— И последнее, — сказал он, облокотившись на перекладину подмостков. — Я не желаю видеть здесь ни одного журналиста.
— Журналисты вольны делать все, что хотят.
— У вас — может быть, но не у меня. Первый же, кто тут нарисуется, получит от меня пинок под зад. А если заупрямится, то расстреляю к чертовой бабушке.
— Вы настолько…
— Что «настолько»? Как в семидесятые-восьмидесятые годы?[20] — И, не ожидая ее ответа, перешел на «ты»: — Вот увидишь — ты в конце концов оценишь мой винтажный метод…
И в этот момент дверь часовни скрипнула. Ньеман рефлективно дернулся и, обернувшись, увидел в тени входной ниши маленького садового гнома.
10
Разумеется, Посланник. И в общем, не такой уж маленький. Черные брюки из плотной ткани, безупречно-белая рубашка, широкие подтяжки, видные между полами расстегнутого пиджака, сшитого из такой жесткой материи, что, казалось, поставь его — и он не упадет. Довершала эту картину шляпа.
Член общины, настоящий — нет, более чем настоящий. Аура спокойствия и обаяния сияла над ним, как нимб.
— Здравствуйте, Якоб, — с улыбкой сказала Деснос.
Подойдя к нему, она указала на Ньемана жестом, в котором вдруг проглянуло почтение:
— Разрешите представить вам майора…
— Я знаю, — прервал ее человечек со сладкой улыбкой. — Нам уже сообщили.
Ньеман сдержался и не стал спрашивать, кто же это тут информирует местное сарафанное радио. Он пожал карлику руку, и ему показалось, что он взялся за старинный рубанок.
Якоб отступил и тотчас принял позу сосредоточенности: составил вместе ноги, сложил руки, прикрыв ими ширинку, склонил голову. Похоже, он исподтишка ухмылялся в бороду. Рыжие волосы, красное лицо, широкие плечи — от него веяло силой, мощью, надежно спрятанной за насмешливой миной и церемонными манерами.
Интересно, сколько ему лет? Трудно было определить. Казалось, его облик сформировался годам к тридцати и с тех пор не претерпел никаких изменений. Наверно, и умрет таким же, ничуть не постарев, с тем же лицом и в той же шляпе. Наконец он заговорил:
— Майор, боюсь, вы напрасно совершили свое путешествие.
Скрыв удивление (карлик говорил по-французски так натужно, будто копал заледеневшую землю), Ньеман бросил взгляд на Стефани: что еще за сюрприз преподнесет им эта карикатура на человека?
Тот вынул из кармана пачку печатных страниц и медленно расправил их:
— Нынче утром я получил отчет экспертов. Они удостоверяют, что обрушение свода было спровоцировано испарениями с виноградника. Какая-то химическая реакция взаимодействия штукатурки с песчаником — я так и не смог разобраться в сути. Но в любом случае здесь не было ни злого умысла, ни небрежного обращения со стороны людей.
Ньеман схватил документ и прочел несколько строк. Технический жаргон для спецов.
— Каких экспертов вы имеете в виду? — спросил он, подняв глаза.
— Экспертов нашей страховой компании. Нам пришлось действовать без промедления. Они прибыли сюда еще до того, как были убраны обломки и поставлены на место леса. Мы сочли, что будет эффективнее доверить эту задачу…
Ньеман испепелил взглядом Стефани Деснос:
— Это что еще за бардак?
Но та и сама смотрела на него с изумлением и явно была не в курсе.
— Успокойтесь, майор, — мягко сказал Якоб. — Наши эксперты считаются лучшими из лучших. Это именно они утвердили наши технические планы укрепления свода и…
Разъяренный Ньеман шагнул к нему. Знаменательный факт: гном не отступил. И майор в мгновенном озарении понял, что запугать этих пацифистов невозможно. После долгих лет репрессий, пыток и зверств они уже ничего не боялись, словно получили прививку от страха.
— Слушайте меня внимательно, — отчеканил Ньеман, стараясь говорить спокойно. — Я приехал из Парижа, чтобы расследовать преступление, и, каковы бы ни были отчеты ваших спецов, мы доведем нашу миссию до конца.
Якоб усердно кивал; он не доставал Ньеману даже до плеча, и полицейский невольно вспомнил о хоббитах — маленьких человечках из «Властелина Колец».
— Мне понятна ваша профессиональная добросовестность, но я уже навел справки: эта экспертиза имеет силу законного постановления, и, по моему мнению, мы могли бы сэкономить много времени и денег, если…
— Вы, наверно, плохо меня поняли. Мы имеем дело со смертью человека, и я здесь нахожусь для того, чтобы пролить свет на его гибель. Поверьте мне, это дело будет закрыто не вашими страховщиками, а мной!
— Прекрасно, — смиренно ответил Якоб. — А я, со своей стороны, обращусь к прокурору и…
— Не утруждайте себя понапрасну. И запомните: вплоть до новых распоряжений я не хочу видеть в этой часовне ни одного из ваших парней.
Анабаптист впервые нахмурился, и это мрачное выражение никак не сочеталось с его благостным ликом волхва, взирающего на младенца Христа в яслях.
— Правда?
— Я никогда не бросаю слов на ветер.
Якоб обернулся к Стефани Деснос:
— Весьма прискорбно. Мы все уладили, чтобы возобновить работы, и уже хотели начинать…
Ньеман тронул его за плечо и наградил лицемерной улыбкой:
— Забудьте о своих проектах, Якоб. И благодарите Небо, что я не опечатал всю вашу Обитель.
Красное лицо Якоба сменило цвет на свекольно-багровый.
— Не богохульствуйте, майор, прошу вас. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь правосудию, но взамен я вас попрошу не останавливать сбор винограда. У нас осталось всего…
— Посмотрим…
Ньеман обошел Якоба и направился к двери, не попрощавшись и даже не взглянув на него. Он только что сотворил себе врага в «ином мире», но ничего, как-нибудь он это перенесет.
Подходя широким шагом к машине, он бросил Стефани, которая мелкой рысцой поспешала за ним:
— Мне нужно повидать судебно-медицинского эксперта.
— Какого? Зачем?
— Вам хоть известно, где его найти?
— Я думаю, в Бразоне.
— Поехали туда.
11
Ньеман помнил Бразон довольно смутно. Да и то лишь по велосипедным прогулкам. Этот город смешивался в его воспоминаниях с другими здешними населенными пунктами. Пешеходная зона в центре, типично эльзасская архитектура — розовые домики, высокие каминные трубы, увенчанные гнездами аистов, более поздние постройки пригорода с грязно-белыми павильонами и унылыми многоэтажками.
— Напрасно вы были с ним так невежливы.
Ньеман не удостоил свою спутницу ответом.
— Они, конечно, люди странные, но законопослушные, — продолжала Деснос, — вы всего можете от них добиться, если будете уважать их правила.
— А вот я тебе так скажу, — ответил он, слегка наклонившись к ней, — эти типы что-то скрывают.
При каждом таком «тыканье» Стефани мигала — нервно, но как-то двусмысленно, словно была и шокирована этой фамильярностью… и польщена.
— Почему? — спросила она.
Ньеман ухмыльнулся — зловещей ухмылкой опытного копа, которого вокруг пальца не обведешь.
— Да уж поверь мне, — прошептал он.
— Не понимаю, кого вы имеете в виду, — возразила она, упрямо цепляясь за это «вы».
— Посланников твоих, кого же еще! Сколько их там живет?
— Трудно сказать… Примерно четыреста.
— А почему не точно? Ты ведь мне уже объяснила, что они изображают законопослушных граждан, с документами о гражданском состоянии, картами медицинского страхования и налоговыми декларациями!
— Это правда. Но на самом деле они могут наговорить что угодно. Например, их женщины рожают тут же, в Обители. И значит, они сами строго контролируют появление новорожденных.
Эти сведения вызывали у Ньемана все большее желание проникнуть в гнездо анабаптистов, увидеть его своими глазами. Но там, на месте, уже была Ивана: она скорее соберет всю необходимую информацию.
— А тебе не приходилось слышать о каких-нибудь внутренних разногласиях у них в Обители?