Этого я тоже знала. Кажется, из одиннадцатого. Типа видеоблогер, но на самом деле просто человек-камера.



— Настя Сёмина.



Настя-бэшка. Тишайшее и бледнейшее создание, ещё более замороченное, нежели сама Кристина.



— Саша Якушин.



А этот что здесь делает? Я посмотрела на фотографию и сначала не узнала Якушина, он подстригся и стал ещё лучше. Моя бывшая безответная любовь.



Якушин неожиданно ушел из школы в прошлом году, прямо из одиннадцатого класса, и я его с тех пор не видела, потому что он не из тех, кто выкладывает свои фотки в ВК. Но при чем тут Кристина?



— Вадим Герасимов.



Герасимов? Ещё один мой одноклассник. Тормоз и грубиян. Ему вообще ни до кого дела нет.



— Тоня Осеева.



Что? Я? Какого черта?! Я увидела свою довольную улыбающуюся физиономию на фотке и обалдела. Как такое может быть? Я же к Ворожцовой всегда нормально относилась, не лучше и не хуже, чем к остальным. Какая-то дурацкая шутка.



Спешно захлопнула ноут и, словно желая проснуться, посидела пару минут, пытаясь сообразить, что это было. Потом снова открыла экран.



Какая я всё же дурочка! Нужно досмотреть до конца. Это, наверняка, какой-то идиотский новогодний прикол. Но, разве таким шутят?



Снова запустила запись, Кристина показала ещё одну фотографию. Какой-то незнакомый светленький парень — Костя Амелин.



Выбросив из рук последний лист, она сказала: «Именно они стали причиной…» и, не договорив, осеклась. С трудом изобразила улыбку и отключила камеру. Ни слова о розыгрыше, ни намека на шутку.



Я так спешно отставила чашку на тумбочку, будто остывший чай мог обжечь. И что? Что дальше? Посмотрела на дату письма — 1 января. Два дня назад.



Хорошо бы, конечно, позвонить этой дуре и высказать всё, что я о ней думаю. Но где взять её телефон? Впрочем, можно и через соцсети. Кого я из девятого знаю? Смирнову, Зайцеву, Ким.



По запросу «Кристина» Ворожцовой не нашлось, а у каждой из этих девчонок по двести-триста друзей, поди разбери под каким ником она живет в сети.



Внезапно дверь в комнату резко открылась, и, как всегда торопливо, вошла мама, уже вся разодетая и надушенная.




— Так, Тоня, мы с папой уезжаем. Видимо допоздна. По делам.



— Угу, — я машинально прикрыла крышку ноута.



Хотя ни мама, ни папа никогда не пытались в него заглянуть. Им совершенно не до того, у них всегда «по делам».



— Светик, мы сейчас опоздаем, — закричал из коридора папа, и она, махнув рукой, мол, нечего одно и то же объяснять, выскочила из комнаты.



Я махнула в ответ: действительно, о чем говорить, раз им, как всегда, некогда.



— Пока, — крикнули родители, и дверь за ними захлопнулась.



Мама и папа работали вместе в одной риелторской конторе. Только мама специализировалась на загородной недвижимости, а папа на городской. Рабочий день у них был ненормированный: в офис к десяти, как штык, а вечером частенько задерживались до двенадцати. Да и в любой выходной могли сорваться по первому звонку.



В общем, если честно, то свою учительницу по математике я видела гораздо чаще, чем родителей.



С их уходом в квартире тут же повисла неуютная давящая тишина, а серый полумрак сумерек начал зловеще расползаться по углам. От приближающейся темноты и наступившего безмолвия мне тут же стало не по себе.



Я уже давно научилась отгораживаться от всего на свете, от малейшего душевного смятения, от любых застревающих в горле эмоций, от болезненных и беспокойных мыслей, но перестать бояться темноты не могла никак.



Что бы ни делала, как бы себя ни убеждала, это было сильнее моего здравомыслия и вполне приличной силы воли. Нечто очень древнее и первобытное, стихийное и совершенно неконтролируемое.



Это с самого детства. Особенно, когда я одна. А одна я почти всегда. Так что стоило срочно подняться и включить свет.



А, что если Кристина не шутила? А, что, если всё по-настоящему?



В таких ситуациях люди бросаются звонить или писать своим друзьям, просить совета, жаловаться, возмущаться, лишь бы как можно скорее переложить свою проблему на кого-то другого. Но у меня не было никого, с кем можно поделиться таким секретом.



Раньше был один друг, но потом сплыл.



Даже никакой безмозглой подружки, которая бы потрясенно охала и говорила «да, ладно!», и то нет. Потому что я терпеть не могу безмозглых подружек, да и любых «друзей» тоже.



В телефоне я нашла номер парня из списка Кристины. Это оказался Герасимов.



— Герасимов, привет, это Осеева. Говорить можешь?



— Ну, так, — не особо довольно откликнулся Герасимов.