, что бы это ни было, зло останется злом. Ты решился принять реальность, они — нет. Однако им все равно предстоит.
— Я не считаю себя злом. Я всего-то мертвый ковбой.
— Зло в том, что вас здесь держит, — сказал Джебидайя.
Ковбой кивнул.
— В них.
— В тех мохнатых, — сказала Мэри.
— Верно, в мохнатых, — подтвердил призрак. — Из-за них я торчу здесь. Есть другие места, куда я хотел бы перебраться, но не могу, и все из-за того, что они сделали.
— Дело в том, как ты умер, — сказал Джебидайя. — Ты стал жертвой одной из шуток Бога.
Призрак склонил голову набок, точно любопытный пес.
— Что за шутка? — спросил он. — Уверяю тебя, мне совсем несмешно.
— Со временем это будет казаться все менее забавным, и ты впадешь в ярость, а следом начнешь мстить всем подряд.
— Я не намерен никого преследовать, — сказал призрак.
— Время и обида копят в душе мрак, — сказал Джебидайя. — Но я смог бы помочь тебе обрести покой.
— Ты?
— Я.
— Так сделай это, Бога ради.
— Зло должно быть повергнуто.
— Попробуй.
— Прежде мне нужна от тебя небольшая услуга.
— От меня?
— Расскажи об этом городе и о том, что с тобой произошло. Узнав все, я смогу сразиться с нечистью и помогу тебе обрести покой. Это я обещаю.
— О, сражаться ты не сможешь. Скоро ты и она станете, как я.
— Быть может, — сказал Джебидайя.
— Мне подобный тон совсем не нравится, — заявила Мэри.
— Ладно, все по порядку, — сказал Джебидайя. — Для начала, мне совсем не хочется стоять тут с конем спиной к дверям.
— Заметано, — сказал призрак.
Отыскав просторную комнату, вроде гостиной, Джебидайя отвел туда коня, рассыпав прямо на полу зерно из своих запасов. Затем, под неотрывным взглядом призрака, придвинул к двери буфет и опустил шторы на окне. Они с Мэри заняли кушетку, стоявшую спинкой к окну с задернутыми шторами. Освещения не было, и Джебидайя не пытался ничего зажечь, хотя на стене в медных креплениях висело несколько масляных ламп. Остались в потемках, что не имело значения для призрака. Глаза Джебидайи и Мэри постепенно привыкли к темноте и смогли различать предметы, а также проступающие белые контуры собеседника.
Усевшись, Преподобный достал оба револьвера и положил их себе на колени. Мэри сидела рядом с ним. Призрак устроился на стуле, совсем как в реальной жизни. Достав призрачную плитку жевательного табака, он положил ее в рот. Сумрак в комнате еще сгустился, и ничто не нарушало безмолвия ночи.
— Никакого вкуса, — прожевав несколько раз, сообщил призрак. — Вроде как жуешь понарошку. Вот я кладу табак в рот, но как с выпивкой, что подают в баре, — там его на самом деле нет. Одно успокаивает, денег, что я плачу бармену, тоже нет. Ничего нет, кроме жажды внутри.
— Так бармен знает о тебе?
— Временами. Чаще нет.
— Да, вот напасть, — сказал Джебидайя. Но коль скоро я здесь, чтобы помочь, помоги и ты нам. Близится ночь, гнетущая мгла спустилась на город. Она не дает толком вздохнуть.
— Странные речи.
— Есть отчего.
Призрак кивнул.
— Мгла сгущается перед их приходом. Долго ждать не придется — заявятся, едва пробьет полночь. — С этими словами призрак кивнул на старинные напольные часы в соседнем углу комнаты. — И пойдет, как говорится, кутерьма.
Джебидайя чиркнул спичкой и поднес ее к циферблату. Стрелки показывали семь.
— Еще есть время, — сказал он, взмахом руки гася спичку.
— Может, нам поспешить убраться отсюда? — спросила Мэри.
— Нет, — покачал головой призрак. — Вот чего не советую. До полуночи они вряд ли покажутся, но снаружи, в этой древней мгле, никому не место. Пока нет тех, кто пострашнее, во мгле найдутся другие, чья компания вам придется не по вкусу. Я хоть и мертвый, не хочу оказаться среди них. Наконец, время здесь бежит иначе. Гляньте на часы.
Джебидайя зажег новую спичку. Стрелки на часах передвинулись на целых пятнадцать минут. Он потушил спичку.
— Они испорчены, — сказала Мэри.
Призрак покачал головой.
— У дьявола время течет по-иному, чем наше, — произнес Джебидайя. И обратился к призраку: — Так найдется для нас совет? Наверное, любой будет полезен, а с учетом некоторых обстоятельств, твой опыт для нас уникален.
— Если посчастливится, обстоятельства сложатся для вас иначе, — заметил тот. — Знаете, быть мертвым не особенно здорово, и вдобавок повисшим непонятно где.
Помедлив немного, точно собираясь с духом — при этом он и вправду сделался ярче и будто более осязаемым, — призрак подался вперед и начал рассказ.
— Звать меня Долбер Голд, а пока не помер, звали просто Дол. Ковбои и шлюхи, что вместе со мной, были жителями, трудились или по случаю забрели в этот город. А как раз здесь, так сказать, в доме удовольствий, по праву названном «Отелем для господ», за вычетом, разумеется, господ, всегда бренчало пианино, вовсю отплясывали и, уж простите, мэм, растопыривали ноги и глушили виски.
— Растопыривать ноги мне сколько раз доводилось, — заметила Мэри. — Я ведь труженица, а не бездельница какая. Так что не извиняйся.
— То-то я погляжу, — сказал Дол, — со всем моим почтением. По правде, меня всегда тянуло к дамам без предрассудков, я ценил их за труд и удовольствие. Будь я в силах, с радостью выложил бы несколько монет, чтобы с тобой побаловаться.
— Не отвлекайся, — сказал Джебидайя.
— Мохнатые, — продолжал Дол. — В них все дело.
Дол вновь кивнул на часы.
— Будь вы сейчас снаружи, ощутили бы странную слабость, точно заболели. Это предшествует их появлению. В темноте скрыто много плохого, но разве сравнишь с тем, что начнется, когда пробьет полночь.
— Не приходится сомневаться, — сказал Джебидайя, покосившись на циферблат. Его глаза настолько свыклись с темнотой, что он заметил, как стрелки еще сместились. Вновь на четверть часа. Времени у него достаточно, но лучше подготовиться заранее. Дол стрекотал как белка, но пока все не к месту.
— Ну вот, мы с парнями залили глаза и поскакали на старое кладбище развлечься. Я упился в стельку, какое там почтение к мертвым. В голове один пьяный угар. Там хоронили всех местных, но среди деревьев на самой верхушке холма было несколько старых могил. По преданию, в этих местах конкистадоры сильно не поладили с индейцами. Вроде как в этой части Техаса, на реке Сабин, искали золото. Ясное дело, не нашли. Но все равно искали. А леса, и сейчас дремучие, тогда были совсем непролазной чащей, в которой гнездились твари со времен до начала времен. Конкистадоры один за другим помирали, пока не осталось всего шестеро. Они разбили лагерь, и среди ночи объявился мохнатый. Может, сам из индейцев. Кто знает? Это ведь индейская быль. Забрался он в лагерь и всех прикончил, порвал на куски. И оставил кости гнить на холме. Но индейцы говорили, что каждое полнолуние кости обрастают плотью и шерстью, тогда все они рыщут по округе в поисках добычи. Будто бы тварь, что их убила, передала каждому часть своей сути, сделав себе под стать. Волком, что ходит на двух ногах. В конце концов индейцам удалось их изловить, всех шестерых и того главного мохнатого, по их словам, вылезшего из какой-то норы в земле, чтобы разносить порчу и сеять зло. Все же индейцы их поймали, зарыли поглубже и пригвоздили.
— Пригвоздили? — спросил Джебидайя.
— К этому веду. Значит, решили мы с приятелями, что неплохо разрыть старые могилы. Нас не пугали всякие проклятия. А вдруг там нашлось бы что-то ценное? Старые доспехи. Или, к примеру, мечи. За что можно выручить пару монет. По правде, нам и дела не было, конкистадоры там или кто. Когда хорошо выпьешь, а мы выпили, теряешь рассудок, и мы нашли на вершине холма старые безымянные могилы, поросшие мхом и травой. Из одной, будто дерево, торчал старый длинный кол — только по виду он был совсем свежим, как только что воткнули.
— Что за кол? — прервал Джебидайя.
— А?
— Из какого дерева?
— Черт, откуда мне знать. Может, орешник или…
Мэри устремилась к дверям, но Джебидайя перехватил ее.
— Лучше не надо. Очень скоро снаружи станет куда опаснее, если уже не стало. Там не только давящее облако.
— Он нам не навредит? — спросила Мэри.
— Не думаю.
Призрак неторопливо приблизился и, встав напротив Джебидайи, криво ухмыльнулся. За спиной Мэри тряслась как осиновый лист. Конь отчаянно дергал поводья. Потянув их на себя и обернувшись, Джебидайя увидел его вращающийся глаз.
— Тише, малый, — успокоил коня Джебидайя и, поворачиваясь к призраку, спросил:
— Ты можешь говорить?
— Могу, — ответил дух голосом, прозвучавшим словно из глубины темного колодца.
— Как ты умер?
— Я должен ответить?
— Поступай как знаешь, — сказал Джебидайя. — У меня нет над тобой власти.
— Я хочу обрести покой, — сказал призрак, — но не могу. Здесь я одинок, все прочие не знают, что они мертвы. Этот город не отпускает нас. Но, кажется, мне одному известно, что здесь случилось.
— Зло овладело им, — сказал Джебидайя. — Когда так случается, может произойти что угодно. Но, что бы это ни было, зло останется злом. Ты решился принять реальность, они — нет. Однако им все равно предстоит.
— Я не считаю себя злом. Я всего-то мертвый ковбой.
— Зло в том, что вас здесь держит, — сказал Джебидайя.
Ковбой кивнул.
— В них.
— В тех мохнатых, — сказала Мэри.
— Верно, в мохнатых, — подтвердил призрак. — Из-за них я торчу здесь. Есть другие места, куда я хотел бы перебраться, но не могу, и все из-за того, что они сделали.
— Дело в том, как ты умер, — сказал Джебидайя. — Ты стал жертвой одной из шуток Бога.
Призрак склонил голову набок, точно любопытный пес.
— Что за шутка? — спросил он. — Уверяю тебя, мне совсем несмешно.
— Со временем это будет казаться все менее забавным, и ты впадешь в ярость, а следом начнешь мстить всем подряд.
— Я не намерен никого преследовать, — сказал призрак.
— Время и обида копят в душе мрак, — сказал Джебидайя. — Но я смог бы помочь тебе обрести покой.
— Ты?
— Я.
— Так сделай это, Бога ради.
— Зло должно быть повергнуто.
— Попробуй.
— Прежде мне нужна от тебя небольшая услуга.
— От меня?
— Расскажи об этом городе и о том, что с тобой произошло. Узнав все, я смогу сразиться с нечистью и помогу тебе обрести покой. Это я обещаю.
— О, сражаться ты не сможешь. Скоро ты и она станете, как я.
— Быть может, — сказал Джебидайя.
— Мне подобный тон совсем не нравится, — заявила Мэри.
— Ладно, все по порядку, — сказал Джебидайя. — Для начала, мне совсем не хочется стоять тут с конем спиной к дверям.
— Заметано, — сказал призрак.
Отыскав просторную комнату, вроде гостиной, Джебидайя отвел туда коня, рассыпав прямо на полу зерно из своих запасов. Затем, под неотрывным взглядом призрака, придвинул к двери буфет и опустил шторы на окне. Они с Мэри заняли кушетку, стоявшую спинкой к окну с задернутыми шторами. Освещения не было, и Джебидайя не пытался ничего зажечь, хотя на стене в медных креплениях висело несколько масляных ламп. Остались в потемках, что не имело значения для призрака. Глаза Джебидайи и Мэри постепенно привыкли к темноте и смогли различать предметы, а также проступающие белые контуры собеседника.
Усевшись, Преподобный достал оба револьвера и положил их себе на колени. Мэри сидела рядом с ним. Призрак устроился на стуле, совсем как в реальной жизни. Достав призрачную плитку жевательного табака, он положил ее в рот. Сумрак в комнате еще сгустился, и ничто не нарушало безмолвия ночи.
— Никакого вкуса, — прожевав несколько раз, сообщил призрак. — Вроде как жуешь понарошку. Вот я кладу табак в рот, но как с выпивкой, что подают в баре, — там его на самом деле нет. Одно успокаивает, денег, что я плачу бармену, тоже нет. Ничего нет, кроме жажды внутри.
— Так бармен знает о тебе?
— Временами. Чаще нет.
— Да, вот напасть, — сказал Джебидайя. Но коль скоро я здесь, чтобы помочь, помоги и ты нам. Близится ночь, гнетущая мгла спустилась на город. Она не дает толком вздохнуть.
— Странные речи.
— Есть отчего.
Призрак кивнул.
— Мгла сгущается перед их приходом. Долго ждать не придется — заявятся, едва пробьет полночь. — С этими словами призрак кивнул на старинные напольные часы в соседнем углу комнаты. — И пойдет, как говорится, кутерьма.
Джебидайя чиркнул спичкой и поднес ее к циферблату. Стрелки показывали семь.
— Еще есть время, — сказал он, взмахом руки гася спичку.
— Может, нам поспешить убраться отсюда? — спросила Мэри.
— Нет, — покачал головой призрак. — Вот чего не советую. До полуночи они вряд ли покажутся, но снаружи, в этой древней мгле, никому не место. Пока нет тех, кто пострашнее, во мгле найдутся другие, чья компания вам придется не по вкусу. Я хоть и мертвый, не хочу оказаться среди них. Наконец, время здесь бежит иначе. Гляньте на часы.
Джебидайя зажег новую спичку. Стрелки на часах передвинулись на целых пятнадцать минут. Он потушил спичку.
— Они испорчены, — сказала Мэри.
Призрак покачал головой.
— У дьявола время течет по-иному, чем наше, — произнес Джебидайя. И обратился к призраку: — Так найдется для нас совет? Наверное, любой будет полезен, а с учетом некоторых обстоятельств, твой опыт для нас уникален.
— Если посчастливится, обстоятельства сложатся для вас иначе, — заметил тот. — Знаете, быть мертвым не особенно здорово, и вдобавок повисшим непонятно где.
Помедлив немного, точно собираясь с духом — при этом он и вправду сделался ярче и будто более осязаемым, — призрак подался вперед и начал рассказ.
— Звать меня Долбер Голд, а пока не помер, звали просто Дол. Ковбои и шлюхи, что вместе со мной, были жителями, трудились или по случаю забрели в этот город. А как раз здесь, так сказать, в доме удовольствий, по праву названном «Отелем для господ», за вычетом, разумеется, господ, всегда бренчало пианино, вовсю отплясывали и, уж простите, мэм, растопыривали ноги и глушили виски.
— Растопыривать ноги мне сколько раз доводилось, — заметила Мэри. — Я ведь труженица, а не бездельница какая. Так что не извиняйся.
— То-то я погляжу, — сказал Дол, — со всем моим почтением. По правде, меня всегда тянуло к дамам без предрассудков, я ценил их за труд и удовольствие. Будь я в силах, с радостью выложил бы несколько монет, чтобы с тобой побаловаться.
— Не отвлекайся, — сказал Джебидайя.
— Мохнатые, — продолжал Дол. — В них все дело.
Дол вновь кивнул на часы.
— Будь вы сейчас снаружи, ощутили бы странную слабость, точно заболели. Это предшествует их появлению. В темноте скрыто много плохого, но разве сравнишь с тем, что начнется, когда пробьет полночь.
— Не приходится сомневаться, — сказал Джебидайя, покосившись на циферблат. Его глаза настолько свыклись с темнотой, что он заметил, как стрелки еще сместились. Вновь на четверть часа. Времени у него достаточно, но лучше подготовиться заранее. Дол стрекотал как белка, но пока все не к месту.
— Ну вот, мы с парнями залили глаза и поскакали на старое кладбище развлечься. Я упился в стельку, какое там почтение к мертвым. В голове один пьяный угар. Там хоронили всех местных, но среди деревьев на самой верхушке холма было несколько старых могил. По преданию, в этих местах конкистадоры сильно не поладили с индейцами. Вроде как в этой части Техаса, на реке Сабин, искали золото. Ясное дело, не нашли. Но все равно искали. А леса, и сейчас дремучие, тогда были совсем непролазной чащей, в которой гнездились твари со времен до начала времен. Конкистадоры один за другим помирали, пока не осталось всего шестеро. Они разбили лагерь, и среди ночи объявился мохнатый. Может, сам из индейцев. Кто знает? Это ведь индейская быль. Забрался он в лагерь и всех прикончил, порвал на куски. И оставил кости гнить на холме. Но индейцы говорили, что каждое полнолуние кости обрастают плотью и шерстью, тогда все они рыщут по округе в поисках добычи. Будто бы тварь, что их убила, передала каждому часть своей сути, сделав себе под стать. Волком, что ходит на двух ногах. В конце концов индейцам удалось их изловить, всех шестерых и того главного мохнатого, по их словам, вылезшего из какой-то норы в земле, чтобы разносить порчу и сеять зло. Все же индейцы их поймали, зарыли поглубже и пригвоздили.
— Пригвоздили? — спросил Джебидайя.
— К этому веду. Значит, решили мы с приятелями, что неплохо разрыть старые могилы. Нас не пугали всякие проклятия. А вдруг там нашлось бы что-то ценное? Старые доспехи. Или, к примеру, мечи. За что можно выручить пару монет. По правде, нам и дела не было, конкистадоры там или кто. Когда хорошо выпьешь, а мы выпили, теряешь рассудок, и мы нашли на вершине холма старые безымянные могилы, поросшие мхом и травой. Из одной, будто дерево, торчал старый длинный кол — только по виду он был совсем свежим, как только что воткнули.
— Что за кол? — прервал Джебидайя.
— А?
— Из какого дерева?
— Черт, откуда мне знать. Может, орешник или…