Герда: Еще бы! Он очень умный! Он знает сложение, вычитание, умножение, деление и даже дроби!

Ворон: Вы не огорчены, что Кей забыл бабушку и вас?

Ворона: А вдруг Кей не захочет с вами разговаривать?

Герда: Захочет. Я уговорю его.

Ворона: А вы не побоитесь ночью пробраться во дворец?

Герда: Нет!

Ворона: В таком случае, вперед!

Ворон: Ур-ра! Ур-ра! Верность, храбрость, дружба…

Ворона:…разрушат все преграды. Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра!»





То было время, когда всё казалось просто и легко. Я тогда ещё не знала, что людям нельзя доверять и привязываться, а Кристина не одевалась, как дитя тьмы. И мы, не то, чтобы сильно подружились, но совершенно точно нам было весело. А после того спектакля и не сталкивались почти. В чем же теперь она могла меня упрекнуть?



Пока я обо всем этом размышляла, пришло сообщение от Маркова:



«Привет. Если ты не в курсе, то всё хреново. Ворожцова нажралась таблеток и теперь отдыхает в коме. Поздравляю».





Марков — настоящая язва и заучка. Но не какой-то там слабохарактерный беззащитный ботаник, а вредный наезжалистый хам.



Он постоянно лез во всё со своим исключительным мнением, комментировал чужие ответы на уроках и прикалывался над ошибками. Стоило кому-то сказать «сила тяжести бруска», так он тут же влезал — «сила тяжести, действующая на брусок».



Пару раз парни собирались надавать ему по морде, но в итоге решили не связываться, из-за придурочного, как и сам Марков, папаши.



Сейчас же своим сообщением он реально ошарашил меня.



Я:

Неужели мы, правда, имеем к этому отношение?





Марков:

Я похож на психиатра?





Я:

Не знаешь, что за парень такой — Амелин? В первый раз его вижу.






Марков:

Слушай, Осеева, зачем тебе это нужно? Зачем вокруг этого вообще движуху создавать? Ты не знаешь, в чем проблема, я не знаю, Настя не знает. Уверен, никто не знает. Кристина жива, всё нормально.





Я:

Как это НОРМАЛЬНО? Человек оставляет предсмертный ролик, в котором заявляет, что скотина Осеева испоганила ей жизнь. ЭТО, КАПЕЦ, КАК НЕНОРМАЛЬНО!





Марков:

Во-первых, не ори! А во-вторых, ты гордиться должна, что о тебе человек перед смертью думал.





Хотелось написать что-то очень оскорбительное в его адрес, но я промолчала. Связываться с Марковым бессмысленно.



Тогда, скрепя сердце, я всё же достала из кармана вечернего, ни разу не надеванного платья, клочок клетчатой бумаги с номером Якушина и минут десять просидела над ним, гипнотизируя.



Я никогда не звонила Якушину, да и разговаривала-то с ним всего пару раз в жизни. И оба раза это было мучительно. Ведь он мне тогда жутко нравился. Он был в десятом, а я в восьмом. Всего два года назад, а будто целая вечность прошла. Павлик раздобыл мне тогда его телефон, он был в курсе.



Но я всё равно не стала звонить, не потому что несмелая, а потому что хотела, чтобы Якушин сам обратил на меня внимание. Но он не обратил, а неожиданно ушел в начале одиннадцатого класса из школы в медицинский колледж.



Но с тех пор уже много воды утекло, а сейчас у меня была действительно важная причина, и за ней не скрывались никакие чувства и никакой тайный смысл.



На одиннадцатой минуте бессмысленных терзаний, я всё же нажала на вызов, в глубине души надеясь, что этот номер уже недействителен. Но абонент оказался доступен и даже ответил после второго гудка.



— Саша, привет. Меня зовут Тоня Осеева. Мы раньше учились в одной школе. Я насчет Кристины Ворожцовой. Ты же понимаешь, да? — на одном дыхании выпалила я.



— Привет! — доброжелательно откликнулся Якушин. — Понимаю.



А потом отстранил трубку и крикнул в сторону: «Нет, мам, это не Лёша».



— Я только сегодня приехала и нашла письмо. Мы с Кристиной почти не общались. Правда. Она, наверное, что-то перепутала.



— Перестань оправдываться. Если честно, я сейчас дома, и мне не очень удобно это обсуждать.



К тому, что он не захочет со мной разговаривать я была готова, но Якушин, немного помолчав, вдруг спросил:



— Ты сейчас что делаешь?