Этот жесткий, едкий голос не сравнится ни с чем, будучи узнанным мною во сне и наяву. Что же делать? Бежать?! Только я не успею сделать и десятка шагов, как маркиз настигнет меня, и тогда будет гораздо хуже!
Вспомнив, что произошло в карете, ощутила, как руки предательски задрожали, уже в следующее мгновение выронив то, ради чего я так необдуманно рискнула своей судьбой.
Ветхая от времени ткань с громким звуком треснула, и золотые монеты звонко заплясали по старым лакированным половицам. Растерявшись, я опустилась на колени, чтобы унять бегство своих сокровищ, и тут же расслышала приближающиеся шаги.
Господин Левшин остановился перед самым моим лицом, позволив заметить, как в свете зажигающихся вечерних огней в фонарях набережной ярко блестят его идеально начищенные ботинки. Возвышаясь надо мной, чиноначальник кабинета его императорского высочества прошипел:
— Знаете, графиня, а я ведь сегодня впервые поверил, что вы невиновны!
Подняла полные удивления глаза на его сиятельство, настороженно спросив:
— Почему?
— Вы совсем не умеете лгать, — холодно пояснил он. — Там, в карете, после всего случившегося я ожидал вашей истерики, справедливых обвинений в хамстве и бестактности. На какой-то момент даже показалось, что вы готовы ударить меня или выпрыгнуть из экипажа на полном ходу. Но вы… вы, дорогая моя невеста, сдержанно попросили отвезти вас домой. Забавно, не находите?
Маркиз раздраженно пожал плечами, продолжив обманчиво-спокойным голосом:
— Если бы вы знали, юная Ольга, чего мне стоило сдержаться и подождать эти несколько часов! — Он снова начинал раздражаться, и его лицо даже в темноте полупустой комнаты казалось мрачнее тучи.
С каждой минутой гнев маркиза становился все необузданней, пока он рывком не поставил меня на ноги, заставив от неожиданности разжать ладони и выронить все собранные монеты. Зло усмехнулся, увидев, с каким сожалением я гляжу на небольшие пятачки золота, лежащие у меня под ногами, после чего решил окончательно раздавить меня:
— Не желаете оправдаться?!
Не ощущая собственного тела от всеобъемлющего ужаса, я запрокинула голову, покачав ею в знак отрицания, и затем расслышала не менее унизительное:
— Похоже, золотая лихорадка сразила не только Зайцевых!
Его слова прозвучали как пощечина, и мне не осталось ничего другого, как ответить тем же. Звонкий шлепок разорвал гнетущую тишину гостиной, и, не дожидаясь, пока огненный маг как-то ответит мне, я яростно заговорила:
— Я пришла в дом своего отца лишь затем, чтобы взять то, что полагалось мне с самого рождения! Эти деньги не ваши и не принадлежат короне, и я в своем праве забрать их, чтобы…
— Чтобы — что? — поинтересовался маркиз, настойчиво сжимая мои запястья. Он с силой встряхнул меня, сбив дыхание, и безапелляционно приказал: — Ну же, моя дорогая, признавайтесь! Вы все-таки решились на побег, о котором меня так настойчиво предупреждала госпожа Полякова. Все же старые привычки не изменить…
Я почувствовала, как бледнею, и тщетно попыталась сморгнуть выступившие на глазах слезы. Но несколько горячих капель, ловко сорвавшись с ресниц, попали на ладони господина Левшина, поспешившего уничижительно рявкнуть:
— Не реветь!
Наверное, это и стало точкой кипения. Осознавая, что проиграю начатое сражение, я с силой опустила широкий каблук дорожных туфель на идеальную гладкость кожаной обуви маркиза, и, уловив момент, когда его руки разжались, бросилась бегом к выходу, швыряя позади себя всю легкую мебель, до которой только могла дотянуться.
По усиливающейся ругани догадалась: кое-что из отправленного навстречу его сиятельству нашло своего адресата, и, обнадеженная, я с разбега выскочила под плотную стену дождя.
Слава богу! Понимая, что вода совсем не родственна огню, от всей души обрадовалась благоприятному знаку. И даже успела пробежать через гладко вымощенную дорожку к широкому полотну мостовой.
Расслышала позади себя гулкое эхо мужских шагов и, обернувшись на мгновение, увидела искаженное бешенством лицо огненного мага. А ведь для решительности большего мне и не требовалось.
Я опрометчиво сделала шаг в направлении дороги, запоздало осознав, что всего в метре от меня раздался гулкий топот копыт. Испуганное ржание лошадей заглушило окрик господина Левшина, и я крепко зажмурилась, ощутив, как жар дикого пламени обдает меня со всех сторон…
В бирюзовую спальню маркиз внес меня на руках — под удивленные взгляды дворецкого и высунувшейся из бокового коридора кухарки. Нарочито бережно снял теплый плащ, пододвинув ко мне одно из кресел, стоявших у стола, и убрал прядь мокрых от дождя и слез волос. Провел кончиками пальцев по щеке, глядя прямо в глаза, и с глухим раздражением произнес:
— Понимаете ли вы, что на сей раз я мог не успеть?
Сдерживаемый им гнев ощущался во всем: в напряженной позе, в слишком частом дыхании и в сжатых кулаках. Но Николай Георгиевич старался говорить спокойно. А вот мне, всего минуту назад висевшей на волосок от гибели, спокойствие казалось непозволительной роскошью.
— Идите ко всем чертям, маркиз!
Отшатнувшись от впервые обозначившейся в моем голосе ярости — живой, яркой и бурляще-горячей, господин Левшин нехотя признал:
— Вынужден согласиться, что сегодня в карете я перешел черту. — Глубоко вздохнул, откашлялся и с явным трудом произнес: — Еще раз прошу у вас прощения за свою несдержанность. Но повторюсь: вам незачем бежать от меня, графиня. Поверьте, я — ваша единственная защита.
Единственная защита? Он, похоже, напрочь забыл, что мой дед — не кто иной, как герцог Соколов, и многое в империи по-прежнему оставалось в его власти.
Встав с предложенного кресла, я быстро прошла к двери, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между мной и ненавистным маркизом. Внутри клокотал гнев — дикий, необузданный, готовый вот-вот вырваться на свободу. И несмотря на то, что умом я понимала: наиболее верным поступком сейчас было бы принять извинения господина Левшина, потому как даже это казалось избытком щедрости, пережитое унижение вперемешку со стыдом взяло верх.
— Значит, вы полагаете, что лишь сегодня перешли черту, ваше сиятельство?! — После рыданий голос охрип и звучал немного простуженно.
С каждым шагом я все сильнее запутывалась в мокрых юбках, отчего пришлось со злостью несколько раз их одернуть и с чувством произнести:
— Тогда позвольте напомнить вам о двух предыдущих днях! Вы втайне забрали меня из пансиона без позволения единственного опекуна, тут же обвинив в заговоре против короны и не проявив ни капли сочувствия к потере отца! — Слова выходили грубыми и злыми, и я бы себе таких не позволила никогда, если бы мое самолюбие не оказалось столь жестоко задето. — Заставили опознавать труп лжеотца среди ночи, но, наткнувшись на непредвиденные обстоятельства, не перепоручили в руки деда, как того требовала ситуация, а поселили в своем родовом особняке без присутствия дуэньи… и даже поставили меня в настолько стесненные условия, что я была просто вынуждена согласиться на вашу помощь в утреннем туалете!
Я едва переводила дух от негодования, только список всего того, что позволил себе маркиз, был бы неполным без:
— Но даже тогда я не думала о вас дурно, министр, списывая все на изменения в характере, приобретенные с долгом службы, пока… пока вы не поставили меня перед фактом горькой неизбежности нашей свадьбы. И когда я почти смирилась с этим, снова обвинили в измене, видимо, из мести сотворив в карете такое, о чем даже подумать стыдно! — Немного отдышалась, закончив самым острым: — Знайте, господин Левшин: вы переходили черту не единожды, но именно сегодня вечером мне стало ясно одно: я ненавижу вас! Всем сердцем!
Закончив гневную тираду, смело взглянула в лицо своему обидчику. Боялась ли немедленного ответа? Уже нет, потому что худшего в моем представлении просто не существовало.
И все же маркиз удивил меня.
На мгновение стало так тихо, что мне показалось, будто огненный маг умеет заговаривать само время. Лицо его разом превратилось в непроницаемую маску, выдавая внутреннюю борьбу лишь диким блеском почти черных глаз.
Я видела, как его пальцы, до того расслабленно покоившиеся на дереве подоконника, слегка дрогнули, однако господин Левшин сдержался. Снова развернулся ко мне всем телом, словно бы выражая готовность принять любые оскорбления, и оперся плечом об оконный откос.
Если бы не этот жест, я бы, может, остановилась, но теперь…
— За три прошедших дня я сумела разглядеть в вас, маркиз, личность смелую и решительную, с чувством глубокого достоинства. И потому верю, что вы не захотите провести остаток жизни рядом с женщиной, для которой ваши прикосновения — худшее испытание. Прошу вас, отпустите меня. Вы правы, я не замешана в измене и готова поставить на кон свое будущее в империи за призрачную возможность исчезнуть навсегда. Скажите, что я погибла под колесами коляски, пытаясь избежать погони, после того как своровала золото из дома отца. О тайнике никому не известно, ведь даже после обыска он остался на месте. Я ничего не прошу у вас, ваше сиятельство! Я лишь заберу то, что полагалось мне с самого начала!
По позе господина Левшина было невозможно понять, какие эмоции вспыхивают в нем после моих слов, и я искренне надеялась, что он прислушается к ущемленному самолюбию и голосу разума.
— Спустя непродолжительный срок ваша жизнь станет прежней, а мой дед свыкнется с утратой. Скандал забудется, и вы сможете найти новую избранницу, не навязанную ни долгом, ни сомнительными соображениями о девичьей чести. Мне же хватит отложенного, чтобы добраться до Италийских земель, а там — Алеша, он поможет. Мы с ним давно дружны…
Выпалив свой тайный план, я потерянно задохнулась, ожидая мгновенной реакции ярости его сиятельства. Пощечины, грубого выговора, а может, и того хуже. В конце концов, в настоящий момент я даже не была уверена, что маркиз оставит меня в живых, ведь весь тот гнев, который я имела честь видеть прежде, не мог идти ни в какое сравнение с его оскорбленной гордостью!
Спрятав пальцы в шерстяные складки платья, я не отвела взгляда от Николая Георгиевича, чтобы не показать, как мне страшно. Лишь сосредоточилась на дыхании, как прежде…
Вдох — выдох…
Вдох — выдох…
Вдох — выдох…
Целую вечность мы смотрели друг на друга, и между нами происходило столько борьбы, сколько не могли озвучить никакие слова. Наконец господин Левшин первым нарушил тягостное молчание, подойдя ко мне вплотную.
Осторожно, словно боясь спугнуть, он уперся ладонью в дверной косяк и, слегка коснувшись ледяными пальцами разгоряченной кожи на моем плече, хрипло прошептал:
— Вы правы, госпожа Ершова… — Слова давались маркизу с огромным трудом, и мне не верилось, что я слышу их от его сиятельства. — Правы каждым словом.
Он глубоко вздохнул, опалив горячим дыханием мою шею. Кожа мгновенно отреагировала на этот жест, и я вздрогнула, ощутив, как по ней пробежал целый рой крошечных мурашек. В памяти всплыли касания огненного мага — и мне вдруг стало жарко. Я задышала чаще, что не могло укрыться от господина Левшина.
Попытавшись отстраниться, я тут же попала в ловушку из расставленных по обе стороны рук, после чего огненный маг терпеливо пояснил:
— Но поверьте, как только вы останетесь одна, без моей защиты, вы не проживете и дня. И ваша смерть станет такой же бессмысленной, как и вереница других смертей аристократов из высоких родов Старороссии. Думаете, ваш дед заслуживает такого потрясения? Бросьте, Ольга! Понимаю, что после всего случившегося я стал вам противен, но поверьте, это не повод, чтобы так глупо погибать!
Он замолчал, снова приведя дыхание в норму, и, поколебавшись, закончил:
— Боюсь, исправить содеянное в одиночку мне не удастся, но вы можете в этом помочь. Что скажете?
Я больше не верила Николаю Георгиевичу. Ни его сожалению, ни сочувствию, ни признанию ошибок. Передо мной вновь стоял чиноначальник кабинета его императорского высочества, рядом с которым постоянно ощущалась тревога. Сильный, властный, невероятно жестокий даже в том, чтобы не проявить открыто гнев и позволить зерну надежды зародиться в моей душе. Но, похоже, господин Левшин не желал сдаваться:
— Я предлагаю вам пари, Ольга. — Он поднял на меня заинтересованный взгляд, снова коснувшись пальцами подбородка. — Я отдам вам целое состояние и самолично помогу исчезнуть навсегда из империи, если завтра в полдень вы согласитесь стать моей супругой.
— Нет! — тут же выпалила я. Мне было невыносимо даже представить себе, что последняя неделя моей свободы закончится вот так быстро и нелепо — всего из-за одной ошибки. И то, что случилось между нами в карете… Одна только мысль о том, что уже завтра к концу дня я должна буду войти в спальню маркиза как его жена, заставила меня густо покраснеть. — Ни за что!
Но его сиятельство, похоже, не привык так быстро сдаваться. Позволив себе более расслабленную позу, он опустил одну руку, словно показывая этим, что у меня есть выбор. Хотя в глубине души я уже ощущала, как удавка предложенного соглашения затягивается вокруг шеи, лишая меня спасительного кислорода.
— Брак заключим самый обычный, без высокородного договора, и разорвать его можно будет в любое время по требованию одного из супругов.
— Ни за что! — снова повторила я, но на этот раз голос дрогнул, а маркиз удовлетворенно кивнул.
— Вы не дослушали моих условий, — упрекнул меня Николай Георгиевич. — Я прошу у вас всего семь дней, ровно до петергофского бала. По сути, это не такая уж и большая цена за свободу. Если по истечении этого срока мне не удастся найти изменников, а вы убедитесь в том, что хотите исчезнуть, я отпущу вас, взяв всю ответственность на себя. Миллион ассигнациями — весьма щедрый взнос в вашу самостоятельную жизнь, не находите?
В голосе маркиза различались едкая ирония и нескрываемый скептицизм, немного приводившие ситуацию в норму. Ведь, в конце концов, услышь я обычное предложение о браке от его сиятельства, могла бы подумать, что тронулась головой. Только… сделка?
И все же даже договор с самим дьяволом не мог идти ни в какое сравнение с переговорами о предстоящей свадьбе с господином Левшиным.
Онемев от жуткой перспективы принадлежать ненавистному маркизу не только согласно подписанному утром договору, но и уже завтра — в спальне, я всем своим существом постаралась сконцентрироваться на робкой надежде, забрезжившей впереди:
— Но по истечении указанного срока вам придется отвечать за расторжение соглашения о высокородном союзе!
Огненный маг позволил себе осторожную улыбку:
— Не беспокойтесь обо мне, дорогая графиня, я справлюсь. — Николай Георгиевич горько усмехнулся. — Урегулирование важных дел — то, что удается мне на самом высоком уровне.
Предложение его сиятельства казалось весьма щедрым, и все же…
— Я больше не верю вам, маркиз! Вы снова обманете меня, коварно использовав для одному вам известных целей!
Господин Левшин на миг дрогнул, как если бы я дала ему пощечину, и мне внезапно стало совестно за произнесенные слова. Ощутив, что на этот раз задела маркиза слишком сильно, я виновато опустила глаза, едва поверив в то, что услышала: