Усатый задал уточняющий вопрос:

— Мы должны допросить всех без исключения?

— Именно так. Проверить и перепроверить их алиби. Потребовать от кооператива их рабочие карточки.

Жандармы ерзали на своих стульях. Деснос откашлялась.

— В чем дело? — осведомился Ньеман.

— Это будет трудновато — ведь такая операция рискует затянуть сбор винограда.

— Ага, вот спасибо, что напомнили. Я хочу сразу расставить все точки над «и»: погиб человек, это не шутки. И я больше не желаю слышать эти причитания о сборе винограда. Наше расследование важнее всего.

Один из пары толстяков рискнул взять слово. Как ни странно, он говорил без всякого вогезского акцента:

— Предположим, что кто-то из сезонников вызвал разрушения в часовне, но с какой целью? Чтобы убить Самуэля? А зачем?

— Давайте сперва отработаем мои версии и посмотрим, что будет в сухом остатке, — отрезал Ньеман и, прижав к ладони большой палец, растопырил четыре остальных. Четвертый означал следующее распоряжение.

— Потрясите также строителей, пока они тут. О них мы еще не говорили, но на самом деле им было легче всего разрушить леса.

Деснос хотела возразить, что этих людей тоже опросили — и Ньеману это известно, — но воздержалась.

— А вот пятый этап — самый сложный…

И он понизил голос, словно хотел донести до них свою идею как можно деликатнее:

— Нужно вернуться к тому камню во рту и расспросить Посланников.

— Но я вам уже сказала…

— Что они не подписывают свидетельства? Хорошо, тогда убедите их, что это простой разговор.

— Они не будут говорить. Да им и нечего сказать. Мы уже…

— Повидайте близких друзей Самуэля. Я признаю, что все они одним миром мазаны, но все равно у каждого из них должны быть какие-то личные особенности. И еще: я хочу получше разузнать, что собой представлял пострадавший.

— Умерший, — поправила Деснос.

— Хорошо, пусть будет умерший, — согласился Ньеман.

На самом деле он разделял сомнения Стефани: хозяева виноградника не заговорят, а если и заговорят, то лучше бы они смолчали. Но он был здесь главнокомандующим, а значит, ему надлежало верить в победу — и ради себя самого, и ради других.

Будущий пенсионер поднял руку:

— Я знаю, что вы приехали с целью продвинуть расследование, — сказал он, — такая у вас работа, все ясно. Но могу я задать вам вопрос?

— Слушаю.

— Откуда у вас такая уверенность, что это убийство?

Ньеман подумал о камне во рту погибшего. Вроде бы пустяк, но чутье подсказывало ему, что это та самая песчинка, которая застопорила ход всей машины расследования.

Он обернулся к Деснос, сделав вид, будто перепоручает ей важную миссию:

— Это вам объяснит капитан. — И тотчас же продолжил: — Я также хочу, чтобы вернули на место рухнувшие подмостки.

— А зачем? — спросил кто-то.

— Затем, что эксперты наверняка потребуют этого. Кроме того, я надеюсь… Если это действительно преступление, то орудием убийства вполне могла послужить металлическая стойка. А еще нужно, чтобы вы разыскали фрагменты потолочной фрески.

— Но их никто и не прячет!

— Так где же они?

— Наверняка их сложили в надежном месте. Эти фрески очень важны для живущих в Обители.

— Вот именно. И я хочу знать, почему столь посредственное произведение искусства так важно для христиан, отвергающих любую другую религиозную символику.

И Ньеман положил руки на стол — больше ему нечего было отсчитывать.

— Вот так-то. И не забывайте при этом о повседневных задачах. Проверьте, например, не было ли в этом регионе подобных случаев.


Стефани сунула блокнот в карман брюк:

— Вы задали нам немало работы… Завтра утром я распределю обязанности и…

— Нет. Начинайте прямо сейчас.

Семь пар бровей поднялись одновременно. Ньеман послал им улыбочку, которой надеялся изобразить сочувствие:

— Сожалею, ребята, но придется приналечь, чтобы компенсировать потерянное время.

— Вы намекаете на то, что мы плохо работали? — спросила Деснос, и ее щеки запылали, как красные огни светофоров.

— Нет, но вы работали в полной уверенности, что вам нечего искать. Вот почему меня и прислали сюда — чтобы все начать с нуля.

В знак солидарности он проводил их до самой двери отеля. Темная улица Бразона, ледяной ветер, фонари с дрожащими огнями… Все это подтверждало его всегдашнее убеждение: с наступлением ночи провинция наводит на людей преувеличенный страх.

Жандармы уже сели в свой автобус, как вдруг Ньеман окликнул Деснос:

— Я хочу, чтобы ты лично занялась камнем во рту Самуэля. Это, без сомнения, указывает на какой-то ритуал. И нужно разузнать, не было ли других подобных случаев — недавно или за прошедшие века.

— Вы хотите, чтобы я взялась за это сию же минуту?

Ньеман не ответил; ему казалось, что это само собой разумеется.

— Майор… — продолжала она, сурово глядя на него, — вы нам объяснили, каким образом нужно возобновить расследование; могу ли я, в свою очередь, дать вам совет?

— Be my guest[34].

— Если бы вы смогли отказаться от ваших замашек мелкого босса и от своего парижского презрения к провинции, я думаю, это вдохновило бы нас на более интенсивную работу.

— Да я…

— Каждый раз, как вы на нас смотрите или обсуждаете наши действия, у вас такой вид, будто вы вляпались в кучу дерьма.

— Но я…

Стефани шагнула вперед, по-прежнему теребя свой форменный пояс:

— Скажу вам еще кое-что, майор. Хотя я родилась в Гебвиллере, проработала жандармом только восемь лет и ем торт «фламбэ»[35] два раза в неделю, я не глупее всех прочих; и если Самуэля действительно прикончили, я наизнанку вывернусь, чтобы арестовать убийцу.

Ньеман расхохотался.

— Когда мы его отловим, ты пригласишь меня разделить с тобой один из них.

— Один из… чего?

— Один из этих «фламбэ».

— Запивая его вином из Обители, — добавила она и одарила Ньемана сияющей улыбкой от уха до уха.





16




Вернувшись в свой номер, Ньеман увидел на экране мобильника номер Циммермана. Он не слышал его звонка: по какой-то непонятной причине на первом этаже отеля соединение не работало.

Он тотчас перезвонил ему: этот поздний вызов позволял надеяться, что у врача появилась какая-то важная информация.

— Я перечитал свои записи, — начал тот. — И понял, что Самуэль наверняка умер до обрушения кровли.

— Откуда такой вывод?

— Я вспомнил, что на теле было довольно мало крови. И хотя камни сильно повредили грудную клетку, я не нашел и намека на внутреннее кровотечение.

— И вы только сейчас мне об этом говорите?

— Весьма сожалею… Но когда я увидел труп, он представлял собой неразличимую массу, покрытую пылью. Повреждения от обломков кровли были настолько велики… Мне даже в голову не пришло, что смерть могла наступить до этой бойни.

— А вы можете мне назвать реальную причину смерти?