– Чего это я не зайду, я ж не маленький!
– Да ты не маленький, но пили вы весь вечер.
– Чего мы там пили, по два пузыря на рыло, и третий на посошок!
Василий Васильевич, которого вновь затошнило, подышал открытым ртом.
– Ты поднялся в свою комнату и лег. А друг твой?
– А друг мой Ванюшка к маяку, видать, пошел! Упал и разбился. И нет у меня больше друга. И никого нету.
– Так не бывает, – возразил Василий Васильевич. – Зачем он туда пошел? С чего вдруг? Его комната где?
– Там, где моя! Они напротив друг дружки. Моя окнами на море, а его окнами в лес, и вся рекогносцировка.
– Он не пошел к себе, а пошел на улицу. Ты дверь за ним запер?
Саня моргнул.
Солнце вдруг вышло из-за низких молочных туч, полоснуло вдоль моря светящимся лучом, упало на сидящих.
– Ой, е-мое, – застонал Саня и закрыл лицо руками. – Ой, не могу я, плохо мне.
Он немного посидел, раскачиваясь из стороны в сторону, потом полез в карман штанов, выудил темные очки и напялил.
– Глаза не глядят, – пожаловался он Меркурьеву. – Прям режет, как ножом. И в голове верчение. Я в десантуре служил, там нас на такой центрифуге крутили для тренировки. Как слезешь, вроде по земле идешь, а будто в воздухе крутишься.
– Да, – глубокомысленно согласился Василий Васильевич.
– Плохо мне, дядя, – продолжил ныть Саня. – Ванюшку жалко. Один я остался.
– Ты дверь запирал за ним? Когда он на улицу пошел?
– Да ладно тебе, дядь, хреноту пороть, – огрызнулся Саня с досадой. – Дверь какая-то! Я поднялся и спать лег. А утром встал, голова – во, – он показал руками, какого несусветного размера была его голова тем утром. – В ушах звенит, во рту гадость, а сам как на центрифуге в учебке. Ну и пошел похмелиться. Бабка мне выпить принесла и горячего.
– Как ты похмелялся, я видел, – сказал Меркурьев. – А друг, значит, ночью сам по себе ушел, и ты его не провожал.
– Дядь, – выговорил Саня в сердцах. – Ты чего, тупой? Сколько раз повторять-то?..
Меркурьев встал, подошел к фонтану и попил еще немного. Обернулся и сказал Сане:
– Зачем он на маяк полез, ты не знаешь?
Саня пожал необъятными плечами под клетчатым одеялом.
– Да он вообще такой пацан, говорю же. Все время на рожон лезет! В прошлом году в кабаке одному москвичу по сопатке засветил! А москвич непростой оказался, с поддержкой. Как охрана его набежала со всех сторон, как Ванюшке наваляла! Он потом три дня сидеть не мог – его крендель этот с крыльца спустил и по заднице ботинком заехал!..
– Москвичу, – повторил Василий Васильевич. – По сопатке!..
Ничего не получается, никакой более или менее правдоподобной истории, и друг Саня только укрепил его в этой мысли.
Все логично до того момента, как Ванюшка отправился на поиски приключений: пили, ели, культурно отдыхали. После такого полноценного отдыха единственное, на что способен отдыхающий, – это упасть замертво и спать до утра. А Ванюшка отправился в ночь, одолел расстояние до маяка, забрался по камням, открыл дверь, попал внутрь, влез в темноте наверх и только пото-ом… упал замертво.
Нет, ничего не получается.
– Мне вчера как менты сказали, я, блин, не поверил. Быть, говорю, такого не может! А у них уже и фотки наготове, на них Ванюшка мертвый. Выпей со мной, дядь, ну, жалко тебе, что ли?
– Да мне не жалко, только помру я сразу.
– Че, правда? – не поверил Саня. – Или ты зашитый?..
Василий Васильевич сказал, что зашитый – для облегчения собственного положения, – и к этому факту Саня отнесся уважительно.
– Тогда ладно, – согласился он. – Тогда я пошел. Еще накачу маленько и в город поеду. Чего мне тут сидеть, мне Ванюшку хоронить надо.
– На чем ты поедешь?
– Как на чем? – удивился Саня. – Водилу вызову, он повезет. А че такое? Тебе тоже в город надо?
– Да, – придумал Василий Васильевич. – Я с тобой поеду. А ты машину когда отпустил?
– Да мы как приехали, так и отпустили! Мы же ночевать сразу собирались. Хозяин местный – жучила, ему и развалюху эту охота продать, и дело затянуть!.. Жалко ему продавать, а бабки нужны, по всему видать. Он и заладил – завтра, завтра, не сегодня. Ну а нам с Ванюшкой какие помидоры, завтра или сегодня! Мы приехали с бумагами, все дела. Завтра так завтра!..
Василий Васильевич соображал:
– Сделка сорвалась, я не понял? Ты дом не покупаешь?
– Сейчас-то? Не, сию минуту покупать не буду, мне Ванюшку надо хоронить. А вообще буду. А чего такое?
– Кто из вас дом покупать собирался? Ты или он? Или вы на паях?
– Да на каких таких паях, дядь! – рассердился Саня и поднялся, запахивая на необъятной груди клетчатое одеяло. – Я дом покупаю! Откуда у Ванюшки капитал? Нету у него капитала, он всю жизнь со мной рядом, вроде помощника! Туда съездить, сюда слетать, тут перетереть, там поглядеть!.. Я ему зарплату платил, хорошо платил, он не жаловался!..
– То есть покупка этого дома – твоя идея?
Саня остановился и почесал небритый подбородок.
– Не, идея как раз Ванюшкина. Мы, говорит, Саня, тут с тобой развернемся. От глаз лишних далеко, все условия есть, забубеним пансионатик для правильных людей. К нам с Москвы часто прилетают, и все пацаны серьезные! Им отдохнуть надо на свободе, на природе и чтоб не у всех на виду! Я и подумал: а чего не купить, если продается?
– Дорого продается? – неизвестно зачем спросил Василий Васильевич.
– Не дороже денег, дядь!.. Плохо, что ты зашитый, с кем выпить-то мне за упокой Ванюшкиной души?!
– Ты выпьешь, а я с тобой чокнусь, – пообещал Меркурьев. – Только переоденусь.
– Лады, – сказал Саня и зашаркал шлепанцами к двери. – Хоть так. А то никак. А если никак, то как?..
Когда его бухтение затихло, Меркурьев еще немного попил из фонтана и понаклонялся вперед-назад – в качестве физзарядки. Все тело ныло, и наклоны не получались.
Друг Саня не закрывал за покойным Ванюшкой дверь, а утром все двери были заперты. Ванюшка, не сказав другу Сане ни слова, зачем-то отправился среди ночи на маяк. Идея купить этот дом принадлежала именно ему, покойному Ванюшке, а деньги – самое интересное! – другу Сане!..
Что из всего этого следует?..
– Ничего, – сказал Василий Васильевич и перешел к приседаниям. – Из этого не следует ничего.
Поприседав, он отправился к себе – лестница, хоть и не такая крутая и высокая, как на «променаде», далась ему с большим трудом.
Только он пустил воду в душе, стащил с себя мокрую и холодную спортивную амуницию, как в комнату постучали.
Голый Василий Васильевич отчего-то заметался, решительно не зная, что теперь делать, заскочил в ванную, кое-как обернулся полотенчиком и распахнул дверь.
– Доброе утро, Васенька, – жизнерадостно сказала Нинель Федоровна.
Меркурьев шмыгнул за створку, придерживая полотенце за спиной.
– Ой, не смотрю, не смотрю, не стесняйся! Я всех обхожу, предупреждаю, что завтрак через полчаса будет!.. Попозже сегодня! А кофе хоть сейчас можно выпить.
– Спасибо, Нинель Федоровна!
Она уже уходила.
– И не опаздывай, у нас сегодня овсянка по особому рецепту, ее разогревать нельзя! – с лестницы крикнула она.
Меркурьев высунул голову в коридор.
– Антипию предупредили?
– Муру-то? Ну, конечно, Васенька! Насморк у нее, а когда насморк, обязательно надо горячего съесть и молока выпить! Ну, приходи, приходи!..
Меркурьев принял душ и прикидывал перед зеркалом, бриться или так сойдет, с одной стороны, лень, а с другой стороны – красавица Лючия, когда в дверь опять постучали.
Он сдернул с крючка полотенце, замотался и отворил.
– Здоров, – сказал Стас. – Завтрак сейчас будет.
– А, – удивился Меркурьев.
– Я пароль вай-фая поменял, вот всем новый раздаю. – И сунул Василию Васильевичу бумажку.
Тот посмотрел и развеселился. На бумажке было написано: «pig31415».
– Хороший пароль, – сказал Меркурьев. – Смешной.
Стас пожал плечами:
– Пароль как пароль. Так положено, чтобы не меньше семи знаков и чтоб обязательно буквы и цифры.
– Я понял, понял, – и Василий Васильевич захлопнул дверь.