– Ермолай где?
– Рабтать.
– Кто позвал? – И сразу махнула рукой, не дожидаясь ответа. Да я б и не стал говорить, если б смог. – Опять напьется изверг. Чтоб у него зенки повылазили от этого удовольствия. Ты как себя чувствуешь? – В тоне нешуточная озабоченность.
Я сунул матери те самые бумажки, именуемые «выпиской». Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться: в них диагноз, возможно, рекомендации и перечень лекарств.
– Ну, значит, хорошо, – слегка пошевелив губами, но по моему впечатлению, не добравшись до конца, подвела она итог. – А то есть одна…
– Нет, – резко обрывая, заявляю. – Отдых. Дни. Одна. Тяжело – два-три раза. Не хоч больница.
– Ага, – сказала после длительной паузы, закрыв широко разинутый рот. Прежде Николка возражать не смел, а уж ставить условия тем паче. – Дни – это сколько?
– Недел.
– Неделя? Это конечно. Кто ж возражает. Здоровье прежде всего. Руками-то шевелить могешь?
– Ага, – подтверждаю наикратчайшим образом в недоумении от направления беседы, чтоб чего-то не брякнуть сомнительное.
– Значит, займись делом, – склочным голосом провозгласила. – Пока отдыхал на койке, здесь мне одной пришлось трудиться, рази ж от Ермолая помощи дождешься?
После с интересом выслушанной порции ругани последовала куча распоряжений под обещание накормить исключительно после окончания трудов. Работы оказалось достаточно. В хозяйстве имелся коровник с двумя взрослыми животными и одной телкой. Молоко пили, творог, сметану и мягкие сыры делали сами. Свинарник на шесть хрюшек, три десятка кур, утки, гуси, кролики. Ничем от знакомых мне ни внешне, ни внутренне кардинально не отличались. Цвет зависит от породы и не принципиален. Коровы, правда, гораздо субтильнее, без привычного горба, и рога короткие, но молоко есть молоко. Даже жирность больше обычной и вкус несколько странный. Фабричное иное.
Всех требуется кормить, поить, выносить навоз, чинить клетки, сараи. Раньше такого сроду не делал, но тут глубоких знаний и компьютерных программ не требовалось. Бери лопату и вычищай навоз, грузя в тачку. При этом у меня достаточно времени осмотреться.
Единственное, что раздражало, это вечное появление матери за спиной. Следит непонятно зачем. И ведь не спросишь. Щедро раздаваемые приказы сделать то или это терпеливо сносил и старательно выполнял. Ничего ужасного на самом деле в них не имелось. Никаких мозолей и потертостей. Не в первый раз вилами махать и воду таскать. В смысле Николке. Руки привычные.
Собственно, мамаша невольно сделала подарок, позволив изучать обстановку. Наверное, любые ошибки можно было бы списать на придурковатость, но для себя неплохо иметь представление, где и что расположено. Похоже, жили солидно. Дом пусть и не новый, но в приличном состоянии и под оцинкованным железом кровлей. Почти ни у кого из соседей такого не имелось. Все помещения и часть хозяйственных пристроек (кроме курятника, сеновала, помещения для угля) расположены под одной крышей. Это позволяет даже в зимнее время оказаться в бане, не выходя на улицу, что очень удобно. Внутри чисто, хотя нормальных ковров не постелили. Требовать от местных полного соблюдения прежних его привычек было бы странно. Иначе живут.
Стоило управиться, и она погнала на огород. Сорнякам безразлично, где расти, но особенно замечательно они себя чувствуют на специально удобренном под овощи поле. Заодно выслушал гневную лекцию, что и как полоть, поскольку не различал зелень и взбесил мамашу до предела. Обязан разбираться, ведь не в первый раз. Она даже пыталась бить, но не всерьез. Так, подзатыльники под причитания «за что ей такое горе» и прочие подобные глупейшие выражения. Ясное дело, прежний Николка должен был замечательно все по хозяйству уметь без дополнительных показов. А тут даже в недоумении, куда навоз тащить. Ну и ладно. Я ж в коме был и все забыл. Даже чего не знал.
Основную площадь огорода занимала та самая картошка, но кроме нее были и другие, неизвестные нормальному горожанину растения. В памяти обнаружил названия: фасоль, тыква, помидоры. Присутствовали в малом количестве лук, огурцы, капуста, морковь, чеснок, свекла. Ямс с бататом и соей отсутствовали, как и в меню больницы. Пока что махал мотыгой, избавляясь от заметных порослей бурьяна. Особенно живуч чертополох. Зато выяснил удивительную вещь: сейчас середина весны. Очуметь! В это время в России должны быть жуткие холода. Хорошо, что теплынь. Снега не любил со времен провального рейда по горам Ирака. Чуть не сдох, обморозившись. Или все ж влияние глобального потепления?
Пес снова гавкнул. Он не бесился, как иные шавки, считающие себя в безопасности за оградой, а с достоинством предупреждал хозяев о появлении гостя. Мать, а вслед за ней и я высунулись проверить. Это оказалась Катя. Она была в странном платье с передником черного цвета ниже колен и сумкой. Личико грустное, но при виде брата просияла и, бросив ношу, кинулась к нему бегом. В последний момент я машинально ее поймал и по ощущениям сообразил, не в первый раз такое проделывают на пару.
– Ты уже дома! – счастливо вскричала, прижимаясь.
Даже у матери помягчела физиономия. Впрочем, она тут же спохватилась и заорала, посылая дочь переодеться и явиться помогать страшно замученным людям, только и делающим, что ради нее, паршивки, старающихся. Это при том, что сама к огороду руки не приложила, если не брать в расчет первоначальную демонстрацию и регулярные появления с новыми указаниями. Если задуматься, не иначе Николка в них тоже нуждался, и его требовалось подталкивать постоянно. Проскользнула в ее обвинительных речах тема о вечном желании греться на солнце, ничего не делая. Похоже, прежнее тело инстинктивно брало звездную энергию.
Через несколько минут Катя примчалась уже в выцветшем до белизны домашнем платье и усердно принялась помогать. Мать постояла, затем велела ей, если чего, позвать, а пока вон до того места не закончат, обеда не будет, и удалилась.
– Зачем рядом? – спросил, убедившись, что уже не услышит.
– Так ты ж, ежели над душой не висеть, сядешь через пять минут, забыв причину прихода, и на небо пялиться станешь, – очень серьезно объяснила Катя.
Так, опять прокололся. Не зря мамаша смотрела с недоумением и ругалась без энтузиазма, чисто для порядка. А до меня не доходило. Поставила выносить или таскать корм – делаю. Ну и плевать. Бесконечно придуриваться, особенно после ультиматума оставить голодным, не стоит. Полностью нормальным становиться до поры до времени нельзя, прежде осмотреться, списывая промашки на глупость. Но в целом…
– Ей не гри. Тайна.
– Я помню. И букварь нашла. Будем учиться?
– Бум, – подтверждаю. – Рубить до забора. Ни на нас злобчать.
– Правильно, – согласилась Катя. – Делу время, потехе час.
Я не понял и поискал в памяти. Пословица, оказывается. Жаль, высказаться не способен. А есть красивые. Но одна под ситуацию очень подходящая: «Язык мой – враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет». Видать, к лучшему, что никто не ожидает красочных оборотов и речей на час. Спалился бы вмиг.
– Кажи школу.
– О чем? – Она явно растерялась. Мало шансов, что прежде интересовался такими вещами.
– Все. – Тут главное – не события, а чтоб болтала побольше. Пойму хоть что-нибудь, уже замечательно. Навык нужен, чтоб понимать на слух, а не переводить постоянно мысленно. Заодно и словарный запас пополняется.
Ну и понеслось под мерное махание мотыгой изложение дня. Хотя иные выражения не понимал напрочь, общий смысл дошел без особых сложностей. Катю отдали в частное женское училище, и ей там страшно не нравилось. В отличие от обычной школы за занятия платили не тридцать, а триста рублей в год. Поэтому там было мало учениц и очень приличные преподаватели, имеющие возможность заниматься с каждой чуть ли не индивидуально. При этом девочки из очень обеспеченных семей, фактически сливки городского и районного общества. Для живущих далеко предоставлялось общежитие за отдельную плату.
По сути, она там одна из низов. Если не все, то часть компании относилась к Кате свысока и в любой момент норовила подсидеть вплоть до залитых чернилами тетрадок и громких комментариев по поводу одежды. На занятия все ходили в форме, но город не такой уж большой, и сталкиваться хотя бы изредка приходилось. А еще был папаша, многим знакомый по части разных ремонтов и крепко пьющий. Достаточно часто, поэтому и по иным поводам звучали отнюдь неприятные рассуждения, сознательно не понижая голоса.
Кстати, откуда деньги на обучение, у меня вопрос не возник. Наверняка от лечения бородавок на задницах окрестных девиц и излечениях не смертельных, но всерьез мешающих геморроев. Реально его способности при возможности не прятаться и действовать открыто – бесценны. Полостная хирургия без вскрытия – это весьма полезно. Допустим, за переломы не взялся бы, но ведь не только прыщи, но и тромбы можно не только создавать, но и убирать. А также камни в почках, желчном пузыре, отложение солей, злокачественные образования и многое другое, мешающее жить.
– Хошь, Зинке плохо делать?
– А можешь? – с надеждой спросила Катя.
Энергия не бывает положительной или отрицательной, черной или белой, что бы ни болтали дилетанты. Она инструмент и иногда оружие. Ножом можно убить или резать хлеб, топором срубить дерево или снести голову. Все зависит от умений. Устроить мелкую гадость даже без серьезных последствий – запросто. А можно и со свету сжить. Фактически лечение наоборот.
– Нет, – вздохнув, сказала с заметным сожалением. – Она стерва, но я – нет. Не стоит. Грех это.
– Грех? – спрашиваю удивленно.
Это религиозное понятие и чистая мораль. А она в разных обществах и в разные времена очень отличается. Белых расистов до сих пор не искоренили окончательно. Как и черных, о чем говорить не положено. В моем представлении наказание за некие неприятные деяния плохим поведением не являлось. Если на тебя нападают, с какой стати не иметь права ответить?
– Это поступать против совести и заповедей Божьих.
– Заповедь? – Совсем ничего не понял.
Она бойко отбарабанила заученные фразы.
– У меня пятерка по Закону Божьему!
«Чего-то я крупно не улавливаю», – думаю в некоторой растерянности. Ну ладно, у здешнего народа один бог главный, и все ему поклоняются, но «не делай изображения»… Уж на что Николка не соображал, но про иконы в памяти присутствовало. И что выходной в воскресенье. И потом «не желай»… Это кто ж может в мыслях не желать? Младенцы, скопцы и старики-аскеты?
– А иной урок?
– Тоже четверки с пятерками, – поскучнев, призналась, – но, ей-богу…
Ага, не произноси всуе! Точно, как у нас. Говорят одно, в уме держат другое, а делают и вовсе третье. Хоть в этом психология знакома.
– …зачем мне латынь или чей сын был Карлеман? Окончившим училище выдается аттестат на звание учительницы начальных школ и справка об окончании курса стенографии и машинопечатания. В лучшем случае в секретарши или телефонистки. Уж в нашем городе преподавать – не устроиться, разве к богатым домой. Не прислуга, но тоже не сахар.
Половины слов не понял, но посыл прекрасно известный. Это как у меня произошло. Справка есть, толку нет. На учебу у родителей нет денег, а без профессии никуда не возьмут. И курсы чаще для галочки.
– Ехать даль, – подразумевая в большой город, предложил.
– Мама не отпустит в Москву, – сказала Катя трезво, правильно расшифровав косноязычную подсказку. – А то б я в коммерческое подалась. Статистику, счетоводство и экономику в восьмом классе дают. Уже не с улицы. В аттестате указано.
– Учить, – протянул я. – Покажь. Буквы.
– Запросто, – фыркнув, заявила Катя, аж зажмурившись от удовольствия продемонстрировать знания, изобразила личиком глубокую мудрость, не иначе кому-то подражая, и прямо на земле написала пальцем закорючку, разровняв место между грядками. – Это «аз», как арбуз. Это «буки», как барабан…
Через некоторое время дошло – реформа была, однако пошла куда-то не туда. Твердый знак в конце убрали, а «ё» и «е» это действительно два разных звука, «?» это долгое «е». «I» вместо «и» и «j» вместо «й». Ничего ужасного. Слегка потренироваться, и стану свободно читать-писать. Все равно сажал бы кучу ошибок без нормальной практики. Тем более полностью отсутствует привычка писать от руки. Практически вся документация набирается на клавиатуре или берется уже готовый шаблон. Причем не вспоминая, что и составлять документы обычно приходилось на латинице. В Европе как-то русский не в ходу, но политика сохранения народностей позволяет не переходить на общий шрифт.
Так даже удачнее. Не придется переучиваться с современного написания. Хотя о чем это я? Пора затвердить: современность – это сегодня. И поменьше даже мысленно вспоминать будущее, которое прошлое. Николка я!
– Крова, – довольно говорю, рисуя буквы.
– Карова, – поправляет Катя покровительственно, исправляя гласную.
Нет, ну такие вещи не путаю. «О» должно быть. Настаиваю. Выясняется, что с правилами правописания нечто странное. Полно аканья и часто пишется, как слышится. В принципе, удобнее для нормальных детей, но почему тогда в моей реальности иначе?
– Ни на минуту нельзя оставить одних! – орет по соседству мать, подкравшаяся незаметно, пока морщил лоб, путаясь в несуразностях.
Поспешно стираю буквы одним движением ладони, благо она с пол-лопаты величиной, и подмигиваю Кате. Та улыбается.
– И смеются еще! – возмущается мамаша. – Что смешного? Вы так до ночи просидите, а ничего не сделано!
Будь на моем месте обычный наемный работник, он бы точно возмутился несправедливостью. С самого утра впахиваю как проклятый без нормального перерыва на обед. Сунула в полдень пару картошек и хлеб с большой кружкой молока и все. А ведь после больницы должен отдохнуть. По-настоящему устал с непривычки. То есть физически не особо. Есть маленько, но терпимо. Николка все ж сильный парень, не чета даже мне, молодому. От природы много дано. Может, в компенсацию за отсутствие мозгов, однако, скорее, гены удачные. Папаша тоже крепкий мужик, а я в него статью пошел. Просто слишком много всякого разного навалилось. В голове бурление, а обдумать спокойно ситуацию никак не выходит. Все время над душой торчит и подгоняет. Хорошо хоть, не цепляется, что рубаху снял. Можно брать энергию незаметно, никто не поймет. А входить в транс способен совершенно спокойно и во время движения. Действия однообразные, мозги практически не задействованы. Все машинально, почти на инстинктах.
– Следишь за братом, так не баловством занимайся!
Я опять подмигнул, не давая возразить. Из-за спины мамаше не видно, а лаяться с ней бессмысленно. Николка элементарно не способен, а мне вылазить не ко времени. Да и не мальчик поди. Научился держать пасть закрытой давно. Тем более при всей своей сквалыжности она тоже не сидела просто так. Воду приходилось таскать из колодца, а живность требовала немало. У нас стояла бочка, постоянно наполненная. Оттуда брали, но и возвращать приходилось. Меня на улицу не пускала, сама ведра носила. Или отец с утра постарался? По крайней мере, во дворе сама носила. Коров доила, яйца собирала и нечто делала в доме, периодически выскакивая с проверкой.
– Вернулся, – услышал чужой женский голос. У забора, с той стороны, где чужая хата, стояла еще не старая баба, на вид лет пятьдесят с хвостиком, в черном платье и черном же платке. Это что-то означает? Нет информации. – Счастье-то какое.
В первый раз в жизни вижу эту бабу, но в тоне сразу чудится нечто неприятное. Будто жалеет, что не сдох.
– И ничего ужасного не случилось, – резко заявила мамаша.
– Так-то так, однако мы сильно испугались. – А голос елейный, аж противно.
Собственно, елей это что? Выскакивает неизвестно откуда. Уж точно не из Николки, но и мне-то не знакомо. Память реципиента распаковалась окончательно и теперь всплывает нечто оттуда?
– Все хорошо, и дохтур так сказал.
– Вот и слава богу, – охотно согласилась баба, зыркая во все стороны из-за забора. Не иначе желая поделиться с соседками обнаруженными недостатками. – Здоровье прежде всего.
Даже мне стало ясно, подразумевается Николка, и так больной на всю голову, куда уж хуже. Видимо, и Катя сообразила, потому что налилась красным и открыла рот, не иначе отбрить. Я положил ей руку на плечо, отвлекая и притягивая к себе. Она растерянно глянула в лицо, и я ей улыбнулся. Сейчас никчемный скандал абсолютно лишний, и, если правильно вижу ситуацию, ничего хорошего из высказывания ребенка в адрес взрослой тетки не выйдет. Вряд ли настолько изменилась психология, и просчитать последствия несложно. Меня защищать не требуется. А когда разберусь и выясню, кто на ком стоит и кого посылать может, – обязательно приму меры. Уж сделать гадость недоброжелателю не проблема, а большая радость.
– Слышь, Степановна, – сказала соседка в повисшем молчании, – у Женьки мальчишка пропал. Ишо ночью. Уже с утра ищут, никто не видел.
– Рабтать.
– Кто позвал? – И сразу махнула рукой, не дожидаясь ответа. Да я б и не стал говорить, если б смог. – Опять напьется изверг. Чтоб у него зенки повылазили от этого удовольствия. Ты как себя чувствуешь? – В тоне нешуточная озабоченность.
Я сунул матери те самые бумажки, именуемые «выпиской». Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться: в них диагноз, возможно, рекомендации и перечень лекарств.
– Ну, значит, хорошо, – слегка пошевелив губами, но по моему впечатлению, не добравшись до конца, подвела она итог. – А то есть одна…
– Нет, – резко обрывая, заявляю. – Отдых. Дни. Одна. Тяжело – два-три раза. Не хоч больница.
– Ага, – сказала после длительной паузы, закрыв широко разинутый рот. Прежде Николка возражать не смел, а уж ставить условия тем паче. – Дни – это сколько?
– Недел.
– Неделя? Это конечно. Кто ж возражает. Здоровье прежде всего. Руками-то шевелить могешь?
– Ага, – подтверждаю наикратчайшим образом в недоумении от направления беседы, чтоб чего-то не брякнуть сомнительное.
– Значит, займись делом, – склочным голосом провозгласила. – Пока отдыхал на койке, здесь мне одной пришлось трудиться, рази ж от Ермолая помощи дождешься?
После с интересом выслушанной порции ругани последовала куча распоряжений под обещание накормить исключительно после окончания трудов. Работы оказалось достаточно. В хозяйстве имелся коровник с двумя взрослыми животными и одной телкой. Молоко пили, творог, сметану и мягкие сыры делали сами. Свинарник на шесть хрюшек, три десятка кур, утки, гуси, кролики. Ничем от знакомых мне ни внешне, ни внутренне кардинально не отличались. Цвет зависит от породы и не принципиален. Коровы, правда, гораздо субтильнее, без привычного горба, и рога короткие, но молоко есть молоко. Даже жирность больше обычной и вкус несколько странный. Фабричное иное.
Всех требуется кормить, поить, выносить навоз, чинить клетки, сараи. Раньше такого сроду не делал, но тут глубоких знаний и компьютерных программ не требовалось. Бери лопату и вычищай навоз, грузя в тачку. При этом у меня достаточно времени осмотреться.
Единственное, что раздражало, это вечное появление матери за спиной. Следит непонятно зачем. И ведь не спросишь. Щедро раздаваемые приказы сделать то или это терпеливо сносил и старательно выполнял. Ничего ужасного на самом деле в них не имелось. Никаких мозолей и потертостей. Не в первый раз вилами махать и воду таскать. В смысле Николке. Руки привычные.
Собственно, мамаша невольно сделала подарок, позволив изучать обстановку. Наверное, любые ошибки можно было бы списать на придурковатость, но для себя неплохо иметь представление, где и что расположено. Похоже, жили солидно. Дом пусть и не новый, но в приличном состоянии и под оцинкованным железом кровлей. Почти ни у кого из соседей такого не имелось. Все помещения и часть хозяйственных пристроек (кроме курятника, сеновала, помещения для угля) расположены под одной крышей. Это позволяет даже в зимнее время оказаться в бане, не выходя на улицу, что очень удобно. Внутри чисто, хотя нормальных ковров не постелили. Требовать от местных полного соблюдения прежних его привычек было бы странно. Иначе живут.
Стоило управиться, и она погнала на огород. Сорнякам безразлично, где расти, но особенно замечательно они себя чувствуют на специально удобренном под овощи поле. Заодно выслушал гневную лекцию, что и как полоть, поскольку не различал зелень и взбесил мамашу до предела. Обязан разбираться, ведь не в первый раз. Она даже пыталась бить, но не всерьез. Так, подзатыльники под причитания «за что ей такое горе» и прочие подобные глупейшие выражения. Ясное дело, прежний Николка должен был замечательно все по хозяйству уметь без дополнительных показов. А тут даже в недоумении, куда навоз тащить. Ну и ладно. Я ж в коме был и все забыл. Даже чего не знал.
Основную площадь огорода занимала та самая картошка, но кроме нее были и другие, неизвестные нормальному горожанину растения. В памяти обнаружил названия: фасоль, тыква, помидоры. Присутствовали в малом количестве лук, огурцы, капуста, морковь, чеснок, свекла. Ямс с бататом и соей отсутствовали, как и в меню больницы. Пока что махал мотыгой, избавляясь от заметных порослей бурьяна. Особенно живуч чертополох. Зато выяснил удивительную вещь: сейчас середина весны. Очуметь! В это время в России должны быть жуткие холода. Хорошо, что теплынь. Снега не любил со времен провального рейда по горам Ирака. Чуть не сдох, обморозившись. Или все ж влияние глобального потепления?
Пес снова гавкнул. Он не бесился, как иные шавки, считающие себя в безопасности за оградой, а с достоинством предупреждал хозяев о появлении гостя. Мать, а вслед за ней и я высунулись проверить. Это оказалась Катя. Она была в странном платье с передником черного цвета ниже колен и сумкой. Личико грустное, но при виде брата просияла и, бросив ношу, кинулась к нему бегом. В последний момент я машинально ее поймал и по ощущениям сообразил, не в первый раз такое проделывают на пару.
– Ты уже дома! – счастливо вскричала, прижимаясь.
Даже у матери помягчела физиономия. Впрочем, она тут же спохватилась и заорала, посылая дочь переодеться и явиться помогать страшно замученным людям, только и делающим, что ради нее, паршивки, старающихся. Это при том, что сама к огороду руки не приложила, если не брать в расчет первоначальную демонстрацию и регулярные появления с новыми указаниями. Если задуматься, не иначе Николка в них тоже нуждался, и его требовалось подталкивать постоянно. Проскользнула в ее обвинительных речах тема о вечном желании греться на солнце, ничего не делая. Похоже, прежнее тело инстинктивно брало звездную энергию.
Через несколько минут Катя примчалась уже в выцветшем до белизны домашнем платье и усердно принялась помогать. Мать постояла, затем велела ей, если чего, позвать, а пока вон до того места не закончат, обеда не будет, и удалилась.
– Зачем рядом? – спросил, убедившись, что уже не услышит.
– Так ты ж, ежели над душой не висеть, сядешь через пять минут, забыв причину прихода, и на небо пялиться станешь, – очень серьезно объяснила Катя.
Так, опять прокололся. Не зря мамаша смотрела с недоумением и ругалась без энтузиазма, чисто для порядка. А до меня не доходило. Поставила выносить или таскать корм – делаю. Ну и плевать. Бесконечно придуриваться, особенно после ультиматума оставить голодным, не стоит. Полностью нормальным становиться до поры до времени нельзя, прежде осмотреться, списывая промашки на глупость. Но в целом…
– Ей не гри. Тайна.
– Я помню. И букварь нашла. Будем учиться?
– Бум, – подтверждаю. – Рубить до забора. Ни на нас злобчать.
– Правильно, – согласилась Катя. – Делу время, потехе час.
Я не понял и поискал в памяти. Пословица, оказывается. Жаль, высказаться не способен. А есть красивые. Но одна под ситуацию очень подходящая: «Язык мой – враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет». Видать, к лучшему, что никто не ожидает красочных оборотов и речей на час. Спалился бы вмиг.
– Кажи школу.
– О чем? – Она явно растерялась. Мало шансов, что прежде интересовался такими вещами.
– Все. – Тут главное – не события, а чтоб болтала побольше. Пойму хоть что-нибудь, уже замечательно. Навык нужен, чтоб понимать на слух, а не переводить постоянно мысленно. Заодно и словарный запас пополняется.
Ну и понеслось под мерное махание мотыгой изложение дня. Хотя иные выражения не понимал напрочь, общий смысл дошел без особых сложностей. Катю отдали в частное женское училище, и ей там страшно не нравилось. В отличие от обычной школы за занятия платили не тридцать, а триста рублей в год. Поэтому там было мало учениц и очень приличные преподаватели, имеющие возможность заниматься с каждой чуть ли не индивидуально. При этом девочки из очень обеспеченных семей, фактически сливки городского и районного общества. Для живущих далеко предоставлялось общежитие за отдельную плату.
По сути, она там одна из низов. Если не все, то часть компании относилась к Кате свысока и в любой момент норовила подсидеть вплоть до залитых чернилами тетрадок и громких комментариев по поводу одежды. На занятия все ходили в форме, но город не такой уж большой, и сталкиваться хотя бы изредка приходилось. А еще был папаша, многим знакомый по части разных ремонтов и крепко пьющий. Достаточно часто, поэтому и по иным поводам звучали отнюдь неприятные рассуждения, сознательно не понижая голоса.
Кстати, откуда деньги на обучение, у меня вопрос не возник. Наверняка от лечения бородавок на задницах окрестных девиц и излечениях не смертельных, но всерьез мешающих геморроев. Реально его способности при возможности не прятаться и действовать открыто – бесценны. Полостная хирургия без вскрытия – это весьма полезно. Допустим, за переломы не взялся бы, но ведь не только прыщи, но и тромбы можно не только создавать, но и убирать. А также камни в почках, желчном пузыре, отложение солей, злокачественные образования и многое другое, мешающее жить.
– Хошь, Зинке плохо делать?
– А можешь? – с надеждой спросила Катя.
Энергия не бывает положительной или отрицательной, черной или белой, что бы ни болтали дилетанты. Она инструмент и иногда оружие. Ножом можно убить или резать хлеб, топором срубить дерево или снести голову. Все зависит от умений. Устроить мелкую гадость даже без серьезных последствий – запросто. А можно и со свету сжить. Фактически лечение наоборот.
– Нет, – вздохнув, сказала с заметным сожалением. – Она стерва, но я – нет. Не стоит. Грех это.
– Грех? – спрашиваю удивленно.
Это религиозное понятие и чистая мораль. А она в разных обществах и в разные времена очень отличается. Белых расистов до сих пор не искоренили окончательно. Как и черных, о чем говорить не положено. В моем представлении наказание за некие неприятные деяния плохим поведением не являлось. Если на тебя нападают, с какой стати не иметь права ответить?
– Это поступать против совести и заповедей Божьих.
– Заповедь? – Совсем ничего не понял.
Она бойко отбарабанила заученные фразы.
– У меня пятерка по Закону Божьему!
«Чего-то я крупно не улавливаю», – думаю в некоторой растерянности. Ну ладно, у здешнего народа один бог главный, и все ему поклоняются, но «не делай изображения»… Уж на что Николка не соображал, но про иконы в памяти присутствовало. И что выходной в воскресенье. И потом «не желай»… Это кто ж может в мыслях не желать? Младенцы, скопцы и старики-аскеты?
– А иной урок?
– Тоже четверки с пятерками, – поскучнев, призналась, – но, ей-богу…
Ага, не произноси всуе! Точно, как у нас. Говорят одно, в уме держат другое, а делают и вовсе третье. Хоть в этом психология знакома.
– …зачем мне латынь или чей сын был Карлеман? Окончившим училище выдается аттестат на звание учительницы начальных школ и справка об окончании курса стенографии и машинопечатания. В лучшем случае в секретарши или телефонистки. Уж в нашем городе преподавать – не устроиться, разве к богатым домой. Не прислуга, но тоже не сахар.
Половины слов не понял, но посыл прекрасно известный. Это как у меня произошло. Справка есть, толку нет. На учебу у родителей нет денег, а без профессии никуда не возьмут. И курсы чаще для галочки.
– Ехать даль, – подразумевая в большой город, предложил.
– Мама не отпустит в Москву, – сказала Катя трезво, правильно расшифровав косноязычную подсказку. – А то б я в коммерческое подалась. Статистику, счетоводство и экономику в восьмом классе дают. Уже не с улицы. В аттестате указано.
– Учить, – протянул я. – Покажь. Буквы.
– Запросто, – фыркнув, заявила Катя, аж зажмурившись от удовольствия продемонстрировать знания, изобразила личиком глубокую мудрость, не иначе кому-то подражая, и прямо на земле написала пальцем закорючку, разровняв место между грядками. – Это «аз», как арбуз. Это «буки», как барабан…
Через некоторое время дошло – реформа была, однако пошла куда-то не туда. Твердый знак в конце убрали, а «ё» и «е» это действительно два разных звука, «?» это долгое «е». «I» вместо «и» и «j» вместо «й». Ничего ужасного. Слегка потренироваться, и стану свободно читать-писать. Все равно сажал бы кучу ошибок без нормальной практики. Тем более полностью отсутствует привычка писать от руки. Практически вся документация набирается на клавиатуре или берется уже готовый шаблон. Причем не вспоминая, что и составлять документы обычно приходилось на латинице. В Европе как-то русский не в ходу, но политика сохранения народностей позволяет не переходить на общий шрифт.
Так даже удачнее. Не придется переучиваться с современного написания. Хотя о чем это я? Пора затвердить: современность – это сегодня. И поменьше даже мысленно вспоминать будущее, которое прошлое. Николка я!
– Крова, – довольно говорю, рисуя буквы.
– Карова, – поправляет Катя покровительственно, исправляя гласную.
Нет, ну такие вещи не путаю. «О» должно быть. Настаиваю. Выясняется, что с правилами правописания нечто странное. Полно аканья и часто пишется, как слышится. В принципе, удобнее для нормальных детей, но почему тогда в моей реальности иначе?
– Ни на минуту нельзя оставить одних! – орет по соседству мать, подкравшаяся незаметно, пока морщил лоб, путаясь в несуразностях.
Поспешно стираю буквы одним движением ладони, благо она с пол-лопаты величиной, и подмигиваю Кате. Та улыбается.
– И смеются еще! – возмущается мамаша. – Что смешного? Вы так до ночи просидите, а ничего не сделано!
Будь на моем месте обычный наемный работник, он бы точно возмутился несправедливостью. С самого утра впахиваю как проклятый без нормального перерыва на обед. Сунула в полдень пару картошек и хлеб с большой кружкой молока и все. А ведь после больницы должен отдохнуть. По-настоящему устал с непривычки. То есть физически не особо. Есть маленько, но терпимо. Николка все ж сильный парень, не чета даже мне, молодому. От природы много дано. Может, в компенсацию за отсутствие мозгов, однако, скорее, гены удачные. Папаша тоже крепкий мужик, а я в него статью пошел. Просто слишком много всякого разного навалилось. В голове бурление, а обдумать спокойно ситуацию никак не выходит. Все время над душой торчит и подгоняет. Хорошо хоть, не цепляется, что рубаху снял. Можно брать энергию незаметно, никто не поймет. А входить в транс способен совершенно спокойно и во время движения. Действия однообразные, мозги практически не задействованы. Все машинально, почти на инстинктах.
– Следишь за братом, так не баловством занимайся!
Я опять подмигнул, не давая возразить. Из-за спины мамаше не видно, а лаяться с ней бессмысленно. Николка элементарно не способен, а мне вылазить не ко времени. Да и не мальчик поди. Научился держать пасть закрытой давно. Тем более при всей своей сквалыжности она тоже не сидела просто так. Воду приходилось таскать из колодца, а живность требовала немало. У нас стояла бочка, постоянно наполненная. Оттуда брали, но и возвращать приходилось. Меня на улицу не пускала, сама ведра носила. Или отец с утра постарался? По крайней мере, во дворе сама носила. Коров доила, яйца собирала и нечто делала в доме, периодически выскакивая с проверкой.
– Вернулся, – услышал чужой женский голос. У забора, с той стороны, где чужая хата, стояла еще не старая баба, на вид лет пятьдесят с хвостиком, в черном платье и черном же платке. Это что-то означает? Нет информации. – Счастье-то какое.
В первый раз в жизни вижу эту бабу, но в тоне сразу чудится нечто неприятное. Будто жалеет, что не сдох.
– И ничего ужасного не случилось, – резко заявила мамаша.
– Так-то так, однако мы сильно испугались. – А голос елейный, аж противно.
Собственно, елей это что? Выскакивает неизвестно откуда. Уж точно не из Николки, но и мне-то не знакомо. Память реципиента распаковалась окончательно и теперь всплывает нечто оттуда?
– Все хорошо, и дохтур так сказал.
– Вот и слава богу, – охотно согласилась баба, зыркая во все стороны из-за забора. Не иначе желая поделиться с соседками обнаруженными недостатками. – Здоровье прежде всего.
Даже мне стало ясно, подразумевается Николка, и так больной на всю голову, куда уж хуже. Видимо, и Катя сообразила, потому что налилась красным и открыла рот, не иначе отбрить. Я положил ей руку на плечо, отвлекая и притягивая к себе. Она растерянно глянула в лицо, и я ей улыбнулся. Сейчас никчемный скандал абсолютно лишний, и, если правильно вижу ситуацию, ничего хорошего из высказывания ребенка в адрес взрослой тетки не выйдет. Вряд ли настолько изменилась психология, и просчитать последствия несложно. Меня защищать не требуется. А когда разберусь и выясню, кто на ком стоит и кого посылать может, – обязательно приму меры. Уж сделать гадость недоброжелателю не проблема, а большая радость.
– Слышь, Степановна, – сказала соседка в повисшем молчании, – у Женьки мальчишка пропал. Ишо ночью. Уже с утра ищут, никто не видел.