Сколько себя помню, Марков всегда носил вельветовые брюки: синие по форме или черные на праздниках. А ещё у него были однотипные рубашки в мелкую клеточку и однотонные шерстяные жилетки. Точно он как родился, родители сразу же начали лепить из него банковского служащего или аналитика. Его папаша был каким-то среднестатистическим бизнесменом и, по слухам, мечтал отправить Маркова учиться в Англию, но за эти десять лет так никуда и не отправил.
Теперь же Марков прицепился к Петрову, ничуть не смущаясь, что тот старше и они почти не знакомы. Уселся на офисный крутящийся стул и принялся разглагольствовать о том, что эмоции в кино — это чушь, потому что в любом виде искусства гораздо важнее идея. Но ни то, ни другое Петрову всё равно недоступно, ведь для того, чтобы снимать что-то непопсовое, нужно иметь вкус и мозг.
Не знаю, как скоро ему бы удалось вывести отшучивающегося Петрова из себя, но прибежал Якушин, и эту тему просто закрыли. С тысячью извинений он влетел в квартиру, точно опаздывал на пожар. Впопыхах скинул куртку, чуть было не забыл разуться.
Раньше, с длинными волосами, он напоминал щенка, очень славного такого щенка, веселого и доброго. А теперь, изрядно возмужав и коротко выбрив виски, заметно посерьёзнел и, хотя щенячьи замашки по-прежнему время от времени проскальзывали, это выглядело очень мило.
— Только давайте договоримся, что будем говорить друг другу правду. Иначе ничего не получится, — я заранее решила, что именно с этого и нужно будет начать.
Наша встреча представлялась мне как финальная сцена-развязка какого-нибудь классического детектива. Типа собираются все подозреваемые, и я начинаю задавать им вопросы. Слово за слово, история за историей, и вдруг, неожиданно, обнаруживается некая странная несостыковка в их рассказах. Становится совершенно очевидно, что кто-то лжет. И тогда остается лишь вывести преступника на чистую воду. Мне бы искренне хотелось, чтобы им оказался Марков. Ну, или Герасимов. А ещё лучше тот самый незнакомый парень. Однако проблема заключалась в том, что сейчас мы все были обвиняемыми, причем одновременно.
— Да, — воодушевленно подхватил Петров. — Давайте, дадим клятву.
Якушин, рассматривавший книги на полке, ухмыльнулся:
— И подпишемся кровью.
— Всё правильно, — неожиданно поддержал меня Марков. — Если в поступке Кристины есть хоть какая-то логика, то, только рассказывая правду, мы сможем её установить.
— Разве в самоубийстве вообще может быть какая-то логика? — удивился Петров. — Это же просто порыв.
— Ты только о своих этих эмоциях и думаешь, — одернул его Марков. — Если Ворожцова заморочилась записыванием ролика, значит, это продуманный поступок. Значит, она хотела этим что-то сказать, а не просто взять и помереть.
— Ну, в этом-то я понимаю, — ответил Петров. — Каждый хочет после себя что-нибудь оставить.
— О чем вы говорите? — вдруг подала голос Настя. — При чем тут логика? Когда человек делает такое, значит ему плохо, ужасно плохо. Только представьте, что он чувствует, если идет на такое. И получается, что все эти самые страшные, самые отчаянные чувства вызывали в ней мы.
— И вот с этого момента, Сёмина, — Марков многозначительно помахал перед ней пальцем, — как раз и начинается логика. Если ты, конечно, понимаешь, что это такое.
— Твоя логика, Марков, в том, что ты просто отказываешься признать, что можешь быть дурным человеком.
— А ты докажи мне это, — с вызовом ответил Марков. — Докажи, что Кристина распрекрасная, а я дурной. Почему, если она сама решила умереть, то это сразу делает её ангелом?
— Не преувеличивай, пожалуйста, — пролепетала Настя, явно готовая сдаться. — Я не хочу с тобой спорить. И доказывать тоже. Мне просто очень грустно, что всё вот так получилось.
— Точно никто с Кристиной не был в ссоре? — сухо поинтересовался Якушин, вытаскивая учебник по биологии. — Скажу сразу за себя, потому что, видимо, знаю её лучше всех. Мы с ней не ругались никогда. С ней довольно сложно было поссориться. Ангел — это, конечно, преувеличение, но она очень добрая, умная и немного фантазерка.
— Добрая, — невесело хмыкнул Марков, — очень сомнительно. А вот насчет фантазерки, поподробнее, пожалуйста.
— Думаешь, Кристина просто шла по школе, увидела тебя и ни с того, ни с сего решила, что с этого момента ты должен стать одним из самых жестоких и равнодушных людей в её жизни? — этот вопрос я и сама себе задавала сотню раз.
— Короче, — сказал Якушин. — Я считаю, что может мы все и не сделали ничего ужасающего, но наверняка как-то её обидели. И не нужно выдумывать лишнее. Связи там какие-то.
— Но я с ней даже ни разу не разговаривал, — беспокойно вскинулся Петров.
— А может, ты её в школе как-то не так снял, а потом в сеть выложил? — предположила я. — С тебя станется. А она девчонка. Может, стыдное что-то.
— Думаешь? Фиг знает. Нужно будет проверить, что у меня там.
И все резко замолчали. Якушин уткнулся в учебник, Петров снова схватился за камеру, Марков задумчиво чесал в затылке, а мы с Настей просто переглядывались. Повисла неловкая пауза.
Тогда Сёмина предложила ещё раз пересмотреть ролик, и мы дружно согласились, потому что никаких других идей не было.
«Никто никому не нужен. А выживает лишь тот, кто придерживается законов эгоизма, подлости и силы. Дружба ничего не стоит, а смерть сильнее любви».
На последних минутах пришел Герасимов, помятый и недовольный, с таким выражением, точно нам всем одолжение делал.
За минувшее лето он как-то особенно сильно вырос. И хотя лицо его само по себе ничуть не изменилось, такое же гладкое, резко очерченное, правильное, густые светлые брови он стал хмурить ещё сильнее, а в упрямом взгляде серо-голубых, всегда будто бы немного прикрытых глаз появилась ещё большая тяжесть. Этакий эпический персонаж скандинавов.
Зашел в комнату, сел на табуретку, придвинулся к столу, где стоял ноутбук и залип, загородив собою весь экран, а когда мы стали возмущаться, неожиданно остановил ролик.
— Слушайте, а почему вы этого чувака не позвали? Того, который на самой последний фотке?
— Потому, что его никто не знает, кэп, — ответил Марков.
— Я знаю. Он со мной в детском саду был, — сказал Герасимов таким тоном, точно это должно было быть очевидным фактом.
— Его странички в ВК я не нашла, — Настя была главным специалистом по социальным сетям.
— Даже если мы его найдем, это ничего не даст. Появится ещё один недоумевающий чел, — разумно заметил Якушин.
Герасимов прокрутил вниз страницу Ютуба с роликом, и тут вдруг Сёмина как вскрикнет: