«Кому из ученых Санкт-Петербурга есть дело до того, что на самом деле творится на здешних улицах? Их интересуют лишь памятники культуры, статуи да обряды…»
К слову, число пластин неумолимо сокращалось – как, впрочем, и количество денег, и объем последнего мешка с травяным сбором.
«На сколько еще мне хватит? На полгода? Возможно, чуть дольше… В любом случае, надо быть экономнее», – размышлял Цыбиков.
На четвертый день они с Жаргалом наконец покинули Брайбун и отправились в Сэру, где Гомбожаб надеялся все-таки отыскать таинственную дихрою, ставшую его «идеей фикс». Если поначалу Цыбиков с интересом вникал в жизнь очередного монастыря, то теперь все они казались чрезмерно похожими друг на друга.
«Везде одно и то же…»
Когда они достигли ворот монастыря Сэра, находящегося между гор Гжяб-ри и Дуг-ри, солнце уже начало медленно клониться к закату. В отличие от Брайбуна, здешний монастырь и издали, и вблизи производил практически одинаковое впечатление – постройки его не были так уж громоздки, а из крыш позолоченными были всего три, что не позволяло взгляду расплываться.
Легенда этого места отличалась от легенды Брайбуна лишь в деталях: в 1419 году Цзонхава предложил своему ученику Шакчжя-ешею построить особенный монастырь, в котором изучались бы «заклятия против злых духов». Ученик, разумеется, ответил согласием и в тот же год заложил основу Сэра-тэг-чэн-лин20. Шакчжя-ешей пробыл здесь десять лет, после уехал в Пекин по приглашению императора Сюань-дэ и из того путешествия уже не вернулся. Умер он в 1425 году.
– Куда желаешь отправиться? – спросил Жаргал, когда они подыскали место для ночлега, – в Сэре не было гостиниц, но один из монахов, Октай, милостиво приютил путников у себя. Он жил на юго-восточном краю монастыря.
– Уже поздно, – сказал Цыбиков. – Отдохнем до утра, а потом сходим к статуе Чжян-рай-сига.
Жаргал медленно кивнул. Помянутая Гомбожабом статуя Одиннадцатиликого появилась в монастыре интересным образом: предание гласит, что в стародавние времена монахиня Балмо выкрала ее у Манджушри и спрятала в одной из пещер в местности Пабон-ха. Годы спустя, когда в Сэре настоятелем был некий Чжялцань-санбо, к нему явился молодой пастух и сообщил о диковинной находке. По рассказу неожиданного гостя, одна из его коз забрела в пещеру, а он бросил ей вдогонку камень, чтобы выгнать обратно, и вдруг услышал металлический звон. Настороженный, пастух отправился внутрь и там обнаружил статую Чжян-рай-сига, о чем поспешил донести настоятелю монастыря. Чжялцань-санбо взял с собой несколько монахов и лично отправился в пещеру, откуда забрал находку и принес в Сэру. С той поры статуя находится здесь.
«И, разумеется, никто даже не задумывался, как одна несчастная монахиня смогла перенести статую в какую-то там пещеру, – грустно усмехнулся Цыбиков про себя. – Явно же не она сама это делала, явно были другие люди, которые тащили статую на себе, рвали жилы… но им в легенде места не нашлось».
Пока слуга возился с вещами, Гомбожаб предложил радушному хозяину отведать его отвара, и тот охотно согласился.
– Ну как тебе? – спросил гость, когда Октай сделал первый глоток из чашки.
– Превосходно, – сказал монах с вежливой улыбкой.
Цыбиков улыбнулся в ответ и осторожно спросил:
– А не подскажешь, могу ли я где-то в монастыре раздобыть отвар дихрои?
Октай нахмурился.
– Сказать по правде, я нечасто пью ее отвар… – медленно протянул он.
«Нечасто – это уже гораздо интересней, чем никогда!» – тут же оживился Цыбиков.
– Но могу тебе сказать, где живет человек, у которого иногда покупаю мешочек с ее сбором.
«Наконец-то!» – внутренне возликовал Гомбожаб.
Стараясь не показывать собеседнику всей палитры эмоций, востоковед сказал:
– Буду безмерно благодарен.
Октай смерил его взглядом:
– Ты хочешь пойти утром?
– Нет… не знаю… я бы сходил прямо сейчас, если честно, – признался Цыбиков.
– Ну, пойдем тогда наружу, постараюсь объяснить, как попасть к его дому.
Улыбка все-таки расцвела на лице Гомбожаба, подобно цветку дихрои, который он так настойчиво искал последний год.
Вслед за Октаем Цыбиков вышел из дома и остановился на пороге.
– Значит, сейчас пройдешь три дома в эту сторону, – принялся рассказывать хозяин, – потом свернешь направо, еще три дома – и ты увидишь небольшой желтый дом с такой покатой коричневой крышей… это дом Ампила…
Слова Октая Гомбожаб повторял про себя до той поры, пока не остановился у нужного ему здания. Оно и вправду оказалось совсем крохотным.
«Ну что же, остался последний шаг?»
Сглотнув ком, подступивший к горлу, востоковед постучал в коричневую дверь.
Некоторое время ничего не происходило.
«Может, нет дома?» – разочарованно подумал Цыбиков.
Он мялся с ноги на ногу у входа в дом, размышляя, уйти и вернуться завтра или подождать еще немного, когда изнутри наконец послышался звук шагов. В следующий миг дверь все-таки открылась; на пороге стоял молодой парень, стриженный налысо. Взгляд его ничего не выражал. Кажется, незнакомец смотрел не на гостя, а сквозь него.
– Ампил?21 – на всякий случай уточнил Цыбиков.
– Ну, допустим, – нехотя ответил парень.
– Я ищу дихрою.
– Входи, – пожав плечами, сказал Ампил и скрылся
внутри.
Цыбиков постоял несколько секунд в нерешительности, а потом все-таки переступил через порог.
В доме была всего одна комната; стол на коротких ножках, два мешка на полу для сидения, кровать в одному углу, умывальник в другом, печка в третьем – вот, собственно, и весь интерьер. На печи как раз стоял котелок с кипящим отваром. Аромат разливался по всей комнате. Он чем-то напомнил Цыбикову запах его собственного травяного сбора.
Ампил подошел к котелку, взял большую ложку и начал помешивать отвар.
– Ты просто хочешь выпить чашку? – спросил он, не оборачиваясь.
– А можно? – удивился Цыбиков.
Гостеприимство было в крови у всех тибетских монахов, но Ампил чем-то неуловимо отличался от других богомольцев, встречавшихся Гомбожабу ранее.
– Конечно, – хмыкнул хозяин. – Сейчас налью…
Он наполнил две крохотные кружки и отнес их на столик, после чего уселся на один из мешков. Цыбиков подождал приглашения, не получил его и опустился на второй мешок самовольно. Ампил на это никак не отреагировал – он сделал первый робкий глоток отвара дихрои и на пару мгновений зажмурился от удовольствия.
«Неужели этот отвар и впрямь настолько хорош?»
Цыбиков взял свою чашку, тоже отхлебнул… и замер.
– Превосходно… – пробормотал Ампил, будто прочтя мысли гостя.
– Ничего вкусней в жизни не пробовал, – сказал Цыбиков растерянно.
Прежде он считал свой отвар лучшим напитком на свете. Но дихроя… она раскрывалась, точно бутон цветка, с каждой секундой становясь все ярче. По телу разлилось тепло, и Цыбиков пожалел, что не сидит сейчас на своей кровати – так сильно ему захотелось откинуться назад и лежать, глядя, как пляшут тени на потолке, ни о чем не думая и не переживая.
«А зачем? Кажется, то, что я искал, найдено…»
– Ты откуда? – спросил Ампил.
– Из Бурятии.
– Русский хорошо знаешь?
– Да, вполне.
– Отлично, – сказал Ампил, моментально переходя на русский. – С вами проще. Англичанину, например, если скажешь, что посещал монастырь Сэра, то он, скорее всего, спросит, какого именно сэра этот монастырь.
Ампил усмехнулся, а Гомбожаб захлопал глазами. Он далеко не сразу понял, о чем толкует его новый знакомец. Когда же смысл сказанного открылся востоковеду, он не сдержал широкой улыбки.
– Остроумно, – заметил Цыбиков, одобрительно кивая.
– Иронично, но ты – единственный, кто понял эту шутку, из всех, кому я здесь ее рассказывал, – хмыкнул Ампил. – Мне кажется, тут все настолько серьезные, что упускают самое главное.
– Что же? – заинтересованно выгнул бровь Цыбиков.
– Не знаю. Лень разбираться. Но упускают – это точно, говорю тебе.
«Опять шутит?» – мелькнула в голове востоковеда мысль.
Он продолжал пить отвар и искоса поглядывал на хозяина – а ну как скажет что-то еще? Но Ампил хранил молчание; лишь когда чашки опустели, он спросил:
– Думаю, ты возьмешь себе мешочек?
– Сколько он будет стоить.
– Сто ланов.
Цыбиков с трудом сдержал вздох разочарования. Подобная сумма была не то чтобы неподъемной, но весьма ощутимой для похудевшего кошелька востоковеда.
И тем не менее отвар из дихрои был настолько чудесен, что Гомбожаб с трудом выдавил:
– Да, я возьму… один.
– Добро. Клади деньги на стол.
К слову, число пластин неумолимо сокращалось – как, впрочем, и количество денег, и объем последнего мешка с травяным сбором.
«На сколько еще мне хватит? На полгода? Возможно, чуть дольше… В любом случае, надо быть экономнее», – размышлял Цыбиков.
На четвертый день они с Жаргалом наконец покинули Брайбун и отправились в Сэру, где Гомбожаб надеялся все-таки отыскать таинственную дихрою, ставшую его «идеей фикс». Если поначалу Цыбиков с интересом вникал в жизнь очередного монастыря, то теперь все они казались чрезмерно похожими друг на друга.
«Везде одно и то же…»
Когда они достигли ворот монастыря Сэра, находящегося между гор Гжяб-ри и Дуг-ри, солнце уже начало медленно клониться к закату. В отличие от Брайбуна, здешний монастырь и издали, и вблизи производил практически одинаковое впечатление – постройки его не были так уж громоздки, а из крыш позолоченными были всего три, что не позволяло взгляду расплываться.
Легенда этого места отличалась от легенды Брайбуна лишь в деталях: в 1419 году Цзонхава предложил своему ученику Шакчжя-ешею построить особенный монастырь, в котором изучались бы «заклятия против злых духов». Ученик, разумеется, ответил согласием и в тот же год заложил основу Сэра-тэг-чэн-лин20. Шакчжя-ешей пробыл здесь десять лет, после уехал в Пекин по приглашению императора Сюань-дэ и из того путешествия уже не вернулся. Умер он в 1425 году.
– Куда желаешь отправиться? – спросил Жаргал, когда они подыскали место для ночлега, – в Сэре не было гостиниц, но один из монахов, Октай, милостиво приютил путников у себя. Он жил на юго-восточном краю монастыря.
– Уже поздно, – сказал Цыбиков. – Отдохнем до утра, а потом сходим к статуе Чжян-рай-сига.
Жаргал медленно кивнул. Помянутая Гомбожабом статуя Одиннадцатиликого появилась в монастыре интересным образом: предание гласит, что в стародавние времена монахиня Балмо выкрала ее у Манджушри и спрятала в одной из пещер в местности Пабон-ха. Годы спустя, когда в Сэре настоятелем был некий Чжялцань-санбо, к нему явился молодой пастух и сообщил о диковинной находке. По рассказу неожиданного гостя, одна из его коз забрела в пещеру, а он бросил ей вдогонку камень, чтобы выгнать обратно, и вдруг услышал металлический звон. Настороженный, пастух отправился внутрь и там обнаружил статую Чжян-рай-сига, о чем поспешил донести настоятелю монастыря. Чжялцань-санбо взял с собой несколько монахов и лично отправился в пещеру, откуда забрал находку и принес в Сэру. С той поры статуя находится здесь.
«И, разумеется, никто даже не задумывался, как одна несчастная монахиня смогла перенести статую в какую-то там пещеру, – грустно усмехнулся Цыбиков про себя. – Явно же не она сама это делала, явно были другие люди, которые тащили статую на себе, рвали жилы… но им в легенде места не нашлось».
Пока слуга возился с вещами, Гомбожаб предложил радушному хозяину отведать его отвара, и тот охотно согласился.
– Ну как тебе? – спросил гость, когда Октай сделал первый глоток из чашки.
– Превосходно, – сказал монах с вежливой улыбкой.
Цыбиков улыбнулся в ответ и осторожно спросил:
– А не подскажешь, могу ли я где-то в монастыре раздобыть отвар дихрои?
Октай нахмурился.
– Сказать по правде, я нечасто пью ее отвар… – медленно протянул он.
«Нечасто – это уже гораздо интересней, чем никогда!» – тут же оживился Цыбиков.
– Но могу тебе сказать, где живет человек, у которого иногда покупаю мешочек с ее сбором.
«Наконец-то!» – внутренне возликовал Гомбожаб.
Стараясь не показывать собеседнику всей палитры эмоций, востоковед сказал:
– Буду безмерно благодарен.
Октай смерил его взглядом:
– Ты хочешь пойти утром?
– Нет… не знаю… я бы сходил прямо сейчас, если честно, – признался Цыбиков.
– Ну, пойдем тогда наружу, постараюсь объяснить, как попасть к его дому.
Улыбка все-таки расцвела на лице Гомбожаба, подобно цветку дихрои, который он так настойчиво искал последний год.
Вслед за Октаем Цыбиков вышел из дома и остановился на пороге.
– Значит, сейчас пройдешь три дома в эту сторону, – принялся рассказывать хозяин, – потом свернешь направо, еще три дома – и ты увидишь небольшой желтый дом с такой покатой коричневой крышей… это дом Ампила…
Слова Октая Гомбожаб повторял про себя до той поры, пока не остановился у нужного ему здания. Оно и вправду оказалось совсем крохотным.
«Ну что же, остался последний шаг?»
Сглотнув ком, подступивший к горлу, востоковед постучал в коричневую дверь.
Некоторое время ничего не происходило.
«Может, нет дома?» – разочарованно подумал Цыбиков.
Он мялся с ноги на ногу у входа в дом, размышляя, уйти и вернуться завтра или подождать еще немного, когда изнутри наконец послышался звук шагов. В следующий миг дверь все-таки открылась; на пороге стоял молодой парень, стриженный налысо. Взгляд его ничего не выражал. Кажется, незнакомец смотрел не на гостя, а сквозь него.
– Ампил?21 – на всякий случай уточнил Цыбиков.
– Ну, допустим, – нехотя ответил парень.
– Я ищу дихрою.
– Входи, – пожав плечами, сказал Ампил и скрылся
внутри.
Цыбиков постоял несколько секунд в нерешительности, а потом все-таки переступил через порог.
В доме была всего одна комната; стол на коротких ножках, два мешка на полу для сидения, кровать в одному углу, умывальник в другом, печка в третьем – вот, собственно, и весь интерьер. На печи как раз стоял котелок с кипящим отваром. Аромат разливался по всей комнате. Он чем-то напомнил Цыбикову запах его собственного травяного сбора.
Ампил подошел к котелку, взял большую ложку и начал помешивать отвар.
– Ты просто хочешь выпить чашку? – спросил он, не оборачиваясь.
– А можно? – удивился Цыбиков.
Гостеприимство было в крови у всех тибетских монахов, но Ампил чем-то неуловимо отличался от других богомольцев, встречавшихся Гомбожабу ранее.
– Конечно, – хмыкнул хозяин. – Сейчас налью…
Он наполнил две крохотные кружки и отнес их на столик, после чего уселся на один из мешков. Цыбиков подождал приглашения, не получил его и опустился на второй мешок самовольно. Ампил на это никак не отреагировал – он сделал первый робкий глоток отвара дихрои и на пару мгновений зажмурился от удовольствия.
«Неужели этот отвар и впрямь настолько хорош?»
Цыбиков взял свою чашку, тоже отхлебнул… и замер.
– Превосходно… – пробормотал Ампил, будто прочтя мысли гостя.
– Ничего вкусней в жизни не пробовал, – сказал Цыбиков растерянно.
Прежде он считал свой отвар лучшим напитком на свете. Но дихроя… она раскрывалась, точно бутон цветка, с каждой секундой становясь все ярче. По телу разлилось тепло, и Цыбиков пожалел, что не сидит сейчас на своей кровати – так сильно ему захотелось откинуться назад и лежать, глядя, как пляшут тени на потолке, ни о чем не думая и не переживая.
«А зачем? Кажется, то, что я искал, найдено…»
– Ты откуда? – спросил Ампил.
– Из Бурятии.
– Русский хорошо знаешь?
– Да, вполне.
– Отлично, – сказал Ампил, моментально переходя на русский. – С вами проще. Англичанину, например, если скажешь, что посещал монастырь Сэра, то он, скорее всего, спросит, какого именно сэра этот монастырь.
Ампил усмехнулся, а Гомбожаб захлопал глазами. Он далеко не сразу понял, о чем толкует его новый знакомец. Когда же смысл сказанного открылся востоковеду, он не сдержал широкой улыбки.
– Остроумно, – заметил Цыбиков, одобрительно кивая.
– Иронично, но ты – единственный, кто понял эту шутку, из всех, кому я здесь ее рассказывал, – хмыкнул Ампил. – Мне кажется, тут все настолько серьезные, что упускают самое главное.
– Что же? – заинтересованно выгнул бровь Цыбиков.
– Не знаю. Лень разбираться. Но упускают – это точно, говорю тебе.
«Опять шутит?» – мелькнула в голове востоковеда мысль.
Он продолжал пить отвар и искоса поглядывал на хозяина – а ну как скажет что-то еще? Но Ампил хранил молчание; лишь когда чашки опустели, он спросил:
– Думаю, ты возьмешь себе мешочек?
– Сколько он будет стоить.
– Сто ланов.
Цыбиков с трудом сдержал вздох разочарования. Подобная сумма была не то чтобы неподъемной, но весьма ощутимой для похудевшего кошелька востоковеда.
И тем не менее отвар из дихрои был настолько чудесен, что Гомбожаб с трудом выдавил:
– Да, я возьму… один.
– Добро. Клади деньги на стол.