В который раз понимая, что спорить с супругом абсолютно бессмысленно, скользнула босыми ногами по мягкому ворсу, незаметно прошмыгнув к окну. Гул все нарастал, заполняя пространство уютной спальни.
Осторожно выглянула за полупрозрачную занавеску — и мигом отпрянула в спасительную тень, расслышав позади себя непререкаемо властное:
— Не смейте выглядывать в окно!
Однако, несмотря на запрет его сиятельства, кое-что мне все же удалось разглядеть. Широкая каменная дорога, обычно пополудни пестрящая позолотой карет и дорогим убранством экипажей, этим утром оказалась густо усыпана простыми людьми в изношенной одежде, свирепо выкрикивавшими враждебные фразы. Но прислушаться к ним господин Левшин не позволил, чуть мягче сообщив:
— В Петергофе сегодня неспокойно. Не стоит излишне провоцировать толпу. — Уже одетый в удобный дорожный костюм из мягкой коричневой шерсти, Николай Георгиевич несколькими магическими вспышками наспех возвращал безжалостно вырванные пуговицы. Закончив с одеждой, отодвинул кресло, предлагая мне занять свое место, после чего продолжил: — Ставни по всему дому закроют немедленно, запечатав внутреннюю жизнь особняка до восстановления спокойствия.
Бросив мимолетный взгляд в окно, он позволил себе на редкость нелицеприятное высказывание о происходящем, снова развернувшись ко мне:
— Похоже, бунта не миновать. — Поджатые губы выдавали недовольство чиноначальника. И даже мне было заметно: каждую минуту маркиз просчитывает возможные варианты, готовясь отвести нападение от цесаревича. — Прикажите своей камеристке собрать все необходимое: через два часа мы отправимся в поместье Левшиных, что в Шуваловке. Там очаг родовой силы, дом надежно укреплен.
Судя по голосу маркиза, он все уже решил, не оставив мне ни шанса для неповиновения.
— К тому же людям в тех местах хорошо известно, кто мы такие, — наш род многое сделал для окрестных деревень, навсегда заслужив их преданность. Мы выстоим, даже если это жалкое сопротивление перерастет в нечто большее.
— Нечто большее? — Резко задохнувшись от ужаса, я впервые осознала, о чем говорит Николай Георгиевич. Похоже, салонные слухи, столь скудно доносившиеся до классных комнат в Хвойном, готовились свершиться.
Я по-другому взглянула на своего, пусть и вынужденного, супруга, внезапно заметив в пролегших под глазами темных кругах печать смертельной усталости. Черты благородного лица едва ли изменились, но что-то в глубине карих глаз выдавало затаенную тревогу.
А ведь маркизу сейчас приходилось нелегко. На его плечах лежала не только защита самого цесаревича, но и сохранение имперской власти в Старороссии. И пусть огненный маг не позволял чувствам найти выход, но он, как и все, был человеком, нуждающимся в тепле не меньше прочих.
Перешагнув через ущемленную гордость и забыв о недавнем разногласии, мягко коснулась ладони мужа, спросив дрогнувшим голосом:
— Неужели ваши худшие опасения грозят исполниться?
Господин Левшин устало потер виски, выдав этим простым жестом тяжелую бессонную ночь.
— Вам следует знать, Ольга: многие из изменников, присутствовавших вчера на кораблях, уже мертвы, — холодно сообщил он, всем своим видом давая понять, что жертв может оказаться гораздо больше, если потребуется. — Кто-то погиб во время сражения, другие казнены рано утром. Но считать проблему решенной пока рано.
Смяв белоснежную салфетку, огненный маг с ненавистью в голосе продолжил:
— Среди народа пущен слух о том, что старый император почил, а молодой цесаревич едва ли удержит престол. В свете бедственного положения государственной казны и раздора внутри высокородных семейств, которым последние смерти не добавили любви к августейшему дому, разгорается сила, готовая смести гораздо больше, чем один лишь императорский престол. Боюсь, нам с вами ничего не остается, как покинуть Петергоф до предстоящего бала. За это время уличный бунт будет подавлен, престолонаследник определится с невестой, и, надеюсь, все встанет на свои места.
Каждое слово маркиза казалось правильным и понятным, кроме одного…
— Но как же мой отец? Я не могу уехать из города, бросив его здесь! — Помня, как вчера ночью в бесчувственно лежащем на моих руках теле едва теплилась жизнь, надеяться на чудо не приходилось. И все же, если оставалась хотя бы малейшая возможность спасти его, я должна ею воспользоваться. — Прошу вас, позвольте мне остаться, чтобы ухаживать за ним!
— Ни в коем случае! — незамедлительно откликнулся огненный маг. — Обещаю вам: вы сможете навещать графа Ершова, как и сам Петергоф, в моем сопровождении едва ли не каждый день. К тому же герцог Соколов напрочь отказался покидать стены императорского госпиталя до полного выздоровления зятя. Но вам находиться здесь слишком рискованно.
Дед останется вместе с отцом? Волна глубокой благодарности затопила мое сердце, потому как я отчетливо понимала, чего стоило ему это решение. Многолетнее, урывками — исключительно по необходимости — их общение с отцом заметно испортило и без того плохие отношения. А после смерти матери контакта не стало вовсе. Но сейчас… Герцог Соколов поступал единственно верным образом, оставаясь для меня образцом во всем.
Пришлось согласиться с его сиятельством, позволив ему усадить меня за стол. Завтрак подали без промедления, но по тому, как старательно прислуга отводила глаза, поняла: маркиз рассказал мне не все.
— Ваше сиятельство… — Подождав, пока девушка покинет комнату, настойчиво взглянула на супруга, тут же поправив себя: — Николай, что произошло?
Дожевав отрезанный кусочек бекона и запив его чаем, господин Левшин промокнул губы салфеткой.
— Ввиду тревожных событий, случившихся накануне, пришлось задержать дворецкого, служившего в доме последние пять лет. Сегодня поутру его казнили вместе с остальными изменниками. — Маркиз говорил об этом обыденно, и только по крепко сжатым вокруг чашки пальцам я поняла: огненному магу это признание дается нелегко.
Понемногу становилась понятной чрезмерная подозрительность супруга: вряд ли он ожидал предательства от человека, столь приближенного. А ведь всего пару дней назад на него напали в доме женщины, делившей с ним постель, и если к этому добавить происшествия с некромантом…
Едва ли стоило обманываться в том, чтобы маркиз позволил себе хотя бы кайлю доверия в мой адрес. Да и кто я для него? Дочь предполагаемого изменника? Навязанная глупыми законами морали жена? Или же та, кто вонзит клинок в спину, когда он не будет того ожидать?
Нет, требовать в такой сложный момент от господина Левшина доверия было бы крайне недальновидно. Впрочем, с учетом обстоятельств заключенного договора, скорее всего, этому уже не суждено случиться. Осознание безвыходности наших с маркизом отношений внезапно обрушилось на плечи тяжелым грузом, испортив и без того дурное настроение.
Завтракали молча. Быстро расправившись с воздушными пышками, поданными вместе с сочными фруктами, я наскоро запила все уже успевшим немного остыть теплым чаем. И, дождавшись разрешения его сиятельства, встала из-за стола:
— Мне нужно привести себя в порядок.
Находиться в присутствии мужа в одном лишь халате было непривычно. Да и волосы, намокшие вчерашней ночью, лежали на плечах пушистым облаком, которое следовало бы немедленно причесать.
Спешно пройдя в ванную комнату, выбрала тонкую темно-синюю юбку из джерси, чудесно подходящую для весеннего утра, дополнив ее нежно-голубой хлопчатобумажной блузкой. Тщательно расчесала спутанные локоны, стянув их на затылке в аккуратный узел, и лишь затем внимательно осмотрела себя в зеркале.
Оставшись довольной увиденным, вышла к уже закончившему завтракать супругу.
— Времени осталось немного. Поторопитесь, Ольга. Нам нужно выехать в течение часа.
Кивнув, позвала к себе горничную, привезенную из дома деда, и наспех собрала то, что могло оказаться нужным. Взглянула на настенные часы, понимая, что минута в минуту уложилась в отведенное время, и шагнула в распахнутую дверь.
По коридору в форменной одежде сновали слуги. Они торопливо несли к парадной двери разного размера коробки и чемоданы с вензелями лучших портных и сапожников Петергофа, а отдельная вереница из картонок со шляпами заставляла удивиться размаху предстоящего переезда. Сдержанно ответила нескольким горничным, по пути вежливо поздоровавшимся со мной, и по широкой лестнице спустилась в просторный холл, где меня уже ждал супруг.
— Надеюсь, вы сложили несколько вечерних платьев? — уточнил он, принимая твердой ладонью мои пальцы. — Несмотря на вынужденное отсутствие в Петергофе, несколько выходов в свет мы все же совершим. И сегодня — первый из них.
— Театр? — Неприятные воспоминания о непререкаемой властности маркиза и его холодной решимости, с которыми он сминал малейшее сопротивление, видимо, отразились на лице отчаянным испугом, отчего господин Левшин натянуто улыбнулся:
— Не сегодня, моя дорогая. Вот, смотрите.
Он протянул мне небольшой конверт из драгоценной лощеной бумаги, украшенной гербом императорского дома. Едва сдержав удивление, аккуратно сломала сургучную печать, вытащив наружу белоснежную карточку с золочеными буквами.
«Ее императорское величество Екатерина Дмитриевна рада приветствовать на светском рауте, даваемом в честь ежегодного открытия сезона, маркизу Ольгу Савельевну Левшину».
И еще — несколько слов о месте и времени встречи.
— Что это? — Запоздало поняла, что наряд для столь высокого случая вряд ли отыщется во всем моем гардеробе, потому как новые платья были пошиты лишь для первых выходов в свет, а положенную по случаю выпуска из пансиона встречу с модисткой я пропустила. — Разве возможно, чтобы сама императрица приглашала меня на раут?
Однако супруга, похоже, лишь забавляла моя растерянность. Он вынул конверт из моих рук, бережно опустив его в карман своего жакета, с лукавой улыбкой поясняя:
— Мы с Павлом дружны со времен учебы в институте, вам это, должно быть, известно.
Вспомнив о том, что рассказывал дед, кивнула, получив чуть больше разъяснений:
— Я давно вхож в дом императора, и в оставшиеся шесть дней вам не остается ничего иного, кроме как, отдавая дань роли хорошей супруги, следовать за мной. Кстати, конверт нужно сберечь: на нем магическая печать, без которой вас не пропустят во дворец.
— Но… наряд…
— Вам чудесным образом шло белоснежное шелковое платье, надетое по случаю помолвки.
— Украшения?
— Кажется, о них мы уже договорились. У вас есть замечательный комплект из ожерелья и кольца, — маркиз позволил себе чувственно провести ладонью по моей шее, — которые в оставшиеся дни сделки вам снимать категорически запрещается. Ясно?
Пришлось согласиться. И хотя рубины были не совсем позволительны для первого выхода молодой девушки в свет, но для замужней дамы вполне подходили. Пришлось нехотя напомнить себе: со вчерашнего дня любые камни были допустимы для моих туалетов.
Отвлекая меня от мыслей о предстоящем рауте, маркиз настороженно прислушался к усиливающемуся шуму, долетавшему через плотно закрытую дверь.
— Ничего не бойтесь, ясно? — Супруг вновь превратился в чиноначальника кабинета его императорского высочества, проявив во взгляде холодную ярость. — И держитесь рядом, что бы ни происходило.
Он подал руку, уверенным шагом выйдя в открытую дверь.
Толпа гудела. Смолкнув на мгновение, десятки горожан растерянно воззрились на нас, и спустя полминуты возбужденный гул полностью стих. Открытая враждебность и недовольство сменились испуганным замешательством, и в потрясенных взглядах засквозила паника. Маркиз же…
На лице моего супруга не дрогнул ни единый мускул, пока он чинно вел меня к карете. Его движения были размеренными и четкими, а холодный взгляд был готов испепелить пламенной стихией любого, кто осмелится сделать лишний шаг в нашу сторону.
Усевшись в экипаж, бросила последний короткий взгляд в окно, прежде чем господин Левшин скрыл его алым всполохом, и лошади сорвались на скорый бег. Чтобы не показать терзавшего меня волнения, постаралась как можно незаметнее спрятать дрожащие пальцы в складках юбки, тут же расслышав:
— Рядом со мной вам нечего бояться, моя дорогая.
— Я… знаю. — Бросила полный благодарности взгляд на своего супруга. — И я… вам очень признательна.
Он удивленно сложил руки на груди, подозрительно оглядев меня:
— Не желаете объясниться, чему обязан? — Маркиз криво улыбнулся, проявив этим всю степень недоверия ко мне.
Первым моим желанием было ответить столь же язвительно. Или же промолчать, вновь проглотив незаслуженную обиду. Но я напомнила себе: на оставшиеся шесть дней наши судьбы неразрывно связаны друг с другом, и я… я ведь искренне обещала господину Левшину стать ему хорошей женой. Набравшись храбрости сделать шаг навстречу супругу, произнесла со всем чувством:
— За отца и еще… вы ведь были вчера у цесаревича, верно? Ночью, когда оставили меня дожидаться вас в спальне? Я догадалась об этом по тому, что вы так и не ложились спать до рассвета, вернувшись домой изрядно уставшим. — Коснулась ладонью его плотно сжатых пальцев, растерянно понимая, что взгляд маркиза с каждым произнесенным словом становится все более жестким. — Думаю, разговор вышел не из легких, а всему виной моя глупость, когда я не смогла различить такую постыдную уловку заговорщиков… Понимаю, что едва ли заслуживаю вашего прощения, но все же мне хотелось бы, чтобы вы знали: я всей душой благодарна вам!
Упоминание о визите к цесаревичу заставило губы его сиятельства превратиться в прямую линию, и я с запозданием осознала, что в сказанном он разглядит лишь еще один повод для недоверия. Принесенная мною жертва обернулась еще большим потрясением, когда господин Левшин с нескрываемым цинизмом произнес:
— А вы ведь понимаете гораздо больше, чем кажется. Верно, моя дорогая? — Подозрение снова сквозило в каждом слове, напрочь сметая безмерную благодарность, переполнявшую мое сердце всего минуту назад. — Может быть, именно этим объясняется ваша неожиданная нежность, подаренная мне этой ночью?
Незаслуженное обвинение больно отозвалось в груди и зажглось ярким румянцем на щеках — как будто мне наотмашь дали пощечину.
— Моя неожиданная нежность, — слова приходилось дробить, чтобы не сорваться, — не стоит ровным счетом ничего. И именно поэтому не продается ни за какие блага. Она либо есть, либо ее нет!
Показательно отвернувшись к окну, до конца дороги не проронила ни слова. Впрочем, маркиз и не настаивал. Он так же нарочито безразлично отвернулся к окну, лишь изредка бросая в мою сторону короткие взгляды, отвечать на которые в свете последних обвинений я не стала.
До поместья добрались довольно быстро — огненная сила, гнавшая лошадей, значительно ускоряла путь. Всего с полчаса — и усадьба Левшиных встала перед нами огромной белой глыбой. Даже из окна было заметно, насколько велики владения огненного мага.
В конце аллеи, по обеим сторонам которой раскинулись многолетние клены в юной по весне шевелюре, стоял огромный белоснежный особняк с широким мраморным подъездом в окружении десятка колонн. У парадной двери выстроилась вереница слуг, ожидавших прибытия хозяина.
— Маркиза? — Николаю Георгиевичу пришлось поторопить меня. — Не задерживайтесь. На все у нас есть не более двух часов.
Подав затянутую в белую перчатку руку, позволила супругу подвести меня к дому и представить прислуге. Приятно удивилась, поняв, что господин Левшин не солгал ни словом: здесь им действительно восхищались, не проявляя ни малейшего намека на недовольство.
Осторожно выглянула за полупрозрачную занавеску — и мигом отпрянула в спасительную тень, расслышав позади себя непререкаемо властное:
— Не смейте выглядывать в окно!
Однако, несмотря на запрет его сиятельства, кое-что мне все же удалось разглядеть. Широкая каменная дорога, обычно пополудни пестрящая позолотой карет и дорогим убранством экипажей, этим утром оказалась густо усыпана простыми людьми в изношенной одежде, свирепо выкрикивавшими враждебные фразы. Но прислушаться к ним господин Левшин не позволил, чуть мягче сообщив:
— В Петергофе сегодня неспокойно. Не стоит излишне провоцировать толпу. — Уже одетый в удобный дорожный костюм из мягкой коричневой шерсти, Николай Георгиевич несколькими магическими вспышками наспех возвращал безжалостно вырванные пуговицы. Закончив с одеждой, отодвинул кресло, предлагая мне занять свое место, после чего продолжил: — Ставни по всему дому закроют немедленно, запечатав внутреннюю жизнь особняка до восстановления спокойствия.
Бросив мимолетный взгляд в окно, он позволил себе на редкость нелицеприятное высказывание о происходящем, снова развернувшись ко мне:
— Похоже, бунта не миновать. — Поджатые губы выдавали недовольство чиноначальника. И даже мне было заметно: каждую минуту маркиз просчитывает возможные варианты, готовясь отвести нападение от цесаревича. — Прикажите своей камеристке собрать все необходимое: через два часа мы отправимся в поместье Левшиных, что в Шуваловке. Там очаг родовой силы, дом надежно укреплен.
Судя по голосу маркиза, он все уже решил, не оставив мне ни шанса для неповиновения.
— К тому же людям в тех местах хорошо известно, кто мы такие, — наш род многое сделал для окрестных деревень, навсегда заслужив их преданность. Мы выстоим, даже если это жалкое сопротивление перерастет в нечто большее.
— Нечто большее? — Резко задохнувшись от ужаса, я впервые осознала, о чем говорит Николай Георгиевич. Похоже, салонные слухи, столь скудно доносившиеся до классных комнат в Хвойном, готовились свершиться.
Я по-другому взглянула на своего, пусть и вынужденного, супруга, внезапно заметив в пролегших под глазами темных кругах печать смертельной усталости. Черты благородного лица едва ли изменились, но что-то в глубине карих глаз выдавало затаенную тревогу.
А ведь маркизу сейчас приходилось нелегко. На его плечах лежала не только защита самого цесаревича, но и сохранение имперской власти в Старороссии. И пусть огненный маг не позволял чувствам найти выход, но он, как и все, был человеком, нуждающимся в тепле не меньше прочих.
Перешагнув через ущемленную гордость и забыв о недавнем разногласии, мягко коснулась ладони мужа, спросив дрогнувшим голосом:
— Неужели ваши худшие опасения грозят исполниться?
Господин Левшин устало потер виски, выдав этим простым жестом тяжелую бессонную ночь.
— Вам следует знать, Ольга: многие из изменников, присутствовавших вчера на кораблях, уже мертвы, — холодно сообщил он, всем своим видом давая понять, что жертв может оказаться гораздо больше, если потребуется. — Кто-то погиб во время сражения, другие казнены рано утром. Но считать проблему решенной пока рано.
Смяв белоснежную салфетку, огненный маг с ненавистью в голосе продолжил:
— Среди народа пущен слух о том, что старый император почил, а молодой цесаревич едва ли удержит престол. В свете бедственного положения государственной казны и раздора внутри высокородных семейств, которым последние смерти не добавили любви к августейшему дому, разгорается сила, готовая смести гораздо больше, чем один лишь императорский престол. Боюсь, нам с вами ничего не остается, как покинуть Петергоф до предстоящего бала. За это время уличный бунт будет подавлен, престолонаследник определится с невестой, и, надеюсь, все встанет на свои места.
Каждое слово маркиза казалось правильным и понятным, кроме одного…
— Но как же мой отец? Я не могу уехать из города, бросив его здесь! — Помня, как вчера ночью в бесчувственно лежащем на моих руках теле едва теплилась жизнь, надеяться на чудо не приходилось. И все же, если оставалась хотя бы малейшая возможность спасти его, я должна ею воспользоваться. — Прошу вас, позвольте мне остаться, чтобы ухаживать за ним!
— Ни в коем случае! — незамедлительно откликнулся огненный маг. — Обещаю вам: вы сможете навещать графа Ершова, как и сам Петергоф, в моем сопровождении едва ли не каждый день. К тому же герцог Соколов напрочь отказался покидать стены императорского госпиталя до полного выздоровления зятя. Но вам находиться здесь слишком рискованно.
Дед останется вместе с отцом? Волна глубокой благодарности затопила мое сердце, потому как я отчетливо понимала, чего стоило ему это решение. Многолетнее, урывками — исключительно по необходимости — их общение с отцом заметно испортило и без того плохие отношения. А после смерти матери контакта не стало вовсе. Но сейчас… Герцог Соколов поступал единственно верным образом, оставаясь для меня образцом во всем.
Пришлось согласиться с его сиятельством, позволив ему усадить меня за стол. Завтрак подали без промедления, но по тому, как старательно прислуга отводила глаза, поняла: маркиз рассказал мне не все.
— Ваше сиятельство… — Подождав, пока девушка покинет комнату, настойчиво взглянула на супруга, тут же поправив себя: — Николай, что произошло?
Дожевав отрезанный кусочек бекона и запив его чаем, господин Левшин промокнул губы салфеткой.
— Ввиду тревожных событий, случившихся накануне, пришлось задержать дворецкого, служившего в доме последние пять лет. Сегодня поутру его казнили вместе с остальными изменниками. — Маркиз говорил об этом обыденно, и только по крепко сжатым вокруг чашки пальцам я поняла: огненному магу это признание дается нелегко.
Понемногу становилась понятной чрезмерная подозрительность супруга: вряд ли он ожидал предательства от человека, столь приближенного. А ведь всего пару дней назад на него напали в доме женщины, делившей с ним постель, и если к этому добавить происшествия с некромантом…
Едва ли стоило обманываться в том, чтобы маркиз позволил себе хотя бы кайлю доверия в мой адрес. Да и кто я для него? Дочь предполагаемого изменника? Навязанная глупыми законами морали жена? Или же та, кто вонзит клинок в спину, когда он не будет того ожидать?
Нет, требовать в такой сложный момент от господина Левшина доверия было бы крайне недальновидно. Впрочем, с учетом обстоятельств заключенного договора, скорее всего, этому уже не суждено случиться. Осознание безвыходности наших с маркизом отношений внезапно обрушилось на плечи тяжелым грузом, испортив и без того дурное настроение.
Завтракали молча. Быстро расправившись с воздушными пышками, поданными вместе с сочными фруктами, я наскоро запила все уже успевшим немного остыть теплым чаем. И, дождавшись разрешения его сиятельства, встала из-за стола:
— Мне нужно привести себя в порядок.
Находиться в присутствии мужа в одном лишь халате было непривычно. Да и волосы, намокшие вчерашней ночью, лежали на плечах пушистым облаком, которое следовало бы немедленно причесать.
Спешно пройдя в ванную комнату, выбрала тонкую темно-синюю юбку из джерси, чудесно подходящую для весеннего утра, дополнив ее нежно-голубой хлопчатобумажной блузкой. Тщательно расчесала спутанные локоны, стянув их на затылке в аккуратный узел, и лишь затем внимательно осмотрела себя в зеркале.
Оставшись довольной увиденным, вышла к уже закончившему завтракать супругу.
— Времени осталось немного. Поторопитесь, Ольга. Нам нужно выехать в течение часа.
Кивнув, позвала к себе горничную, привезенную из дома деда, и наспех собрала то, что могло оказаться нужным. Взглянула на настенные часы, понимая, что минута в минуту уложилась в отведенное время, и шагнула в распахнутую дверь.
По коридору в форменной одежде сновали слуги. Они торопливо несли к парадной двери разного размера коробки и чемоданы с вензелями лучших портных и сапожников Петергофа, а отдельная вереница из картонок со шляпами заставляла удивиться размаху предстоящего переезда. Сдержанно ответила нескольким горничным, по пути вежливо поздоровавшимся со мной, и по широкой лестнице спустилась в просторный холл, где меня уже ждал супруг.
— Надеюсь, вы сложили несколько вечерних платьев? — уточнил он, принимая твердой ладонью мои пальцы. — Несмотря на вынужденное отсутствие в Петергофе, несколько выходов в свет мы все же совершим. И сегодня — первый из них.
— Театр? — Неприятные воспоминания о непререкаемой властности маркиза и его холодной решимости, с которыми он сминал малейшее сопротивление, видимо, отразились на лице отчаянным испугом, отчего господин Левшин натянуто улыбнулся:
— Не сегодня, моя дорогая. Вот, смотрите.
Он протянул мне небольшой конверт из драгоценной лощеной бумаги, украшенной гербом императорского дома. Едва сдержав удивление, аккуратно сломала сургучную печать, вытащив наружу белоснежную карточку с золочеными буквами.
«Ее императорское величество Екатерина Дмитриевна рада приветствовать на светском рауте, даваемом в честь ежегодного открытия сезона, маркизу Ольгу Савельевну Левшину».
И еще — несколько слов о месте и времени встречи.
— Что это? — Запоздало поняла, что наряд для столь высокого случая вряд ли отыщется во всем моем гардеробе, потому как новые платья были пошиты лишь для первых выходов в свет, а положенную по случаю выпуска из пансиона встречу с модисткой я пропустила. — Разве возможно, чтобы сама императрица приглашала меня на раут?
Однако супруга, похоже, лишь забавляла моя растерянность. Он вынул конверт из моих рук, бережно опустив его в карман своего жакета, с лукавой улыбкой поясняя:
— Мы с Павлом дружны со времен учебы в институте, вам это, должно быть, известно.
Вспомнив о том, что рассказывал дед, кивнула, получив чуть больше разъяснений:
— Я давно вхож в дом императора, и в оставшиеся шесть дней вам не остается ничего иного, кроме как, отдавая дань роли хорошей супруги, следовать за мной. Кстати, конверт нужно сберечь: на нем магическая печать, без которой вас не пропустят во дворец.
— Но… наряд…
— Вам чудесным образом шло белоснежное шелковое платье, надетое по случаю помолвки.
— Украшения?
— Кажется, о них мы уже договорились. У вас есть замечательный комплект из ожерелья и кольца, — маркиз позволил себе чувственно провести ладонью по моей шее, — которые в оставшиеся дни сделки вам снимать категорически запрещается. Ясно?
Пришлось согласиться. И хотя рубины были не совсем позволительны для первого выхода молодой девушки в свет, но для замужней дамы вполне подходили. Пришлось нехотя напомнить себе: со вчерашнего дня любые камни были допустимы для моих туалетов.
Отвлекая меня от мыслей о предстоящем рауте, маркиз настороженно прислушался к усиливающемуся шуму, долетавшему через плотно закрытую дверь.
— Ничего не бойтесь, ясно? — Супруг вновь превратился в чиноначальника кабинета его императорского высочества, проявив во взгляде холодную ярость. — И держитесь рядом, что бы ни происходило.
Он подал руку, уверенным шагом выйдя в открытую дверь.
Толпа гудела. Смолкнув на мгновение, десятки горожан растерянно воззрились на нас, и спустя полминуты возбужденный гул полностью стих. Открытая враждебность и недовольство сменились испуганным замешательством, и в потрясенных взглядах засквозила паника. Маркиз же…
На лице моего супруга не дрогнул ни единый мускул, пока он чинно вел меня к карете. Его движения были размеренными и четкими, а холодный взгляд был готов испепелить пламенной стихией любого, кто осмелится сделать лишний шаг в нашу сторону.
Усевшись в экипаж, бросила последний короткий взгляд в окно, прежде чем господин Левшин скрыл его алым всполохом, и лошади сорвались на скорый бег. Чтобы не показать терзавшего меня волнения, постаралась как можно незаметнее спрятать дрожащие пальцы в складках юбки, тут же расслышав:
— Рядом со мной вам нечего бояться, моя дорогая.
— Я… знаю. — Бросила полный благодарности взгляд на своего супруга. — И я… вам очень признательна.
Он удивленно сложил руки на груди, подозрительно оглядев меня:
— Не желаете объясниться, чему обязан? — Маркиз криво улыбнулся, проявив этим всю степень недоверия ко мне.
Первым моим желанием было ответить столь же язвительно. Или же промолчать, вновь проглотив незаслуженную обиду. Но я напомнила себе: на оставшиеся шесть дней наши судьбы неразрывно связаны друг с другом, и я… я ведь искренне обещала господину Левшину стать ему хорошей женой. Набравшись храбрости сделать шаг навстречу супругу, произнесла со всем чувством:
— За отца и еще… вы ведь были вчера у цесаревича, верно? Ночью, когда оставили меня дожидаться вас в спальне? Я догадалась об этом по тому, что вы так и не ложились спать до рассвета, вернувшись домой изрядно уставшим. — Коснулась ладонью его плотно сжатых пальцев, растерянно понимая, что взгляд маркиза с каждым произнесенным словом становится все более жестким. — Думаю, разговор вышел не из легких, а всему виной моя глупость, когда я не смогла различить такую постыдную уловку заговорщиков… Понимаю, что едва ли заслуживаю вашего прощения, но все же мне хотелось бы, чтобы вы знали: я всей душой благодарна вам!
Упоминание о визите к цесаревичу заставило губы его сиятельства превратиться в прямую линию, и я с запозданием осознала, что в сказанном он разглядит лишь еще один повод для недоверия. Принесенная мною жертва обернулась еще большим потрясением, когда господин Левшин с нескрываемым цинизмом произнес:
— А вы ведь понимаете гораздо больше, чем кажется. Верно, моя дорогая? — Подозрение снова сквозило в каждом слове, напрочь сметая безмерную благодарность, переполнявшую мое сердце всего минуту назад. — Может быть, именно этим объясняется ваша неожиданная нежность, подаренная мне этой ночью?
Незаслуженное обвинение больно отозвалось в груди и зажглось ярким румянцем на щеках — как будто мне наотмашь дали пощечину.
— Моя неожиданная нежность, — слова приходилось дробить, чтобы не сорваться, — не стоит ровным счетом ничего. И именно поэтому не продается ни за какие блага. Она либо есть, либо ее нет!
Показательно отвернувшись к окну, до конца дороги не проронила ни слова. Впрочем, маркиз и не настаивал. Он так же нарочито безразлично отвернулся к окну, лишь изредка бросая в мою сторону короткие взгляды, отвечать на которые в свете последних обвинений я не стала.
До поместья добрались довольно быстро — огненная сила, гнавшая лошадей, значительно ускоряла путь. Всего с полчаса — и усадьба Левшиных встала перед нами огромной белой глыбой. Даже из окна было заметно, насколько велики владения огненного мага.
В конце аллеи, по обеим сторонам которой раскинулись многолетние клены в юной по весне шевелюре, стоял огромный белоснежный особняк с широким мраморным подъездом в окружении десятка колонн. У парадной двери выстроилась вереница слуг, ожидавших прибытия хозяина.
— Маркиза? — Николаю Георгиевичу пришлось поторопить меня. — Не задерживайтесь. На все у нас есть не более двух часов.
Подав затянутую в белую перчатку руку, позволила супругу подвести меня к дому и представить прислуге. Приятно удивилась, поняв, что господин Левшин не солгал ни словом: здесь им действительно восхищались, не проявляя ни малейшего намека на недовольство.