* * *




Предисловие




Я увидела обложку этой книги – и мое сердце остановилось. Словно и не прошло двадцати лет с того далекого звонка, разорвавшего ночь. Ту ночь, когда звонивший сказал, что моего единственного ребенка, выпускника Военно-морской академии США, не получившего ни упрека за всю свою службу, арестовали: он убил первого мужа своей жены. На меня накатила тошнота. Тело вдруг налилось свинцом и стало неподъемным; нежданная весть ввергла в шок. Я не могла ей поверить. Меня окутал страх – страх за свое дитя. Что ему грозит? Что ждет его жену, двух его падчериц? Голова шла кругом, мир словно плыл в тумане, я утратила власть над мыслями. Вопросы, вопросы, вопросы… Они окружали меня, они были повсюду… Господи Боже, благой, милосердный, как Ты мог допустить такой ужас? Чем нам платить за адвоката? Где брать деньги на жизнь, когда о случившемся узнают все? И ведь у убитого осталась семья… Как мне их жаль! Бедные, бедные! Ясно было одно: жизнь никогда уже не станет прежней.

В нашей жизни есть вехи: они меняют все. Телефонный звонок, сотрясающий основы мира. Ребенок – родившийся или усыновленный. Случай, требующий проявить характер. Пагубный выбор, ведущий в тюрьму. Нежданные болезни, приносящие страдания любимым. Крушение веры, когда кажется, что Бог позволяет злу торжествовать. Волнующее до глубины души решение помочь тому, кто предал. Готовность простить то, чего простить нельзя.

А порой кажется так: словно резкий удар по тормозам, дикий скрежет – и все замирает, а ты как будто смотришь со стороны, и сам – уже не в реальном мире, а на самом ее краю, ты выброшен на обочину и остаешься там, в плену своих мыслей, путаных и противоречивых:

Да нет же, этого просто не может быть.

Я проснусь, и это будет сон. Всего лишь страшный сон.

А если это правда? Если это все правда? Что же мне тогда делать?

И можно ли было хоть что-то сделать? А если можно? И что, тогда бы этой беды не произошло?

Что от меня нужно Богу? Мое участие? Зачем? Зачем ему я?

Как это отразится на моей семье?

И что обо мне подумают люди?

И лишь мудрость позволит нам в полной мере осознать, что именно случилось, какая роль в этом отведена нам и к каким действиям, – возможно, выводящим за пределы нашей зоны комфорта или намного превосходящим наши человеческие способности, – побуждает нас Бог.

Дебра Мерк и Эл, ее муж, шестнадцать лет проходили эти испытания. Все эти годы двери их дома – и двери их сердец – были открыты детям. Сто сорок детей – нет, даже больше – переступили их порог. Дебра была уверена в том, что знает, к чему призвал ее Бог. Она с радостью встречала испытания и муки, приходившие в ее жизнь вместе с этими израненными детьми. А потом с их ненаглядным, любимым ребенком, которого они берегли как зеницу ока, о котором молились в надежде защитить, – случилось немыслимое.

Пути Господни неисповедимы, и никто был не в силах постичь их в тот миг, когда эта жуткая трагедия, рвущая душу, обрушилась на семью, которая столь преданно делилась с беспомощными детьми любовью Божьей. И Дебра понимала еще меньше в тайне путей Господних, когда Бог призвал ее к еще более тяжкому, самоотверженному послушанию – совершенно для нее невозможному на уровне земного, человеческого бытия.

Не раз ей казалось, что это предел, что она у последней черты – но она преодолевала ее и шла все дальше, шаг за шагом, по своему новому пути. Снова и снова от нее требовалось прощать, рисковать и открывать свое израненное сердце – прежде она и помыслить о таком не могла. Ее история – не только о том, как она встречала свои страхи лицом к лицу и билась с исполинами, и не только о том, как она непостижимо прощала, и не только о чудесах, приходивших в ее жизнь вместе со смирением… Нет, ее история – о тех деяниях, на какие способен лишь Бог. История эта слишком поразительна, чтобы сразу в нее поверить – но все же она правдива, и чем дальше ее читаешь, тем большая роль в ней отводится Богу.

Мой сын в тюрьме до конца своих дней. Права на досрочное освобождение ему не дали. Я приняла это, я живу с этим, и я учусь, все лучше понимая то, что Бог часто являет свои намерения, когда мы смотрим в минувшее – «в зеркало заднего вида», сказала бы я, если так можно сказать о времени. И порой, когда мне кажется, будто Он занят другими делами и не замечает, в чем я имею нужду, – Он вдруг отвечает на мои молитвы совсем не так, как я хотела или ожидала. Бог не заменил пожизненное заключение моего сына ограниченным сроком – но открыл ему другие двери: теперь он служит заключенным и их семьям через нашу благотворительную организацию Speak Up for Hope («В защиту надежды»). Пережитая боль сделала меня чуткой к нуждам других. Я готова дарить любовь и сострадание семьям, с которыми познакомилась в длинных тюремных очередях в дни свиданий. Я вижу, как мой сын направляет свои знания, способности лидера и христианскую нравственность на то, чтобы учить и наставлять товарищей по заключению. И я, как и Деб Мерк, чувствую, сколь милосерден Бог в жестокие минуты нашей жизни.

Если вы жаждете уверовать в любовь, преодолевающую все преграды, и готовы увидеть, что совершает Бог, когда все словно свидетельствует против самого Его существования; если хотите стать свидетелем силы искреннего прощения и готовы поразиться тому, на что способен лишь Бог, – прочтите эту книгу! И вы узрите свет Божий даже в самые темные и мрачные времена.

Поистине, эта книга – история триумфа Деб Мерк. И когда вы будете ее читать, спросите себя – может быть, рядом с вами есть те, кому эта поразительная история подарит силы, радость и счастье? И тогда вы укажете им на вечность, из которой нам – обратной стороной послушания – является благодать.



Кэрол Кент,

Оратор и автор книги

«И жертвую я Исаака моего»

(When I Lay My Isaac Down, NavPress)





Примечание для читателя




История, которую вы прочтете, произошла на самом деле. В ней я полагалась не только на свою память, но просматривала материалы суда и газетные статьи, а также расспросила ряд причастных лиц – ради как можно большей точности. Я благодарна всем, кто участвовал в этом процессе.

Наряду с точностью, честностью и открытостью я высоко ценю вежливость, конфиденциальность и защищенность. Вот почему я решила рассказать свою историю так, чтобы не нарушить приватность одних людей и не подвергать других риску публичности или опасности. Ведь речь здесь о приемных детях и об Управлении по делам семьи, об убийстве и суде, о тюрьмах и арестантах, а также о деликатных обстоятельствах.

И вот как я скрыла личные сведения:

– имена детей вымышлены – в том числе и имя одного из моих. Остальные разрешили мне назвать их настоящими именами.

– имена юристов, сотрудников Управления по делам семьи и должностных лиц вымышлены или не указаны.


– «Карен», сыгравшая значительную роль в этой истории, получила псевдоним.

– имена родных, друзей, коллег и других людей, связанных с Карен, тоже изменены.

Многие люди позволили мне указать в тексте их настоящие имена, за что я им признательна.

Доверительные разговоры и подробности событий частной жизни я воссоздала так точно, как только смогла, и я благодарю всех, кто разрешил привести в книге их слова. Иногда я вносила поправки – для связности и целостности текста – но весьма незначительные.



Дебра Мерк





Пролог




– Мам, можно мне в торговый центр вместе с Кэтрин?

В то утро было тепло. Стоял июнь 2012 года, у Кортни только что начались летние каникулы. Температура в Каспере, штат Вайоминг, росла, но вода в озере Алкова-Лейк еще не прогрелась, купаться в ней было нельзя, и излюбленным местом подростковых тусовок оставался торговый центр.

– Ее мама нас подбросит…

– А я подхвачу, – закончила я. Кортни уже исполнилось тринадцать, и я разрешала ей глазеть на витрины и обедать с подружками в ресторанных двориках без бдительного ока старших.

Позднее в тот же день, выезжая забирать Кортни и Кэтрин из торгового центра, я подумала: а устрою-ка я дочке «вечерний девичник» с кино и фаст-фудом! Ей будет по душе, я знаю! Чуть раньше на неделе мы развлекались большой компанией, вот я и решила, что мы заслужили право на вечер вдвоем.

Стоянка у торгового центра была забита. Я подвела машину к главному входу, где мы условились встретиться с Кортни. Там кучковались подростки. Помахав рукой, чтобы привлечь внимание Кортни, я заметила, что кое-кто из ребят обернулся и стал указывать в мою сторону. Лица подростков показались знакомыми.

Вдруг я спохватилась: а это случайно не двое из детей Бауэров? Сердце пропустило такт. Полной уверенности у меня быть не могло: я их уже почти шесть лет не видела – с тех пор, как еще жила в нашем прежнем доме. Я чуть замешкалась, но все так же улыбалась и подавала знаки Кортни. Наконец она высмотрела меня в ряду машин, подошла и села на переднее пассажирское сиденье нашего внедорожника.

– Привет, солнышко! Весело было? А где Кэтрин? – спросила я.

– А, ее мама забрала несколько минут назад. Они куда-то идут ужинать, вот она и уехала пораньше, – голос Кортни звучал невнятно, вела она себя слишком тихо для подростка, который только что провел несколько часов с друзьями.

– А с кем ты говорила? Кто эти ребята?

– Да так… просто ребята. Одни из школы, другие здесь живут, в Каспере, – она пристегнулась ремнем и смотрела прямо перед собой. Что-то случилось. Чего-то ей наговорили. Я чувствовала. От страха у меня завертелись мысли.

– Ты в порядке? – спросила я.

– У меня все хорошо. Немного устала.

Почему Кортни отводит глаза?

– Я тут подумала: может, перекусим где-нибудь, а потом махнем в кино? Папа ведь все равно допоздна на работе. Ну как, согласна? – Мне казалось, идея поднимет ей настроение.

– Да! Было бы здорово. Поехали, – теперь она стала больше похожа на себя прежнюю.

Перехватив по бургеру, мы выбрали фильм, который обе хотели посмотреть. С попкорном и напитками в руках мы расположились на наших местах в последнем ряду и ждали, когда кино начнется. И вдруг она ни с того ни с сего спросила:

– Мам, а как зовут моих родных братьев и сестер?

Тут мое сердце пропустило два такта.

И тогда я все поняла. Двое подростков, которых я видела рядом с Кортни возле торгового центра, – ее биологические брат и сестра, Стивен и Элли. С нашей последней встречи они повзрослели и подросли, но в целом не изменились внешне. Вопросом о них Кортни застала меня врасплох, и я ответила на него своим:

– Ты уверена, что хочешь сейчас остаться на фильм? Можем уйти и поговорить, если пожелаешь, – положив свой пакет с попкорном на колени, я посмотрела ей в глаза.

Помолчав немного, она сказала:

– Нет. Поговорим после кино, – как раз в этот момент погас свет, и на экране замелькала реклама.

Весь фильм я думала над вопросом Кортни и гадала, как быть, если вечером она попросит рассказать ей всю историю ее удочерения.

Может, она и считает, что готова. А я? Как мне ей рассказать? Я почти не следила за фильмом – я молилась.

Оркестр грянул крещендо: фильм подходил к концу. Зажгли свет, я вслед за Кортни вышла в фойе кинотеатра, затем на улицу. По пути к парковке мы не сказали друг другу ни слова. Так же молча мы сели в машину и пристегнулись.

– Ну что, понравилось кино? – спросила я, повернув ключ.