– Опять шутишь?
– Вовсе нет. Ты удивляешься… чему? Что грубые тела большинства тибетцев годами мучаются? Это ужасно, да, но так было и будет всегда. Местные не станут ничего менять, а твоим друзьям из Бурятии, России… да всем – плевать. Поэтому – плюнь тоже. Жизнь – это всего лишь пытка, которую надо пережить. Им даже в чем-то проще – жизни у них короче наших.
Ампил смерил Цыбикова-из-сна хмурым взглядом, потом повернулся и уставился на самого востоковеда, наблюдавшего за сценой со стороны.
– В общем, спи и не мучайся, – сказал гость.
Миг – и одновременно с последним словом Цыбиков провалился в непроглядный мрак, без мыслей и переживай.
Утром Цыбиков проснулся оттого, что их лодку сильно тряхнуло.
– Что случилось? – приоткрыв один глаз, спросил востоковед.
– Все в порядке, Гомбожаб, – торопливо заверил слуга. – Это просто чей-то труп.
Цыбиков рассеянно кивнул, наблюдая за тем, как тибетец, умело орудуя веслом, отодвигает плывущее по реке тело от лодки. Покойный явно был простолюдином: не имея денег на сожжение и небесное погребение, семьи бедняков просто сбрасывали их тела в ближайшие реки. Это считалось дешевым, но допустимым способом похоронить истинного буддиста.
– Можно вопрос, Гомбожаб? – осторожно уточнил Жаргал, когда тело бедняка скрылось из виду.
– Задавай, – сказал Цыбиков, сонно глядя на берег, – впереди показались развалины замка Гон-гар-цзон, которые находились в нескольких десятках верст от цели путешествия – Цзэтана. Время не пощадило это место, и Гомбожаб не удивился бы, если из ближайшей бойницы прямо сейчас высунулась грязная голова пастуха, ищущего в руинах заплутавшую козу.
«А в былые времена в эти окна, возможно, смотрел сам император… Время даже беспощаднее людей».
– Ты в первые ночи спал очень тревожно, а сейчас спишь так хорошо… Почему?
– Нашел, что искал, – уклончиво ответил Цыбиков.
«Почти нашел».
– Дихрою?
– Ее, – кивнул Гомбожаб и, вытянув руку, указал в сторону берега:
– Останови-ка здесь, позавтракаем.
Тибетец послушно направил лодку к берегу.
Пока Жаргал разжигал костер и закреплял над пляшущим пламенем котелок с водой, Цыбиков рассматривал мешочки с дихроей и своим травяным сбором, в очередной раз отметив про себя, что первый куда меньше второго.
«Может, попробовать их смешать? Как там говорил Ампил? «Когда дихрои мало, добавляю что-то другое, все равно отлично получается»? Ну, вот и глянем…»
Цыбиков решительно пододвинул к себе оба мешка и бросил в чайник пол-ложки дихрои и целую – своего травяного сбора.
Когда вода закипела, Жаргал налил кипятку в чайник Цыбикова и поставил рядом с ним на походный столик. Выждав время, не спеша наполнил чашку отваром. Ароматы травяного сбора и дихрои до того причудливо переплелись, что и не понять было, существовали ли когда-то по отдельности.
Глоток – первый, робкий.
Пауза.
И – взрыв!
Волна блаженства накрыла Цыбикова с головой. Все моментально стало неважно – и лодка с тибетцем, и Жаргал, и Цзэтан с Лхасой. Снимки, записи… Кому вообще это должно быть интересно, когда можно просто слиться с этим всеобъемлющим ничем?
«Кажется, я наконец-то начал что-то понимать…»
«Скорее, ты понял, что ничего не понимаешь, и на том успокоился. И правильно».
«Опять ты… но – плевать».
«Вот. Уже лучше. Прогресс точно налицо».
«Я стараюсь несильно стараться».
«Все, не выбивай из моих усталых глаз скупую слезу умиления».
– Гомбожаб? – осторожно позвал Жаргал.
Цыбиков открыл глаза и чуть оторопело уставился на слугу.
– Ты сидишь так уже четверть часа, – сказал тот.
– И? – выгнул бровь востоковед.
– Тибетец говорит, надо плыть дальше, иначе до ночи не доберемся.
– Ну, поехали, – пожал плечами Цыбиков.
Он поднялся и пошел к лодке. Спину ему жег недоуменный взгляд Жаргала.
«Плевать, что он думает. Плевать, что думает кто-либо на свете».
Всю дорогу Цыбиков лежал на корме и рассматривал проплывающие по небу облака. Каждое из них имело свою особенную форму, но при этом за считанные мгновения трансформировалось в нечто иное…
«А, может, это – тонкие тела, лишенные грубых, слепленные в кучу?»
Внутренний голос не ответил Цыбикову.
Ближе к вечеру они наконец прибыли в Цзэтан, который, как выяснилось, ничего особого себой не представлял. По сути, древняя столица состояла из двух частей – города и монастыря, – соединенных общей центральной улицей. В монастыре, как и положено, был цокчэн-дуган с надписью «Вечно благоденствующий храм». Учитывая, что храм этот только недавно отстроили заново, надпись приобретала новый, ироничный смысл.
– Не хотите ли посетить Чжэ-лха-хан? – спрашивал Жаргал с надеждой. – Там стоит статуя Цзонхавы, и…
– Не хочу, – покачал головой Цыбиков. – Но сходим, не зря же приехали…
– А с утра, может, пойдем на рынок и…
– Туда точно не хочу. Сам купи все, что нужно, я дам денег.
– Хорошо… – неуверенно пробормотал Жаргал.
Они сходили в храм и посмотрели статую, но Цыбиков забыл, как она выглядит, едва добавил подробное описание в свой дневник вечером. Ночью он отлично выспался, а утром, пока слуга бегал на рынок за провизией, пошел за город. Там, от городских стен и до самого горизонта, простирались пашни. Множество простолюдинов, перепрыгивая через оросительные каналы, машут мотыгами, изредка утирая пот со лба грязными рукавами, отчего лица их к концу дня становятся черными, как у шахтеров.
«Человек просыпается, работает, засыпает, кому повезет – поест и … может, даже с кем-то – тут уж как повезет!»
Цыбиков зевнул и побрел обратно в комнату, которую они снимали в местной гостинице. Придя, он сразу завалился спать, но клопы, заехавшие гораздо раньше, не дали спокойно отдохнуть.
Когда Жаргал с баулами, полными еды, вошел в комнату, Цыбиков, не оборачиваясь к двери, сказал:
– Пошли обратно в Лхасу. Надоело мне тут.
Жаргал чуть сумки не выронил.
– Но… вы же мне сказали, купить на три дня…
– Ничего, съедим по дороге.
– Так вы… на лодку? Или как?
– Какая лодка? Ты против течения погребешь? Да и облака мне надоели. Переправимся на тот берег и повозку наймем.
– Понял, – кивнул слуга.
Два часа спустя, отдав ключи удивленному хозяину, Цыбиков и его слуга покинули гостиницу и отправились обратно в Место Богов.
Все, что Гомбожаб видел в этом путешествии, осталось текстом на страницах его дежурного дневника, но быстро покинуло его голову – поскольку размышления о памятниках старины с недавних пор стали казаться востоковеду абсолютно бесполезным занятием.
•••
9 октября 2019 года
Пелкор Чёде. Шигадзе. Монастырь Ташилунпо. Художники танка и книга по тибетской медицине. Сны Тибета
После двенадцатичасового перехода в 360 километров накануне мы дали себе возможность отдохнуть на час больше обычного и в восемь утра проснулись свежими и полными сил. За завтраком все были непривычно приветливы и словоохотливы: делились впечатлениями о вчерашнем дне и ожиданиями от дня, который только-только начался.
– Как нога? – спросил Виталик у Ламы.
– Пойдет, – ответил тот. – К ночи опухла, но компресс вроде бы помог – ботинок по крайней мере надел без труда.
Олег ждал нас в лобби.
– Я думал, он после вчерашнего поседеет, – тихо сказал мне Лама. – Так нервничал.
– Да там они все втроем психовали, – хмыкнул я. – Ну, дорога правда была непростая…
К десятому дню мы уже точно знали, что нам понадобится в пути, поэтому на сборы ушло от силы четверть часа. Когда все были готовы, мы покинули отель, чтобы посетить замок Дзонга. Поднявшись по очень узкой и очень крутой лестнице, наша группа забралась на одну из площадок, откуда открывался прекрасный вид на монастырь Пелкор Чёде и главную его достопримечательность – ступу Кумбум. Пелкор Чёде находился в самом центре города: крыши квадратных серых построек видны были практически из любой точки города, поскольку находились на возвышении.
– Раньше за городскими стенами находилось около 20 монастырей, – сказал Олег. – Но культурная революция беспощадна… Что-то разрушили полностью, что-то – частично… Что удалось восстановить – перед нами.
В Пелкор Чёде мы пошли колоритными улочками Старого города. Крохотные двухэтажные дома с белеными стенами выглядели бедно, но в лучах не по-осеннему яркого солнца казались даже симпатичными; невольно возникали ассоциации со спальным районом где-то в глубинке России ранней весной.
– Вовсе нет. Ты удивляешься… чему? Что грубые тела большинства тибетцев годами мучаются? Это ужасно, да, но так было и будет всегда. Местные не станут ничего менять, а твоим друзьям из Бурятии, России… да всем – плевать. Поэтому – плюнь тоже. Жизнь – это всего лишь пытка, которую надо пережить. Им даже в чем-то проще – жизни у них короче наших.
Ампил смерил Цыбикова-из-сна хмурым взглядом, потом повернулся и уставился на самого востоковеда, наблюдавшего за сценой со стороны.
– В общем, спи и не мучайся, – сказал гость.
Миг – и одновременно с последним словом Цыбиков провалился в непроглядный мрак, без мыслей и переживай.
Утром Цыбиков проснулся оттого, что их лодку сильно тряхнуло.
– Что случилось? – приоткрыв один глаз, спросил востоковед.
– Все в порядке, Гомбожаб, – торопливо заверил слуга. – Это просто чей-то труп.
Цыбиков рассеянно кивнул, наблюдая за тем, как тибетец, умело орудуя веслом, отодвигает плывущее по реке тело от лодки. Покойный явно был простолюдином: не имея денег на сожжение и небесное погребение, семьи бедняков просто сбрасывали их тела в ближайшие реки. Это считалось дешевым, но допустимым способом похоронить истинного буддиста.
– Можно вопрос, Гомбожаб? – осторожно уточнил Жаргал, когда тело бедняка скрылось из виду.
– Задавай, – сказал Цыбиков, сонно глядя на берег, – впереди показались развалины замка Гон-гар-цзон, которые находились в нескольких десятках верст от цели путешествия – Цзэтана. Время не пощадило это место, и Гомбожаб не удивился бы, если из ближайшей бойницы прямо сейчас высунулась грязная голова пастуха, ищущего в руинах заплутавшую козу.
«А в былые времена в эти окна, возможно, смотрел сам император… Время даже беспощаднее людей».
– Ты в первые ночи спал очень тревожно, а сейчас спишь так хорошо… Почему?
– Нашел, что искал, – уклончиво ответил Цыбиков.
«Почти нашел».
– Дихрою?
– Ее, – кивнул Гомбожаб и, вытянув руку, указал в сторону берега:
– Останови-ка здесь, позавтракаем.
Тибетец послушно направил лодку к берегу.
Пока Жаргал разжигал костер и закреплял над пляшущим пламенем котелок с водой, Цыбиков рассматривал мешочки с дихроей и своим травяным сбором, в очередной раз отметив про себя, что первый куда меньше второго.
«Может, попробовать их смешать? Как там говорил Ампил? «Когда дихрои мало, добавляю что-то другое, все равно отлично получается»? Ну, вот и глянем…»
Цыбиков решительно пододвинул к себе оба мешка и бросил в чайник пол-ложки дихрои и целую – своего травяного сбора.
Когда вода закипела, Жаргал налил кипятку в чайник Цыбикова и поставил рядом с ним на походный столик. Выждав время, не спеша наполнил чашку отваром. Ароматы травяного сбора и дихрои до того причудливо переплелись, что и не понять было, существовали ли когда-то по отдельности.
Глоток – первый, робкий.
Пауза.
И – взрыв!
Волна блаженства накрыла Цыбикова с головой. Все моментально стало неважно – и лодка с тибетцем, и Жаргал, и Цзэтан с Лхасой. Снимки, записи… Кому вообще это должно быть интересно, когда можно просто слиться с этим всеобъемлющим ничем?
«Кажется, я наконец-то начал что-то понимать…»
«Скорее, ты понял, что ничего не понимаешь, и на том успокоился. И правильно».
«Опять ты… но – плевать».
«Вот. Уже лучше. Прогресс точно налицо».
«Я стараюсь несильно стараться».
«Все, не выбивай из моих усталых глаз скупую слезу умиления».
– Гомбожаб? – осторожно позвал Жаргал.
Цыбиков открыл глаза и чуть оторопело уставился на слугу.
– Ты сидишь так уже четверть часа, – сказал тот.
– И? – выгнул бровь востоковед.
– Тибетец говорит, надо плыть дальше, иначе до ночи не доберемся.
– Ну, поехали, – пожал плечами Цыбиков.
Он поднялся и пошел к лодке. Спину ему жег недоуменный взгляд Жаргала.
«Плевать, что он думает. Плевать, что думает кто-либо на свете».
Всю дорогу Цыбиков лежал на корме и рассматривал проплывающие по небу облака. Каждое из них имело свою особенную форму, но при этом за считанные мгновения трансформировалось в нечто иное…
«А, может, это – тонкие тела, лишенные грубых, слепленные в кучу?»
Внутренний голос не ответил Цыбикову.
Ближе к вечеру они наконец прибыли в Цзэтан, который, как выяснилось, ничего особого себой не представлял. По сути, древняя столица состояла из двух частей – города и монастыря, – соединенных общей центральной улицей. В монастыре, как и положено, был цокчэн-дуган с надписью «Вечно благоденствующий храм». Учитывая, что храм этот только недавно отстроили заново, надпись приобретала новый, ироничный смысл.
– Не хотите ли посетить Чжэ-лха-хан? – спрашивал Жаргал с надеждой. – Там стоит статуя Цзонхавы, и…
– Не хочу, – покачал головой Цыбиков. – Но сходим, не зря же приехали…
– А с утра, может, пойдем на рынок и…
– Туда точно не хочу. Сам купи все, что нужно, я дам денег.
– Хорошо… – неуверенно пробормотал Жаргал.
Они сходили в храм и посмотрели статую, но Цыбиков забыл, как она выглядит, едва добавил подробное описание в свой дневник вечером. Ночью он отлично выспался, а утром, пока слуга бегал на рынок за провизией, пошел за город. Там, от городских стен и до самого горизонта, простирались пашни. Множество простолюдинов, перепрыгивая через оросительные каналы, машут мотыгами, изредка утирая пот со лба грязными рукавами, отчего лица их к концу дня становятся черными, как у шахтеров.
«Человек просыпается, работает, засыпает, кому повезет – поест и … может, даже с кем-то – тут уж как повезет!»
Цыбиков зевнул и побрел обратно в комнату, которую они снимали в местной гостинице. Придя, он сразу завалился спать, но клопы, заехавшие гораздо раньше, не дали спокойно отдохнуть.
Когда Жаргал с баулами, полными еды, вошел в комнату, Цыбиков, не оборачиваясь к двери, сказал:
– Пошли обратно в Лхасу. Надоело мне тут.
Жаргал чуть сумки не выронил.
– Но… вы же мне сказали, купить на три дня…
– Ничего, съедим по дороге.
– Так вы… на лодку? Или как?
– Какая лодка? Ты против течения погребешь? Да и облака мне надоели. Переправимся на тот берег и повозку наймем.
– Понял, – кивнул слуга.
Два часа спустя, отдав ключи удивленному хозяину, Цыбиков и его слуга покинули гостиницу и отправились обратно в Место Богов.
Все, что Гомбожаб видел в этом путешествии, осталось текстом на страницах его дежурного дневника, но быстро покинуло его голову – поскольку размышления о памятниках старины с недавних пор стали казаться востоковеду абсолютно бесполезным занятием.
•••
9 октября 2019 года
Пелкор Чёде. Шигадзе. Монастырь Ташилунпо. Художники танка и книга по тибетской медицине. Сны Тибета
После двенадцатичасового перехода в 360 километров накануне мы дали себе возможность отдохнуть на час больше обычного и в восемь утра проснулись свежими и полными сил. За завтраком все были непривычно приветливы и словоохотливы: делились впечатлениями о вчерашнем дне и ожиданиями от дня, который только-только начался.
– Как нога? – спросил Виталик у Ламы.
– Пойдет, – ответил тот. – К ночи опухла, но компресс вроде бы помог – ботинок по крайней мере надел без труда.
Олег ждал нас в лобби.
– Я думал, он после вчерашнего поседеет, – тихо сказал мне Лама. – Так нервничал.
– Да там они все втроем психовали, – хмыкнул я. – Ну, дорога правда была непростая…
К десятому дню мы уже точно знали, что нам понадобится в пути, поэтому на сборы ушло от силы четверть часа. Когда все были готовы, мы покинули отель, чтобы посетить замок Дзонга. Поднявшись по очень узкой и очень крутой лестнице, наша группа забралась на одну из площадок, откуда открывался прекрасный вид на монастырь Пелкор Чёде и главную его достопримечательность – ступу Кумбум. Пелкор Чёде находился в самом центре города: крыши квадратных серых построек видны были практически из любой точки города, поскольку находились на возвышении.
– Раньше за городскими стенами находилось около 20 монастырей, – сказал Олег. – Но культурная революция беспощадна… Что-то разрушили полностью, что-то – частично… Что удалось восстановить – перед нами.
В Пелкор Чёде мы пошли колоритными улочками Старого города. Крохотные двухэтажные дома с белеными стенами выглядели бедно, но в лучах не по-осеннему яркого солнца казались даже симпатичными; невольно возникали ассоциации со спальным районом где-то в глубинке России ранней весной.