Это шутка? Мне звонит Карен? Ужаснувшись самой мысли, я вцепилась в телефон. Да, это шутка! Я повернулась к стене – положить трубку. Она что, вправду думала, что я возьму на себя расходы и приму ее звонок? На что она надеялась? Спятила? С вихрем таких мыслей я отдернула трубку от уха и поднесла ее к рычагу.

– Еще чего! – шепотом выпалила я, собираясь положить трубку.

И в этот миг в голове у меня прозвучал голос: «А если бы она звонила Мне, принял бы Я ее звонок?» Я узнала этот голос сердцем: Иисус. Я замерла. «Ты – Мои руки, Мои ноги, Мой голос. Заговоришь ли ты от Моего имени – или нет?»

И я поняла, что должна принять звонок.

– Господи, будь со мной. Одна я не справлюсь, – шепнула я. Подняв взгляд к небесам, я услышала собственное твердое «да» – ответ в трубку и ответ Иисусу.

– Дебра? Дебра, вы меня слышите? – зазвучал на другом конце провода знакомый голос Карен.

– Да, слышу, – мне едва удалось выговорить эти слова. Плечи поникли. Зубы разжались. Я сдалась. Об этом свидетельствовали мой голос и тело. Но так ли это? Или я просто подчинилась моему Господу?

– Вы приедете со мной повидаться? – отчаянно, чуть не плача попросила Карен. – Мне правда нужно с вами увидеться.

Мне хотелось прямо через телефон дотянуться до нее, вцепиться ей в глотку, вырвать у нее сердце, разбить ей голову о стену, заорать ей в лицо: «Совсем рехнулась, тварь?»



Мир замер, время застыло. Я силилась осознать смысл ее дерзкой просьбы. Приеду ли я с ней повидаться? Дикая ярость выплеснулась из какого-то тайного и темного уголка моей души. Повидаться с ней? Мне хотелось прямо через телефон дотянуться до нее, вцепиться ей в глотку, вырвать у нее сердце, разбить ей голову о стену, заорать ей в лицо: «Совсем рехнулась, тварь?» И вдруг моя ярость затихла в мгновение ока, сменившись отзвуком слов: «Ты – Мои руки, Мои ноги, Мой голос. Заговоришь ли ты от Моего имени – или нет?»

– Не знаю. Посмотрим, – с этими бесцеремонно-честными словами я повесила трубку. Я не знала, что еще сказать. Решать, ехать или нет, не только мне одной. Что скажет Эл? Что скажут дети? Но почему-то уже в тот миг я знала, что поеду.

Но что мне ей сказать?





10. Поле битвы




Прошло около двадцати четырех часов с тех пор, как мы услышали известие о Ханне и, наверное, часов двенадцать после утреннего звонка Карен. Мы ужинали. Сердца рвались в клочья от безмолвного горя. Сэди, Хелен, Чарльз и даже наша приемная дочь вяло ковырялись в тарелках. Эл едва притронулся к ужину, мне кусок не шел в горло. Никому не хотелось есть, но никто не спешил вставать и уходить от утешительного присутствия близких.

Я взглянула на часы. Посещения в следственном изоляторе заканчивались в девять вечера. Чтобы увидеться с Карен, следовало выехать не позже восьми. Значит, оставалось еще полчаса – доесть и вымыть посуду. Я старалась не спешить и не выглядеть встревоженной. Для краткого посещения мне с лихвой хватит времени.

Днем мы с Элом говорили о моей поездке к Карен. На мой вопрос он содрогнулся, потом строго взглянул на меня. Казалось, он шокирован уже тем, что я задумалась, стоит ли ехать.

– Деб, ты недостаточно натерпелась? Ну что она может тебе сказать? Что скажешь ей ты? Не хочу смотреть, как ты снова мучаешься только ради того, чтобы Карен полегчало.

Разумно. Я сама считала так же. Весь день меня рвали на части внутренние противоречия. Меня душила ярость, мне не хотелось иметь к Карен ни малейшего отношения. Пусть сгниет одна за решеткой. Она еще не то заслужила. Но мне хотелось быть такой, какой хотел меня видеть Бог, – наглядным примером Его милости. Я не могла игнорировать Его послание. Оно мне было не по душе, но отвергнуть его я не могла.

– Я могу сказать только одно: во время нашего с Карен разговора я ощутила, как Святой Дух побуждает меня поехать.

Эл качал головой. Он словно не желал меня слушать. Нет, он не сомневался в том, что я действительно слышала. Но он оберегал меня, злился на Карен и с трудом мог согласиться с тем, что поехать я все-таки должна. Он попросил время подумать. Я поняла. И за несколько минут до ужина он, пускай и нехотя, согласился.

Последние тарелки поставлены в шкаф. Кухонный стол начисто вытерт. Я сняла фартук и повесила его на крючок. Дети уже справились со своими обязанностями и ушли в гостиную смотреть телевизор. Эл пошел с ними, устроившись кресле.

– Ребята, я съезжу повидаться кое с кем. Постараюсь вернуться поскорее и досмотреть вместе с вами конец фильма, – бодро сказала я и потянулась за ключами и сумочкой, надеясь услышать в ответ только: «Ладно, пока, мам».

– К кому ты едешь? – окликнул меня Чарльз, когда я уже взялась за дверную ручку. Я замерла.

– Просто к знакомой. Скоро вернусь, – я рассчитывала покинуть дом до того, как посыплются вопросы.

– Ты едешь в тюрьму? – спросила Хелен с укором.

Прямого ответа мне хотелось избежать. Как же тогда ответить? Своим замешательством я только сильнее насторожила всех.

– Ты встречаешься с Карен? – Чарльз резко сел. И все дети вдруг обернулись и уставились на меня.

– Да, с ней.

Сэди покачала головой, широкими шагами ушла к себе и хлопнула дверью. Чарльз и Хелен, застыв, смотрели на меня во все глаза. Их щеки покраснели.

– Зачем? – Хелен чуть повысила голос.

– Я уверена, что так хочет Бог.

Что еще я могла сказать? Ведь это правда.

Чарльз покачал головой и снова улегся на ковер. Хелен так и смотрела на меня, будто не веря глазам. Эл тоже глядел на меня и молчал.


Да, их негодование справедливо. Как могла их мать тратить время на человека, совершившего немыслимое? Я понимала: теперь не время устраивать психологические беседы, помогая им справиться с гневом и болью. Мне бы со своими совладать. Я могла лишь молиться за детей и за Эла.

Да, я постаралась объяснить, что мне, как христианке, надлежит поехать и сделать то, чего ждет от меня Бог. Но они не понимали. Их вера была еще слишком юной и незрелой. Они еще не сталкивались с испытаниями, которые допускает в нашу жизнь Бог, чтобы еще больше доверять Ему и возрастать в вере.

Нелегко было сознавать, что и Эл не поддерживает мое желание нанести этот визит. Правда, меня саму он поддерживал. Как всегда. И это очень много значило. Он не сомневался в том, что меня призвал Бог. А я была уверена, что это испытание веры для нас обоих.

Я оставила свою семью уязвленной и рассерженной. И не мне было приносить понимание или спокойствие в сердца моих близких. Это мог сделать только Бог. А мне следовало торопиться.

– Люблю вас. Скоро вернусь.

Я ехала по ухабистому проселку от дома до шоссе и была уверена, что поступаю правильно. Но я мучилась – я не хотела ехать. «Я готова», – твердила я, пытаясь себя убедить. И я чувствовала, как на меня нисходит сила – до самого поворота на шоссе, ведущего в город.

Внезапно мне показалось, будто меня ударили в живот и меня сейчас вырвет. Смятение мутной волной заполнило голову. Я едва видела, как мимо проносились машины. Так, нужно свернуть на обочину и успокоиться, пока я не стала причиной аварии.

Я затормозила. Скорбь тяжким грузом легла на душу. Я припарковала машину, наклонилась и прижалась лбом к рулю. От слез щеки стали мокрыми. Казалось, будто гигантский пылесос высасывает из меня жизнь. Каждый вдох давался мне с трудом.

Может, это дьявол через боль пытается отбить у меня охоту встречаться с Карен? Да, мое смятение вполне можно понять, если вспомнить, что стало с Ханной, но в нем есть и духовная сторона. Постепенно ко мне возвращалось самообладание. Я не из тех, кто способен переметнуться на сторону дьявола, но его пути легко оправдать, ведь они легче. Не эту ли битву мы ведем изо дня в день? Борьбу с переменным успехом между тем, чего хочет от нас Бог, и соблазном пойти по более легкому пути сатаны? Я не дам ему победить. Я соберусь с силами и поеду.

– Боже, дай мне то, что мне необходимо, чтобы исполнить Твою волю, – молилась я.

Я вспоминала, как на протяжении долгих лет по средам помогала проводить занятия по изучению Библии для женщин-заключенных. Вспоминала, сколько заключенных, желающих встретиться со священником, я посетила. Те визиты были мне в радость. Но этому предстояло стать совсем другим. Он должен быть личным – этот визит, просьбу о котором я и представить себе не могла. Чего ей надо? Что мне сказать ей? Как себя вести? А если я не выдержу и сорвусь?

Мне казалось, внутри меня идет ожесточенная битва – между гневом, горем и желанием быть послушной Богу, а также страхом, что такое испытание мне не по силам.

Мне нужен был воздух. Я опустила окно и высунула голову. Казалось, я выныриваю из-под толщи воды за спасительным кислородом. Вдох, выдох, еще один вдох… Пульс снизился, зрение снова сфокусировалось. Гул вечернего транспорта и стрекот сверчков стал громче, чем стук моего сердца. Я положила голову на раму открытого окна, закрыла глаза и прошептала: «Спасибо тебе, Иисус».

Когда я открыла глаза, я поняла, что пора ехать – а то как бы кто-нибудь не подумал, что моя машина неисправна: еще помощь предложат, а мне совсем не хотелось объясняться с незнакомыми людьми. Я завела машину.

– Не дай моему гневу и страху помешать мне сделать то, чего Ты от меня хочешь, Господи, – попросила я вслух.

Чувства вдруг обострились. Звезды необычно блистали в темнеющем небе, луна виднелась особенно ярко. Казалось, она по-доброму смотрит на меня, сопровождая в пути по мосту, через город и вверх, по склону холма, – до тюремной парковки.

Я свернула на парковку для посетителей, заглушила двигатель, и дала себе несколько минут, чтобы собраться с силами, прежде чем войти в здание из серого кирпича. Колючая проволока огромными кольцами тянулась вверху, ограждая зону прогулок и сверкая в свете фонарей. Все виделось гораздо ярче и отчетливее, чем раньше. С тех пор, как я покинула дом, мне казалось, будто меня преследует тьма, а теперь на знакомой парковке я почувствовала себя в безопасности. Господь был рядом.

Сделав еще один глубокий вдох и медленный выдох, я заставила себя выйти из машины. Теперь – через парковку к тюремному входу. Пустой вестибюль повидал немало посетителей. Линолеум на полу был сильно вытерт. В центре вестибюля виднелось единственное средство сообщения с изолятором – застекленное окошко над короткой стойкой из ламината. Цвета вокруг почти нет. Все стерильно. И никого – лишь женщина в окошке.

– Привет, Деб! Что так поздно? Время для посещений почти закончилось. С духовным визитом? – Джин в изоляторе работала уже давно. Мы с ней часто болтали перед началом посещений.

– Привет, Джин. Да… я к Карен Бауэр. Знаю, времени у меня немного, но она запросила визит, – я знала, что держусь не так легко и дружески, как обычно, и надеялась только, что Джин не станет задавать вопросов и не захочет поболтать. А мне хотелось только одного: заполнить бланк посетителя, сдать ключи от машины и водительские права – и покончить со всем как можно быстрее.

– Вы знакомы с ней лично? – спросила Джин. – Знаете, про нее ведь в газете писали.

– Да, я ее знаю, – негромко подтвердила я. Джин минуту смотрела на меня. И наверняка поняла, что я недавно плакала.

– Ладно, дорогая, можете проходить. Держитесь, ладно?

Я была благодарна Джин за попытку утешения, но мне не хватило душевных сил ответить на нее. Я слабо улыбнулась и направилась к входу для посетителей.

Ноги отяжелели. Я едва переставляла их, шаркая по полу. Каждый шаг превратился в ожесточенную битву. К тому моменту, как дверь вестибюля плотно закрылась за моей спиной, по моим щекам струились слезы. Бумажный платок нашелся только один, его на них не хватило. Я знала: замок на двери для посетителей щелкнет и откроется, как только я появляюсь на мониторах охраны. И я должна быть спокойна. Должна владеть собой.

– Господи, помоги, – взмолилась я.

Вдруг меня окутало тепло, словно незримые нежные объятия. С макушки до пальцев ног меня охватила безмятежность, успокоила душу и тело. Вспомнилось мое уютное стеганое одеяло в холодную снежную ночь. Но тепло не просто укрывало – оно наполняло меня внутри. Бремя тревоги, давившее на грудь, рассеялось. Руки больше не дрожали. Я не просто перестала плакать – слезы высохли. Господь дал прямой и незамедлительный ответ на мою молитву.

Неужели мне была дарована благодать? Благодать отнестись к Карен Бауэр так, как Иисус? И Бог подготовил меня к тому, чтобы я стала руками, ногами и устами единственного, кто по-настоящему любит наши души? Как Он хотел распорядиться своей сверхъестественной благодатью? Откуда-то я знала, что она дарована не только мне, но и Карен. Я приходила в трепет при мысли, что Бог явил свое чудо через меня.

Ноги отяжелели. Я едва переставляла их, шаркая по полу. Каждый шаг превратился в ожесточенную битву



Замок открылся. Я потянула дверь на себя и шагнула в короткий коридор. Щелкнула новая дверь: надзиратель уже ждал.

– Добрый вечер, – поприветствовал он безучастно.

– Добрый вечер.

Я направилась к особой зоне, отведенной для посещений адвокатов и капелланов. Надзиратель предложил мне выбрать любую комнату: здесь больше не было ни души.

– Вы к Бауэр, верно? – спросил он.

– Да, сэр.

Надзиратель скрылся за дверью зоны посещений. Сквозь застекленное окошко мне было видно, как он идет к следующей внутренней двери. Вытянув из-под столика пластиковый стул, я передвинула его так, чтобы сразу увидеть, как надзиратель возвращается вместе с Карен. Я считала, что смогу лучше подготовиться к встрече, если увижу ее еще до того, как откроется дверь. Меня мучили запахи хлорки и пота. В тюрьме часто так пахло. Но тем вечером вонь казалась особенно острой.